Что происходит в учительской после отбоя

— Северус… — у Поттера были бешеные шалые глаза, возмутительно зелёные, когда — без очков. У Поттера были требовательные пальцы, сжавшие его, Снейпа, бёдра с такой силой, что он дёрнулся и глухо застонал; теперь наверняка останутся синяки. У Поттера были жадные губы — горячие и влажные, такие всю душу вынут, не успеешь оглянуться. И ещё у Поттера были крепкое, поджарое тело, всё — сплошь перевитые узлы мышц, и широченные плечи, за которые Снейп цеплялся, будто в поисках опоры, и… — Какой же ты узкий, — прохрипел Поттер, вбиваясь в него под изумительным, идеальным углом, и вгрызся в его шею жадным поцелуем-укусом. — Узкий… горячий… мой… …и — отвратительная поттеровская болтливость, сохранявшаяся даже в постели. Северус собрался попенять ему на это, выдавить что-нибудь колкое и остроумное, ну, в своём стиле, но вместо замечания получился дрожащий загнанный стон — Поттер наконец обхватил его пульсирующий твёрдый член ладонью и сорвался в какой-то бешеный, исступленный ритм, с каждым размашистым рваным толчком попадая по простате, а его рот — этот грязный поттеровский рот — принялся блуждать у Снейпа по шее, по плечам, по ключицам, по груди. Прихватывая, прикусывая, зализывая, точно в извинение. И это оказалось слишком, слишком для кого бы то ни было, но в особенности — для него, Северуса Тобиаса Снейпа. Он стиснул бёдра Поттера коленями, подаваясь навстречу, прогнулся в спине — поясница спасибо не скажет, — бестолково и беспомощно простонал в чужие губы, тут же накрывшие его собственные, это идиотское рычащее имя, Гарри, задрожал всем телом, подумал: нет, ну это уже чересчур, я так больше не могу… Оргазм вывернул его наизнанку, опустошил, как поцелуй дементора. Гарри вздрогнул в нём, толкнулся особенно глубоко — и выскользнул, запачкав спермой его живот. Навалился сверху — большой, горячий и тяжёлый, настоящий медведь. Северус приказал бы ему немедленно слезть, пока они не слиплись к дракклам, но голоса не было. Сил хватило только на то, чтобы скользнуть непослушными пальцами по позвоночнику — вверх, выгладить затылок, уколоться об ершистый ёжик коротких волос. Вздрогнуть и зажмуриться, вновь услышав собственное имя — тихое и мягкое, превратившееся в смазанный поцелуй в уголок рта. И — не очень-то искренне — рассердиться на самого себя. За семь лет их странных, неоднозначных, непонятных до конца даже им самим отношений можно было бы и привыкнуть. Снейп сейчас и не вспомнил бы, как это началось. Первый год после Победы остался в его памяти набором невразумительных мазков и пятен света. И ещё — болью, болью, болью. Он еле выкарабкался после укуса Нагини — так ему сказали в Мунго, когда он наконец-то смог пробыть в сознании дольше трёх минут. Тогда говорить Снейп не мог: проклятая змея повредила ему голосовые связки, и восстановить их магией не представлялось возможным. Только ждать. И Северус ждал, не очень-то понимая, зачем его спасли. Поттер таскался к нему в палату чуть ли не каждый день, как по часам. То есть Северус, конечно, не сразу это заметил — и немудрено, он едва мог оторвать голову от подушки, где уж тут обращать внимание на молчаливых посетителей, отсиживающихся в углу? Это позже, когда он немного окреп, малоприятный факт присутствия Гарри Поттера в его палате обрушился на него как булыжник. Трудно не почувствовать, как тебя держит за руку сопливый рыдающий мальчишка, извиняющийся за все проступки мира, начиная с грехопадения Адама и Евы. Сын твоего врага. Сын женщины, которую ты любил всю свою жизнь. Поттер частил что-то про то, как он ошибался и как ему жаль. А Северус, напичканный под завязку умиротворяющими и снотворными зельями, даже не мог его остановить. Только слушал, почему-то не сводя с его вихрастой макушки взгляда, и руку не отнимал. У Поттера были тёплые пальцы. Тёплые, но ещё — грубые, шершавые, мозолистые, Снейп представлял их совершенно другими. Тогда он не очень-то понимал, почему вообще представлял пальцы Поттера. И почему не выставил его за дверь сразу же, когда мальчишка заявился к нему на порог, стоило Северусу наконец-то отбыть домой из Мунго, — тоже. Во всей этой истории было очень много «почему», на которые у Снейпа не находилось никаких «потому что», кроме одного. Это был Гарри Поттер. Впрочем, сейчас-то мало кто признал бы в нём тощего вихрастого мальчишку, каким он запомнился со школьных времён! За восемь лет Поттер заматерел, раздался в плечах, избавился от очков и обзавёлся ультракороткой стрижкой и несколькими шрамами. Всё, кроме последнего, Снейп находил положительным; Поттер смеялся и говорил, что это «чтобы они лучше сочетались». Чтобы лучше сочетались, подумал он не без иронии, когда Поттер чуть приподнялся на локтях. Какое ребячество. — Ты как? — его губ снова коснулись чужие — теперь аккуратно, осторожничая. Поттер весь был в этом: сначала трахал так, что потом не разогнёшься, а после включал режим курицы-наседки. — Не сахарный, не растаю, — буркнул Северус, вздрагивая, когда его обдало холодком Чистящих Чар. Гарри погладил его по бедру и улыбнулся. Эта солнечная улыбка была, наверное, единственным, что осталось неизменным в нём со школьной скамьи. Она — и глаза. Становящиеся практически чёрными, когда Поттер был зол или возбуждён. Превращающиеся в два искрящихся изумруда, когда Поттер был счастлив. — Хотел тебе кое-что рассказать, — произнёс Гарри неожиданно серьёзным тоном. Снейп вскинул брови: — Что, ты на самом деле женат? Поттер расхохотался и покачал головой. Поднялся на ноги, гибкий и сильный, как молодой хищник. Отошёл к окну, как был, обнажённым. Снейп обласкал взглядом широкую спину, отмеченную несколькими боевыми отметинами, крепкую задницу, длинные ноги. И тихонько вздохнул. Гарри не торопился продолжать. И, когда Северус уже намеревался рассердиться и осведомиться, сколько ещё тот будет нагнетать интригу, Поттер негромко сказал: — Я ухожу из Аврората. — Вот как, — Северус помолчал. Они уже обсуждали это раньше. Ну… как обсуждали: он вопил благим матом, швырялся в Поттера предметами интерьера и повторял, что отказывается, слышишь, тупоголовый кретин, от-ка-зы-ва-ет-ся снова торчать в Мунго, наблюдая, как Гарри собирают по кусочкам после очередной слабоумной и рискованной миссии, на которой ему, конечно, непременно требовалось проявить полагающийся ему по статусу героизм, а если в следующий раз ты сунешься под Аваду? Гарри злился и повторял, что это его гражданский долг — защищать Магическую Британию. Снейп приходил в ярость. По его скромному мнению, все долги проклятой Магической Британии они оба давно уже выплатили сполна. Но Поттера было не переубедить: Дамблдор славно пропесочил ему мозг ещё при жизни, чтоб ему пусто было, старому интригану. Гарри, похоже, искренне уверовал в то, что единственная его миссия, высшее его предназначение — героически сдохнуть где-нибудь в окрестностях Беркшира, выслеживая очередного беглого Пожирателя. Так вот, если он намеревался осуществить этот гениальный план, то Снейп не собирался в этом участвовать и смотреть на это со стороны, держа язык за зубами. Северус ему как-то так тогда и сказал. И дело едва не закончилось ссорой. Но закончилось — примирением сквозь зубы и игнорированием этой темы в дальнейшем. Очень по-взрослому. И тут вдруг — это. — Почему? — спросил Снейп наконец, когда молчание стало невыносимым. Гарри пожал плечами, не поворачиваясь к нему лицом, и ответил так ровно, что Северус немедленно понял — нервничает: — Пора бы уже. Навоевался. — Ясно, — Снейп откинулся на подушки и прикрыл глаза. Со стороны окна послышался шорох — Гарри обернулся. — Что, даже не скажешь ничего? — а тон-то какой подозрительный. — Никаких «я же говорил» и «наконец-то ты думаешь головой»? Северус фыркнул: — Я же говорил. Наконец-то ты думаешь головой. — Язва, — Гарри в два широких шага пересёк расстояние до кровати и лизнул его в плечо. Снейп отпихнул его от себя и, старательно контролируя голос, поинтересовался: — Чем думаешь заняться теперь? — Не знаю, — Гарри моргнул и на мгновение стал очень похож на тощего нелепого мальчишку, каким был курсе на четвёртом. — Драко предлагает попробовать себя в профессиональном квиддиче. «Только не вздумай пойти в «Паддлмир Юнайтед», или я зааважу тебя прямо во время матча!» — передразнить манеру Малфоя-младшего растягивать гласные у него вышло довольно неплохо. Снейп, впрочем, не обманулся его оптимистичным тоном. — Но? — сухо спросил он. Гарри вздохнул и рухнул на кровать. Прижался горячей щекой к его бедру. Северус подумал и отталкивать его не стал. — Не думаю, что я хочу вернуться к квиддичу, — пробормотал Гарри. — Тем более… Посмотри на меня, во мне добрых двести фунтов. Какой из меня теперь ловец. Снейп не отвечал. В его голове рождалась и оформлялась мысль, которая, как он догадывался, была ошибкой и грозила ему многочисленными неприятностями. Но, с другой стороны… — Через две недели начинается новый учебный год в Хогвартсе, — сказал он хрипло. Гарри покатился со смеху: — И ты предлагаешь мне стать завхозом? Северус закатил глаза и шлёпнул его по плечу. — Нет, идиот, — сурово возразил он. Зажмурился. И добавил — раньше, чем успел бы передумать: — Я предлагаю тебе занять пост преподавателя Защиты от Тёмных Искусств… и декана Слизерина. Повисло молчание, об которое можно было порезаться. Гарри не шевелился и, кажется, даже не дышал. Наконец он приподнялся на одном локте, окинул Снейпа знакомым цепким взглядом, приобретённым за годы службы аврором, и отрывисто спросил: — Всё так плохо? Никаких «почему я», «да ты с ума сошёл» и «ещё чего, Слизерин». Аврорат определённо пошёл на пользу не только его физическим данным. Северус поджал губы. На мгновение ему захотелось смалодушничать, солгать, отшутиться. Брось, мол, Поттер, ничего такого, да и вообще это дурацкая затея. Где ты — и где Слизерин. Но… Дело было в том, что всё действительно было плохо. В том, что отыскать преподавателя на проклятую должность по-прежнему оставалось гигантской проблемой. И ещё в том, что восьми лет, прошедших с Битвы за Хогвартс, хватило для того, чтобы зализать раны, но оказалось недостаточно для принятия и прощения. Для избавления от предрассудков. Восемь лет! — а Слизерин по-прежнему оставался самым малочисленным, самым тихим, самым робким факультетом. И самым ненавидимым — тоже. Гарри знал — в общих чертах, — как обстоят дела. Северус иногда упоминал это. Всегда вскользь, сглаживая острые углы. С Поттера, с его тягой к вселенской справедливости, сталось бы немедленно примчаться в Хогвартс и надрать уши каждому, кто швырялся в слизеринцев навозными бомбами или позволял себе недвусмысленные шутки про визиты в Азкабан. К родителям. Снейпа это не устраивало, и впутывать Гарри в происходящее он не собирался. Но, признаться, ситуация уже давно вышла из-под его контроля. Совмещать должности директора, декана и преподавателя было почти нереально; ему твердил об этом каждый, включая Поттера; Снейп делал постное лицо и советовал с рекомендациями не лезть, если, кроме них, предложить было нечего. А теперь вот — сам. Предлагал. — Всё… хуже, чем мне хотелось бы, — уклончиво отозвался он наконец. — Им нужна точка опоры. Им нужен тот, кто напомнит и им самим, и всем остальным о том, что мир не делится на чёрное и белое. Тот, к кому прислушаются, кому поверят, за кем пойдут. Кто-то вроде тебя. И тут же добавил, гораздо резче и холоднее: — Разумеется, ты не обязан соглашаться. Возможно, это плохая идея. И ещё подумал про себя: ну, какой из тебя слизеринец, в конце-то концов. Тебя пережуют и выплюнут, Поттер. Теперь ему казалось, что тот непременно откажется. Гарри неожиданно рассмеялся: — Шляпа спала и видела, как бы запихнуть меня в Слизерин, знаешь ли. Может, её мечте наконец-то пришла пора сбыться. И — раньше, чем Северус успел бы осмыслить его ответ — он подтянулся выше, прихватил его нижнюю губу зубами, оттянул, зализал. И лукаво шепнул: — Мне придётся называть тебя директором? Кадык Снейпа судорожно дрогнул. — Да, — ответил он, испытующе глядя Гарри в лицо. — И соблюдать подобающую субординацию. Никаких неуместных проявлений чувств. Я не собираюсь подбрасывать своим коллегам новые поводы для сплетен. В улыбке Гарри было что-то от поистине лисьего коварства. — Как скажете, сэр, — мурлыкнул он. — Уверен, вы не пожалеете. Северус уже начинал жалеть.