***
Ран словно издалека слышит хлопок входной двери и закатывает глаза. Волнами распространяющее по всему телу расслабление испаряется, что вызывает у парня прилив злости. Он же просил Риндо исчезнуть с глаз долой из квартиры на пару часиков, чтобы Ран мог немного развлечься, а его братец, как некстати, вернулся в их обитель. Девушка, скачущая на бедрах Хайтани, приостановилась и расстроенно вздохнула. Слишком наигранно, но Ран не стал зацикливать на этом внимание. Парень облизнул опухшие от поцелуев губы и перевел взгляд с бюста второго размера на дверь. Если они не будут сдерживаться, младший обязательно заскочит на огонек, чтобы выместить на него всю свою злобу и негодование, потому что «с нами еще и девушка живет, имей совесть Ран». А Ран, такой негодник, совести не имеет, зато имеет симпатичную шатенку в своей кровати в любых понравившихся ему позах. Заместо этой шатенки через недельку окажется блондинка или брюнетка – Рану откровенно наплевать, кто будет следующая, − а «девушка», жившая с ним под одной крышей, никуда не пропадет, продолжая мучать своим присутствием. Хайтани прикрыл глаза, и в голове предстал образ Жемчужины. Такой невинной, аккуратной и милой, что, с одной стороны, зубы сводит от ее чистой праведности, а, с другой, сердце замедляет свой ход или вовсе останавливается. Ран замечал за собой не раз, что невольно засматривается на нее. Когда она выходит из душа, промачивая влажные волосы пушистым банным полотенцем. Когда она пританцовывает у плиты под музыку, звучащую только у нее в голове, во время приготовления еды. Когда она целует его брата, зарываясь пальцами в светлые волосы. Последний образ настолько ярко всплыл в голове, что в паху вновь стало тяжело, а девчонка очень вовремя начала движения в попытке привлечь внимание кавалера. Ран не открывал глаз, чтобы не спугнуть приближающуюся разрядку, и силуэт Риндо мгновенно сменился на его. Это неправильно, − нашептывает ему разум, только Ран затыкает его, как и свой рот, поцелуем, остервенело вторгаясь языком в чужой рот. Границы правильного и неправильно давно стерлись в его жизни, и представлять другую девчонку на своих бедрах заместо реальной для него не является ужасным. Но то, что вместо брюнетки на нем в мыслях скачет Шиндзу, Ран старательно игнорирует. Над его ухом раздаются протяжные стоны, внизу живота накапливается тепло, и все тело напрягается гитарной струной. Ран уже ощущает скорый конец, но снова отвлекается на звук открывающейся двери. Хайтани хочет огрызнуться, кинуть подушку в невовремя ворвавшегося Риндо и наорать, но останавливается, стоило ему только открыть глаза. Его несбывшиеся фантазии резко оказываются реальностью, когда он видит на пороге его комнаты Шиндзу. Она стоит у дверей и смотрит. На него. Глаза в глаза. А потом ее взгляд быстро отскакивает в сторону шатенки, не замечающей ничего вокруг, и возвращается обратно. Большие оленьи глаза. Те, в которых Ран замечает маленькую Вселенную, глядят прямо на то, как он трахается с левой девкой. И от этого сносит крышу окончательно. Жемчужину никто не держит, но она продолжает стоять на месте, продолжает смотреть, продолжает покусывать нижнюю губу от… чего? Волнения? Желания? Отвращения? Смущения? Ран стискивает с силой челюсти, чтобы не задать ей этот вопрос. Ситуация до ужаса абсурдная, но Хайтани не теряется. Если уж Шиндзу смотрит – и знает, что Ран видит ее в ответ, − то пусть лицезреет. Все. Только внимательный взгляд, как на операционном столе под ножом хирурга, вновь и вновь напоминает парню, кто стоит перед ним. И Ран укладывает ладони на ягодицы шатенки, склоняя голову набок и натягивая на лицо хищный оскал. Он придает голосу максимум незаинтересованности, хотя внутри все истошно кричит от происходящего, и спрашивает: − Хочешь присоединиться? Его бедра резко подаются на встречу шатенке, и та выгибается в спине, меняя угол обзора. Теперь Ран видит Шиндзу полностью. Она стоит ровно, не нервничая и не переживая – во время волнения Жемчужина всегда переступает с ноги на ногу. Руки покоятся вдоль тела, а осанка такая же прямая, как и всегда во время ее уверенности. Ран думал, что его слова заставят Шиндзу отмереть, уйти, хотя бы отвести взгляд. Но не изменилось ничего – все такое же каменное изваяние, с особым вниманием следящее за процессом соития. Что-то не так, − чувствует Ран. Он хмурится и открывает рот, чтобы озвучить вполне резонный вопрос «что случилось?», но Шиндзу опережает любое его действие. Девушка резко, словно и не было ничего, выходит из комнаты, негромко прихлопывая дверью. В голове гуляет ветер, когда Шиндзу добирается до кухни и упирается ладонями в столешницу. Тело чуть потрясывает, как в лихорадке, но она стоит на ногах ровно, уверенно, тратя на это последние силы. Оставшихся не хватает на то, чтобы вырезать из мозга увиденную сцену. Она повторяется вновь и вновь, как на перемотке, и Шиндзу со смущением признает себе, что хочет оказаться на месте той девушки. Хочет ощутить поцелуи Рана на своей шее, хочет получить ласку его прикосновений… Так нельзя, − повторяет себе Шиндзу, но все равно не может перестать вспоминать то, что увидела некоторое время назад. Сколько она так простояла? Несколько секунд? Минуту? Тридцать? Но успокоиться не получалось никак – сердце с болью било по ребрам изнутри, щеки горели адским пламенем, а дыхание сбилось, когда она только хлопнула дверью в комнату Рана. Девушка трясет головой, делает глубокий вдох и прикрывает глаза. Надо сосредоточиться на чем-то. На том, что сможет ее отвлечь от увиденного. Выдох. Можно попробовать подумать об университете. В голове лихорадочно носятся мысли о том, что задали. Теория по вопросу ранения, перевязки и оказания первой помощи. Тут же на заднем плане мелькает Ран, который в последнее время почти каждый вечер приходит со ссадинами и порезами. Шиндзу всегда обрабатывает его раны, делает перевязку – Ран ее всему научил уже давно. Рассудительно показывал алгоритм, терпеливо относился к ее косякам, внимательно смотрел и осторожно придерживал за руку. Провальная идея. Вдох. Что сегодня приготовить на ужин? Шиндзу старательно прокручивает в голове, что давно не готовила, и тут же мелькает удон. Да, последний раз они ели суп около месяца назад. Тогда Риндо задерживался по делам, и дома были только Ран и Шиндзу. Девушка до сих пор помнит, как парень помогал нарезать мясо, готовил приправу и рассказывал истории. Как расслабленно улыбался, глядя на нее из-под полуопущенных век. Как удерживал нож длинными костлявыми пальцами… Снова не то. Выдох. Шиндзу вновь пускается в переулок мыслей, но они разом выталкивают ее, и воцаряется пустота, когда девушка ощущает на плече большую руку. Не Риндо. Сердце, казалось, стучало в горле, когда Шиндзу открыла глаза и медленно обернулась. Ран стоял в порочной близости – брюнетка даже чувствовала его тепло и аромат. Чуть древесный, дерзкий, с характерными нотками секса. Он совращает на грех, как и отсутствие футболки на жилистом, подкаченном теле. − Ши? Что случилось? – голос Рана остается фоном, который медленно меркнет в ее сознании. И Ран это замечает. Шиндзу не отвечает, просто глядя на него своими большими глазами, в которых хочется утонуть. Буквально. Взглянуть, искупаться в грехе, а потом умереть. Только парень отряхивается от этих мыслей, чуть ведя головой и отправляя растрепавшуюся косичку за спину. Он убирает свою руку с девичьего плеча, так идеально подходящего к нему, и тянется за бокалом. Шум воды немного отрезвляет, создает хоть какую-то иллюзию, что он не оглох, потому что Шиндзу так и не издала ни звука. Кажется, даже не дышала. Спустя несколько секунд Ран протягивает девушке бокал. Он специально не подходит. Ему нужно подтверждение, что она – живое существо, а не камень. Ему нужно, чтобы Ши начала двигаться, отмирая из гипнотического состояния. Парень вздыхает почти с облегчением, когда она действительно делает шаг к нему, а потом хмурит брови, потому что Жемчужина игнорирует бокал. Она смотрит на его лицо, не обращая внимания на воду, скользя взглядом ниже. Глаза олененка превращаются в точный сканер, а взгляд разительно отличается от того, какой должен быть у девушки его брата. Она хочет его, и Ран с легкостью читает это во всех ее движениях и мимике – покусывание губ, легкое дрожание рук в нетерпении, сбившееся дыхание. Тонкие пальчики проходят мимо бокала и касаются его грудной клетки. Контраст температур – его разгоряченной кожи и ее ледяной – бьет Рана по голове так сильно, что ухватиться за здравый смысл становится все сложнее и сложнее. Он повторяет себе как мантру: «Она девушка твоего брата», сжимает крепко челюсти и руки в кулаки. Ран задыхается от того, как маленькие ладошки скользят по его груди, оглаживают плечи и спускаются вновь. Он ненавидит себя за бездействие, за то, что никак не отвечает – ни положительно, ни отрицательно. Но часть тела, неподвластная ему, делает, что хочет, и потому Ран вновь чувствует возбуждение, накрывающее его сладкой волной. Он кончил несколько минут назад, затыкая рот девке поцелуем и представляя на ее месте другую, но сейчас все словно сошли с ума. Он, Шиндзу… Этого нельзя допустить, − думает Ран, но в следующую секунду понимает, что на чаши весов поставлено диаметрально противоположное, но такое необходимое, а он, как чертова Фемида, должен совершить правосудие. Только вот с задачей своей Ран не справляется, когда девушка делает шаг к нему и, встав на носочки, тянется губами к губам парня. Он приказывает себе отвернуться, но тело каменеет во время самого невинного поцелуя в его жизни – осторожно, нежно, пробуя впервые что-то новое. Стакан выскальзывает из рук Рана, разбиваясь об пол вдребезги, но ни он, ни Шиндзу не обратили на это никакого внимания. Они стоят в окружении осколков и в луже воды, но все внимание сосредоточено на другом – на ощущениях. Приятных, но таких порочных и неправильных. Весь мир Рана крошится на осколки, как те, что под ногами. Он сжимает челюсти, хмурится, напрягается телом, чтобы удержаться. Только все оказывается таким бесполезным, когда Шиндзу целует еще раз – настойчивее, активнее. Ран не думал, что она так умеет. Голова от умелых движений чужих губ покрывается пеленой, но Хайтани впивается пальцами в столешницу, со всей силы сжимая дерево. Кажется, примени чуть больше силы, и материал треснет от его усилий. Все чувства смешиваются воедино – растерянность, злость, ненависть, вожделение, симпатия, любовь, − что Ран захлебывается ими. Он не понимает ничего, но задним чувством понимает, что должен помешать произойти тому, что будет дальше. Шиндзу шагает еще ближе, прижимаясь грудной клеткой к его, заводит руки за спину и тянется к губам. С каждым разом поцелуи становятся все более страстными, дикими, горячими, но Ран заслуживает премию года, находя в себе силы увернуться. Он отворачивается, уклоняясь от губ, и зажмуривает глаза до боли и белых кругов. Его же действия оказываются противоречивыми – он давно думал о Шиндзу, так вот она – в его руках. Бери и не думай, но Ран думает. Не к месту и слишком много. − Ши, стой, − сквозь сжатые зубы цедит Ран, стараясь придать голосу больше мягкости. Даже сейчас он не может ее оттолкнуть, не может противостоять ей. Ее губы порхают по его лицу – подбородку, уголкам губ, скулам. Они касаются тех мест, до которых могут достать, но Ран мешает даже в этом. Парень продолжает бороться сам с собой, повторяя ее имя и тошнотворное слово «стой». Тонкие ручки зарываются в волосы на затылке, игнорируя расхлябанные косы, и терпение Рана неуловимо падает к отметке «ноль». Он держится, старается сохранить здравый смысл, но все теряется, когда Шиндзу все-таки ловит его рот своим и сразу же просовывает язык между его губ. Ран не отвечает, но с трудом отрывает руки от столешницы и опускает их на талию Шиндзу, чтобы оттолкнуть. И совершает самую грубую ошибку, поддаваясь на искушение. Этот грех он не отмоет ничем, и искупить его уже не выйдет никогда. Все мысли о Риндо, до этого пищавшие на задворках, окончательно затихают, и Ран расслабляется. В теле ощущается непривычная легкость, но на низ живота опускается знакомая тяжесть, которая подарит ему наслаждение. С этой девушкой в полной мере. Поцелуй обретает новые краски, зажигается диким пламенем и обжигает его нутро. Голова идет кругом, когда Ран перехватывает инициативу и сжимает тонкую талию так сильно, что останутся отметины от его пальцев. Рана это не заботит – его вниманию представлены тихие постанывания и мычания, а еще вздохи, чавкающие звуки от их поцелуя и хлопок входной двери. Ран настолько увлекается поцелуем, что сначала не придает значения звукам в коридоре. Только потом в голове весь туман рассеивается по щелчку пальцев, стоило только вспомнить, кто еще живет в этой квартире. Риндо. Эта мысль отрезвляет лучше всего, и Ран отшатывается от Шиндзу. Его руки удерживают девушку на месте, потому что под их ногами лежит битое стекло, но сам парень уверенно шагает по осколкам, игнорируя боль в ступнях. Она кажется ему ничем, по сравнению с тем, что сейчас происходит в его душе. Радиоактивный взрыв, убивающий все живое, что было. Он ловит растерянный взгляд Ши, а потом закрывает глаза и поворачивается спиной ко входу. Ран не может повернуться по нескольким причинам, и это его гложет. Во-первых, у него каменный стояк, и Риндо, только зайдя на кухню, все поймет. Сейчас Ран злится на брата за его умственные способности, потому что ему не составит труда сложить два и два. А это Рану не нужно. Во-вторых, он не хочет смотреть на Шиндзу. Кровь с болью носится по сосудам, бьет в голову, а сердце стучит, как сумасшедшее. И во всем этом виновата девушка, стоящая рядом с ним. Она пробуждает в нем противоречивые чувства, и смотреть на нее нет сил. Если взглянет, то поймет, какую ошибку совершил. И это Рану тоже не нужно. В-третьих, Ран не сможет смотреть Риндо в глаза. Когда они видятся, первым делом происходит немой диалог глазами, в ходе которого братья узнают все, что нужно – в порядке ли; как прошел день; какие новости их ждут – хорошие или плохие. Ран не может себе позволить посмотреть брату в глаза. Риндо все узнает, и чувство, доселе не часто появляющееся в душе Рана – вина, − сожрет старшего Хайтани и не подавится. А вот это Рану не нужно тем более. И парень, с силой сжимая несчастную столешницу, проклинает себя, Шиндзу, этот день и свое тело. Ненавидит всеми фибрами души за то, что так по-дурацки вляпался в неприятности. Он мысленно чертыхается, бьется в клетке, в которую сам же себя и загнал, и сквозь шум в ушах слышит шаги в коридоре. Ран решается. Кидает беглый взгляд на Шиндзу и отмечает, что девушка продолжает стоять на своем месте, не двигаясь и не меняя положения. В ее глазах – серая пелена, дымка, за которой ни черта не видно – ни радости, ни сожаления. Руки сложены на груди в замочек, а рот чуть приоткрыт. Губы с красивым изгибом, так привлекавшим Рана, чуть припухли от поцелуев, подобных греху – так ужасно, но вместе с тем и прекрасно. Шиндзу, наконец, отмирает и так же смотрит на Рана. Но теперь в ее глазах полная дезориентация. Словно в нее кто-то вселился, а сейчас девушка просто не понимает – где она и что было. Только вот Рана не проведешь – он видит, что Шиндзу все понимает. Понимает и осуждает – себя и его, – и так же ненавидит. Горькая усмешка слетает с его губ, и Ран делает то, что не делал никогда. Он сбегает. Проносится мимо ничего не понимающего Риндо и хлопает дверью в ванную. Стены в их квартире не такие толстые, как того хотел бы Ран, и парень слышит все. Как Риндо входит в кухню и удивляется разбитому бокалу. Как Шиндзу лепечет, что она случайно разбила, а Ран пошел в ванную за тряпкой. Как Риндо целует Шиндзу, которая пару минут назад целовала Рана. Хайтани рычит, заглушая какофонию звуков, и рывком открывает кран. Из носика сильным напором выходит ледяная вода, разбиваясь о новенькую раковину и утекая в слив. Ран всячески старается не думать, наблюдая за ходом воды, а потом совершает очередную ошибку, поднимая взгляд на зеркало. Глаза приковываются к своему отражению, но Ран совсем не узнает себя. С другой стороны на него смотрит иной человек – потерянный, злой и убитый. Все эмоции красуются на его лице, искаженном от ярости, и Хайтани захлестывает отвращение к самому себе. А потом его настигает осознание – он в пизде. Дыхание учащается, мысли затуманиваются, а тело действует так, как желает само – Ран ощущает режущую боль в костяшках, когда его кулак встречается поверхностью зеркала. На секунду боль физическая заглушает душевную, на мгновение у Рана получается сделать полноценный вдох, и он хочет снова прийти в себя. Он вновь ударяет кулаком по зеркалу. И еще. Снова и снова. Ран бьет до тех пор, пока рука не немеет, а вместо зеркала оказывается черное полотно с редкими вкраплениями красных уцелевших кусков отражающей поверхности. Ран почти не видит себя – смотреть не во что, − но из редких вкраплений зеркала улавливает дикий взгляд загнанного в угол животного. От безумства сносит крышу, и Ран ударяет кулаком, но уже по раковине. Боль стреляет в костях, и Хайтани с ненавистью переводит взгляд на керамическую чашу. Белый цвет полностью сменился на розовый с более яркими алыми подтеками. Крошка зеркала, ссыпавшаяся в раковину, тускло отражает свет лампы. Рука, все еще сжатая в кулак, пусть и слабый, чуть тряслась, а кровь из разбитых в мясо костяшек стекала струйками на борта чаши, смешивалась с ледяной водой, окрашивая ее в розовый, и утекала в водосток. Ран устало прикрыл глаза, не в силах смотреть на все окружающее. Хотелось выть и рычать, но парень смог позволить себе лишь скатиться спиной по стене и сесть на пол. Теперь алая кровь крупными каплями разбивалась о кафель. Ран, не отрывая взгляда, смотрел на нее и понимал – он предал брата, и никогда себя за это не простит.***
− Вот так, − голос Рана тонет в звуках клаксонов далеко внизу, но Сора слышит все – печаль, сожаление, чуть поутихшую ненависть и усталость. Мужчина докуривает третью по счету сигарету и задерживает дым в легких. Пара секунд, и белесые клубы окутывают его лицо, пряча горькую ухмылку от взгляда жены. Ран тушит сигарету о парапет и щелчком отбрасывает окурок вниз. Он не оборачивается, но чувствует Сору, знает, как она сидит – даже не шелохнулась за все время. Его потемневшие глаза глядят строго на горизонт, в то время как сочная зелень, оттененная ночным звездным полотном, прожигает дыру в спине Рана. Его мышцы скованы, напряжены, словно за ним сидит не жена, а противник. Ран шумно выдыхает и опускает голову, покачивая ею из стороны в сторону. Сора всегда была союзником. Какое бы дерьмо ни творил Ран, его жена всегда подставляла плечо поддержки, смотря сквозь пальцы на весь ужас, который он принес в ее жизнь. Сора никогда его не осуждала. И даже сейчас. Он не чувствует укора в спину, а лишь немую поддержку. − А как вы… − девушка отмирает впервые за время их разговора и потирает заледенелые колени ладонями. Тоже холодными, но от трения становится чуть теплее. − Да никак не общались, − Ран не дослушивает ожидаемый вопрос и фыркает под нос. – После того случая мы избегали встречи друг с другом. Наверное, Ши поняла, что это была ошибка, а я просто не мог ее видеть. Не мог вспоминать о том, как предал Риндо. Потом она умерла. Последние слова слетели с его губ жестко. Хлестко. Без сожалений. Так, словно Рану глубоко плевать на данный факт, но до Соры только сейчас дошло, что не только Риндо потерял любимого человека, но и Ран тоже. − Как ты это пережил? − Что именно? – мужчина усмехается и впервые оборачивается на Сору. В его глазах она замечает тонну боли и печали. Это невозможно излечить ничем, и сердце девушки сжимается лишь от представления, насколько Рану тяжело. Слова ощущаются трупным ядом, когда Ран делает шаг к Соре, сощурив глаза: – Смерть Жемчужины и откачивание родного брата от потери любимой девушки? – Сора кивает, а Ран смеется и расправляет руки в стороны: − Как видишь, пережил. На его лице царит усмешка, с которой Ран наносил безжалостные удары телескопкой один за другим, а в груди расцветает жгучая боль. Снова. Конечно, он все пережил. Ран просто не мог позволить себе расклеиться – у него был Риндо, которого он не имел права бросить. Брат сходил с ума, выпивал бутылку за бутылкой и давился сигаретами. Он искушал Рана присоединиться к нему, вылить всю правду, которая травила его больше полугода, но парень молчал. Тушил в себе желание нажраться в хлам и совершить непомерную глупость. Хайтани держался, но это стоило ему очень много. За месяца, во время которых Ран тенью следовал за Риндо, он изменился. Слова, которые следовало сказать давно, не позволяли ему дышать, перекрывали кислород и не пропускали тепло, погружая сердце и его самого в пучину мрака и холода. Ран покрылся коркой льда, зарыл любые чувства под толстый слой земли и стал действовать на автопилоте. Единственные эмоции в нем вызывали Риндо и забота о брате, которую младший даже спустя много лет не перестал воспринимать в штыки. Он не знает, как справился со всем, но уверен, что сможет пережить это еще хоть тысячи раз, лишь бы спустя года оказаться на этом самом месте рядом со своей женой. Сора с сожалением опустила взгляд и медленно поднялась. Ран видел, как покраснела ее кожа от холода, как покрылась крошечными мурашками, и ощутил в груди прилив тепла. Она с ним, несмотря ни на что. Время течет бесконечно долго, пока девушка приближается к Рану. Мучительно медленно, неторопливо – каждая секунда изводит и выворачивает мужчину наизнанку. Он всегда тянется к Соре, как маленький росток к солнцу – девушка его питает силами и помогает ему расти. Ран не выдерживает первый. Он протягивает руку к Соре и, осторожно обхватив ее запястье, притягивает к себе. Его нос зарывается в кудрявые рыжие пряди, а губы опускаются на макушку, даря долгий и нежный поцелуй. И пусть на улице холодно, сейчас им двоим намного теплее – рядом друг с другом. − Ты боишься, что с Йоко может все повториться? – Сора отрывает голову от горячей грудной клетки мужа и заглядывает в его глаза. В них она встречает непоколебимую уверенность, и только после слышит подтверждение своих мыслей: − Нет. − Тогда постарайся наладить с ней отношения. Ран хмурится и берет побольше воздуха в легкие, чтобы высказать свое отношение к Йоко, но Сора его перебивает, укладывая ладошку на левую половину грудной клетки: − Риндо впервые с того времени влюбился. Он не сможет метаться между двух огней – любимой девушкой и братом. Пойди навстречу, Ран. Молчание между ними затягивается. Соре даже кажется, что кто-то поставил происходящее на паузу – время остановилось для обоих, пока глаза вновь вступили в борьбу друг с другом. А затем Ран сокрушенно опускает голову, и Сора понимает, что у нее получилось. Ей удалось убедить Рана дать шанс Риндо и Йоко, позволить им развивать свои отношения вне зависимости от мнений окружающих. Ран сделает все возможное, чтобы Риндо стал счастливее. Он готов пожертвовать всем, чтобы увидеть на лице брата улыбку. И от этого сердце Соры волнительно трепещет. Пусть ее муж и отрицает любовь, он все равно знает это чувство. С самого детства Ран любит Риндо, и готов сделать для своего брата все. − Пойдем в комнату, − мужчина оставляет поцелуй на виске Соры, а после подхватывает ее на руки. – А то замерзнешь. Девушка улыбается – так лучезарно, словно наступило утро. Ран даже оборачивается, устремляя взгляд на небо, чтобы убедиться в обратном, а потом быстро возвращается в квартиру. Ран думает, что разговор закончен, но Сора, оказавшись под теплым одеялом, не спускает внимательного взгляда с мужчины, задавая свой самый последний вопрос: − Ты ее до сих пор любишь? Хайтани задумывается лишь на секунду и отрицательно качает головой: − В моем сердце только одна девушка. И это моя жена. Ее щеки покрываются легким румянцем, и Ран улыбается. Он чувствует, как неподъемный груз упал с его плеч и стало легче дышать. Впервые за четырнадцать лет.