Узы прошлого

      − И вы просто смотрели фильмы весь день? – в голосе Соры слышатся сомнения, и Риндо тяжело вздыхает.       − Да. Это так удивительно?       − Да я не это имела ввиду.       − А что?       − Ну… вы просто смотрели фильмы или..?       И тут девушка не скрывает смеха, хохоча во весь голос. Благо, она находится в ванной, и только что уснувший Сатоши не услышит ее. Сора заканчивает размазывать крем по рукам, отключает громкую связь и прижимает телефон к уху.       − Нет, Сора, мы не просто смотрели фильмы, − спустя время подает голос Риндо, а потом моментально оживляется. − Я, кстати, вообще о другом хотел сказать…       − Ну, я надеюсь на это. Потому что обсуждать, как вы не просто смотрели фильмы, я не хочу.       − А что так? – в голосе Риндо слышатся ехидные нотки, и парень хочет продолжить свою мысль, сходя на интимную жизнь Соры и Рана, но девушка его перебивает.       − Ближе к сути, Рин.       Мужчина обреченно вздыхает. Не удалось постебаться.        − Ладно. Скажи, мы можем завтра с Йоко прийти к вам в гости? Ну или вы с Раном к нам. У нас завтра выходной, и я бы хотел, чтобы Ран и Йоко нормально пообщались.       − Да, мы будем завтра вас ждать, но «нормальное» общение… Рин, ты точно своего брата имеешь ввиду?       Сора помнит взгляды Рана, которыми он смотрел на девушку Риндо, и даже у нее кровь стынет в жилах. Пусть ее муж так внятно и не ответил о причинах своего отношения к Йоко, но менять его он не планирует.       − Вот тут и будет заключаться основная просьба, − Риндо выждал секунду, а потом жалостливо попросил. – Можешь уломать Рана не беситься насчет Йоко? И не убивать ее глазами.       Сора нервно хохотнула, присаживаясь на бортик ванной и потирая лоб запястьем. Сказать Рану-то она скажет, но вот пойдет ли ее муж на уступки – непонятно. Если Ран за что-то невзлюбил Исикаву, то Сора не сможет ничего сделать с этим, и смириться придется всем разом.       − Хорошо, я поговорю с ним, − в конечном итоге соглашается девушка. – Но я ничего не обещаю…       − Спасибо, Ханаги! Ты лучшая! – радостно откликается Риндо и чуть ли не хлопает в ладоши.       − Вообще-то, я Хайтани…       − Да не суть!       Сора и Риндо в унисон смеются – младший Хайтани все еще обращается к Соре по ее девичьей фамилии, раздражая тем самым Рана до чертиков. Самой девушке не принципиально, как ее зовут, но все равно поправляет мужчину, чтобы тот, наконец, привык.       Риндо никому не скажет, что и привыкать было не к чему – как только Сора взяла их с Раном фамилию, и младший Хайтани произнес ее, сразу понял, что ей подходит. Только он не может лишить себя удовольствия лишний раз поиздеваться над Раном, и потому до сих пор кличет Сору Ханаги.       − Ладно, я пойду…       − Фильм смотреть? – лукаво спрашивает Сора, и Риндо цокает.       − Да!       И, не дожидаясь очередной порции смеха от жены брата, отключает звонок.       Сора улыбается и прикрывает глаза в удовольствии – она искренне рада за Риндо. Девушка заметила, что мужчина словно начал светиться изнутри, когда в его жизни появилась Йоко. Его глаза стали светлее, живее, и пелена меланхолии полностью сошла на нет.       Ханаги даже и не помнит, когда последний раз Риндо брал выходной два дня подряд. Он всегда в делах, всегда в спешке, а сейчас мужчина словно остановился, чтобы пожить. И Сора видит в глазах Риндо наслаждение от этой жизни.       Когда-то она тоже бродила в тумане, прыгала с белой полосы на черную, а потом встретила Рана. Он помог обрести ей твердый фундамент под ногами, помог расправить крылья и вдохнуть воздух полной грудью.       И девушка понимает, что сейчас чувствует Риндо, поэтому всячески посодействует тому, чтобы завтрашний ужин прошел максимально спокойно.       Сора щелкает выключатели в коридоре, и пространство погружается во мрак.       По дороге в комнату она заглядывает в спальню сына, откуда исходит теплое приглушенное свечение. Ран прочитал Сатоши три сказки, прежде чем ребенок провалился в мир сна. Когда мальчик заснул, никто не стал тревожить его – он так и остался лежать, свернувшись калачиком, и из-под теплого одеяла торчал только его носик.       Сора тихо прикрыла дверь, оставляя небольшую щелочку, и зашла в их спальню с Раном. На поистине огромной кровати – Сора до сих пор не может понять, зачем им нужна такая большая, если они все равно оказываются на одной из ее половинок, прижатые друг к другу, – лежал Хайтани и смотрел в потолок пустым взглядом.       Девушка знает, что он частенько «отключается», уходит в свои мысли и не замечает ничего вокруг. Такое позволить себе Ран может только дома. Мужчина полностью сосредоточен вне стен их с Сорой квартиры, и, когда он оказывается дома, расслабляется.       Ран лениво моргает и переводит взгляд на жену. На его лице появляется слабая улыбка – все, что он позволить себе после сумасшедшего дня в бешеном ритме – и мужчина похлопывает ладонью по пустой половине кровати, приглашая Сору присоединиться к нему.       Только девушка не спешит. Она складывает руки за спиной и облокачивается на косяк. Зеленые глаза не сходят с мужчины, и Сора ждет «зеленого сигнала».       Хайтани сразу понимает, что вечер тоже пройдет неспокойно, и потому устало вздыхает. Ему не хочется тратить время – сейчас они поговорят, возможно немного повздорят, но обязательно лягут спать вместе. Когда Сора глубоко уснет, он обнимет ее и успокоится окончательно, также проваливаясь в сон.       Поэтому мужчина кивает снизу вверх и закидывает руку под голову. «Зеленый сигнал» дан, и Сора чуть улыбается, мягко произнося:       − Завтра к нам на ужин придут Риндо и Йоко.       Девушка получает ровно ту реакцию, которую и ждала – молчание. Ран не издает звука и, кажется, даже не дышит. Он просто смотрит на Сору и покрепче сжимает челюсти, чтобы не отказать сразу. Мужчина еле сдерживает бурю внутри, но она грозит вырваться после слов Соры:       − И ты будешь вести себя нормально.       − Нет, − тут же возражает Ран четко и безапелляционно.       Сора тяжело вздыхает и, закатив глаза, отталкивается от стены ладошками. Она идет неспешно, но глядя прямо глаза в глаза. Война между зеленью и аметистом вновь разжигается, и пламя ласкает своими языками сердца и души хозяев.       Мягкий матрас прогибается под легким телом, когда девушка садится на край – ближе к Рану – и тянет к мужу руку. Только вот мужчина знает все приемы Соры по воздействию на него и спокойно перекатывается на другую половину кровати.       Ехидные смешки зажигаются в его глазах, в то время как Сора поджимает губы и щурится, забавно морща носик. Рыжие пушистые волосы ореолом окружают ее голову, и Ран засматривается на них. Он считает, что разговор закрыт – он уже сказал свое мнение, которое менять не собирается, − и мужчина не отказывает себе полюбоваться женой.       После тяжелого рабочего дня – что еще нужно для расслабления?       Но Сора не отступает. И тем самым вызывает у Рана противоречивые чувства – гордость и раздражение.       − Почему ты к ней так относишься? – девушка полностью забирается на кровать, которая по высоте напоминает трон короля-великана. – Она ничего не сделала.       − Пока еще не сделала, − цокает Ран и взглядом заставляет Сору остановиться на месте. – Я не доверю ей. Не хочу, чтобы Риндо снова проходил через тот ад, когда Жемчужина умерла.       Молчание плавно опускается на комнату, а Сора прищуривает глаза, следя за изменениями в лице Рана. Такими незначительными – черты лица чуть сгладились, взгляд стал мягким, но вместе с тем болезненно-грустным, − и это натолкнуло девушку на мысли.       Сора отрицает их, не верит в то, что могла об этом подумать, но не может отделаться от желания убедиться – правда это или все-таки ее вымысел. Она облизывает губы, читая в глазах Рана ожидание ее слов, и еще раз обдумывает, как преподнести свои мысли. Сора решает сказать прямо, не юля, и потому медленно, на пробу произносит:       − Ты ее любил…       Не спрашивает и не утверждает. Она ждет подтверждения или опровержения от Рана, но его не следует. В его глазах сквозит лишь легкая печаль, но мужчина остается все таким же расслабленным и спокойным.       Хайтани переводит взгляд на стену, задумчиво буравя ее глазами. Он старался не задумываться об этом – себе же дороже, − но вопрос Соры побудил его впервые за столько лет поразмыслить. Ран вспоминает себя молодого, такого давнего и непохожего на него сейчас, и на лице невольно рождается слабая улыбка.       Тогда все было намного проще. Проще был взгляд на жизнь; проще пойти в драку; проще показывать свой авторитет; проще жить и влюбляться.       Ран дергает уголок губ и возвращает взгляд на Сору. Его жена – удивительная женщина. По ее горящим зеленым глазам и так понятно, что обо всем догадалась, но Ран медленно кивает, все-таки отвечая на заданный вопрос.       Он ждет осуждения от нее: полюбить девушку брата – не благородный поступок. И пусть Ран никогда не строил из себя гребанного принца, но для Соры он негласно старался им быть.       Только вот вместо обвинений и косых взглядом Ран ловит поддержку. Сора лишь на мгновение опускает взгляд вниз – чтобы подумать – и озвучивает еще один вопрос:       − Когда ты это понял?       А Ран и не знает, что ответить на этот вопрос. Во время первой встречи, когда Шиндзу смотрела на него не боясь?       Когда он увидел, как Риндо целуется с ней? Ран помнит, что тогда не мог оторвать взгляда почти от каждого их поцелуя.       Когда Жемчужина обрабатывала ему раны, заботливо дуя на порезанную кожу? Она причитала и укоризненно смотрела на него, но тут же смягчала взгляд, когда Ран шипел от соприкосновения проспиртованной ватки с открытой раной.       В последние дни их нормального общения? Когда то и дело проскальзывали взаимные внимательные взгляды, были часты прикосновения и улыбки, посланные друг другу.       После ее смерти? Когда он долго и натужно думал, пытаясь понять, что это было – влечение или что-то большее?       Ран не знал. Но он точно чувствовал, что случилось это очень давно. Еще до того, как его сердце окончательно очерствело после ее смерти.       − Не заметил, − мужчина пожимает плечами и упирается головой в стену.       Голова начинает ныть от этого разговора, и Ран уже собрался прекратить – лечь спать, утягивая за собой Сору, и расслабиться. Только его жена за один вопрос смогла вытащить из сонного состояния:       − Риндо знал о твоих чувствах к Шиндзу?       Ран опешил от услышанного и, прищурив глаза, перевел взгляд на девушку. Она словно и не поняла всей абсурдности озвученного вопроса, продолжая смотреть на мужа ровно, в ожидании ответа.       − Нет, − резко и четко отрезал Ран. – И никогда об этом не узнает.       Легкие начали зудеть от желания ощутить никотин, отравиться приятным ядом. Хайтани еле сдержал порыв потянуться к тумбочке и открыть верхний ящик – там, в дальнем углу, лежит пачка сигарет, припрятанная на черный день.       Ран может позволить себе выкурить пару сигарет лишь будучи уверенным, что Соры нет рядом. И не будет. Например, когда некоторые ночи ему приходится проводить в стенах Бонтен или в командировке.       Но сейчас ему очень захотелось наплевать на все и закурить. Прямо в постели. Особенно во время этого чертового разговора.       − Почему ты ему не сказал?       − Как ты себе это представляешь? – Ран чуть ли не давится воздухом, с возмущением смотря на жену. Его голос становится на тон выше, и Сора считывает раздражение за секунду. – Во время ужина после похорон, знаешь ли, как-то не к слову было, − девушка открыла рот, чтобы возразить, но Ран обрубил: − До и после тоже.       Сора поджала губы, отворачивая голову в сторону. У нее и в мыслях не могло проскочить, что Ран испытывает чувства к бывшей девушке его брата. Они втроем часто обсуждали подростковые годы братьев и имя Шиндзу фигурировало постоянно – что младший, что старший рассказывали о вместе проведенном времени.       Ран ни разу не обнажил своих чувств и эмоций. Он улыбался, смеялся, подкалывал Риндо, но Сора даже не представляла с каким усилием ему это все давалось.       − Он, наверное, любит ее до сих пор, − тихо подал голос мужчина, и Сора снова устремила на него взгляд. Сейчас он не был похож на криминального авторитета. Ран в мгновение ока превратился в мальчишку, которому стыдно признаться в своих чувствах, страшно оголить их миру и, в первую очередь, своему брату. – Шиндзу же для него святая.       Горечь растекается по прекрасному лицу Рана, а Сора хмурит брови. Она чует – здесь есть что-то еще, и потому, осторожно ступая на минное поле, спрашивает:       − А она не святая?       Взгляд Рана тускнеет, переносясь в далекое прошлое, а затем мужчина хмыкает, тем самым выдавая свой ответ.       Не святая.       Хайтани облизывает губы, а от мыслей в голове становится дурно – черепная коробка лопается от свалившегося на него объема воспоминаний, а к горлу подкатывает желчь. Он не хочет вспоминать тот день, всячески выталкивая его из своих мыслей, но сейчас у него не получается.       Никотин всегда помогает справиться с этой проблемой. Мужчина демонстративно отодвигает верхний ящик тумбочки и вытаскивает оттуда начатую месяц назад пачку. Упаковка призывно воздействует на рецепторы, а легкие зудят от предвкушения.       Тонкими пальцами Ран вытягивает сигарету из пачки так, чтобы Сора точно увидела. Он показывает, чтобы она за ним не шла.       Ран ставит точку в разговоре. Сигарета поможет успокоить разум, а конец беседы, не приносящей ему ничего хорошего, ознаменовывается выходом на балкон.       Возможно, ему придется спать на диване в гостиной, потому что запах сигарет Сора учует даже с другого конца квартиры, и в одну кровать с ним точно не ляжет. Да и Ран не захочет слушать надрывный кашель супруги из-за его слабости.       Мужчина крепко сжимает бумажную упаковку и встает с постели. Он выходит на балкон, вдыхая грудью сырой осенний воздух. Ночи уже холодные, и ветер пробирается через открытую балконную дверь в квартиру, заставляя Сору поежиться.       Ран, не глядя, берет с небольшого круглого столика зажигалку и чиркает колесиком. Взгляд устремлен ровно перед собой – в глубину ночного города. Огни от высоток добавляют света, разжижая черноту яркими вывесками и рекламными щитами.       Глубокий вдох, и никотин приятно обволакивает легкие. Ран знает, что голова у него закружится после пары затяжек, но игнорирует стул, стоящий позади него. Мужчина вместо того, чтобы сесть, упирается локтями в каменный парапет и медленно выдыхает сигаретный дым.       Ран внимательно следит за густой серой пеленой, окутывающей его плотным облаком, и делает тут же следующую затяжку – такую ж глубокую и сильную. В голову ударяет приятная тяжесть, мысли быстро выветриваются, освобождая место свободным и пустым. Наконец-то.       Внизу, на улицах, шумят машины и громко перекликаются люди – ночной Роппонги расцветает, даря его жителям и туристам шанс оторваться в ночных клубах и уличных представлениях. Ран настолько погружается в ритм города, чтобы отвязаться от ненужных воспоминаний, и не замечает за этим тихую поступь шагов.       Мужчина обращает внимание на присутствие еще одного человека, только когда за его спиной мерзко скрежещет по плитке ножки стула. Того, на который думал опуститься Ран.       Он не оборачивается, не двигается, внимательно следя боковым зрением за своей женой. Сора передвинула стул к противоположному углу балкона и опустилась на него, прижимая колени к груди.       Девушка чуть морщит носик, стоически выдерживая запах табака, и переводит взгляд с тлеющего кончика сигареты на мужа. Ран уверенно поставил точку в их разговоре, а Сора умело переделала ее в запятую, ожидая продолжения и пояснений.       Только вот он не хотел ей их давать, но и не мог молчать. Сора всегда была честна с ним – девушка отвечала на вопросы о ее прошлом, которые болезненно ранили душу даже спустя много лет; делилась воспоминаниями, пусть они и будоражили затянувшиеся раны.       Поэтому Ран снова втянул в себя отравляющий дым – хотя может ли он его травить, если Хайтани внутри мертв? – и выдохнул его в другую от Соры сторону. Он даже отошел еще дальше, чтобы жене было комфортнее.       Ощутив на себе благодарный взгляд Соры, Ран задумался – с чего начать рассказ?       Все с самой первой встречи? Слишком долго и бессмысленно – Риндо уже растрепал все в подробностях.       Ран копался в своих воспоминаниях, пока не зацепился за один момент. Тот, который пусть и не стал началом его неоднозначных чувств к Шиндзу, но оказался точкой невозврата. К прошлому и настоящему. К их нормальному будущему.

***

      Ран словно издалека слышит хлопок входной двери и закатывает глаза. Волнами распространяющее по всему телу расслабление испаряется, что вызывает у парня прилив злости. Он же просил Риндо исчезнуть с глаз долой из квартиры на пару часиков, чтобы Ран мог немного развлечься, а его братец, как некстати, вернулся в их обитель.       Девушка, скачущая на бедрах Хайтани, приостановилась и расстроенно вздохнула. Слишком наигранно, но Ран не стал зацикливать на этом внимание. Парень облизнул опухшие от поцелуев губы и перевел взгляд с бюста второго размера на дверь.       Если они не будут сдерживаться, младший обязательно заскочит на огонек, чтобы выместить на него всю свою злобу и негодование, потому что «с нами еще и девушка живет, имей совесть Ран». А Ран, такой негодник, совести не имеет, зато имеет симпатичную шатенку в своей кровати в любых понравившихся ему позах.       Заместо этой шатенки через недельку окажется блондинка или брюнетка – Рану откровенно наплевать, кто будет следующая, − а «девушка», жившая с ним под одной крышей, никуда не пропадет, продолжая мучать своим присутствием.       Хайтани прикрыл глаза, и в голове предстал образ Жемчужины. Такой невинной, аккуратной и милой, что, с одной стороны, зубы сводит от ее чистой праведности, а, с другой, сердце замедляет свой ход или вовсе останавливается.       Ран замечал за собой не раз, что невольно засматривается на нее. Когда она выходит из душа, промачивая влажные волосы пушистым банным полотенцем. Когда она пританцовывает у плиты под музыку, звучащую только у нее в голове, во время приготовления еды. Когда она целует его брата, зарываясь пальцами в светлые волосы.       Последний образ настолько ярко всплыл в голове, что в паху вновь стало тяжело, а девчонка очень вовремя начала движения в попытке привлечь внимание кавалера. Ран не открывал глаз, чтобы не спугнуть приближающуюся разрядку, и силуэт Риндо мгновенно сменился на его.       Это неправильно, − нашептывает ему разум, только Ран затыкает его, как и свой рот, поцелуем, остервенело вторгаясь языком в чужой рот. Границы правильного и неправильно давно стерлись в его жизни, и представлять другую девчонку на своих бедрах заместо реальной для него не является ужасным.       Но то, что вместо брюнетки на нем в мыслях скачет Шиндзу, Ран старательно игнорирует.       Над его ухом раздаются протяжные стоны, внизу живота накапливается тепло, и все тело напрягается гитарной струной. Ран уже ощущает скорый конец, но снова отвлекается на звук открывающейся двери.       Хайтани хочет огрызнуться, кинуть подушку в невовремя ворвавшегося Риндо и наорать, но останавливается, стоило ему только открыть глаза. Его несбывшиеся фантазии резко оказываются реальностью, когда он видит на пороге его комнаты Шиндзу.       Она стоит у дверей и смотрит. На него. Глаза в глаза. А потом ее взгляд быстро отскакивает в сторону шатенки, не замечающей ничего вокруг, и возвращается обратно.       Большие оленьи глаза. Те, в которых Ран замечает маленькую Вселенную, глядят прямо на то, как он трахается с левой девкой. И от этого сносит крышу окончательно.       Жемчужину никто не держит, но она продолжает стоять на месте, продолжает смотреть, продолжает покусывать нижнюю губу от… чего? Волнения? Желания? Отвращения? Смущения?       Ран стискивает с силой челюсти, чтобы не задать ей этот вопрос. Ситуация до ужаса абсурдная, но Хайтани не теряется. Если уж Шиндзу смотрит – и знает, что Ран видит ее в ответ, − то пусть лицезреет. Все.       Только внимательный взгляд, как на операционном столе под ножом хирурга, вновь и вновь напоминает парню, кто стоит перед ним. И Ран укладывает ладони на ягодицы шатенки, склоняя голову набок и натягивая на лицо хищный оскал. Он придает голосу максимум незаинтересованности, хотя внутри все истошно кричит от происходящего, и спрашивает:       − Хочешь присоединиться?       Его бедра резко подаются на встречу шатенке, и та выгибается в спине, меняя угол обзора. Теперь Ран видит Шиндзу полностью.       Она стоит ровно, не нервничая и не переживая – во время волнения Жемчужина всегда переступает с ноги на ногу. Руки покоятся вдоль тела, а осанка такая же прямая, как и всегда во время ее уверенности.       Ран думал, что его слова заставят Шиндзу отмереть, уйти, хотя бы отвести взгляд. Но не изменилось ничего – все такое же каменное изваяние, с особым вниманием следящее за процессом соития.       Что-то не так, − чувствует Ран.       Он хмурится и открывает рот, чтобы озвучить вполне резонный вопрос «что случилось?», но Шиндзу опережает любое его действие. Девушка резко, словно и не было ничего, выходит из комнаты, негромко прихлопывая дверью.       В голове гуляет ветер, когда Шиндзу добирается до кухни и упирается ладонями в столешницу. Тело чуть потрясывает, как в лихорадке, но она стоит на ногах ровно, уверенно, тратя на это последние силы. Оставшихся не хватает на то, чтобы вырезать из мозга увиденную сцену.       Она повторяется вновь и вновь, как на перемотке, и Шиндзу со смущением признает себе, что хочет оказаться на месте той девушки. Хочет ощутить поцелуи Рана на своей шее, хочет получить ласку его прикосновений…       Так нельзя, − повторяет себе Шиндзу, но все равно не может перестать вспоминать то, что увидела некоторое время назад.       Сколько она так простояла? Несколько секунд? Минуту? Тридцать? Но успокоиться не получалось никак – сердце с болью било по ребрам изнутри, щеки горели адским пламенем, а дыхание сбилось, когда она только хлопнула дверью в комнату Рана.       Девушка трясет головой, делает глубокий вдох и прикрывает глаза. Надо сосредоточиться на чем-то. На том, что сможет ее отвлечь от увиденного.       Выдох.       Можно попробовать подумать об университете. В голове лихорадочно носятся мысли о том, что задали. Теория по вопросу ранения, перевязки и оказания первой помощи.       Тут же на заднем плане мелькает Ран, который в последнее время почти каждый вечер приходит со ссадинами и порезами. Шиндзу всегда обрабатывает его раны, делает перевязку – Ран ее всему научил уже давно. Рассудительно показывал алгоритм, терпеливо относился к ее косякам, внимательно смотрел и осторожно придерживал за руку.       Провальная идея.       Вдох.       Что сегодня приготовить на ужин? Шиндзу старательно прокручивает в голове, что давно не готовила, и тут же мелькает удон. Да, последний раз они ели суп около месяца назад.       Тогда Риндо задерживался по делам, и дома были только Ран и Шиндзу. Девушка до сих пор помнит, как парень помогал нарезать мясо, готовил приправу и рассказывал истории. Как расслабленно улыбался, глядя на нее из-под полуопущенных век. Как удерживал нож длинными костлявыми пальцами…       Снова не то.       Выдох.       Шиндзу вновь пускается в переулок мыслей, но они разом выталкивают ее, и воцаряется пустота, когда девушка ощущает на плече большую руку. Не Риндо.       Сердце, казалось, стучало в горле, когда Шиндзу открыла глаза и медленно обернулась. Ран стоял в порочной близости – брюнетка даже чувствовала его тепло и аромат. Чуть древесный, дерзкий, с характерными нотками секса. Он совращает на грех, как и отсутствие футболки на жилистом, подкаченном теле.       − Ши? Что случилось? – голос Рана остается фоном, который медленно меркнет в ее сознании.       И Ран это замечает. Шиндзу не отвечает, просто глядя на него своими большими глазами, в которых хочется утонуть. Буквально. Взглянуть, искупаться в грехе, а потом умереть.       Только парень отряхивается от этих мыслей, чуть ведя головой и отправляя растрепавшуюся косичку за спину. Он убирает свою руку с девичьего плеча, так идеально подходящего к нему, и тянется за бокалом. Шум воды немного отрезвляет, создает хоть какую-то иллюзию, что он не оглох, потому что Шиндзу так и не издала ни звука. Кажется, даже не дышала.       Спустя несколько секунд Ран протягивает девушке бокал. Он специально не подходит. Ему нужно подтверждение, что она – живое существо, а не камень. Ему нужно, чтобы Ши начала двигаться, отмирая из гипнотического состояния.       Парень вздыхает почти с облегчением, когда она действительно делает шаг к нему, а потом хмурит брови, потому что Жемчужина игнорирует бокал. Она смотрит на его лицо, не обращая внимания на воду, скользя взглядом ниже. Глаза олененка превращаются в точный сканер, а взгляд разительно отличается от того, какой должен быть у девушки его брата.       Она хочет его, и Ран с легкостью читает это во всех ее движениях и мимике – покусывание губ, легкое дрожание рук в нетерпении, сбившееся дыхание. Тонкие пальчики проходят мимо бокала и касаются его грудной клетки. Контраст температур – его разгоряченной кожи и ее ледяной – бьет Рана по голове так сильно, что ухватиться за здравый смысл становится все сложнее и сложнее.       Он повторяет себе как мантру: «Она девушка твоего брата», сжимает крепко челюсти и руки в кулаки. Ран задыхается от того, как маленькие ладошки скользят по его груди, оглаживают плечи и спускаются вновь. Он ненавидит себя за бездействие, за то, что никак не отвечает – ни положительно, ни отрицательно.       Но часть тела, неподвластная ему, делает, что хочет, и потому Ран вновь чувствует возбуждение, накрывающее его сладкой волной. Он кончил несколько минут назад, затыкая рот девке поцелуем и представляя на ее месте другую, но сейчас все словно сошли с ума. Он, Шиндзу…       Этого нельзя допустить, − думает Ран, но в следующую секунду понимает, что на чаши весов поставлено диаметрально противоположное, но такое необходимое, а он, как чертова Фемида, должен совершить правосудие.       Только вот с задачей своей Ран не справляется, когда девушка делает шаг к нему и, встав на носочки, тянется губами к губам парня. Он приказывает себе отвернуться, но тело каменеет во время самого невинного поцелуя в его жизни – осторожно, нежно, пробуя впервые что-то новое.       Стакан выскальзывает из рук Рана, разбиваясь об пол вдребезги, но ни он, ни Шиндзу не обратили на это никакого внимания. Они стоят в окружении осколков и в луже воды, но все внимание сосредоточено на другом – на ощущениях. Приятных, но таких порочных и неправильных.       Весь мир Рана крошится на осколки, как те, что под ногами. Он сжимает челюсти, хмурится, напрягается телом, чтобы удержаться. Только все оказывается таким бесполезным, когда Шиндзу целует еще раз – настойчивее, активнее.       Ран не думал, что она так умеет. Голова от умелых движений чужих губ покрывается пеленой, но Хайтани впивается пальцами в столешницу, со всей силы сжимая дерево. Кажется, примени чуть больше силы, и материал треснет от его усилий.       Все чувства смешиваются воедино – растерянность, злость, ненависть, вожделение, симпатия, любовь, − что Ран захлебывается ими. Он не понимает ничего, но задним чувством понимает, что должен помешать произойти тому, что будет дальше.       Шиндзу шагает еще ближе, прижимаясь грудной клеткой к его, заводит руки за спину и тянется к губам. С каждым разом поцелуи становятся все более страстными, дикими, горячими, но Ран заслуживает премию года, находя в себе силы увернуться.       Он отворачивается, уклоняясь от губ, и зажмуривает глаза до боли и белых кругов. Его же действия оказываются противоречивыми – он давно думал о Шиндзу, так вот она – в его руках. Бери и не думай, но Ран думает. Не к месту и слишком много.       − Ши, стой, − сквозь сжатые зубы цедит Ран, стараясь придать голосу больше мягкости. Даже сейчас он не может ее оттолкнуть, не может противостоять ей.       Ее губы порхают по его лицу – подбородку, уголкам губ, скулам. Они касаются тех мест, до которых могут достать, но Ран мешает даже в этом. Парень продолжает бороться сам с собой, повторяя ее имя и тошнотворное слово «стой».       Тонкие ручки зарываются в волосы на затылке, игнорируя расхлябанные косы, и терпение Рана неуловимо падает к отметке «ноль». Он держится, старается сохранить здравый смысл, но все теряется, когда Шиндзу все-таки ловит его рот своим и сразу же просовывает язык между его губ.       Ран не отвечает, но с трудом отрывает руки от столешницы и опускает их на талию Шиндзу, чтобы оттолкнуть. И совершает самую грубую ошибку, поддаваясь на искушение. Этот грех он не отмоет ничем, и искупить его уже не выйдет никогда.       Все мысли о Риндо, до этого пищавшие на задворках, окончательно затихают, и Ран расслабляется. В теле ощущается непривычная легкость, но на низ живота опускается знакомая тяжесть, которая подарит ему наслаждение. С этой девушкой в полной мере.       Поцелуй обретает новые краски, зажигается диким пламенем и обжигает его нутро. Голова идет кругом, когда Ран перехватывает инициативу и сжимает тонкую талию так сильно, что останутся отметины от его пальцев. Рана это не заботит – его вниманию представлены тихие постанывания и мычания, а еще вздохи, чавкающие звуки от их поцелуя и хлопок входной двери.       Ран настолько увлекается поцелуем, что сначала не придает значения звукам в коридоре. Только потом в голове весь туман рассеивается по щелчку пальцев, стоило только вспомнить, кто еще живет в этой квартире.       Риндо.       Эта мысль отрезвляет лучше всего, и Ран отшатывается от Шиндзу. Его руки удерживают девушку на месте, потому что под их ногами лежит битое стекло, но сам парень уверенно шагает по осколкам, игнорируя боль в ступнях. Она кажется ему ничем, по сравнению с тем, что сейчас происходит в его душе. Радиоактивный взрыв, убивающий все живое, что было.       Он ловит растерянный взгляд Ши, а потом закрывает глаза и поворачивается спиной ко входу. Ран не может повернуться по нескольким причинам, и это его гложет.       Во-первых, у него каменный стояк, и Риндо, только зайдя на кухню, все поймет. Сейчас Ран злится на брата за его умственные способности, потому что ему не составит труда сложить два и два. А это Рану не нужно.       Во-вторых, он не хочет смотреть на Шиндзу. Кровь с болью носится по сосудам, бьет в голову, а сердце стучит, как сумасшедшее. И во всем этом виновата девушка, стоящая рядом с ним. Она пробуждает в нем противоречивые чувства, и смотреть на нее нет сил. Если взглянет, то поймет, какую ошибку совершил. И это Рану тоже не нужно.       В-третьих, Ран не сможет смотреть Риндо в глаза. Когда они видятся, первым делом происходит немой диалог глазами, в ходе которого братья узнают все, что нужно – в порядке ли; как прошел день; какие новости их ждут – хорошие или плохие.       Ран не может себе позволить посмотреть брату в глаза. Риндо все узнает, и чувство, доселе не часто появляющееся в душе Рана – вина, − сожрет старшего Хайтани и не подавится. А вот это Рану не нужно тем более.       И парень, с силой сжимая несчастную столешницу, проклинает себя, Шиндзу, этот день и свое тело. Ненавидит всеми фибрами души за то, что так по-дурацки вляпался в неприятности. Он мысленно чертыхается, бьется в клетке, в которую сам же себя и загнал, и сквозь шум в ушах слышит шаги в коридоре.       Ран решается. Кидает беглый взгляд на Шиндзу и отмечает, что девушка продолжает стоять на своем месте, не двигаясь и не меняя положения. В ее глазах – серая пелена, дымка, за которой ни черта не видно – ни радости, ни сожаления.       Руки сложены на груди в замочек, а рот чуть приоткрыт. Губы с красивым изгибом, так привлекавшим Рана, чуть припухли от поцелуев, подобных греху – так ужасно, но вместе с тем и прекрасно.       Шиндзу, наконец, отмирает и так же смотрит на Рана. Но теперь в ее глазах полная дезориентация. Словно в нее кто-то вселился, а сейчас девушка просто не понимает – где она и что было.       Только вот Рана не проведешь – он видит, что Шиндзу все понимает. Понимает и осуждает – себя и его, – и так же ненавидит.       Горькая усмешка слетает с его губ, и Ран делает то, что не делал никогда. Он сбегает.       Проносится мимо ничего не понимающего Риндо и хлопает дверью в ванную. Стены в их квартире не такие толстые, как того хотел бы Ран, и парень слышит все. Как Риндо входит в кухню и удивляется разбитому бокалу. Как Шиндзу лепечет, что она случайно разбила, а Ран пошел в ванную за тряпкой. Как Риндо целует Шиндзу, которая пару минут назад целовала Рана.       Хайтани рычит, заглушая какофонию звуков, и рывком открывает кран. Из носика сильным напором выходит ледяная вода, разбиваясь о новенькую раковину и утекая в слив. Ран всячески старается не думать, наблюдая за ходом воды, а потом совершает очередную ошибку, поднимая взгляд на зеркало.       Глаза приковываются к своему отражению, но Ран совсем не узнает себя. С другой стороны на него смотрит иной человек – потерянный, злой и убитый. Все эмоции красуются на его лице, искаженном от ярости, и Хайтани захлестывает отвращение к самому себе. А потом его настигает осознание – он в пизде.       Дыхание учащается, мысли затуманиваются, а тело действует так, как желает само – Ран ощущает режущую боль в костяшках, когда его кулак встречается поверхностью зеркала. На секунду боль физическая заглушает душевную, на мгновение у Рана получается сделать полноценный вдох, и он хочет снова прийти в себя.       Он вновь ударяет кулаком по зеркалу. И еще. Снова и снова. Ран бьет до тех пор, пока рука не немеет, а вместо зеркала оказывается черное полотно с редкими вкраплениями красных уцелевших кусков отражающей поверхности.       Ран почти не видит себя – смотреть не во что, − но из редких вкраплений зеркала улавливает дикий взгляд загнанного в угол животного. От безумства сносит крышу, и Ран ударяет кулаком, но уже по раковине. Боль стреляет в костях, и Хайтани с ненавистью переводит взгляд на керамическую чашу.       Белый цвет полностью сменился на розовый с более яркими алыми подтеками. Крошка зеркала, ссыпавшаяся в раковину, тускло отражает свет лампы. Рука, все еще сжатая в кулак, пусть и слабый, чуть тряслась, а кровь из разбитых в мясо костяшек стекала струйками на борта чаши, смешивалась с ледяной водой, окрашивая ее в розовый, и утекала в водосток.       Ран устало прикрыл глаза, не в силах смотреть на все окружающее. Хотелось выть и рычать, но парень смог позволить себе лишь скатиться спиной по стене и сесть на пол.       Теперь алая кровь крупными каплями разбивалась о кафель. Ран, не отрывая взгляда, смотрел на нее и понимал – он предал брата, и никогда себя за это не простит.

***

      − Вот так, − голос Рана тонет в звуках клаксонов далеко внизу, но Сора слышит все – печаль, сожаление, чуть поутихшую ненависть и усталость.       Мужчина докуривает третью по счету сигарету и задерживает дым в легких. Пара секунд, и белесые клубы окутывают его лицо, пряча горькую ухмылку от взгляда жены.       Ран тушит сигарету о парапет и щелчком отбрасывает окурок вниз. Он не оборачивается, но чувствует Сору, знает, как она сидит – даже не шелохнулась за все время.       Его потемневшие глаза глядят строго на горизонт, в то время как сочная зелень, оттененная ночным звездным полотном, прожигает дыру в спине Рана. Его мышцы скованы, напряжены, словно за ним сидит не жена, а противник.       Ран шумно выдыхает и опускает голову, покачивая ею из стороны в сторону. Сора всегда была союзником. Какое бы дерьмо ни творил Ран, его жена всегда подставляла плечо поддержки, смотря сквозь пальцы на весь ужас, который он принес в ее жизнь. Сора никогда его не осуждала. И даже сейчас.       Он не чувствует укора в спину, а лишь немую поддержку.       − А как вы… − девушка отмирает впервые за время их разговора и потирает заледенелые колени ладонями. Тоже холодными, но от трения становится чуть теплее.       − Да никак не общались, − Ран не дослушивает ожидаемый вопрос и фыркает под нос. – После того случая мы избегали встречи друг с другом. Наверное, Ши поняла, что это была ошибка, а я просто не мог ее видеть. Не мог вспоминать о том, как предал Риндо. Потом она умерла.       Последние слова слетели с его губ жестко. Хлестко. Без сожалений.       Так, словно Рану глубоко плевать на данный факт, но до Соры только сейчас дошло, что не только Риндо потерял любимого человека, но и Ран тоже.       − Как ты это пережил?       − Что именно? – мужчина усмехается и впервые оборачивается на Сору. В его глазах она замечает тонну боли и печали. Это невозможно излечить ничем, и сердце девушки сжимается лишь от представления, насколько Рану тяжело.       Слова ощущаются трупным ядом, когда Ран делает шаг к Соре, сощурив глаза:       – Смерть Жемчужины и откачивание родного брата от потери любимой девушки? – Сора кивает, а Ран смеется и расправляет руки в стороны: − Как видишь, пережил.       На его лице царит усмешка, с которой Ран наносил безжалостные удары телескопкой один за другим, а в груди расцветает жгучая боль. Снова.       Конечно, он все пережил. Ран просто не мог позволить себе расклеиться – у него был Риндо, которого он не имел права бросить.       Брат сходил с ума, выпивал бутылку за бутылкой и давился сигаретами. Он искушал Рана присоединиться к нему, вылить всю правду, которая травила его больше полугода, но парень молчал. Тушил в себе желание нажраться в хлам и совершить непомерную глупость.       Хайтани держался, но это стоило ему очень много. За месяца, во время которых Ран тенью следовал за Риндо, он изменился. Слова, которые следовало сказать давно, не позволяли ему дышать, перекрывали кислород и не пропускали тепло, погружая сердце и его самого в пучину мрака и холода.       Ран покрылся коркой льда, зарыл любые чувства под толстый слой земли и стал действовать на автопилоте. Единственные эмоции в нем вызывали Риндо и забота о брате, которую младший даже спустя много лет не перестал воспринимать в штыки.       Он не знает, как справился со всем, но уверен, что сможет пережить это еще хоть тысячи раз, лишь бы спустя года оказаться на этом самом месте рядом со своей женой.       Сора с сожалением опустила взгляд и медленно поднялась. Ран видел, как покраснела ее кожа от холода, как покрылась крошечными мурашками, и ощутил в груди прилив тепла. Она с ним, несмотря ни на что.       Время течет бесконечно долго, пока девушка приближается к Рану. Мучительно медленно, неторопливо – каждая секунда изводит и выворачивает мужчину наизнанку. Он всегда тянется к Соре, как маленький росток к солнцу – девушка его питает силами и помогает ему расти.       Ран не выдерживает первый. Он протягивает руку к Соре и, осторожно обхватив ее запястье, притягивает к себе. Его нос зарывается в кудрявые рыжие пряди, а губы опускаются на макушку, даря долгий и нежный поцелуй. И пусть на улице холодно, сейчас им двоим намного теплее – рядом друг с другом.       − Ты боишься, что с Йоко может все повториться? – Сора отрывает голову от горячей грудной клетки мужа и заглядывает в его глаза.       В них она встречает непоколебимую уверенность, и только после слышит подтверждение своих мыслей:       − Нет.       − Тогда постарайся наладить с ней отношения.       Ран хмурится и берет побольше воздуха в легкие, чтобы высказать свое отношение к Йоко, но Сора его перебивает, укладывая ладошку на левую половину грудной клетки:       − Риндо впервые с того времени влюбился. Он не сможет метаться между двух огней – любимой девушкой и братом. Пойди навстречу, Ран.       Молчание между ними затягивается. Соре даже кажется, что кто-то поставил происходящее на паузу – время остановилось для обоих, пока глаза вновь вступили в борьбу друг с другом.       А затем Ран сокрушенно опускает голову, и Сора понимает, что у нее получилось. Ей удалось убедить Рана дать шанс Риндо и Йоко, позволить им развивать свои отношения вне зависимости от мнений окружающих.       Ран сделает все возможное, чтобы Риндо стал счастливее. Он готов пожертвовать всем, чтобы увидеть на лице брата улыбку. И от этого сердце Соры волнительно трепещет.       Пусть ее муж и отрицает любовь, он все равно знает это чувство. С самого детства Ран любит Риндо, и готов сделать для своего брата все.       − Пойдем в комнату, − мужчина оставляет поцелуй на виске Соры, а после подхватывает ее на руки. – А то замерзнешь.       Девушка улыбается – так лучезарно, словно наступило утро. Ран даже оборачивается, устремляя взгляд на небо, чтобы убедиться в обратном, а потом быстро возвращается в квартиру.       Ран думает, что разговор закончен, но Сора, оказавшись под теплым одеялом, не спускает внимательного взгляда с мужчины, задавая свой самый последний вопрос:       − Ты ее до сих пор любишь?       Хайтани задумывается лишь на секунду и отрицательно качает головой:       − В моем сердце только одна девушка. И это моя жена.       Ее щеки покрываются легким румянцем, и Ран улыбается. Он чувствует, как неподъемный груз упал с его плеч и стало легче дышать. Впервые за четырнадцать лет.