Раб моего мужа

Задув свечу, Элизабет легла на кровать и словно в кокон закуталась в простыню. Слава богу, у нее с мужем отдельные спальни! Сейчас ей просто жизненно необходимо побыть одной. Джеймс Фаулер оказался не сказочным принцем, а мужланом — черствым и бесцеремонным. Но, как знать, может, это в порядке вещей? Наверняка в романах все приукрашивают, а на деле — супружеский долг такой и есть. Постыдный, тягостный, неприятный. Удовольствие в постели — удел сильного пола, а для женщины главное — быть хорошей матерью и женой. Элизабет тяжело вздохнула. Она не питала особой любви к младенцам, но ни за что не призналась бы в этом вслух. Да ее бы просто никто не понял. Ведь всем известно, что каждая нормальная женщина мечтает иметь детей. «Если россказни о любви оказались выдумкой, то, может, и радости материнства сильно преувеличены?» — подумала она. Ладно, что толку сейчас об этом рассуждать? Разве у нее есть выбор? Она вышла замуж, а значит, по умолчанию обязана рожать. Остается только смириться и как-то налаживать отношения с Джеймсом и его маман. Элизабет повернулась на другой бок, поудобнее устроилась на подушке и попыталась уснуть, но тут кто-то несмело поскребся в дверь. — Кто там? — Приподнявшись на локтях, Элизабет настороженно вгляделась в темноту. — Миссис… — раздался приглушенный детский голосок. — Это Майк. Масса велел вас обмахивать, пока вы спите. — Ничего не нужно, Майк. Иди спать. — Элизабет откинулась на подушку, но мальчик не уходил. — Пожалуйста, миссис, — заканючил он. — Масса меня побьет. — Господи! — Она закатила глаза. — Ну так скажи ему, что я тебя отослала. — Ну ми-исис! — В голосе зазвенели плаксивые нотки, и Элизабет со вздохом произнесла: — Ладно, входи. Дверь приоткрылась, и в спальню прошмыгнул негритенок. Он нес свечу, и в ее скудном свете Элизабет смогла его разглядеть. Круглая голова с выпуклым лбом казалась на фоне тщедушного тельца слишком большой, а опахало из пальмовых листьев, которое ребенок держал в руке, было в два раза длиннее него самого. Мальчик улыбнулся. У него не хватало молочного зуба, и от этого улыбка показалась трогательной и смешной. — Спасибо, миссис. Элизабет пожала плечами. — Да не за что. Она улеглась поудобнее, а Майк встал возле кровати и принялся что есть мочи размахивать опахалом, гоняя горячий воздух по комнате. Стало приятнее, и Элизабет закрыла глаза. Но сон не шел. На душе скребло от того, что она эксплуатирует ребенка. На отцовских мануфактурах тоже работали дети, но то были подростки, а этому мальцу от силы лет пять. — Сколько тебе лет? — Она вновь поглядела на Майка. — Э-э-э… — Негритенок поднял глаза к потолку, и его губы беззвучно зашевелились. «Он не знает ответа на такой простой вопрос?» — удивилась Элизабет. — Семь, — без особой уверенности произнес мальчик. — Семь? Хм… не дала бы тебе и шести. Майк не ответил, лишь столь усердно заработал опахалом, что у Элизабет зашевелились волосы на висках. — Твои родители тоже живут в «Персиковой долине»? — поинтересовалась она. — Да, миссис, — закивал Майк. — Мамка работает в поле. Ее зовут Люси. — А отец? Мальчишка помотал курчавой головой. — Папки у меня никогда не было, миссис. «Странно, — подумала Элизабет. — Неужели его мать не знает, от кого родила?.. Впрочем, мне-то какое дело? Уже, наверное, за полночь… Надо попытаться уснуть». Она хотела перевернуться на другой бок, но тут Майк смачно зевнул. Элизабет не обратила бы на это никакого внимания, но мальчик, перехватив ее взгляд, вытаращил глаза, поспешно прикрыл рот рукой и весь скукожился, словно ожидая удара. — Спать хочешь? — поинтересовалась Элизабет. — Нет, миссис, — заверил Майк, с удвоенной силой орудуя опахалом. Элизабет не поверила ему ни на грош. Почему он так испугался? Он всего лишь зевнул. Неужели здесь наказывают за подобные пустяки? — А чем ты вообще занимаешься? — полюбопытствовала она. — Только машешь веером, или у тебя есть еще какие-нибудь обязанности? — Я делаю все, что мне велит Цезарь и тетушка Глория, миссис. — Майк горделиво вздернул нос. — А кто такая тетушка Глория? — Это наша кухарка, миссис. — И что же ты для нее делаешь? — Да много чего, миссис. — Мальчишка перестал махать и принялся загибать пальцы. — Таскаю воду и дрова. Ношу из птичника яйца, чтобы она сготовила белым господам на завтрак омлет. Мою посуду, подметаю полы… — Погоди. То есть ты должен всю ночь меня обмахивать, а с утра пойдешь носить воду и дрова? А спишь-то ты когда? — Я не сплю, миссис. Честно-честно! Элизабет села на кровати и выхватила опахало у Майка из рук. — Так! Вот что я тебе скажу, — заявила она, — сейчас я тебе постелю на кресле, и ты ляжешь спать. — Спать? На кресле? — ужаснулся Майк. — Нет-нет, миссис, масса меня побьет… — Он ничего не узнает, — отрезала Элизабет. — Я ему не скажу. — Э-э-э… ну… а можно мне лечь на полу? Мне нельзя на кресло… В огромных круглых глазах читался такой благоговейный трепет перед хозяйской мебелью, что Элизабет кивнула. Ладно, в качестве перины сойдет и ковер. — Хорошо. Сейчас поищу, чем тебе укрыться и подложить под голову вместо подушки. — Не волнуйтесь, миссис, я и так могу спать. Мамка говорит, что меня даже из пушки не разбудить. — Ну, как знаешь, — ответила Элизабет и, убедившись, что Майк свернулся калачиком у стены, откинулась на подушку. *** Наутро ее разбудили громкие вопли, от которых чуть ли не дребезжало оконное стекло. — Майк! — во всю глотку орали во дворе. — Где тебя носит, ленивый черномазый гаденыш? Я с тебя шкуру спущу! Майк мирно посапывал в углу на ковре. Вот уж действительно «даже из пушки не разбудить». Элизабет встала с кровати, накинула пеньюар и, подойдя к балконной двери, отдернула занавеску. Под домом стоял Цезарь и, поигрывая в руках хворостиной, свирепо зыркал по сторонам. Элизабет открыла дверь и высунулась наружу. — Ты ищешь Майка? — спросила она. — Негритенка? Цезарь поднял голову, и его черное лицо расплылось в подобострастной улыбке. — Доброе утро, мэм. Надеюсь, вам хорошо спалось? — Спасибо, вполне, — кивнула Элизабет. — Так тебе нужен Майк? — Да, мэм. Мисс Дороти потребовала кофе со сливками, а в кувшине — ни капли. Этот мелкий паршивец должен был принести их из погреба, но куда-то запропастился. Ну попадись он мне в руки, засранец эдакий, я из него вышибу дух! — Прости, Цезарь, это моя вина. — Элизабет оглянулась на спящего мальчугана. — Майк всю ночь напролет обмахивал меня веером, поэтому не смог вовремя приступить к работе. Я сейчас же пришлю его к тебе. Она захлопнула створку и подошла к ребенку. Тот, свернувшись калачиком, лежал лицом к стене. — Эй! Вставай! — позвала она, но никакой реакции не последовало. — Просыпайся! Ноль эмоций. «Уж не помер ли он часом?» — испугалась Элизабет. Она присела на корточки. Вроде бы дышит. Слава богу, живой! Элизабет протянула руку, чтобы его потормошить, но замерла, не решаясь прикоснуться к темной коже. Переборов себя, она все-таки потрясла негритенка за плечо. Ничего страшного не случилось — плечо оказалось самым обычным, теплым и худеньким. Майк встрепенулся и распахнул блестящие карие глаза. — Ой! — вскричал он и тут же вскочил на ноги. — Простите, миссис, я не хотел! Я не спал, честно-честно! — Все в порядке, — успокоила его Элизабет. — Я сама тебе разрешила здесь поспать, забыл? — Вы очень добрая, миссис! — Майк до ушей расплылся в щербатой улыбке. — И красивая! — Да, да, — отмахнулась Элизабет. — А сейчас беги скорее на улицу. Цезарь тебя уже обыскался. При этих словах Майк побледнел. Точнее, позеленел: его коричнево-желтое лицо приобрело болотный оттенок. Он опрометью кинулся к двери, и вскоре шлепки босых ног по ступеням затихли внизу. Элизабет снова выглянула в окно. Майк как раз выскочил во двор, а Цезарь, завидев его, выхватил хворостину. Хлесткий замах, и как мальчишка ни пытался увернуться, прут со свистом прошелся по его спине. Негритенок с визгом умчался прочь, а дворецкий вразвалочку направился к дому. «Вот негодяй! — Элизабет проводила Цезаря сердитым взглядом. — Я же ясно сказала, что мальчик задержался из-за меня. Зачем его бить? Он же не сделал ничего дурного!» Впрочем, скоро она выбросила Майка из головы. Воспоминания об ужасной брачной ночи камнепадом обрушились на нее, придавливая к земле. Что делать дальше? Как вести себя с Джеймсом, после того, как его романтический образ развеялся словно дым? Облить его ледяным презрением? Изобразить оскорбленную невинность? Или то, что вчера произошло в этой спальне, в порядке вещей, а у нее просто были завышенные ожидания? Как жаль, что Анна — старая дева, и с ней на столь деликатную тему не поговорить. А больше не с кем. Не расспрашивать же, в самом деле, свекровь. «Тем более, кажется, миссис Фаулер от меня не в восторге, — вздохнула Элизабет. — Интересно бы знать, чем я ей не угодила?» Она взяла с тумбочки колокольчик и позвонила. Через минуту Анна постучала в дверь. Умывание, одевание, причесывание заняли часа полтора, и когда Элизабет, наконец, спустилась в гостиную, часы на каминной полке показывали четверть девятого. Миссис Фаулер в строгом черном платье сидела на диване и пила кофе, изящно оттопырив мизинчик. Джеймс разместился в кресле напротив. Он курил сигару, расслабленно закинув ноги на журнальный столик. Оба уставились на Элизабет. Свекровь — с надменным прищуром, а Джеймс — с легкой усмешкой. — Доброе утро, — поздоровалась Элизабет, чувствуя, как от напряжения сводит плечи. — Утро? — Миссис Фаулер подняла бровь и демонстративно взглянула на часы. — Какое же это утро, милочка? Давно уже день на дворе. Мы так и не дождались тебя к завтраку. — Что поделать, ма, на Севере все валяются в кровати до обеда, — с ухмылкой бросил Джеймс, выпустив изо рта облачко дыма. — Да уж. — Свекровь отпила кофе и, поставив чашечку на столик, продолжила. — Это мы, южане, не можем позволить себе маяться бездельем, а у них там совсем другие нравы… — Большое имение требует больших забот, дорогая Элизабет. — Джеймс вальяжно откинулся на спинку кресла. — Поэтому я ожидаю, что с завтрашнего дня ты не будешь залеживаться в постели. — Простите, это больше не повторится. Элизабет с перепугу даже сделала книксен, но тут же мысленно упрекнула себя за это. Нечего лебезить перед этой семейкой. Пусть не рассказывают сказочки о заботах и хлопотах. Что-то они не выглядят особо занятыми. В доме полно слуг, так какой смысл вставать ни свет ни заря? Но перечить она не решилась. В чужой монастырь со своим уставом не лезут. — Присаживайся. — Свекровь милостиво указала на кресло. — Хочешь кофе? — Спасибо, не откажусь. Желудок сводило от голода, но раз уж проспала завтрак — сойдет и кофе. Элизабет вновь ощутила себя в ловушке. Дома она могла вставать, когда пожелает. Отец просыпался очень рано и либо работал в своем кабинете, либо уезжал в контору. По утрам Элизабет редко сидела с ним за одним столом. Обычно ей подавали завтрак в постель. А теперь она как приживалка в чужом доме, вынужденная подчиняться его правилам. Господи, и почему ей никто раньше не объяснил, что такое семейная жизнь? Тогда бы она не вышла замуж ни за какие шиши. В гостиную вошла негритянка в синем платье, белоснежном переднике и накрахмаленном тюрбане. Она несла поднос, на котором поблескивал серебряный кофейник и белел фарфор. Эта рабыня прислуживала вчера за ужином. Кажется, ее зовут Сара. Негритянка подошла к Элизабет и, не поднимая глаз, спросила: — Желаете сахар и сливки, мэм? — И то и другое, — кивнула Элизабет и, принимая из рук Сары наполненную чашку, улыбнулась: — Спасибо. Тут раздался скрипучий голос свекрови: — Ты не должна ее благодарить, дорогуша. Она выполняет свои обязанности. Элизабет вскинула голову. — Да, но, почему бы не проявить немного вежливости? — Вежливости? — У миссис Фаулер вытянулось лицо. — По отношению к рабам? — А почему нет? Они ведь тоже люди. Свекровь будто передернуло от этих слов. Тонкие губы скривились в скорбной усмешке. Она повернулась к Джеймсу, которому, казалось, на все происходящее было глубоко наплевать. — Сынок, ты слышал? — ехидно спросила свекровь. — «Негры тоже люди». Похоже, ты женился на аболиционистке. — Ма, не неси ерунды, — лениво отмахнулся Джеймс. — Откуда ей знать, как следует обращаться с рабами? Нужно дать ей время привыкнуть к нашим порядкам. «Не думаю, что когда-нибудь к ним привыкну». — Элизабет мрачно пригубила кофе. — Ну так просвети ее, — потребовала свекровь и добавила замогильным голосом: — Когда я умру, вести хозяйство придется твоей жене. И, боюсь, тогда все в этом доме пойдет наперекосяк. — Ма, не драматизируй! Ты проживешь еще, по меньшей мере, лет сто. Миссис Фаулер томно откинулась на спинку дивана и театральным жестом прислонила руку ко лбу. — Боюсь, ты сведешь меня в могилу гораздо раньше, — простонала она. — Тогда не буду тебе больше надоедать. — Джеймс затушил сигару и встал с кресла. — Элизабет, не хочешь прогуляться? Я покажу тебе «Персиковую долину». Не имея ни малейшего желания оставаться с противной старухой, Элизабет поднялась. — Буду очень рада. — Не забудь шляпку, — напомнила свекровь. — У нас такое солнце, что ты мигом почернеешь как негритянка. — Тогда, чего доброго, Браун перепутает ее с рабыней и отправит собирать хлопок, — усмехнулся Джеймс. «Ха-ха, как остроумно!» — Элизабет кисло улыбнулась и направилась в свою комнату, одеваться для прогулки.