Раб моего мужа

За ужином свекровь с вежливым безразличием поинтересовалась у Элизабет, как прошло путешествие, а затем пустилась в пространный рассказ, как ее предки осваивали эти земли, прибыв сюда с волной первых поселенцев. Как изгоняли индейцев и прорубались сквозь вековые леса. Как строили дома и сеяли хлопок, закладывая основу для будущего процветания Юга. Миссис Фаулер вещала об этом с такой гордостью, будто самолично держала в руках мачете или шла за плугом. На деле же в своей жизни она вряд ли собственноручно налила себе стакан воды — у стены, вытянувшись по струнке, застыли две негритянки, готовые по первому зову исполнить любой каприз. Джеймс по большей части молчал, и по его скучающему лицу было видно, что подобные россказни ему порядком осточертели. Когда ужин закончился, за высокими окнами уже разлилась непроглядная чернота. После вечерней молитвы миссис Фаулер распорядилась: — Цезарь, проводи Элизабет в ее спальню. «В мою спальню?» — удивилась Элизабет. Разве супругам не полагается спать вместе? Она робко посмотрела на Джеймса. Тот поймал ее взгляд и снисходительно улыбнулся. — Поднимайся, дорогая, — произнес он. — Я скоро к тебе присоединюсь. Элизабет покраснела. Вроде бы Джеймс и не сказал ничего такого, но ей стало неловко перед свекровью. Конечно, та побывала замужем, и в курсе, что такое первая брачная ночь, но легче от этого не становилось. Не решаясь поднять глаза, она вышла из-за стола. — Сюда, мисс Элизабет, — подсказал Цезарь. Он взял канделябр и направился к лестнице, освещая путь. В спальне уже поджидала Анна, успевшая поужинать на кухне с прислугой. Элизабет огляделась по сторонам. Широкая кровать под балдахином занимала чуть ли не половину пространства. Туалетный столик, кресло-качалка, шифоньер — дорогая мебель поблескивала лакированным деревом на фоне светло-бежевых стен. — Приятного отдыха, мэм. — Цезарь поклонился и ушел. Только сейчас Элизабет ощутила, как устала за этот бесконечный день. Первым делом она сбросила тесные туфли и, раскинув руки, плюхнулась спиной на кровать. — Мадам, аккуратнее! Вы испортите платье! — всполошилась служанка. — Да и бог с ним, — простонала Элизабет, покачиваясь на мягкой перине. Вот бы сейчас закрыть глаза и уснуть! И не нужно ей никакой брачной ночи. Но увы… Пышные юбки и жесткий корсет мешали подняться с кровати самостоятельно. Скорей бы избавиться от этой сбруи! И почему только женщины должны все это носить? — Помоги мне встать. Она протянула руки. Анна, ухватившись за них, поставила ее на ноги. Элизабет оперлась на резной столбик кровати, и служанка принялась расшнуровывать корсет. — Волнуетесь? — поинтересовалась Анна. — Что? — Элизабет оглянулась через плечо. — Ну, перед брачной ночью-то? — Нет. На самом деле Элизабет волновалась. О, да, еще как! В романах все было легко и просто — встретились, воспылали страстью, поженились… А затем — либо «они жили долго и счастливо», либо целомудренно закрытые двери супружеской спальни и туманные намеки на райское наслаждение, испытанное на ложе любви. Реальность пока что выглядела иначе. Джеймс почему-то не вел себя как принц на белом коне, да и сама Элизабет начала понемногу трезветь от девичьих грез. Наконец Анна избавила ее от корсета и вороха нижних юбок. — Идемте, мисс Элизабет, пока ванна не остыла, — сказала она. «Миссис», — хотела поправить Элизабет, но передумала. Она пока что и сама не ощущала себя «миссис». Еще не до конца осознала, что беззаботная юность осталась позади. Они вошли в прилегающую к спальне уборную, где поблескивала медная сидячая ванна. Раздевшись догола, Элизабет погрузилась в воду — не слишком горячую и не слишком холодную — приятно освежающую после дневной жары. Анна принялась поливать из ковша ее плечи, стараясь не намочить собранные на затылке волосы. Как же приятно смыть с себя липкий пот и дорожную пыль! Элизабет хотелось бы посидеть так подольше, позволяя струйкам воды стекать по утомленному телу, но слова «я скоро к тебе присоединюсь» назойливо звучали в ушах. Пора! С тяжелым вздохом Элизабет поднялась. Анна подала ей полотенце и помогла вытереться. Облачившись в пеньюар, Элизабет вышла из уборной и села за туалетный столик. Служанка вытащила шпильки из тугой прически, и когда тяжелые волосы свободно упали за спину, Элизабет блаженно закрыла глаза. Обычно перед сном Анна расчесывала ее не меньше часа, но сегодня нужно было спешить. Элизабет велела подать ночную сорочку. Прохладный шелк приятно окутал тело, и Элизабет огладила на себе тонкую ткань. Эту сорочку, отделанную брюссельским кружевом, она берегла специально для брачной ночи. — Да хранит вас Господь, мэм. — сказала Анна, прежде чем покинуть спальню. Оставшись одна, Элизабет подошла к туалетному столику и взглянула в трюмо. Собственные глаза показались огромными и испуганными в призрачном отблеске свечей. Не слишком ли откровенный вырез? Она стянула кружево рукой. А волосы? Куда их? Разложить по плечам? Нет, так чересчур жарко. Лучше откинуть за спину… — Господи, как же душно! Надо открыть окно! Распахнув занавески, Элизабет обнаружила, что за ними скрывается балконная дверь. Она приоткрыла створку, и на нее повеяло свежим воздухом, в котором разливался цветочный нектар. Элизабет глубоко вдохнула, наслаждаясь благоуханием, но тут на лестнице раздались шаги. Он идет! Элизабет метнулась к кровати и села на ее край. Сердце заколотилось, подмышки взмокли. Господи, еще не хватало вспотеть! Бессознательно кусая губы, она прислушивалась к шагам. Может, это не он?.. Но тут скрипнула входная дверь. Элизабет вздрогнула и вскочила на ноги. На пороге показался Джеймс. Элизабет набрала воздуха, намереваясь что-то сказать, но муж, не глядя на нее, направился к балконной двери. — Зачем ты открыла балкон? — с неудовольствием бросил он, закрывая створку. — Хочешь напустить комаров? — Простите, — пролепетала Элизабет, чувствуя, как от волнения сводит плечи. Задернув занавески, Джеймс повернулся к ней. На нем был халат из узорчатого бордового шелка. В глубоком вырезе виднелась белая, поросшая темными волосами грудь. Элизабет смущенно отвела глаза. — Как тебе спальня? — поинтересовался Джеймс. — Чудесная, — ответила она, радуясь, что муж больше не сердится. — Что-нибудь еще нужно? — Спасибо, у меня все есть. — Не стоит по ночам открывать окна. Здесь полно насекомых. Наутро будешь вся в волдырях. — Я не знала… — Элизабет облизнула пересохшие губы. — Просто здесь очень жарко. — Я пришлю к тебе негритенка. Он будет тебя обмахивать всю ночь. — Всю ночь? Спасибо, но это лишнее. Мне бы не хотелось никого утруждать. — Пустяки. Мне вовсе не трудно, я просто пошлю за ним слугу. — Но… я имела в виду негритенка… Джеймс с усмешкой покачал головой. — Моя дорогая, — снисходительно произнес он, — сразу видно, что ты северянка, и не имеешь ни малейшего представления о рабах. Они созданы для того, чтобы нам служить. Это их предназначение. Элизабет не нашлась что ответить. Она действительно мало что знала о неграх, поэтому ей было нечего возразить. А Джеймс, шагнув к ней, продолжил: — Дорогая, запомни раз и навсегда: черномазые не такие как мы. Доброту они принимают за слабость, а жалость — как повод сесть хозяину на шею. Они как дети, дай им волю — будут делать все, что вздумается. Поэтому мы должны быть строги с ними. Ради их же блага. Произнося свою речь, Джеймс приближался к Элизабет. И вот он оказался так близко, что ее обдало запахом табака и спиртного у него изо рта. Она невольно отшатнулась, но тут же одернула себя. Он теперь ее муж! — Спасибо за совет, сэр, — пролепетала Элизабет, бездумно теребя сжимающее палец кольцо. — Просто, у нас никогда не было черных слуг. Правда, на папиных фабриках работает несколько негров, но… — Раздевайся! — Что? — Элизабет наморщила лоб, сбитая с толку тем, что ее оборвали на полуслове. — Снимай ночную сорочку! — металлом в голосе Джеймса резануло слух. Вскинув голову, Элизабет взглянула в его глаза. Муж выжидающе смотрел на нее. Она сглотнула вязкую слюну и потянула за стягивающую вырез тесьму. Бантик развязался. Элизабет застыла в растерянности, а Джеймс даже не шелохнулся, чтобы ей помочь. Тогда она сделала глубокий вдох, и, ухватившись за подол, стащила с себя рубаху. На какой-то миг задержала ее в руках, прикрывая грудь, но, повинуясь требовательному взгляду, уронила на пол. Теперь она стояла перед Джеймсом обнаженная, и от стыда ей хотелось провалиться сквозь землю. Муж неторопливо осматривал ее с головы до ног. Все тело покрылось мурашками, а Джеймс, казалось, наслаждался ее замешательством, которое с каждой секундой становилось сильней. Она его разочаровала? С ней что-то не так? Какой-то телесный изъян или уродство, о котором она до сих пор понятия не имела… Иначе почему он просто смотрит на нее и молчит? Что-то с грудью? Слишком маленькая? Слишком большая? С формой что-то не то?.. — Розовые, — наконец сказал Джеймс. — Я так и думал. — Что? — Неважно. Ложись на живот! Элизабет стояла в прострации, и до нее не сразу дошел смысл сказанных им слов. — Я неясно выражаюсь? Ложись поперек кровати на живот! — раздраженно повторил Джеймс. С Элизабет еще никто не разговаривал в подобном тоне. Но, стоя голой перед одетым мужчиной, особо не повозмущаться, поэтому она просто подошла к постели и легла на нее лицом вниз. Джеймс склонился над ней и небрежно откинул ее волосы со спины. Его ладонь скользнула вдоль позвоночника. Элизабет затаила дыхание. Муж звонко шлепнул ее по ягодицам, и она вздрогнула от неожиданности и хлесткой боли. Он схватил ее за лодыжки и наполовину стащил с кровати так, что ей пришлось встать коленями на ковер. Сам он тоже опустился на пол позади нее. Очутившись в позе, выставляющей напоказ самые непристойные части тела, Элизабет чуть не умерла от стыда. Она захотела встать, но ладонь Джеймса властно легла ей на поясницу, не давая подняться. Элизабет почувствовала, как его пальцы ощупывают промежность. Она попыталась отползти, но Джеймс не позволил ей этого сделать. Он навалился сзади, обхватив ее под животом, и она ощутила, что в нее тыкают какой-то палкой, грубо напирая на нежную плоть. — Не надо! — пробормотала она, вжимаясь в край матраца. — Тихо! — рыкнул Джеймс. Он подался вперед, и она вскрикнула от резкой боли. Муж, не обратив на это никакого внимания, начал двигаться в ней туда-сюда. Элизабет смяла пальцами простыню и закусила губу, чтобы не застонать. Между ног резало, жгло, и каждый толчок мучительно отдавался в животе. Тело взмокло от испарины, по щекам текли слезы, а Джеймс продолжал, все ускоряя темп. Боль, хлюпанье, безжалостный напор — все было так мерзко и унизительно, что Элизабет казалось, будто это кошмарный сон. И когда Джеймс издал протяжный стон, сделал еще пару толчков и замер, придавив ее к кровати, Элизабет ощутила себя жестоко обманутой. И это все? Неужели это и есть та самая кульминация любви, слияние душ и тел, которое воспевают в романах? Это отвратительное животное совокупление и есть то, к чему стремятся влюбленные, преодолевая все преграды на своем пути? Джеймс выпустил ее и поднялся с ковра. Элизабет, глотая слезы, забралась на кровать и до подбородка натянула на себя простыню. — Спокойной ночи, дорогая, — сказал муж, и в его голосе почудилась издевка. Едва за ним захлопнулась дверь, Элизабет вскочила с постели и кинулась в уборную. Она влезла в остывшую ванну, присела и, зачерпывая руками воду, принялась плескать ее на себя, чтобы смыть ту грязь, в которой, как ей казалось, ее изваляли с головы до пят. Между бедер щипало, и, проведя там ладонью, Элизабет разглядела на пальцах кровь. Вроде так и должно быть в первый раз? Но почему же Джеймс столь грубо обошелся с ней? Взял ее в такой унизительной позе. Не приласкал, не поцеловал… Чем она заслужила подобное обращение? Выбравшись из ванны, Элизабет принялась вытираться еще влажным после купания полотенцем. «Уеду! Завтра же отсюда уеду!» — шмыгая носом, бормотала она. Тусклым золотом блеснуло обручальное кольцо. Элизабет схватилась за него и попыталась стянуть, но пальцы слегка набухли от жары, и кольцо никак не поддавалось. Оставив тщетные усилия, Элизабет сползла на пол, закрыла руками лицо и разрыдалась. Никуда она не уедет. Без веской причины брак не расторгнуть. А даже если и удастся — клеймо разведенки запятнает репутацию до конца ее дней. Это ловушка! И самое ужасное — она загнала себя в нее сама.