Всю ночь Драко обнимает её, притягивая к себе, будто боится, что она исчезнет. Он спит беспокойно, временами вздрагивая и издавая неразборчивые звуки.
А Гермиона почти не смыкает глаз до утра. Она обдумывает произошедшее и прокручивает в голове весь их разговор.
Озарение приходит с первыми лучами солнца.
Разрозненные кусочки мозаики собираются в голове в единую чёткую картинку, в которой как будто нет ни одного изъяна. Догадка кажется безошибочной. На миг это заставляет Гермиону замереть и задохнуться, словно осознание сжимает лёгкие, не давая воздуху ворваться в них.
Ещё через несколько секунд она выпутывается из рук Драко и садится на постели. Взгляд блуждает по комнате, и Гермионе кажется, что её голова не способна удержать все мысли и они вырываются и витают вокруг.
«Следуйте за козлом» похоже на серебристо-голубого патронуса, мелькающего вокруг и соединяющего остальные кусочки в единую цепочку.
Сначала вспышки из палочки Аберфорта Дамблдора, который отступает, припадая на правую ногу, но продолжает посылать заклинания одно за другим во время битвы в Годриковой впадине.
И сразу после — «ваши пленные мертвы», произнесённое холодным и безразличным тоном.
Сложно соединить это с появлением таинственного портрета. Особенного. Уникального. Портрета, который, как они верили, обязан быть связан с выдающимся волшебником.
Ещё и Люциус Малфой, который возвращает портрет на место. Место… Что же это за место?
А те обрывки информации, которые предоставил Драко? Пожиратели в Хогсмиде, отсутствие заинтересованности Волдеморта в Хогвартсе, словно он уже победил над замком. И над теми, кому он дорог.
И фраза, брошенная почти случайно. Она врывается в сознание Гермионы, и ей чудится звук, как если бы недостающая деталька встала в нужный паз.
Щелчок.
«Ведь никому нет дела до сквибов».
Она на мгновение прижимает ладони к вискам, а следом роняет руки на кровать и сдавленно лепечет:
— Драко.
Её горло пересохло, и голос звучит хрипло. Гермиона нервно сглатывает и повторяет:
— Драко.
Желание поделиться информацией разрывает её изнутри, но опасения не позволяют поддаться ему в полной мере.
Гермиона вновь окликает Драко и ждёт, искоса поглядывая на него.
Вздрогнув, он просыпается и мгновение рассеянно перебирает руками, пытаясь найти её. Не обнаружив Гермиону рядом, он распахивает глаза и взволнованно вздыхает.
— Грейнджер, — отрывисто, резко, — что случилось?
Он приподнимается на локтях, и Гермиона сжимает кулаки, набираясь решимости.
— Я думаю, что знаю.
— Что знаешь?
Она наконец разворачивается к нему лицом; его взгляд испуганный и всё ещё немного затуманенный после сна.
— Я знаю, чей это портрет. И знаю, где он.
Он хмурится и приоткрывает рот, но Гермиона не даёт ему вставить ни слова:
— Всё сложилось, всё просто встало на свои места, и я никогда ещё не была так уверена…
— О, я сомневаюсь в этом, — Драко издаёт приглушённый смешок и тут же хмурится: — Но, Грейнджер…
— Драко, я правда…
— Дай мне сказать!
Он прикрикивает, и Гермиона послушно замолкает и, шумно вздохнув, глядит на него. Он серьёзно смотрит прямо ей в лицо, но она всё равно отчего-то смущается своей наготы и комкает в пальцах одеяло, прижимая его к груди.
— Сколько времени?
Она пожимает плечами.
— Не знаю.
— Ты давно проснулась?
— Я не спала.
Малфой прищуривается, обводит её взглядом.
И коротко спрашивает:
— Ты правда догадалась?
В его тоне недоверие, и сомнения отравляют черты лица, но то, как он смотрит, как нервно сглатывает, как сжимает кулак, сминая простынь, указывает на надежду, уже успевшую поселиться в душе.
Гермиона несмело кивает; ей кажется, что отрывки мыслей и идей продолжают крутиться вихрем в воздухе вокруг них, и она на миг прикрывает глаза, а после говорит:
— Этот портрет не магловский, но и не совсем магический… то есть… на нём изображён сквиб.
Гермиона понимает, что после всего произошедшего слышать такое для Драко болезненно. Он морщится так, будто неприятный вкус расползается по языку.
— Что?
— Он отличается от всех других портретов, что я видела. И он подходит по всем параметрам.
— Грейнджер, ты ещё никогда не была так сдержана, когда дело касалось твоих знаний.
Малфой цокает языком, и Гермиона вздрагивает и нервно растягивает губы в подобие улыбки. Она пытается подобрать слова, пока Драко смотрит на неё нетерпеливо и почти раздражённо.
— Козёл — патронус Аберфорта Дамблдора. В день, когда твой отец выкрал портрет, он сражался в Годриковой впадине и был взят в плен, а после погиб.
— Только не говори, что…
— Этот портрет, он… — Гермиона глубоко вздыхает, пытаясь перевести дыхание, прежде чем озвучить догадку. — На нём изображена Ариана Дамблдор. Сестра Альбуса и Аберфорта.
Драко широко распахивает глаза.
— И ты думаешь, что Лорд?..
Он совершенно сбит с толку и даже не заканчивает вопрос, но Гермиона понимает его с полуслова.
— Она не была великой волшебницей. Она… была сквибом. Но Лорд мог решить прибегнуть к этому, потому что это хороший способ…
— …Поквитаться с Дамблдором.
Гермиона поспешно кивает, чувствуя нарастающий ком в горле.
— Я даже не уверена, что её портрет может разговаривать. Она… была слаба. Возможно, поэтому другие портреты не замечали её. Кроме того, она уходила с портрета не в сторону, а вдаль. Этим она отличалась от остальных.
— Ты видела её?
— Да, — выдыхает Гермиона и добавляет: — Ты сказал, что Пожиратели собрались в Хогсмиде. Мне кажется, они охраняют его. Раньше портрет был в Кабаньей голове. Я думаю, что после падения Хогсмида Аберфорт забрал его с собой в Годрикову впадину…
— Где его и нашёл мой отец.
Его узкие губы белеют, когда он сжимает их особенно сильно.
— Да. Всё сходится, Драко.
— Но зачем возвращать его на место? — Он снова хмурится; брови нависают над потемневшими глазами.
Драко отталкивается от постели и, выпрямляясь, садится. Одеяло сползает, открывая обнаженную грудь, расчерченную шрамами. Гермиона неосознанно прослеживает глазами особенно длинную полосу и гулко сглатывает.
— Предполагаю, что это должно было быть безопасным местом. Хогвартс и Хогсмид под контролем Пожирателей, а единственный человек, которого интересовал этот портрет, умер.
Слова кажутся нелепыми и тяжеловесными. Мысли обгоняют их, и Гермиона всё ещё пытается уложить в голове единую картину. Убедить Малфоя и себя саму.
Он неожиданно мотает головой.
— Ох, Мерлин, Грейнджер, только ты могла собрать всё это и прийти к такому выводу.
Гермиона едва не прикусывает язык.
— Ты веришь?
— Я не знаю, но звучит чертовски логично. Возможно, всё дело в тебе.
Драко подаётся к ней, и его лицо оказывается в полоске света. Солнце за окном уже объявило новый день, который вступает в свои права.
— Дамблдор действительно дал ценную подсказку. Он знал и о портрете, и о том, что ты сможешь передать информацию.
Вздрогнув, Гермиона внезапно чувствует пальцы Драко на своём локте.
— То есть всё было не зря? — едва слышно произносят его губы. Звук приглушённый, словно скрутили громкость, но она разбирает каждое слово.
И кивает.
— Драко…
Он меняется в лице.
— Но как он мог быть в курсе? — Пальцы сжимаются, впиваясь ей в кожу; Гермиона морщится и замирает. Голос Малфоя повышается и отдаёт горькой яростью. — Откуда чёртов… Откуда он узнал про портрет, если о нём не должен был знать никто, кроме моего отца, и…
Он задыхается и наклоняет голову, пряча лицо. Гермиона тянется к нему, обхватывая его свободную ладонь.
— Драко, постой, не заводись, — мягко останавливает она. — Я думала об этом, и у меня есть гипотеза.
Шумно вздохнув, Малфой смотрит на неё исподлобья.
— Само собой.
Она игнорирует его.
— Скажи, — она колеблется и рассеянно поглаживает его кисть. — Выручай-комната цела?
— Выручай-комната?
— Да. Я имею в виду… Она пострадала из-за пожара? Я не уверена, насколько он на самом деле повлиял на неё, и…
— Я не проверял, — Драко передёргивает плечами. — Несколько Пожирателей обсуждали, что якобы кто-то видел её, но, кажется, все попытки попасть туда обернулись провалом.
— И ты не знаешь, существует ли она до сих пор на самом деле?
— Нет, — он вновь цокает языком и сверкает глазами. — Грейнджер, какого чёрта мы обсуждаем Выручай-комнату?
Гермиона быстрым движением отбрасывает волосы с лица; его рука всё ещё на её локте, но движение будто пробуждает его, и Драко выпускает её. Гермиона быстро смотрит на зависшую в воздухе ладонь и снова прямо ему в глаза.
— В прошлом учебном году там было что-то вроде второго портрета Арианы. И тоннель, который соединял Выручай-комнату и Кабанью голову.
Малфой недоверчиво приподнимает брови.
— Ты сейчас серьёзно?
— Именно так мы с Гарри и Роном проникли в Хогвартс второго мая.
— Грейнджер, — голос Драко вдруг срывается; грудная клетка расширяется, когда он пытается набрать побольше воздуха. — Ты хочешь сказать, что в Выручай-комнате был проход, который соединял Хогсмид и Хогвартс? И кто угодно мог пройти по нему?
Его глаза округляются, и выражение на лице на мгновение пугает Гермиону: оно одновременно бешеное, разочарованное и трагичное.
Она резко понимает, что именно это значит для него.
Вспоминает, как Драко Малфой провёл свой шестой курс.
Его миссию.
— О, — выдыхает она и замирает. — Я не… Я не думала об этом. Но…
Его рука сжимается, и он глухо бьёт кулаком по кровати; одеяло смягчает удар. Драко приоткрывает рот, но Гермиона опережает его и быстро-быстро говорит:
— Драко, у меня нет объяснения, как это произошло, но…
— …Да что ты!..
— …Но я не обманываю тебя. Я была в этом проходе, но не знаю, как он возник. Его в некотором роде вызвал Невилл, когда прятался в Выручай-комнате и был так голоден, что она дала ему решение, но я не знаю, почему…
— …Почему замок помог ему, но не стал помогать мне? — вдруг рявкает Драко, и Гермиона испуганно замирает. — А я знаю, Грейнджер. Мы оба знаем.
Он прикрывает глаза; горечь омрачает его лицо.
— Драко…
— Не надо, — обрывает он. — Не надо. Это уже неважно.
Со вздохом Гермиона покачивает головой.
После признания Драко её сознание будто закрылось от мыслей о том, какие поступки он совершил. Она не уверена, виноват ли шок, или же она искренне смирилась и отпустила ему грехи. Она знает лишь, что сочувствует ему. Сердце рвётся от смеси жалости и злости из-за несправедливости того, через что Драко пришлось пройти. Конечно, он был виноват, но наказание, по мнению Гермионы, оказалось несоизмеримым.
И вот теперь — ещё одно едкое и жестокое напоминание о его пути и выборе, который он когда-то сделал.
По виду Драко кажется, что он на грани, но Гермиона верит, что им осталось потерпеть лишь немного. Ведь если она права — это наконец приближает их к победе.
— Тёмный Лорд не может знать про существование второго портрета. Это то, что он упустил, — тихо проговаривает Гермиона, не сводя взгляда с измученного лица Малфоя. — Возможно, из-за этого каким-то образом портрет Дамблдора и узнал о крестраже. Поэтому и сказал тебе следовать за козлом.
— Но как я должен был догадаться? Для меня это звучало как полная бессмыслица.
— Ты и не должен был, — мягко возражает Гермиона. — Он сделал ставку на то, что ты всё-таки стал шпионом и передашь эту информацию в Орден.
— А если нет? Он ведь не мог знать, что я согласился.
— А если нет — то ты просто решил бы, что старик окончательно выжил из ума, или же что его портрет — чёртов брак, — с невесёлой улыбкой Гермиона повторяет его же слова.
Малфой бросает на неё долгий взгляд, а после освобождает ладонь из её хватки и, подняв обе руки, прижимает пальцы к вискам.
— Неужели он снова его переиграл? — бормочет Драко. — Даже после смерти будучи дурацким портретом… В то время как Лорд считает, что уничтожил или взял под контроль почти всё, что было ему дорого, Дамблдор находит способ всё повернуть в свою сторону.
Она не уверена, что этот вопрос требует ответа, но всё же робко роняет:
— Я думаю, во многом нам повезло. Если я вообще права.
Он поднимает голову, взгляд скользит по ней, губы изгибаются.
— Грейнджер, так всё-таки ты совершенно уверена или сомневаешься в себе?
Его вопрос укалывает и задевает гордость, и Гермиона сводит лопатки, решительно выпрямляя спину, но напоминает себе, что они на одной стороне и ей не нужно сражаться с ним.
— Я чувствую, — она вздыхает и, невольно вскинув руку, прижимает ладонь к груди, — что права. Но не могу быть полностью уверена. Я могла что-то не заметить. Что-то не учесть. Этот ответ, возможно, слишком хорош, чтобы оказаться правдой. — Гермиона стискивает челюсть и покачивает головой. — И мне нужна помощь. Мне нужно, чтобы ты… включился. Чтобы был придирчивым и задал все вопросы, которые только придут в голову.
Малфой не выдерживает, и тень насмешки пробегает по лицу. Что-то в его глазах меняется почти неразличимо, но Гермиона способна распознавать разные оттенки серого. Она видит, как он допускает крупицам веселья завладеть собой.
— Хочешь, чтобы я испытал тебя?
— Так, как умеешь только ты, Малфой.
Она едва заметно улыбается; он слегка закатывает глаза в ответ.
Они даже не выбираются из постели, лишь призывают к себе несколько листов и магловских ручек. Гермиона также поспешно натягивает нижнее белье, игнорируя лукавые взгляды Малфоя. Он шутит, что она с тем же успехом способна заниматься важными делами без одежды, и Гермиона плотно сжимает губы, что может показаться признаком недовольства.
На самом деле она пытается не рассмеяться.
На некоторые из его вопросов у неё не находится ответов.
Достаточно ли Лорд одержим Дамблдором, чтобы выстроить такую сложную схему? Что, если бы Аберфорта не удалось захватить в плен и он сразу обнаружил бы исчезновение портрета? Не кажется ли совершенно бессмысленным возвращать портрет вместо того, чтобы спрятать его похитрее?
И самое главное: даже если действительно крестраж — портрет Арианы, что делать с этой информацией дальше?
Закончив обсуждение, Гермиона и Малфой замолкают; каждый погружается в собственные мысли.
Проходит, возможно, больше десятка минут, когда Драко внезапно подаёт голос:
— Если это в самом деле портрет Арианы, то Лорд должен быть доволен собой, — говорит он, смотря куда-то в пустоту. Гермиона прослеживает его взгляд, но видит лишь пылинки, парящие в пятнах света. — Мы можем воспользоваться этим, — он замолкает и несильно хмурится, поджатые губы выдают недовольство. — Но, возможно, это будет сродни изощрённой попытке самоубийства.
— Что ты имеешь в виду?
Он поворачивается к ней, смотрит в глаза и медленно моргает; длинные ресницы оставляют еле заметные тени на веках.
— Я знаю, это прозвучит безумно, но… — короткий выдох и покачивание головы, будто Драко спорит сам с собой. — Я думаю, что вы можете попытаться проникнуть в Хогвартс.
Гермиона удивлённо поднимает брови и лишь поводит в воздухе рукой, побуждая его продолжать.
— Попасть сразу в Хогсмид… Даже если вы бросите на это все свои силы, вам попросту не хватит людей. К тому же, если там крестраж, то Лорд явно станет защищать его беспощадно и жестоко.
— У нас уже была одна такая операция, — грустно откликается Гермиона.
— Да. Вы не можете себе такого позволить, — твердо обрубает Драко. — Но если проход в Выручай-комнате действительно существует…
— …То мы сможем добраться до портрета через него.
Драко кивает.
— И Лорд не узнает об этом.
— Безумие.
— Я предупредил.
Гермиона опускает взгляд на листок, исписанный вопросами, догадками, гипотезами, и сминает его.
— Но если прохода не окажется? Если Выручай-комната уничтожена? Или же мы попросту не сможем пробраться в замок и только спугнём Лорда? И он всё-таки перепрячет портрет так, что мы уже не сможем обнаружить его?..
Он прерывает её:
— Не верю, что говорю это, Грейнджер, но, может быть, мы дошли до точки, когда вам нужно просто поверить в свои силы. И надеяться на лучшее.
— О нет, — восклицает Гермиона, вскинув голову. Малфой, нахмурившись, слегка напрягается и ждёт её реакции. Она тыкает пальцем в его сторону. — Кто ты и что ты сделал с Драко Малфоем?
Пытаясь сдержать смешок, он сжимает губы и быстро вскидывает руку, чтобы ловким движением поймать скомканную бумажку, которую Гермиона запускает в него.
***
Гермиона чувствует себя опустошённой, словно проделала долгую, тяжёлую и кропотливую работу; сказывается и недостаток сна. Но вместе с тем впервые за долгое время она воодушевлена и преисполнена такой незамутненной надеждой, что в груди как будто становится легче, свободнее.
Она сидит в столовой на площади Гриммо; перед ней — стопка бумаг с маршрутами патрулей в Хогвартсе, описанием разрушений и слабых мест, перечислением охранных чар и временем их обновления… И вообще со всей информацией, которую только смог собрать Драко.
Каждый присутствующий успел просмотреть бумаги уже по несколько раз, и теперь остаётся самый сложный этап — принятие решения.
Взгляд Гермионы скользит с одного члена Ордена на другого. У Гарри под глазами залегли синяки, и отросшие волосы непослушно падают на лоб. Он задумчиво кусает губы и отбивает пальцами нестройные ритмы по столу, прислушиваясь к Гермионе.
— …Они не держатся за него как прежде. Замок полуразрушен и многие разъехались. За последние недели мы истощили Пожирателей, и если портрет действительно в Хогсмиде, они вряд ли бросятся на защиту замка, — Гермиона произносит слова, в которых и сама-то не до конца уверена.
Сомнение в глазах Гарри вызывает тяжесть в животе, но она стискивает челюсти и кидает быстрый взгляд на бумаги перед собой.
— Это может оказаться неоправданным риском, пока мы не уверены, что это действительно портрет Арианы, — весомо произносит Кингсли.
— Я понимаю, что это рискованно, — едва ли не огрызается Гермиона. — Но если мы сможем захватить Хогвартс, то, возможно, сможем добраться до портрета. В хорошем случае мы также сразу выманим Лорда, и…
— Но что, если проход к нему закрыт? — резко прерывает её Артур.
— Будет суматоха, — ответ быстрый, продуманный, — и наш информатор сможет выяснить, куда переправят портрет.
— Но мы не можем позволить себе понести ещё потери. У нас уже было достаточно непростых операций.
— Да, но это Хогвартс.
Никто не спорит, хоть и не соглашается с ней, но в глазах каждого виднеется понимание.
Это в самом деле важная цель, а портрет делает её практически бесценной. И если только всё удастся, то они смогут кардинально поменять ход войны. Наконец-то приблизить к завершению.
Гермиона шумно переводит дыхание и незаметно вытирает вспотевшие ладони о брюки, а затем привстаёт со своего места.
— Флитвик, Макгонагалл и вы, Кингсли, сможете наложить защитные чары. Тогда никто извне не сможет попасть в замок в течение какого-то времени, пока мы зачистим территорию. После — для них будет слишком рискованно пытаться отбить его. У них тоже мало сил. — Она прикрывает глаза всего на миг, чтобы закрыться от требовательных взглядов, направленных на неё, и не сбиться с мысли. — Кроме того, нас поддержат кентавры и другие жители Запретного леса. Оттуда с этими сведениями о патрулях мы сможем подобраться к замку настолько близко, насколько только возможно. Это действительно опасно, но…
— Если мы пойдём на это, то наступит новая стадия войны, — вдруг подаёт голос Рон.
Он выглядит помятым, и за последние месяцы так похудел, что кажется даже выше, чем был раньше. Он смотрит на Гермиону, и его голубые глаза освещены решимостью.
Он слегка хмурится и поджимает губы, и Гермиона поспешно кивает.
— Да. Да. Именно, но это будет стадия, которая приближает её конец.
Она отвечает быстро и не задумываясь, но это даже не её слова.
Это слова Драко.
***
Как только в стене образовывается проём, Гермиона моментально натыкается на взгляд Малфоя. Впервые за всё время он встречает её, повернув голову, и смотрит прямо в глаза внимательно, настороженно, въедливо.
Он ждал так долго и теперь наконец смеет надеяться, что она восстановила все утерянные фрагменты своей памяти.
Гермиона делает шаг в камеру и, не сводя с Драко взгляда, легонько покачивает головой; он понимает её сигнал и тотчас мрачнеет. Её сердце пропускает удар, и в животе начинает тревожно тянуть.
Садясь на место, она глубоко вздыхает; им многое предстоит обсудить.
— Итак, — протягивает Драко.
Его вид как олицетворение ожидания, но он старается скрыть нетерпение. Лишь пальцы едва слышно барабанят по столу. Гермиона заворожённо глядит на них, не отдавая себе отчёта, как это выглядит со стороны. Ей кажется, попроси кто-то нарисовать Драко Малфоя, она сможет изобразить лишь эти длинные, тонкие пальцы, бледные ладони, запястья, скованные наручниками, и, может, предплечья с тёмной…
Гермиона жмурится и встряхивает головой. Затем быстро поднимает глаза, встречая взгляд Малфоя, и спрашивает первое, что приходит в голову:
— Ты нервничаешь?
Его брови дёргаются.
— Нет, Грейнджер, я спокоен как чёртов удав, — язвительность отдаёт чистой злобой.
Он раздражён и не скрывает этого, но Гермиона ничего не может с собой поделать.
— О, змеиные аналогии…
Что-то случается с воздухом в его горле: вылетает звук, похожий на треск, и он закашливается. Лицо бледнеет, и руки сжимаются в кулаки.
— Грейнджер… — почти рычит.
— Ладно, извини, — она поспешно вскидывает ладони в защитном жесте. — Я тоже нервничаю, — делится Гермиона и снова смотрит на его руки.
Малфой прослеживает её взгляд и немного наклоняет голову, будто пытаясь понять, что такого она видит, чего не замечает он. Гермиона выжидает всего мгновение и одёргивает себя. Так пялиться неприлично и немного глупо. Набравшись решимости, она протягивает руку над столом и накрывает его ладонь.
Он замирает. Кожа под её пальцами прохладная и чересчур сухая.
— Я вспомнила наш разговор после того, как ты вернулся. И про портрет.
Малфой вглядывается в её лицо, явно пытаясь распознать, какие эмоции она испытывает, и немного хмурится скорее от недопонимания, чем от недовольства.
Гермиона знает почему.
На её лице явно написано, что она, к их общему удивлению, испытывает облегчение.
Когда воспоминания только-только вернулись, печаль и страх с толиками отчаяния схватили её резко, но поверхностно. Всё было лучше, чем она ожидала и могла себе представить. И удовлетворение от раскрытой тайны даже сейчас, спустя год, было так велико…
Гермиона понимает, что это не конец, но в этот раз отчего-то внутри неестественно легко.
— Я ведь была права, да? — она и не пытается сдержать этот вопрос. — Это была Ариана?
Драко слегка кивает.
— Да, она. Но ты… этого ещё не помнишь?
Он чуть шевелит второй рукой, и Гермиона неожиданно понимает, что он почти окаменел под её ладонью, будто в страхе, что малейшее движение — и она… отпустит его?
Ну это просто смешно. Он видел её обнажённой, целовал и трогал так, как никто другой, а теперь сидит напротив в чёртовом Азкабане и боится взять за руку.
Сузив глаза, Гермиона мгновение задумчиво кусает губы и говорит:
— Я помню, как ты сказал про нападение на Хогвартс и дал мне материалы. И после — как я убедила Орден воспользоваться этим планом. Дальше всё немного размыто.
— Что именно ты помнишь после этого? — его голос сиплый.
Гермиона заставляет себя думать, и разум недовольно скрежещет, пытаясь восстановить события. Словно она на уроке, но плохо справилась с домашним чтением и не может пересказать все тонкости и перипетии сюжета.
Однако Гермиона цепляется за кончик нити и постепенно разматывает весь клубок.
— Помню, как мы готовились и обсуждали планы. Мы должны были попасть на территорию со стороны Запретного леса и, заручившись поддержкой кентавров, подобраться ближе отдельными группами. Ты передал нам маршруты патрулей, и мы надеялись попасть в замок незамеченными. Дальше…
— …Вам нужно было добраться до кабинета директора, чтобы обезвредить Долохова и перекрыть каминную сеть, не вызывая шума. С помощью вашей дурацкой карты…
— …С помощью карты Мародёров, — чуть вздёрнув подбородок, она перебивает его, но так и не убирает руки, — мы надеялись оставаться в тени так долго, как только удастся, и потом наложить защитные чары.
Она готова продолжить — информация рвётся наружу. В голове постепенно собираются цепочки: словно Гермиона движется по затуманенной тёмной дороге, но мрак постепенно рассеивается, и из-за пелены проступают незаметные прежде детали.
Но Малфой вдруг чуть приподнимает брови и будто готовится закатить глаза. Выражение, которое она раньше приняла бы за раздражённое или насмешливое, но теперь оно кажется почти дружелюбным.
— Ты помнишь план, — выпаливает он. Его рука якобы невзначай оказывается чуть ближе.
— Помню план и что не все одобрили его, но…
— У вас не было других вариантов.
— Может, и были, — почему-то спорит Гермиона. Эти два мира в её голове никак не дают ей покоя. Но неожиданно она понимает, что помнит ещё больше, чем думала. Завеса рассеивается. Прежде чем Малфой успевает ответить, она проговаривает: — Постой, после, пока мы готовились, ты дал какую-то новую информацию? Мы… Мы же виделись ещё до битвы, верно?
Глаза Драко мерцают, он пристально смотрит прямо на неё и…
— Да, мы встречались несколько раз.
…И наконец легко касается свободной рукой её пальцев.
В животе Гермионы поселяется щекотливое ощущение, которое разрастается, охватывая всё тело. Она пытается сконцентрироваться на его словах и воспоминаниях, которые за ними кроются, а не на прикосновениях и затопивших её чувствах.
Но это сложно.
Потому что она скучает и хочет в конце концов просто побыть в моменте, прервав изматывающую гонку за прошлым.
Гермиона тяжело вздыхает и бросает взгляд на их скрещенные руки, непроизвольно представляя, как всё могло сложиться иначе.
Но где-то между фантазией и реальностью в её голове продолжают прорываться воспоминания.
Она ёжится, мотнув головой, чтобы отогнать наваждение.
— Я… Тогда я рассказала тебе о своих родителях.
Краем глаза она видит, как он кивает.
Гермиона пока не помнит всех деталей, но уже знает от него самого, что объяснила ему подробности и, возможно, даже показала заклинание, как показывала когда-то Рону.
Вся эта тема в сложившейся ситуации гораздо более щекотлива.
Но Гермиона верит, что Драко не стирал её память. Это та часть его рассказа, которую она не ставит под сомнение, попросту не видя мотивации. Не говоря уже про его реакции — она уверена, что они не поддельны.
Но кто ещё это мог быть?
Она часто задумывается об этом.
Кто-то из Ордена? Зачем? При каких обстоятельствах? Гарри? Но ведь он тоже, кажется, не знал, что она потеряла память.
Сам Рон?
Или же кто-то с другой стороны? Пожиратели, которые надеялись повредить её сознание? Узнала ли она что-то такое, чего не должна была знать?
Вопросов больше, чем ответов, и в этой ситуации Гермиона не надеется просто догадаться.
— Да, ты рассказала мне о свойствах памяти, — подаёт голос Драко. — И об используемых заклинаниях, и о магловской науке.
Он позволяет себе улыбнуться.
Гермиона слегка перемещает ладонь и переплетает свои пальцы с его. Он тут же крепко сжимает её руку.
— И мы выбрали день, верно? — уточняет она. — Когда было лучше всего устроить операцию.
— Да. Двадцать девятого было собрание в поместье, — он замедляется, осторожно подбирая слова. — Я предупредил вас, что большинство Пожирателей соберутся там и у вас будет время проникнуть в Хогвартс, пока там минимальное количество охраны, — Драко коротко вздыхает. — Это было подозрительно, я не знал, почему Лорд объявил этот сбор, но… Это был ваш лучший шанс.
— И мы воспользовались им.
Снова кивок.
Непривычно ссутулившись, Драко опускает взгляд на их руки; выражение его лица нечитаемо, но, кажется, он раздумывает о чём-то.
О чём-то важном.
Он глубоко вздыхает — плечи и грудная клетка мерно приподнимаются и опадают — и дважды моргает. Гермионе кажется, что уголок его губы еле-еле приподнимается, и вот через мгновение он перехватывает её ладонь обеими руками, складывая их в замок, будто пряча её руку от окружающего мира.
Его кожа холодная, и зимняя стужа прорывается в камеру даже сквозь наложенные Гермионой согревающие чары, но вдруг она чувствует вибрирующее тепло, зарождающееся глубоко внутри.
Она протягивает ногу под столом и касается его ступни. Драко слегка вздрагивает.
— Отчасти всё до сих пор размыто, — Гермиона почти шепчет. — Встречались ли мы дважды или трижды за ту неделю? Что делали, о чём говорили? Я помню отдельные отрывки, и они пока не складываются в единую картину, но… — Гермиона старается справиться с голосом, но всё равно запинается. Эмоции захлёстывают, хоть она и надеялась, что готова к ним. — Но знаешь, что ещё я не понимаю? Как это вообще получилось?
— Что?
— Мы.
Он выпрямляется и мгновение смотрит на неё так пронзительно, что хочется отвести взгляд, а после поднимает глаза к потолку.
Драко издаёт тревожный, ранящий смешок.
Гермиона догадывается, что её вопросы — самое жестокое оружие против него. Но он стойко терпит все её удары.
— Ты уже ругала меня за то, что я многое не знал и не мог объяснить. Так вот. Этого я тоже совершенно не мог понять.
Теперь её словно бьют по голове, кровь ускоряет свой бег, и что-то в животе ворочается то ли от напряжения, то ли от предвкушения. Гермиона замирает, затаив дыхание. Она сжимает руку в кулак — Малфой вцепляется в него, как будто ожидая, что Гермиона станет вырываться, а он не намерен отпускать её.
Она без понятия, как во всём этом ему удаётся сохранять такой невозмутимый, почти холодный тон:
— Когда всё только начиналось, я… был испуган, — ровный голос прерывает тяжёлый, резкий вздох. — Мерлин, да я был в ужасе. И я рассчитывал, что наше сотрудничество будет проходить на моих условиях. — Он смотрит на неё, глаза блестят. — Но, конечно же, ты пришла и всё перевернула.
