Раб моего мужа

Сквозь сон Элизабет услышала, как внизу пробили часы. Шесть ударов. Жутко не хотелось вставать в такую рань, но съеденный ужин вчера оказался на полу, и пустой желудок настойчиво давал о себе знать. Элизабет села на кровати и спустила ноги на пол. В воздухе витал кисловатый запах, на ковре темнело пятно… Она поморщилась, вспомнив, как вчера вытирала полотенцами рвоту и замывала следы. Анну она не будила: и так наболтала ей лишнего, не хватало опозориться еще сильней. Джеймс — грязный извращенец! Как у него только хватило ума сунуть ей в рот свой… Фу, какая мерзость! Нет, не стоит об этом думать, иначе ее снова стошнит… Когда она вошла в столовую, пробило семь. Родственнички уже сидели за накрытым столом. — Доброе утро! — буркнула Элизабет. Миссис Фаулер смерила ее оценивающим взглядом и надменно кивнула. — Доброе утро. Джеймс растянул губы в глумливой усмешке. — Добро утро, дорогая, как спалось? — слащаво осведомился он. Внутри все кипело от злости, но Элизабет сдержалась. — Прекрасно. Сара почтительно отодвинула для нее стул, и она села за стол. После короткой молитвы семейство приступило к завтраку. Вафли, бисквиты и яйца показалась на голодный желудок такими вкусными, что Элизабет стала с жадностью Гаргантюа поглощать еду, и лишь, натолкнувшись на осуждающий взгляд свекрови, поубавила пыл. После завтрака миссис Фаулер предложила показать Элизабет дом. В сопровождении девочки-негритянки, которая таскала следом огромную связку ключей, они отправились бродить по этажам, заглядывая в каждый чулан. Везде царила идеальная чистота. Навощеные полы так блестели, что хотелось прокатиться по ним, словно по льду. Фарфоровые тарелки, чашки, салатницы и блюдца выстроились в сервантах ровными рядами, как солдаты на плацу. Бесчисленные вазочки и статуэтки на каминных полках сверкали как новенькие, а сколько миссис Фаулер ни проводила платочком по шкафам — на белоснежном батисте не оставалось ни следа. Столь безупречный порядок и восхищал, и пугал одновременно. Сама Элизабет не могла похвастаться такой аккуратностью. Бросить книжку там, где читала, или оставить на столике чашку недопитого чая было для нее в порядке вещей. Конечно, миссис Фаулер не самолично вытирала пыль и надраивала полы, но так вышколить прислугу тоже надо уметь. — В этом доме просто идеальная чистота! — совершенно искренне сказала Элизабет, когда они очутились в гостиной. Свекровь издала высокомерный смешок. — Идеальная? Ошибаешься, милочка. Разве можно добиться совершенства от этих глупых рабов? — Но я не заметила ни соринки. — Сейчас увидишь, — заверила ее свекровь и позвала: — Роза, Сара! Живо сюда! За дверью раздался торопливый топот, и в гостиной показались рабыни. Роза была ниже ростом и более темнокожей, а Сара — чуть повыше и посветлей, но в целом девушки — в белых тюрбанах, синих платьях и крахмальных передниках — смотрелись как сестры-близнецы. — Да, мисс Дороти, — пролепетала Сара, не поднимая глаз. — Ну-ка, отодвиньте этот комод, — велела свекровь. Она ткнула костлявым пальцем в массивную тумбу с кучей резных дверок и ящичков. — Да, мэм. Негритянки подошли к комоду. Элизабет подумала, что они будут его толкать, но рабыни присели, подхватили его снизу и, с огромным усилием оторвав от пола, перенесли вбок. «Боятся поцарапать паркет, — догадалась Элизабет. — Но ведь он такой тяжеленный!» — Погляди-ка, дорогуша. — Миссис Фаулер с торжествующим видом указала на то место, откуда убрали комод. — Полюбуйся, какая грязь! Элизабет взглянула на прямоугольник, который блестел чуть тусклее, чем остальной паркет. — Хм… Может и есть немного пыли, но разве это грязь? Свекровь трагично закатила глаза. — «Разве это грязь?» — с надрывом в голосе передразнила она. — «Разве это грязь?» Боже, дай мне терпения! Да, милочка! Это грязь! Самая настоящая грязь! Она повернулась к рабыням и ткнула в них обличающим перстом. — Отвечайте, мерзавки, вы почему не вымыли пол? Негритянки молчали, виновато понурив головы. — Говорите, ленивые дуры! — Мы мыли, миссис Дороти, — еле слышно пролепетала Роза. — Что? Мыли? — свекровь подлетела к ней, схватила за локоть и подтащила к пятну. — А это что? А? Я спрашиваю, что это? Откуда здесь столько грязи, если вы, как утверждаете, мыли? Роза не отвечала, ее губы дрожали, на глазах заблестели слезы. Элизабет не выдержала: — Миссис Фаулер, наверняка они тут мыли, ведь пыли-то почти нет. — «Почти», — скривилась свекровь. — Да они явно целую неделю не заглядывали под комод! — А зачем мыть под ним каждый день? Там же не видно. Тонкие брови миссис Фаулер полезли на лоб. — Дорогуша, у нас на Юге не принято жить как свиньи в хлеву. — Ее голос звенел от негодования. — Мы — люди высокой культуры, и ценим чистоту. Как внешнюю, так и внутреннюю. И если грязи «не видно», то это не значит, что ее нет. Какая же из тебя леди, если под шкафами у тебя пыль? Эта грязь — она не только на полу, она — на твоей совести! Каждое слово карающим мечом обрушивалось на Элизабет. Наверное, от стыда ей следовало бы провалиться под землю, но ее разобрал смех. Сколько пафоса и драмы из-за такой ерунды! Теперь понятно, зачем миссис Фаулер так рано встает. Нужна уйма времени, чтобы заниматься такой бессмысленной чепухой. Элизабет поджала губы и опустила глаза, чтобы не выдать приступ веселья. Вот только жалко бедных рабынь, вынужденных исполнять прихоти взбалмошной старухи. Нужно как-то задобрить свекровь, чтобы она перестала на них орать! Элизабет изобразила на лице глубочайшее раскаяние и скорбным голосом произнесла: — Простите, мэм, я очень глупа, и несу полный вздор. Как бы мне хотелось стать такой прекрасной хозяйкой, как вы! Но, боюсь, мне никогда этого не достичь! Брови миссис Фаулер вернулись на место, а взгляд немного смягчился. — Ну что ты, милочка, всему можно научиться. Было бы желание… — …и превосходный учитель, — подхватила Элизабет, веселясь от того, как легко старуха купилась на лесть. — Вы не покажете мне цветник? Я мельком видела его вчера на прогулке, но так и не успела как следует рассмотреть. — Хорошо, идем. — Свекровь милостиво кивнула и повернулась к застывшим в страхе рабыням. — А вы, негодницы, чтобы все вымыли к моему возвращению. Тут все должно сверкать! Загляну под каждый шкаф. Найду хоть пылинку — вам не поздоровится! — Да, мэм, — пролепетали негритянки, за все время так и не поднявшие глаз. Миссис Фаулер величаво выплыла из гостиной. Элизабет ничего не оставалось, как последовать за ней. Когда они вышли из дома, к ним торопливо направился Билл Браун. — Миссис Фаулер, — позвал он. — Что случилось? — проворчала свекровь. — Ну, это… — Управляющий замялся, теребя в руках потертую шляпу. — Фанни… того… померла. Прикажете ее так закопать, или разрешите ниггерам ее похоронить? Фанни? Женщина, истекающая кровью после выкидыша, которую Джеймс погнал на работу! Элизабет застыла в ошеломлении, а миссис Фаулер недоуменно наморщила лоб. — Фанни? Кто это? — лениво обмахиваясь веером, спросила она. — Кто-то из прислуги? — Нет, мэм, она работала на плантации. — Так почему вы пристаете с этим ко мне? Спросите у моего сына. Полевые рабы — это его забота. — Но мистер Фаулер уехал. — Браун поскреб всклокоченный затылок. — Ну так дождитесь его! — Свекровь хотела было продолжить свой путь, но спохватилась: — Кстати, у меня для вас поручение. — Слушаю, мэм. — Надзиратель подобострастно осклабился. — Эти две дуры — Роза и Сара — плохо вымыли пол. Разберитесь с этим. — Будет сделано, мэм, — отчеканил Браун. Элизабет толком не поняла, чего именно хотела от него свекровь. Она была все еще оглушена страшной вестью. «Господи, бедная женщина! Ну почему я не настояла на том, чтобы к ней позвали врача?» — Идем, милочка. — Миссис Фаулер взяла ее под руку и увлекла за собой. Следующие часа полтора свекровь водила ее по саду, с гордостью показывая роскошные клумбы и покрикивая на негров-садовников, неосмотрительно попадавшихся ей на пути. Цветник действительно поражал воображение. Чайные, белые и красные розы пестрели на фоне бархатной зеленой травы. Кусты желтого жасмина как расплавленное золото сверкали на солнце. Кремовые цветы виргинской магнолии красовались в оправе из глянцевитой листвы. В воздухе витал такой дурманящий аромат, что кружилась голова. Прогуливаясь среди этого великолепия, Элизабет притворялась, что слушает хвастливую болтовню миссис Фаулер, но перед глазами стояла грязная лачуга и измученное черное лицо. И вот в сладком нектаре стали чудиться нотки тлена. Красные розы показались пятнами крови, а гул вьющихся вокруг шмелей и пчел до боли напомнил одуряющее жужжание мух. Чувство бессильной вины жгло изнутри. Надо было настоять, чтобы к Фанни пригласили врача! Но теперь уже ничего не изменить. Когда Элизабет и миссис Фаулер возвращались в дом, до ушей вдруг долетел женский вскрик. Элизабет вздрогнула и повернулась к свекрови. — Что это? — испугано спросила она. Та и бровью не повела. — Не обращай внимания, дорогуша. Эти идиотки не умеют держать себя в руках. — Какие идиотки? Что вы имеете в виду? Вскрик повторился, и Элизабет, охваченная тревогой, устремилась вперед. — Стой! Куда ты? Не стоит принимать все так близко к сердцу! — летело ей в спину, но Элизабет припустила еще сильней. Возле дома ей открылась картина происходящего. На подъездной площадке стояли Роза, Сара и Билл Браун. У Розы были по локти засучены рукава, и она протягивала к управляющему руки ладонями вверх, а тот поигрывал перед ней кнутом. — Что здесь происхо… Кончик кнута просвистел в воздухе и ударил негритянку по рукам. Та дернулась, пронзительно взвизгнув. — Что вы делаете! — возмущенно завопила Элизабет. Браун повернулся к ней и оскалил кривые зубы. — Выполняю приказ хозяйки, мэм, — ответил он. — Что? — Элизабет оглянулась на приближающуюся свекровь. — Миссис Фаулер, неужели это вы приказали… — Конечно я, — царственно бросила та. — Эти лентяйки провинились, и нужно было их проучить. Элизабет посмотрела на негритянок. Роза беззвучно рыдала, все так же продолжая протягивать руки. Их расчерчивали кровавые полосы, и казалось, будто предплечья обмотаны красной тесьмой. Рядом своей очереди дожидалась Сара, и было видно, как ее трясет. — Это жестоко! — возмутилась Элизабет. — Вы же и так велели им перемыть все полы. Разве этого недостаточно? — Разумеется, нет. Они не выполнили свои обязанности. Мой христианский долг предписывает преподать им урок. — Христианский долг? — Конечно. — Свекровь вздернула острый подбородок. — Господь вверил нам этих неразумных созданий для того, чтобы мы просвещали и наставляли их. Мы несем им свет, а они взамен должны нам служить. «Боже, избавь меня от этого бреда!» — подумала Элизабет, а вслух возразила: — Но ведь жили же они как-то в Африке и без ваших наставлений. — Жили? В дикости, грязи и безбожии! — с пафосом отчеканила миссис Фаулер и, повернувшись к Брауну, велела: — Продолжай! — Не надо! Хватит! Посмотрите, что вы сделали с ее руками! — Элизабет указала на предплечья Розы, блестящие от струящейся по ним крови. — Она не сможет работать! — Сможет, мэм, — заверил ее Браун. — На черномазых все заживает, как на собаках. — Я уже слышала эту чушь от моего мужа! Вы угробили Фанни. Хотите и их покалечить? — Элизабет! — свекровь схватила ее за руку. — Не лезь не в свое дело! Продолжайте, мистер Браун! Тот повернулся к Розе. — Что стоишь, дура? Ты уже получила свое. Или хочешь добавки? — Нет, сэр, — пролепетала рабыня. — Тогда пошла отсюда! — Он угрожающе взмахнул кнутом, и негритянка стремглав кинулась прочь. Браун взглянул на Сару. — Твоя очередь. Та, кусая губы, принялась закатывать рукава. — Прекратите это! — в отчаянии выпалила Элизабет. — Смотрите, она же напугана до полусмерти! Я уверена, она все поняла и раскаялась. Правда же, Сара? Скажи! Сара подняла взор всего лишь на миг, но Элизабет успела заметить, как много боли и страха плещется в этих черных глазах. — Скажи, — ласково повторила она, — ты ведь все поняла и отныне будешь тщательнее мыть полы? Негритянка разлепила полные губы и произнесла спокойным, на удивление мелодичным голосом: — Не надо, мисс. Вы сделаете только хуже. Я виновата и должна понести наказание. — Вот видишь, дорогуша? — Свекровь самодовольно усмехнулась. — Даже такое невежественное создание понимает, что мы поступаем по справедливости. — Отойдите, мэм, чтобы я ненароком вас не задел, — пробасил Браун, поигрывая кнутом. Элизабет развернулась и, глотая слезы, побрела в дом. А когда тишину прорезал свист кнута и отчаянный женский вопль, она закрыла уши руками. И при каждом новом вскрике сжимала голову так сильно, будто хотела ее раздавить. Остаток дня она провела в своей комнате. Спускаться к обеду и сидеть за одним столом с мерзкой старухой было невмоготу, и она соврала, что от жары у нее разболелась голова. Часам к трем Элизабет жутко проголодалась. Она попросила Анну пробраться на кухню и достать там чего-нибудь перекусить. К ее удивлению служанка вернулась с огромным подносом, обильно заваленным всякой снедью. Сандвичи с индейкой, холодной говядиной и ветчиной, сыр, жареная кукуруза и в довершение этому — кувшин лимонада и огромный кусок персикового пирога. — Ты что, ограбила кухню и оставила миссис Фаулер без обеда? — поинтересовалась Элизабет. Она указала на поднос. — Угощайся, в меня одну все не влезет. — Спасибо, мэм. — Анна взяла кусок хлеба и сыр. — Это все кухарка. Она как узнала, что это именно для вас, так навалила мне целую гору еды. — Странно… С чего бы это? — Так ведь она видала из окна, как вы заступались за тех бедных девчонок. А вчера кто-то из негров слыхал, как вы просили за ту негритянку, что померла… Слухи среди челяди разлетаются быстро. Элизабет застыла, не донеся сандвич до рта. — Так я же ничего не добилась, — пробормотала она. Анна пожала плечами. — И что с того? Похоже, вы первая, кто отнесся к этим бедолагам по-человечески. Элизабет отхлебнула холодного лимонада. В носу защекотало от подкативших слез. Как бы ей хотелось помочь этим людям! Но что она может сделать? Ни Джеймс, ни его мамаша даже слушать ничего не хотят… За окном уже начинало смеркаться, когда неожиданно распахнулась дверь, и на пороге показался Джеймс. Элизабет вздрогнула и уставилась на него. — В чем дело? — без обиняков начал он. — Почему ты не спускаешься к ужину? — Я не очень хорошо себя чувствую… — пробормотала она. — Вздор! Ты выглядишь совершенно здоровой. — Его взгляд упал на поднос с остатками еды. — Для больной у тебя подозрительно хороший аппетит. Элизабет уныло переглянулась с Анной. Она как раз собиралась доесть эти сандвичи, но теперь придется тащиться вниз и сидеть с этой семейкой за одним столом. Джеймс приблизился, и Элизабет почуяла запах спиртного у него изо рта. Она невольно вжалась в кресло, но он схватил ее за руку и заставил встать. В голове промелькнуло воспоминание о непотребстве, к которому он ее вчера принуждал, и к горлу подкатила тошнота. — Не трогай меня! — со злостью выпалила она. — Живо спускайся в столовую! Ты не будешь, как крыса, есть в своей норе! Внизу уже накрыли стол. В начищенных канделябрах горели свечи, и в их желтом мерцании поблескивало столовое серебро. Когда подали ужин, Джеймс начал вновь разглагольствовать о политике. — Мы должны отделиться от Севера! — заявил он, дергаными движениями ножа разрезая стейк. — Какого дьявола эти вшивые янки указывают нам что делать? Пусть они в своих вонючих нью-йорках творят что хотят, а это наша земля. Мы здесь хозяева! Мы! Он бахнул кулаком по столу с такой силой, что зазвенела посуда. Миссис Фаулер с напускным сочувствием покачала головой. Элизабет сделала вид, что ее это не касается. Женщине не пристало интересоваться политикой. Но все-таки она тревожилась из-за того, что в стране назревает раскол. Если Юг решит отделиться, разве Север просто так позволит ему уйти? — Что случилось, дорогой? — медовым голосом поинтересовалась миссис Фаулер. — Почему ты так взволнован? — Эти грязные политиканы опять взвинтили тарифы на импорт! — с возмущением сказал Джеймс. — Теперь все подорожает, а янки снова набьют карманы за наш счет. Скажи, ма, почему мы должны кормить этих торгашей? — Ох! — Свекровь сокрушенно покачала головой. — Надеюсь, Господь покарает этих мерзавцев! Элизабет не поднимала глаз от своей тарелки, но всем нутром ощущала испепеляющие взгляды, которые Джеймс и его мамаша бросали на нее. Она будто олицетворяла для них ненавистных янки, и ей казалось, что стоит пошевелиться или что-то сказать, как они вцепятся ей в глотку, словно свора бешеных псов. Поэтому она молча ковыряла вилкой гарнир. Роза и Сара прислуживали за столом, и когда они подходили, чтобы подлить вина или сменить тарелку, Элизабет невольно косилась на их скрытые под рукавами запястья. Она заметила, что у Розы из-под белоснежного манжета выглядывает кусочек бинта. «Бедняжки, наверное, им очень больно», — подумала Элизабет, и у нее окончательно пропал аппетит. Когда ужин закончился, она хотела сразу подняться наверх, но, взглянув на хмурого мужа, передумала. Ладно, для приличия она побудет с ними еще какое-то время, а потом улучит подходящий момент и уйдет. Они вышли на террасу и уселись в кресла-качалки. В жаровнях трещал огонь, а Майк без устали работал опахалом, отгоняя комаров. — За ужином ты не проронила ни слова, дорогая. — Элизабет вздрогнула, услышав голос мужа. — Тебе неуютно в нашем обществе? Она повернулась к Джеймсу. Тот с легкой усмешкой смотрел на нее, поигрывая бокалом бренди в руке. «Буду играть по их правилам», — решила Элизабет и с самой сладкой улыбкой ответила: — Ну что ты, дорогой, я наслаждаюсь вашим обществом. Просто ты говорил о политике, а я ничего не смыслю в подобных вещах, и боялась сморозить какую-нибудь чепуху. — Не притворяйся дурой, — глумливо бросил Джеймс. — Будь ты южанкой, я, может, и поверил бы. Но у женщин-янки всегда есть собственное мнение на любой счет. Скажи нам, что ты обо всем этом думаешь? — С каких пор тебя стало интересовать мое мнение? — фыркнула Элизабет. — Мне просто любопытно, как другая сторона смотрит на этот вопрос. — Под «другой стороной» ты подразумеваешь северян? Джеймс кивнул, и Элизабет, промочив горло вином, сказала: — Если Юг вздумает отделиться от Севера, боюсь, начнется гражданская война. — Война? — Джеймс пригубил бренди. — Громко сказано, дорогая. Даже если янки и сунутся к нам, мы разобьем их в два счета. Все закончится, не успев начаться. — Почему ты так в этом уверен? — Один джентльмен в бою стоит дюжины янки, — самодовольно пояснил муж. — Кроме того, Англия и Франция позарез нуждаются в хлопке. Они выступят на нашей стороне. — В Европе не приветствуют рабство, так что я бы не особо рассчитывала на их поддержку, — возразила Элизабет. — Много ты понимаешь, — неодобрительно буркнула свекровь. — Куда они денутся? — бросил Джеймс. — Хлопок — король. С ним мы поставим на колени весь мир. Элизабет хмыкнула. Вот уж действительно, гордыня южан не знает границ. — Но уверен, никакой войны не будет, — добавил Джеймс. — Янки прогнутся. Они ведь тоже получают немалую прибыль от экспорта наших товаров. Честь для них — пустой звук, а вот ради выгоды эти стяжатели и торгаши пойдут на все. — …сказал человек, который женился на янки, чтобы заграбастать фабрики ее отца, — не удержалась Элизабет. Джеймс неожиданно для нее расхохотался, а свекровь закудахтала, словно курица, снесшая яйцо: — Да как ты смеешь! Мы — почтенные, уважаемые люди! Да ты нам ноги должна целовать за то, что мы пустили тебя в нашу семью. А ты ведешь себя таким неподобающим образом! Элизабет не успела ответить, как из темноты, со стороны негритянского поселка донеслась песня. Хор мужских и женских голосов торжественно и тягуче выводил: Ступай, Моисей, В землю Египетскую. Вели фараону Отпустить мой народ! — Что это? — встрепенулась она. Джеймс вскинул голову и прислушался. — А, не обращай внимания. — Он небрежно махнул рукой. — Ниггеры. — Ниггеры? — скривилась миссис Фаулер. — У них что, какой-то праздник? — Похороны, — пояснил Джеймс. — Я разрешил им похоронить Фанни. — Негры поют на похоронах? — удивилась Элизабет. — Поют, и даже танцуют, — отхлебнув бренди, подтвердил Джеймс. — Что поделать, у черномазых неразвитый мозг, и они не способны на такие глубокие чувства, как скорбь. Элизабет скептически хмыкнула, а миссис Фаулер капризно заявила: — Зря ты им это позволил, сынок. Теперь они будут всю ночь завывать, и я не смогу заснуть. Джеймс пожал плечами. — Чем больше ниггеры поют, тем меньше они думают, — сказал он и, откинувшись на спинку кресла, задымил сигарой. Покачиваясь в качалке, Элизабет прислушивалась к песне, льющейся в ночной тиши. Хор то смолкал, позволяя женскому голосу — низкому и певучему — в одиночку выводить слова, то подхватывал его, усиливая и вознося до небес. Пусть это были и похороны, но песня не звучала уныло. Да, в ней сквозила грусть и тоска, но вместе с тем — надежда, и даже какой-то задор. Элизабет встала и подошла к балюстраде. Она облокотилась на парапет и посмотрела на звезды, подставив лицо приятному ветерку. Негры продолжали петь, и эта песня — пронзительная и волнующая — будоражила до глубины души. — А ты, я посмотрю, дерзкая штучка! — раздалось у нее за спиной. Элизабет вздрогнула от неожиданности. Оглянувшись, она увидела мужа. — Испугалась? — спросил он. — Нет, — буркнула она. — Просто не заметила, как ты подкрался. Джеймс прижался к ней сзади. Со стороны могло показаться, будто любящий супруг обнимает жену, но его пальцы так цепко стиснули ее плечи, что стало больно. — Пусти меня! — прошипела она, пытаясь освободиться, но Джеймс еще крепче прижал ее к себе. Приблизив губы к ее уху, он шепнул: — Больше не смей мне дерзить в присутствии матери или кого бы то ни было еще. — Но ты сам завел этот разговор. Я что, должна была выслушивать, как ты оскорбляешь северян? — Ты — моя жена, и на людях не должна мне перечить. Свои претензии можешь высказать наедине. — У меня нет ни малейшего желания оставаться с тобой наедине. — Я разделяю твои чувства, дорогая жена, но твой долг — рожать мне детей. Так что придется нам с тобой друг друга терпеть. — Вчера ты выбрал несколько странный способ зачать ребенка, — съязвила Элизабет. Будь она трезвой, у нее никогда бы не повернулся язык на столь чудовищную вульгарность. Но выпитое вино и злость на Джеймса сделали свое дело. Когда эти слова слетели с губ, она невольно сжалась, ожидая, что муж окончательно взбеленится. Но к ее удивлению, он лишь теснее прижался к ней и вдохнул запах ее волос. — Я просто хотел, чтобы моя жена доставила мне удовольствие, — промурлыкал он. Элизабет не сразу нашлась, что ответить. Ни в одной книге не описывали подробностей того, что именно входит в супружеский долг. Хотя, кое-где проскальзывали намеки, что в браке будут вещи, которые женщина должна перетерпеть, чтобы угодить мужчине. Но то, чего хотел от нее Джеймс… Это чудовищно! — За подобными «удовольствиями» обращайся не ко мне, — холодно процедила она. — Спасибо за мудрый совет, дорогая супруга, — с издевкой промолвил Джеймс. — Я обязательно не премину им воспользоваться. — Вот и прекрасно, — сказала Элизабет. — А теперь, если не возражаешь, я тебя покину. Очень хочется спать. Она повела плечами, пытаясь сбросить с них руки мужа, но Джеймс отпустил ее не сразу, а чуть погодя. Явственно давая понять, что именно он решает, когда ей можно уйти. — Спокойной ночи, дорогая жена, — бросил он ей в спину. — Спокойной ночи.