Цена памяти

В голове полный беспорядок: Гермионе кажется, что она кого-то убила. Не Пожирателя, нет. Она проткнула мечом или обезглавила какую-то девушку. Она помнит это чрезвычайно ясно: видит её худощавую фигуру, слышит отчаянный крик, чувствует кровь на своих руках, о, Мерлин… Требуется время и усилие, чтобы осознать, что на самом деле она лишь уничтожила портрет. Крестраж. Гермиона уничтожила крестраж Волдеморта, и после её захватили в плен, но при этом она всё ещё жива. Она то приходит в себя, то теряет сознание, но эта мысль не покидает голову, намертво закрепившись там. Она жива. Жива же? Очнувшись в очередной раз, Гермиона чувствует, как щекочет горло, предвосхищая приступ кашля. Мелкая дрожь охватывает грудную клетку. Гермиона пытается сконцентрироваться и дышать размеренно, ровно, но спазм схватывает трахею, наружу вырывается сухой кашель, и боль пронзает с поражающей силой. Каждое движение будто провоцирует удар ножом. Переводя дыхание, Гермиона пытается совладать с собой и вспоминает пытки. Она не уверена, когда последний раз с ней в камере был кто-то ещё. Возможно, мучитель только что покинул её, а может, прошли часы. Но звуки стоят в голове. Круцио. Гермиона научилась отличать не только голоса Пожирателей, но и оттенки боли, которые возникали, когда заклинание накладывали разные люди. Тело до сих пор прошибает редкими судорогами. Она сдала какое-то убежище, в котором не должно было остаться людей, когда они отправились в Хогвартс. Ей необходимо было прервать Пожирателей хоть ненадолго. Но они раскусили её в два счёта и только разозлились пуще прежнего. Тогда она раскрыла, что Гарри в Хогвартсе, а также рассказала про проход из Выручай-комнаты. Но она не могла ответить им, откуда узнала про крестраж. Она не помнила. Из-за повторяющейся жестокой легилименции разум будто раскурочен. Они без конца врывались в её голову, перебирали все воспоминания, но не позволяли коснуться светлых моментов, а лишь вынуждали заново переживать негативные эмоции. Их злоба отравляла мысли. Кроме того, Пожиратели вогнали Гермиону в странное переходное состояние, и теперь ей кажется, что в памяти не хватает каких-то больших кусков. Она пытается достроить картинку, но это слишком сложно. Её сознание пустое и израненное, в груди и животе с каждым вздохом нарастает напряжение, ноги онемели. Она практически висит на цепях, а руки заведены высоко над головой. Плечи вывернуты, и суставы ноют. Вся эта боль. Она схватывает каждую мышцу, связку и сухожилие, обволакивает их. Она печёт кожу и бьёт по нервам. Все типы неприятных ощущений одновременно. Но главное, Гермиона совершенно дезориентирована: стены то и дело движутся в её сторону, а пол под ногами покачивается, как лодка на волнах. Ассоциации с океаном заставляют мечтать о том, чтобы наверху сомкнулись воды и потопили навсегда, освобождая от пережитого ужаса. Но, кажется, вместо этого Гермиона выплывает на свет. Моргнув, она различает отблески маяка. Он неожиданно вырастает вдали и быстро приближается, словно она и в самом деле мчится по тёмным просторам; белёсое пятно увеличивается прямо у неё на глазах. Гермиона думает о скалистом береге и о том, что если не притормозит — её попросту расшибёт о камни. Не выдержав, она жмурится, и в то же мгновение прямо рядом раздаётся сдавленный мужской голос: — Мерлин, Гермиона. Тёплые ладони обхватывают её лицо, большие пальцы гладят щёки. Некто осторожно отводит волосы; они грязные, спутанные, липкие от крови. Пальцы ощупывают шею — и находят пульс. Слабый, конечно, такой слабый. Но сердце бьётся, и незнакомец, почувствовав это, выдыхает с таким облегчением, будто умирал, а Гермиона принесла ему лекарство. Ей так холодно, что если бы нашлись силы, она бы неосознанно качнулась в его сторону, ведомая теплом. Но Гермиона остаётся неподвижна, пока он проводит костяшками пальцев по её губам, смазывая засохшую кровь, а затем, словно опомнившись, применяет очищающее. Прохлада заклинания, пробежавшая по лицу, заставляет её судорожно вздохнуть. Свежесть напоминает лёгкий бриз у берега, вновь вызывая мысли об открытой воде, и веки Гермионы сами собой приподнимаются, но в глазах двоится. Даже в полумраке она различает светлые волосы, линии губ, взгляд, пристально изучающий её, но ощущение, что это два человека склонились над ней. Лица, похожие на призрачные отпечатки, накладываются друг на друга, кожа из-за этого кажется почти прозрачной, но круги под его глазами, наоборот, подчёркнуто тёмные. Гермиона не может разобрать, какие эмоции он испытывает. Незнакомец выглядит одновременно злым, изнеможённым и полным надежды. Ей неловко видеть так близко чужого человека. Чужого ли? Она вроде знает его, но не понимает, может ли ему доверять. И его голос вызывает смутную тревогу и трепет в животе. От попыток сконцентрироваться в висках растёт давление. Гермиона чувствует дыхание на щеке и шёпот: — Эпискеи. Её нос с хрустом встаёт на место, и, дёрнувшись, Гермиона вскрикивает. Металл врезается в запястья, колени елозят по каменному полу. — Прости… — он придвигается ближе и, подпирая её своим телом, обхватывает одной рукой. — Чёрт, прости. Он произносит ещё одно заклинание — и руки безвольно падают, спину пронзает резкой болью. Она опять кричит и, завалившись вперёд, утыкается лицом ему в плечо. От движения голова начинает кружиться с новой силой, и Гермионе кажется, что она вот-вот потеряет сознание. — Я знаю, я понимаю, — тихим, надтреснутым, полным боли голосом произносит он. Кто же он? Она не может перестать дрожать, но понимает, что и этого знакомого незнакомца тоже трясёт, когда он пытается осторожно перевернуть её, чтобы не потревожить раны, покрытые запёкшейся кровью. Порезы, длинные и глубокие, испещряют всё её тело. — Вот так, — бормочет он, — вот так, всё будет… Он не заканчивает предложение. Гермиона рвано втягивает воздух, подавив всхлип, когда он накладывает ещё несколько лечащих заклинаний. Боль становится меньше, но каждый вздох всё ещё ошпаривает грудь. У неё сломано ребро или два, и несколько пальцев, и, кажется, ключица. Но она не уверена. Все эти ощущения слишком резкие и неконтролируемые, Гермиона не может уследить. Она не знает, чего хочет больше: чтобы силы вернулись или окончательно оставили её. Рта вдруг касается прохладное стекло. — Выпей его, — настойчиво. У неё нет энергии, чтобы бороться и стиснуть губы, но также она не способна сглотнуть. — Тебе нужно выпить зелье. Оно даст тебе сил, пока мы не выберемся отсюда, — он шепчет; голос вкрадчивый, но испуганный. Горечь расползается по языку, и Гермиона морщится. — Нам нужно уходить. Наконец она еле-еле сглатывает. — Ещё несколько капель, давай же, это укрепляющее. Он говорит ласково, словно пытается объяснить, убедить или успокоить. Она не понимает его мотивов, но почему-то слушается. В животе разливается тепло, не похожее на тот жар, что охватывал её во время пыток, и Гермиона благодарно выдыхает. В голове немного проясняется, и она понимает, как сильно было сковано сознание попытками справиться с болью. Теперь наконец она может чуть лучше различить человека, пришедшего за ней. Гермиона смотрит на него снизу вверх. Взгляд упирается в бледную шею, скользит вдоль челюсти, поднимается по лицу. Она точно знает его, но не узнает. Ей нужна ещё какая-то подсказка. Он щурится, светлые пряди падают на лицо, серые глаза поблёскивают в темноте. Маяк. Её принесло прямо на скалы. Гермиона использует ту энергию, что успело подарить зелье, и старается вывернуться. Но Драко Малфой одним движением пресекает жалкую попытку и успевает подхватить её, спасая от неминуемого удара. — Чёрт, Грейнджер, — ругается он, — ты не облегчаешь задачу. — Что ты… здесь делаешь? — каждое слово даётся с трудом. Он продолжает удерживать её и, слегка привалившись к стене, начинает подниматься. На её теле ни единого живого места, поэтому, как бы он ни пытался, руки всё равно задевают раны и Гермиона постанывает, но больше не пытается вырваться, боясь свалиться с ног. Ей кажется, что что-то произошло с её нервной системой, так как она не испытывает страха, лишь уверенность в том, что не может позволить ему забрать её. Что бы ни задумал Драко Малфой, пока она жива — она планирует бороться с ним. — Я сниму защиту, и нам нужно аппарировать, давай же. Ноги еле держат её, но Гермиона вскидывает подбородок. — Не пойду… с тобой… — она хрипит, горло сухое и воспалённое. — Я вернусь за Уизли, когда аппарирую тебя, но сейчас нам нужно идти. Не вырывайся! Мы не можем позволить, чтобы тебя расщепило. Одной рукой он поудобнее перехватывает палочку, а после внимательно осматривает Гермиону. Она видит, как дёргается его кадык, как сжимаются челюсти, и встречается с Малфоем взглядом. — Вот так, ты чёртов боец, Грейнджер, — тихо произносит он, и его губы как-то странно изгибаются. В этот момент Гермиона чувствует, как зелье начинает действовать. Она испытывает небольшое головокружение, пытаясь обрести равновесие, но наконец может стоять на ногах прямо. Боль словно оказывается за завесой: Гермиона ощущает её присутствие, она не уходит, но будто прячется, давая мгновения облегчения. Гермиона пользуется этим и внимательно смотрит на Малфоя в ответ. Она совершенно не помнит, когда видела его последний раз. Скорее всего, ещё в Хогвартсе в мае. Прошло полгода. Она изучает его лицо, и боль охватывает голову с новой силой от того напряжения, которое Гермиона испытывает, пытаясь понять, что он здесь делает. Она вспоминает его облегчённый вздох, когда он понял, что она в сознании. И его нежные касания. Он привёл её в чувство, залечил, напоил зельем, а теперь осторожно поддерживает и пытается куда-то увести. И это его взволнованное выражение лица. Гермиону передёргивает. Драко Малфой называл её грязнокровкой. Он пытался убить Дамблдора. Он впустил Пожирателей в Хогвартс. Он отказался опознать их с Гарри и Роном. Он едва не погиб в пожаре в Выручай-комнате. И теперь он здесь. Гермиона чуть не теряет равновесие, слегка покачиваясь. Малфой подхватывает её. У неё больше не находится сил отстраниться. Моргнув, она глубоко вздыхает. — Чего ты хочешь? — её голос звучит как чужой. Может, она и не она вовсе? Но он называл её по фамилии и даже по имени. Малфой непонимающе хмурится, вновь обводит её взглядом и говорит словно само собой разумеющееся: — Спасти тебя. Гермиону пробивает дрожь, и она закрывает глаза.

***

В голове шум как на старом телевизоре. Мелькают беспорядочные образы, но звуки и картинки размыты, прерывисты, будто зажевало пленку. Темнота и свет, движения и ощущения, чей-то шёпот, чей-то крик… Гермиона вспоминает, как Драко прижимает её к себе и убеждает выпить зелье, а после помогает устоять на ногах. Он пытается вывести её оттуда. Спасти. Но она не хочет идти с ним, сопротивляется и видит в нём только врага. Гермиона моргает, мотает головой — и всё меняется. — …Я забираю девчонку, а ты возьми рыжего. Голос эхом отдаётся в ушах. Тело опять в агонии, а от пыли режет глаза, и Гермиона закашливается, отплёвывая сгустки крови. Пространство вокруг вращается с такой скоростью, что она не сразу понимает, что кто-то поспешно тащит её, схватив за локоть. Высокая фигура, острый профиль, пепельные волосы… Длинные волосы. Она еле волочит ноги и спотыкается на каждом шагу, и боль прорывается с новой силой, когда Гермиона ударяется о стену. Зрение на миг заволакивает тьма. Когда Гермиона обретает способность различать предметы, то видит прямо перед собой Драко. — Гермиона, дыши, дыши… Голос доносится словно через толщу воды. Она чувствует, как он сжимает её ладонь, и свободной рукой Гермиона впивается в столешницу, как будто пытаясь удержаться от падения. Её всё ещё пошатывает, а перед глазами рассыпаются искры как от удара. Но Гермиона тянется обратно. Она пытается вернуться и пережить заново смутные события, чтобы наконец отличить, что из произошедшего воспоминания, а что — лишь мираж её воспалённого сознания. Она знает, что близко. В голове остались только маленькие пятна: она не помнит буквально несколько часов, которые и изменили всё. — Я в порядке, мне просто нужно… Нужно вспомнить, — бормочет она. Грудь ходит ходуном, и дыхание сбитое. Воздуха не хватает. Шрамы на животе горят. Гермиона не уверена, что выдержит: пережить пытки это одно, но вспомнить их во всех подробностях почему-то оказывается сложнее. Всё у неё в сознании — и это разрывает. Глянув на Драко, Гермиона вдруг вспоминает, каким чужим он казался в темнице, когда пришёл за ней. Она выдёргивает руку, и его лицо изменяется. Гермиона переводит дыхание и извиняющимся тоном говорит: — Я не помнила тебя. Он весь напряжён, и руки нелепо застывают над столом, как будто Драко не знает, куда их деть. Он пристально смотрит на неё, глаза темнеют, а по лицу проходит рябь от того, как сильно он сжимает челюсти. — Ты пришёл за мной, но я совершенно тебя не помнила. Его взгляд становится затравленным, и Драко открывает рот, но Гермиона резко выставляет ладонь перед собой, не давая ему сказать ни слова. — Я не доверяла тебе и не могла понять, почему ты пришёл за мной. — Вторую руку она прижимает к груди. Сердце колотится с такой скоростью, что Гермиона начинает опасаться за своё здоровье. В ушах шумит кровь, голова пульсирует. — Мне казалось, что это ещё одна ловушка. Я считала тебя одним из них. Его лицо. Мантия и маска Пожирателя. Он направляет на неё палочку, и в глазах горят злость и ненависть. — Я думала… Я думала, что ты тоже пытал меня. — Я никогда не делал… — Знаю, — прерывает она, хотя совсем не уверена в своих словах и своей памяти. — Я знаю. Это ведь Драко. Она провела с ним бок о бок полгода. Она… любила его. Важно не кто остался без палочки, а кто оказался на коленях. Знаешь, я думал, меня раздражают все грязнокровки, но, кажется, дело всё-таки в тебе. Спустя три месяца ты наконец соизволила ослабить свою хватку и этот вечный контроль, спасибо большое, но не делай вид, что это что-то меняет. Рыкнув, Гермиона яростно мотает головой, пытаясь вынырнуть из круговорота, в который её засосало. Ей кажется, что её настигает раздвоение личности. Ощущение, будто она пребывает на границе двух миров — и никак не может наложить один на другой, хотя ей необходимо их совместить. — Твой отец, — наконец выдавливает она. — Это был он. Драко тяжело вздыхает и, сжав правую руку в кулак, поднимает её к лицу. — Да, — он кивает. — Да, он… был ответственным за портрет, а вы уничтожили его, — рвано сообщает Драко. Он хмурится, и розовые пятна показываются на скулах. — Лорд чуть не убил его тогда. Она ахает от неприятного подозрения: — А вас?.. Драко знает, кого Гермиона имеет в виду. Он жестом останавливает её. — …Он был так зол — и пришёл отыграться на тебе. Я… — он нервно сглатывает, — я не ожидал. — И Беллатриса? Гермиона помнит её хохот и присутствие в голове. — Ну конечно же она была там, — он не сдерживает горький смешок. — Она должна была понять, откуда мы узнали про портрет? — В тот момент я и не думал об этом, но да, всё так. Она сильный легилимент. Драко морщится, словно каждый звук даётся ему с трудом. Гермиона задумывается над его словами. Он был шпионом, который рассказал Ордену о портрете и поспособствовал его уничтожению. Из-за этого он был на волоске от погибели, когда Пожиратели шерстили голову Гермионы. Если бы она не стёрла воспоминания — Драко был бы мёртв. Но он сам… Он был настолько озабочен её исчезновением, что ему совершенно отказало чувство самосохранения. Эта мысль одновременно трогает и страшит её. Гермиона обводит Драко внимательным взглядом и мгновение раздумывает о том, чтобы протянуть ему руку. Но её настигает отголосок воспоминания. В глазах снова двоится: один Драко перед ней — тот, с кем она была близка; но второй… Гермиона не понимает, кто он. Она пытается убедить себя, что она может ему доверять, что она не ошибается в нём, что второго Драко попросту не существует. Но воспоминание о том, как, увидев его в подземельях, она испугалась, заставляет зажмуриться.

***

— Нам сказано привести пленных, и мы сделаем это, Драко. Я забираю девчонку, а ты возьми рыжего. Люциус Малфой поднимает её с пола… Как она там оказалась? …И встряхивает со всей силы. Голова безвольно мотается из стороны в сторону, волосы хлещут по лицу. С ней же был Малфой. Не Люциус. Драко. Гермиона пытается оглядеться и понимает, что его нигде нет. Возможно, он привиделся ей. Она переминается с ноги на ногу. Раны на спине снова открылись, и ошмётки футболки неприятно прилипают к коже, ещё больше пачкаясь в крови. Несмотря на это, Гермиона всё равно успевает подумать о попытке броситься в сторону от Люциуса. Но в тот же момент он толкает её, и Гермиона лицом врезается в решётку. Она шипит от боли и чувствует себя абсолютно беспомощной. — Я бы сам прикончил тебя прямо сейчас, шваль, но тебе ещё предстоит увидеть шоу. Шевелись. Предплечье горит в его хватке. Люциус Малфой грубо ведёт её по тёмным подземельям, то и дело задевая стены. Гермиона понимает, что не способна обрабатывать информацию: она ничего не слышит, кроме собственного шумного дыхания; видит лишь яркие пятна; не воспринимает запах и вкус крови. Но ощущает каждый выступ и каждый камешек на своём пути. Это напоминает ещё один тип пытки. Она не может понять, куда он ведёт её и зачем. Не может предугадать следующий шаг. Не может издать ни единого внятного звука. Он протаскивает её по ступенькам, и несмотря на холод, на висках Гермионы выступает испарина от того усилия, которое требуется, чтобы не потерять сознание. Хотя в какой-то момент она ловит себя на мысли, что зря цепляется за него — лучше уж свалиться в беспамятстве. Малфой выпускает её так же неожиданно, как схватил. Упав на колени, Гермиона чувствует, как дрожь пробивает до самых костей, но берёт себя в руки и пытается осмотреться. Она узнает гостиную. Ту самую гостиную поместья Малфоев. Оказавшись на свету, Гермиона понимает, что её голова травмирована серьёзнее, чем она предполагала. Скорее всего, у неё сотрясение мозга. Тошнота накатывает резко и внезапно, и мысль вывернуть содержимое желудка прямо под ноги Люциусу Малфою невероятно смешит. Но желудок пустой, его лишь сводит спазм, а вместо смеха вырывается кашель. Гермиона прикрывает рот ладонью, орошая её кровью. Тёмно-пурпурные стены вызывающе сжимаются, и Гермиона, не выдержав, опускает веки. В это же мгновение она слышит злобную и хриплую ругань: — Убери от меня руки, ублюдок! — Рон, — выдыхает она, вновь распахнув глаза. Он встречает её взгляд, и на миг они оба замирают. Рон выглядит скверно. Один глаз полностью заплывший, под вторым красуется синяк, лоб и шея изрезаны, как и всё тело. Волосы сбились в колтуны и измазаны кровью так, что напоминают ржавые цепочки. Но он жив. И стоит на ногах. — Гермиона, — выпаливает он и дёргается в её сторону. — Что вы с ней сделали?! Драко Малфой на удивление легко выпускает его, но Рон не успевает сделать и двух шагов, когда его настигает проклятье. — Круцио, — почти скучающе произносит Беллатриса. Рон падает и заходится криком, и Гермиона вторит ему, умоляя остановиться, но сама не может даже пошевелиться, когда Люциус запускает руку в её волосы и фиксирует голову, заставляя смотреть. Кожа болит от натяжения. Слёзы текут по щекам и, окрашенные кровью, капают на мраморный пол. Её связки слабы, но Гермиона вовсю напрягается: — Хватит! — истошно просит она. — Прекратите! Крик обрывается, и Рон пытается отдышаться, растянувшись на полу. Пелена застилает глаза Гермионы, но она всё равно различает, как Беллатриса застывает над Роном и кончиком туфли, будто испытывая отвращение, поддевает его плечо, вынуждая перевернуться. Его невидящий взгляд направлен в потолок. Искоса Гермиона замечает, как Драко делает маленький шаг назад, отступая. Он смотрит на Рона, но, когда Гермиона чуть поворачивается к нему, уловив движение, резко переводит взгляд на неё. Вздрогнув, она опускает голову, так и не различив эмоций в его серебристых глазах. Всхлипы вырываются из её горла, и Гермиона готова начать умолять, когда вдруг слышит низкий и пугающе мягкий голос: — Друзья Гарри Поттера — наши дорогие гости. И только в этот момент Гермиона понимает, что вдали комнаты в большом кресле расположился Волдеморт. В тусклом свете его кожа кажется почти прозрачной и отдаёт синевой. Если раньше он напоминал монстра, то теперь похож на призрака. После создания стольких крестражей — и их потери — слишком тонкая связь соединяет его с миром живых. Он слаб, но всё так же жесток. И явно зол. Красные узкие глаза мерцают в полумраке. Ленивое движение рукой, когда он указывает в их сторону, служит приговором. — А гостей распрашивают о делах и угощают самым лучшим. Живот Гермионы сводит от ужаса, когда Беллатриса разворачивается к ней. В груди тяжелеет, в уголках глаз вновь скапливаются слёзы, запах собственной крови внезапно ударяет в нос, и Гермионе хочется только одного — зажмуриться. — Расскажите нам, как вы узнали про портрет, мисс Грейнджер? — вкрадчиво, почти ласково спрашивает Тёмный Лорд, но Гермиона не отводит взгляда от Беллатрисы, которая поигрывает палочкой, медленно двигаясь к ней. Гермиона борется с собой, чтобы не сдаться ей. — Я не знаю. Губы дрожат. Она понимает, что это неправильный ответ. Заклинание с силой ударяет в грудь, и если бы не Люциус Малфой, удерживающий её за волосы, Гермиона опрокинулась бы на спину. Она бьётся, судороги сводят тело, боль растекается по венам, проникая в каждый уголок. — Как вы узнали про портрет? — голос звучит тихо, но Гермиона слышит его даже за шумом крови в ушах и собственным шипящим дыханием. — Не знаю! Пожалуйста, не надо! Готовясь, она заранее стискивает зубы, чтобы сдержать крик, но её тело не в силах выполнять прихоти гордости. Оно изгибается под мощью проклятья, и Гермиона вопит, как будто звук способен облегчить боль. — Как вы узнали про портрет? Вопрос повторяется, как и проклятие. В этот раз она даже не успевает ответить. — Я не знаю! Я не помню! Не помню! Она обмякает. Руки дрожат так, что даже если бы каким-то чудом в её руках оказалась палочка — Гермиона не сумела бы её удержать. Она чувствует, как джинсы врезаются в окровавленную плоть; икры схватывают спазмы. Она смотрит на Рона — он что-то говорит ей, его губы шевелятся, но до Гермионы не доносится ни звука. Она лишь видит, как в уголках его рта пузырится кровь. Перед глазами Гермионы вдруг встают образы всех Уизли. Артур и Молли, Джинни, близнецы, Билл и Перси, Чарли… Почему-то при мысли о Чарли становится так больно, что у Гермионы сдавливает виски. Она не сразу слышит следующие слова Волдеморта. — Мы можем помочь вам, мисс Грейнджер, — звуки всё больше похожи на шипение змеи; они стелятся по полу, подползают к Гермионе, обвивают её, сжимая в обманчиво безопасных путах. — Мы можем простимулировать вашу память. Она слабо мотает головой, не понимая, что он говорит. Люциус Малфой встряхивает её, и Гермиона вскрикивает. — Вам всего лишь нужна мотивация. Скользкие речи коварны. Гермиона понимает это, когда в бреду слышит приказ Лорда: — Убей его, Драко. Похолодев, Гермиона замирает. Сердце падает. Нет. Она переводит безумный взгляд на Малфоя, который ошарашенно застывает. Он смотрит в сторону Волдеморта, но — Гермиона уверена — не встречается с ним глазами. Она видит, как он бледнеет, напоминая мраморное изваяние. Воздух вокруг вибрирует от напряжения, повисшая тишина кажется звонкой. Нет, не может быть, о, Мерлин, нет… Гермиона понимает, что начинает задыхаться. Делая поверхностные слабые вдохи, она чувствует головокружение. От паники и смятения она на грани гипервентиляции. Она не знает, убивал ли Драко Малфой кого-нибудь, но не может представить, чтобы этот мальчишка — их ровесник — лишил кого-то жизни. Произнёс заклинание и стёр с лица земли. Она не верит, что он способен на это. Будто ощутив её взгляд, Драко вдруг поворачивается и смотрит прямо на Гермиону. Мгновение ей кажется, что она увидит его сомнения, страхи и желания. Но его глаза пустые. И очень тёмные из-за расширенных зрачков. Моргнув, Малфой быстро переводит взгляд выше на своего отца. — Давай, Драко, — произносит тот со сталью в голосе. — Ты знаешь, что должен сделать. Предатели крови в каком-то смысле даже хуже грязнокровок. Те не выбирают, какими родиться, предатели же осознанно делают свой выбор. И поэтому не заслуживают жизни. Сердце Гермионы пропускает удар, а потом подпрыгивает и ускоренно бьётся где-то под горлом. Он говорит про выбор. В этой ситуации, в этом кошмаре наяву Люциус Малфой убеждает своего сына сделать выбор. И убить человека. Судорожный вздох вырывается из её рта, когда Драко отворачивается и неспешно вскидывает палочку. Наконец Гермиона смотрит на Рона. Он пытается приподняться, чтобы не валяться перед Малфоем на полу. Видно, что каждое движение даётся ему с трудом, но он упрямо вскидывает подбородок. — У тебя кишка тонка, хорёк, ты трус и всегда им был. Драко едва заметно вздрагивает. Беллатриса внезапно издаёт истеричный смешок и, оказавшись вплотную к Рону, запускает руку в его волосы. Её ногти впиваются в кожу головы. Она держит Рона так же, как Люциус держит Гермиону. Беллатриса легко взмахивает палочкой — Круцио. Гермионе кажется, что воздух вокруг Рона сгущается и вибрирует от силы магии и его крика. — Рон, нет! Малфой слегка сутулится и немного опускает руку с палочкой. Но заклинание обрывается в тот же момент, и Рон сжимается, прерывисто дыша. Гермиона хочет ему помочь. Она мечтает о том, чтобы ей в голову пришло чудесное решение и она смогла бы прекратить этот кошмар для них обоих. В этот момент она готова молиться, умолять, готова отказаться от своей магии и даже расстаться с жизнью. Она готова. Ради Рона. Она видит, как он стискивает челюсти и, напрягая шею, медленно поворачивается к ней. Они встречаются взглядами. Сердце Гермионы рвётся в клочья, когда он печально качает головой. Она прикусывает губу, чтобы не закричать. Не смей. Даже не думай об этом. «Ты не веришь, что мы выберемся?» — спросил он у неё тогда. Она должна была соврать. Они оба должны были верить. До последнего. — Давай же, — слышит она; голос Люциуса нетерпеливый, раздражённый и отдаёт отчаянием почти таким же, что заставляет трястись саму Гермиону. Драко вновь поднимает палочку, но медлит, будто ожидая чего-то. Он бледнеет ещё сильнее, его лоб блестит, а взгляд направлен не на Рона, а куда-то в пустоту. Гермиона сама не замечает, как начинает шептать мольбы, но никто не обращает на неё внимания. Рука Люциуса в её волосах напрягается. — Убей его, Драко. Это звучит как приказ. — Пожалуйста, нет, мы правда ничего не зна… Он будто и не слышит её слов. Драко делает небрежное движение палочкой, зелёная искра вырастает на её конце. — Авада Кедавра. Искра срывается и вмиг рассекает пространство; Рон дёргается и падает замертво. Гермиона подаётся вперёд всем телом, отчаянно плача. Голос Драко Малфоя бьётся у неё в ушах, словно птица, угодившая в клетку. Он врывается в голову и впечатывается в мозг, и Гермиона слышит его слова снова, и снова, и снова… «Авада Кедавра». Так просто. — Нет! Этого не может быть, нет, пожалуйста, нет… Малфой всё ещё держит палочку, направив её на бездыханное тело Рона. Она видит, как он лежит, широко раскинув руки, его голубые — такие знакомые, такие родные — глаза распахнуты, и Гермиона не может отвести взгляд, заходясь в рыданиях и даже не пытаясь справиться с накатившей истерикой. Опять становится тяжело дышать. Она кричит. — Нет! И чужой крик вторит её собственному. Из пустоты появляется Гарри, скидывая мантию-невидимку. Его лицо перекошено гневом и горем, он бросается к Рону, пока все вокруг не успевают даже осознать произошедшее, не то что что-нибудь сделать. Гермиона как в замедленной съёмке видит, как Гарри делает шаг за шагом. И в этот момент по всей комнате раздаются громкие хлопки аппарации. Члены Ордена появляются из воздуха быстро и хаотично. Они готовы к битве и сразу находят свои цели. Яркие вспышки начинают метаться по комнате, воздух пронзают магия и шум боя. От неожиданности Люциус выпускает её, и Гермиона падает на пол, уперевшись ладонями в прохладный мрамор. Поражённая происходящим, несколько секунд она просто сидит, пока перед глазами мелькают пятна света и цвета. А после, почувствовав, как зашкаливает адреналин, она отползает в сторону так быстро, как только позволяет состояние. Раздаются крики и ругань, резкий запах дыма и крови повисает в воздухе. Оглушая всех присутствующих, в другом конце комнаты заклинание врезается в зеркало, и оно разлетается на куски с громким дребезжанием осколков. Гермиона вздрагивает, но ползёт дальше, пока не оказывается у стены, и, прижимаясь к ней спиной, оборачивается. Судорожно дыша, она находит взглядом Рона, раскинувшегося на полу. А после поднимает глаза на Малфоя, который всё ещё находится неподалёку, взмахом палочки отражая чужие удары. Гермиона как заворожённая смотрит на него. Она не верила, что он был способен на такое, но она ошиблась. Горечь от потери и разочарования вызывает резь в глазах, но она не может не смотреть. Малфой сражается словно нехотя. Движения заторможенные, и он чуть не пропускает заклинание, но оно задевает его лишь искоса. Гермиона, потерявшись в реальности, впитывает его образ. Желудок сжимается от мысли, что она знала этого человека с детства, но, кажется, всегда принимала за кого-то другого. Она считала Драко Малфоя безобидным и трусливым ребёнком даже после всего, что он сделал в Хогвартсе. Но он доказал, что был опасен. Гермиона заклинает себя бежать, пока никто не обратил на неё внимание. Ей нужно скрыться, спрятаться. Или добраться до безопасного места. Или найти кого-то из Ордена, кто будет способен ей помочь. Но вместо этого она продолжает испепелять его взглядом — человека, который убил её друга. Время растягивается, и Гермионе кажется, что пролетела вечность, хотя на деле прошло не больше минуты. Но иллюзия рушится, когда Драко Малфой, словно ощутив её внимание, резко оборачивается и смотрит прямо на неё.

***

Вынырнув из воспоминаний, Гермиона распахивает глаза и чуть не падает со стула, отшатываясь от стола. Её горло сдавливают рыдания. Она быстро-быстро моргает, стараясь сфокусировать взгляд. В груди печёт, голова пульсирует, и желудок болезненно сжимается от ничем не замутнённого ужаса. Малфой внимательно наблюдает за ней, пытаясь понять реакцию. В этот раз он молча ждёт. Гермиона на миг встречается с ним глазами — и тут же опускает их, не в силах смотреть на него. В сознании встаёт воспоминание о его холодном, бесстрастном, пустом взгляде, когда он произносил убивающее заклятие. Гермиона отчаянно машет головой, стараясь избавиться от наваждения, и обхватывает её руками. Она чувствует, как паника подступает к груди, к горлу, ограничивает связки, из-за чего голос звучит приглушённо: — Я не знаю, чего ждала, но это чересчур, — бормочет она. Малфой вздрагивает. Он хмурится, и на лице отображается замешательство. — Гермиона, что ты вспомни… — Нет! — она вдруг вскрикивает. — Герм… — Нет, нет, даже не… — она глубоко втягивает воздух и тотчас судорожно выдыхает. Лёгкие требуют больше, но Гермиона не контролирует своё тело. Боль вновь обжигает нервные окончания. — Не надо. Мерлин, почему же это так тяжело… — Она всё-таки поднимает на него взгляд, стараясь сохранить лицо. — Не надо называть меня так, не усложняй всё, Малфой, пожалуйста, — она всхлипывает и растерянно добавляет: — Как же это всё получилось?.. Малфой тянется к ней, и хотя она знает, что путы не позволят ему дотронуться, всё равно отодвигается, уперевшись руками в край стола. Ей нужно пространство. Ей нужно уйти. Гермионе нужно на воздух. Она не может смотреть на него, в голове лишь безжизненное тело Рона, и мечущийся Гарри, и сам Малфой, убивающий её лучшего друга. Воспоминание зациклилось, оно не отпускает её, и Гермиона так не может. Просто… не может. Она изо всех сил пытается сдержать слёзы. Драко никогда не говорил ей, что был невиновен. Но она верила в иллюзию. Она сама провела себя по ложному следу. Вся история складывалась так, что она совсем не могла предвидеть настолько драматичной развязки. Но он убил его. Убил хладнокровно и безжалостно. И Гермиона не может найти этому объяснения или оправдания. Малфой, видя её состояние, резко начинает говорить: — Грейнджер, ты должна рассказать мне, что ты вспомнила. — Я не… На его лице отображается суровая решимость; взгляд ожесточается. — Мы во всем разберёмся, — горячо убеждает он, — я обещаю, ты просто должна… — Я ничего тебе не должна! — всхлипывает она, пытаясь утихомирить прерывистое дыхание. — Ты… ты… — Грейнджер, пожалуйста. — Он наклоняется над столом, подаваясь к ней всем телом. — Подумай, подумай хотя бы мгновение, ты же знаешь, тебе надо просто разложить все воспоминания по полочкам, посмотреть на них со стороны. Ты сейчас в смятении, но ты поймёшь… Гермиона вскидывается, внезапно сумев совладать с голосом: — Что я пойму, Малфой? Что ты убийца? Он дёргается, словно от пощечины, и замолкает, глядя на неё с непонятным выражением в глазах. — Это можно было понять и раньше, без всех этих встреч, без всех этих разговоров. Мерлин, о чем я думала? — Гермиона… — Да прекрати же называть меня так! Она вскидывается, взмахнув руками. Злость сменяет отчаяние, и так легче. Гермиона полностью отдаётся чувствам: она знает, что слегка краснеет; по венам бежит ярость; руки подрагивают от неукротимой энергии, которая охватывает её. На кончиках пальцев искрится магия. — Просто… прекрати! Ты спрашивал, мог ли ты не убивать Филча, и я сказала, что тогда у тебя не было выбора, но… в этот раз он был. …Предатели осознанно делают свой выбор… Она не знает, помнит ли Драко эти слова Люциуса, но у самой Гермионы они до сих пор звучат в ушах. — Ты говорил, что можешь снять защиту. Ты знал, что Гарри рядом. Ты знал, что Орден прибудет с минуты на минуту, — она выплёвывает каждое слово так жестко, будто бы надеясь нанести ему увечья. И Драко застывает, принимая всё, только вена бьётся на лбу, выдавая его нервное возбуждение. — Ты мог потянуть время. Ты… ты… Она задыхается и, выпрямившись, приподнимает руку. — Ты знал, что они идут, и все равно сделал это. — Она тыкает в его сторону, ощущая, как магия разрезает пространство, ведомая её рукой. — Как ты мог? Малфой вдруг передёргивает плечами, словно почувствовав волны её злобы и энергии. И сразу после вскакивает с места, но оковы все ещё сдерживают его, отчего приходится наклониться, упираясь ладонями об стол. Гермиона испуганно отшатывается и замолкает, смотря на него снизу вверх. В этот момент с разъярённым взглядом Малфой кажется по-настоящему опасным. Либо же это все новые воспоминания, которые снова и снова вспыхивают у неё в голове, заставляют так воспринимать его? Он в ярости, но справляется с собой и говорит тихо, почти шепчет: — Грейнджер, я предупреждал, что будет сложно. Я говорил, что будут воспоминания, которые заставят тебя переосмыслить весь твой мир. И мы договаривались, что если уж ты начала — тебе надо вспомнить всё. Ты не можешь верить отдельным воспоминаниям, ты не можешь доверять своей памяти! Она вздрагивает как от удара. — И чему мне верить, Малфой? Я уж точно не могу доверять тебе! Он мгновение глядит на неё с тем же запалом, но затем смягчается. — Я уже говорил, Грейнджер. — Драко садится обратно и устало откидывается на стуле. — Тебе надо верить себе, своим ощущениям. — Мои ощущения говорят мне, что ты убил его, — огрызается она. — Подумай ещё раз. Посмотри на меня. Посмотри. На. Меня. Она смотрит — и это доставляет непередаваемую боль. Ссутулившись, Гермиона опускает голову. — Я не могу, Драко. Я не могу даже думать об этом сейчас… Я… Я… — Успокойся, и мы все обсудим. — Я не… я не могу. Она разжимает пальцы, которые стискивали край стола, и отодвигается; стул с шумом скользит по каменной кладке. «Прости» обжигает кончик её языка, но так и остаётся невысказанным. Гермиона хотела бы набраться сил и храбрости, чтобы разобраться со всем раз и навсегда. Она всё ещё… всё ещё испытывает к нему так много, что, кажется, грудь и голову может разорвать. Но сам Драко говорил, что она не должна рисковать собой. А в этот раз она чувствует себя на грани — и впервые боится сорваться. Ведь Драко Малфой действительно убил Рона Уизли. И теперь она помнит это.