Раб моего мужа

Прошло несколько дней. Все это время Джеймс неотлучно торчал в поместье, и у Элизабет не было возможности навестить Самсона. Но Сара как-то, улучив минутку, шепнула, что мазь помогла, и он идет на поправку. «Слава богу! — обрадовалась Элизабет. — Значит, все это было не зря». Пару раз Джеймс приходил к ней в спальню и, не церемонясь, принуждал выполнять супружеский долг. К счастью, без извращений. Он уже упоминал, что хочет наследника и, видимо, решил заняться этим всерьез. Но после того как он продал Майка, Элизабет не имела ни малейшего желания рожать ему детей. — Ну что вы, мадам, вашего ребенка он точно не продаст! — попыталась успокоить ее служанка, когда она обмолвилась о своих опасениях. — Я знаю, — вздохнула Элизабет, глядя в зеркало на свое осунувшееся лицо. — Белых, слава богу, пока еще не продают. Но меня убивает его отношение. Это же его сын! Его плоть и кровь! Как можно было отдать мальчика этому мерзкому работорговцу? Служанка пожала плечами и вновь принялась расчесывать ее волосы. — Видать, мужчины не так привязываются к детям, как женщины, — предположила она. — Не им же вынашивать и рожать. — Я не хочу от него рожать, — упрямо заявила Элизабет. — Вы его жена, мэм. Никуда не деться. Элизабет повернулась к Анне и порывисто схватила ее за руку. — Знаешь что? — Она понизила голос. — Расспроси негритянок, нет ли какого-нибудь снадобья, чтобы не понести. Служанка вытаращилась на нее, застыв с гребнем в руках. — Но… мадам… Вы что же, собираетесь остаться бездетной? — ошарашено спросила она. — Уж лучше остаться бездетной, чем рожать от этого подлеца. Кстати, бездетность — это же повод для развода? — А кто его знает, мэм. Мне как-то ни к чему было этим интересоваться, — сказала Анна, и после недолгой паузы спросила: — Вам волосы как укладывать? Элизабет задумалась. По нынешней моде волосы расчесывали на пробор и укладывали по бокам головы. Они образовывали вокруг лица пышный круг, как бы уравновешивая собой широченные юбки с кучей оборок. Но Элизабет терпеть не могла такую прическу. Она предпочитала заплетать волосы на висках и собирать их в пучок на затылке. Однако сегодня ей впервые предстояло выйти в свет: один из соседей пригласил их на барбекю. Не хотелось бы ударить в грязь лицом перед снобами-южанами, а в особенности — перед их женами. Но что-то подсказывало: как ни причешись — пересудов и кривотолков не избежать. — Делай как обычно, — наконец решила она. — Все равно все будут таращиться на меня как на белую ворону. Так пусть лучше зубоскалят из-за немодной прически, чем выискивают другие недостатки. — Как скажете, мадам. — Анна кивнула и принялась за дело. Золотистые локоны заструились в ее ловких руках. — И знаете что, мэм?.. Я постараюсь разузнать насчет того снадобья… — Спасибо! *** Пикник в имении Максвеллов был в самом разгаре. На берегу озера под сенью раскидистых дубов собралось множество нарядных гостей. Одни сидели в беседках, другие — на пуфиках и подушках, щедро разбросанных по лужайке, а третьи прогуливались по дорожкам, наслаждаясь приятным летним деньком. Над пылающими ямами на заднем дворе подрумянивались бараньи и свиные туши на вертелах, и легкий ветерок доносил оттуда сногсшибательный аромат. Вышколенные чернокожие официанты обносили гостей лимонадом, шампанским и канапе, а рабы-музыканты услаждали слух чарующими звуками скрипки. Джентльмены щеголяли в элегантных костюмах, а леди — в воздушных платьях с пышными кринолинами, напоминая собой экзотические цветы. Элизабет так давно не выходила в свет, что от пестрой публики у нее зарябило в глазах. Ее представили по всем правилам этикета. Мужчины целовали ей ручку, дамы чмокали в щеку и расточали комплименты ее наряду, но каким-то чутьем Элизабет понимала: они никогда не допустят ее в свой круг. Сейчас она сидела в увитой розами беседке в окружении других замужних дам. Поначалу они с подчеркнутой вежливостью и медовой слащавостью расспрашивали ее о жизни на Севере, но вскоре утратили к ней интерес и принялись увлеченно обсуждать роды, выкидыши, детские болезни и прочие животрепещущие темы, волнующие матерей семейств. Конечно же, не обошлось и без сплетен. С особым удовольствием матроны перемывали косточки незамужним девицам, с которыми буквально час назад расцеловывались у парадного входа, восхищаясь красотой их нарядов. Теперь эти же наряды превратились в безвкусные тряпки, вышедшие из моды еще при короле Георге, а сами девицы из прелестных нимф — в уродин и непроходимых дур. — Ах! Бедняжка Пэтти! — елейно прощебетала одна из дам. — Такая милая девочка, но лучше бы ей пореже улыбаться. Право, с ее-то деснами она просто вылитый кролик! — А Кэтти! — вторила ей другая. — И почему ей никто не подсказал, что с таким цветом лица не стоит надевать розовое? В этом платье она похожа на молочного поросенка. — А Сьюзан! — не отставала третья. — Вам не кажется, что с такими жидкими волосами следовало бы носить шиньон? Элизабет понимала, что эти милые леди за глаза будут поливать грязью и ее. Даже сейчас она видела, с каким затаенным неодобрением они поглядывают на нее. Но таково светское общество с его неписанными правилами игры. Еще два-три поколения назад южане жили в бревенчатых избах и ходили за плугом, распахивая целину. Теперь же, сказочно разбогатев за счет хлопка и рабского труда, они возомнили себя аристократией голубых кровей. Элизабет ощущала себя среди них парией, простолюдинкой, случайно затесавшейся на королевский прием. Миссис Фаулер восседала в соседней беседке в кругу таких же старух. В своих черных одеяниях они напоминали стаю жирных ворон. «Руку даю на отсечение, эти ведьмы обсуждают меня», — думала Элизабет, видя, как негодующе трясутся чепцы пожилых дам. Ароматы жареного мяса и благоухание подливок щекотали ноздри, заставляя рот наполняться слюной. Когда хозяин дома пригласил всех к столу, Элизабет едва сдержалась, чтобы не наброситься на еду как голодный зверь. Но, дабы не опростоволоситься, сперва посмотрела, как ведут себя остальные. Мужчины приступили к делу без особого стеснения, а вот женщины… За исключением древних старух, которым давно уже стало плевать на мнение окружающих, дамы притворялись, что их совершенно не интересуют такие низменные материи, как еда. Особенно в этом усердствовали юные девицы, которые либо вообще не притрагивались к угощению, либо вяло ковыряли гарнир. «Ну вас к черту! Умираю от голода! — Элизабет отрезала поджаристый ломтик свинины и, не обращая внимания на косые взгляды, отправила его в рот. Мясо таяло на языке, корочка хрустела на зубах, и, проглотив кусок, она потянулась за вторым. — Ну и пусть! Про меня в любом случае будут судачить, а так я хотя бы вкусно поем!» — Мистер Фаулер, — обратился к ее мужу верзила с лошадиным, обросшим рыжими бакенбардами лицом. — Я слыхал, что от вас сбежали рабы? Элизабет насторожилась, а Джеймс небрежно взмахнул вилкой, с нанизанным на зубцы куском мяса. — Их уже поймали, дорогой Легри, — ответил он. — Одного, правда, загрызли собаки, но что поделать? Зато будет назидание остальным. — Что ж, будем надеяться, черномазые усвоят урок. — А я вот не пойму, почему этих ниггеров так тянет сбежать? — вклинился мистер Максвелл — хозяин усадьбы. Он щелкнул пальцами, подзывая темнокожего официанта. — Эй, Парис, пойди-ка сюда! Негр торопливо подошел к господину. — Слушаю, масса Максвелл, сэр. — Скажи Парис, ты бы хотел получить свободу? — поинтересовался хозяин, подкручивая пышные седые усы. Парис испуганно вытаращил глаза. — Что вы, масса Максвелл, сэр! Мне и так хорошо. Зачем мне свобода? — Врешь, собака, — добродушно сказал Максвелл. — У вас, черномазых, одно на уме: как бы пуститься в бега. Официант затрясся так, что тарелки зазвенели у него на подносе. Казалось, еще чуть-чуть, и он кинется целовать хозяину ноги. — Чтоб мне лопнуть, масса Максвелл, сэр, никогда и в мыслях такого не было! — чуть не плача, затараторил он. — Зачем мне сбегать? Вы даете мне пищу и кров, а что я буду делать на воле? На кой она мне нужна? Элизабет не поверила ни единому слову. Этот чернокожий далеко не дурак, и понимает: скажи он, что думает на самом деле — ему конец. Но мистера Максвелла вполне устроил такой ответ. — Ладно, иди. — Он милостиво взмахнул рукой, и когда раб суетливо удалился, с торжествующим видом взглянул на своих собеседников. — Вот видите, господа? Ниггерам не нужна свобода. Они — всего лишь взрослые дети, и им требуется кто-то, кто ими бы управлял. — Хорошо, когда ниггеры это понимают, — отозвался мистер Легри, ероша свои рыжие бакенбарды. — Главное, чтобы никто не забивал их тупые головы дурацкими идеями… Только представьте, джентльмены, три дня назад я поймал у себя на поле какого-то паяца в черном тряпье. Он приставал к моим черномазым с россказнями о свободе. Назвался преподобным то ли Перкинсом, то ли Дженкинсом, черт его разберет… — Надеюсь, вы его вздернули? — поинтересовался Джеймс. — Хотел, но передумал. Все-таки этот идиот — белый, а неприятности с законом мне ни к чему. Но мы с ребятами здорово намяли ему бока, а потом обваляли в смоле и перьях и вышвырнули вон. — И все же надо было вздернуть, чтобы другим любителям ниггеров неповадно было. — В разговор вмешался еще один господин, чья лысая как яйцо голова ослепительно блестела на солнце. — У меня еще в марте сбежало пять рабов. Так ни одного и не нашли. — Моих тоже не нашли, — сообщил сидящий слева от Элизабет рыхлый толстяк. — Боюсь, уж не появилась ли в наших краях станция «подземки»? Соседка Максвелла — пышнотелая брюнетка — прекратила обмахиваться веером и глупо захлопала ресницами. — «Подземки?» — недоуменно переспросила она. — Да, дорогая миссис Джонсон. Разве вы не слыхали о так называемой «подземной железной дороге»? — Толстяк промокнул лысину и, сунув платочек в жилетный карман, продолжил: — Но, разумеется, это не настоящая дорога. Так называет себя кучка мерзавцев: квакеры, баптисты, аболиционисты и прочий сброд, который помогает ниггерам сбегать на Север. — На Север? Боже! Неужели эти гадкие янки воруют наших рабов? — истерически воскликнула дама. Что за чушь! Элизабет фыркнула, не сдержавшись, и все за столом дружно уставились на нее. — А вы, миссис Фаулер, как северянка, что думаете по этому поводу? — поинтересовался мистер Максвелл. Под перекрестными взглядами Элизабет ощутила себя белкой, которую загнала на дерево свора собак. Но выпитое шампанское развязало язык: — Боюсь, скажи я правду, меня тоже обваляют в смоле и перьях, — промолвила она. — Поэтому предпочитаю держать свое мнение при себе. Мистер Максвелл сконфуженно улыбнулся, а окружающие дамы, вскинув брови, обменялись многозначительными взглядами. — Ваша супруга очаровательно остроумна. — Хозяин дома подмигнул Джеймсу. — Вы просто везунчик, старина. — Да уж. Сам не могу поверить своему счастью, — буркнул тот. — И все же, мэм? — не отставал мистер Максвелл. — Говорите, не бойтесь. Уверяю вас, южане не столь кровожадны, как вы о нас думаете. — О, да, — усмехнулась Элизабет. — Вы ни капельки не кровожадны. Всего лишь травите людей собаками, клеймите раскаленным железом и сечете до смерти… Подумаешь, какая малость! Дамы ахнули, кто-то поперхнулся, и за столом воцарилось неловкая тишина. Мистер Максвелл скривился, точно съел лимон. — Людей? — переспросил он, растерянно взглянув на Джеймса. — Она имеет в виду негров, — презрительно процедил тот. — Ах, вот оно что. — Максвелл деланно рассмеялся, притворяясь, что оценил «шутку» Элизабет. Больше ее не трогали, видимо опасаясь, что она сморозит какую-нибудь глупость, способную испортить настроение прекрасного летнего дня. Беседы за столом понемногу стихали — гости дошли до той стадии сытой ленцы, когда желудок полон, тело расслаблено, и ни на еду, ни на разговоры больше не остается сил. Наконец, хозяин дома встал со скамьи и произнес: — Милые леди, для вас в гостиной подадут кофе и прохладительные напитки, а в спальнях наверху вы сможете немного отдохнуть перед балом. А вас, джентльмены, приглашаю в курительную комнату, отведать бренди, коньяка и гаванских сигар. А еще наш уважаемый мистер Криппс, — он похлопал по плечу сидящего рядом сухонького старичка, — приготовил нам небольшое развлеченьице. Гости начали выходить из-за столов. Элизабет тоже поднялась. Больше всего на свете ей хотелось поехать домой и запереться в спальне, чтобы не видеть этих напыщенных рож и не слышать пустопорожнюю болтовню. Но одну ее никто не отпустит, поэтому придется ждать, пока муж и свекровь тоже соблаговолят уйти. Вслед за женщинами Элизабет направилась было в дом, но тут Джеймс схватил ее за локоть. — Куда собралась, дорогая? — поинтересовался он. Она недоуменно посмотрела на мужа. — В гостиную, выпить кофе. Разве ты не слышал, что дамам предложили отдохнуть? — Дамам, но не тебе. — В каком смысле? — Раз уж ты не умеешь вести себя, как подобает леди, — с ядом в голосе начал Джеймс, — то, наверное, тебе больше подойдет компания мужчин. Элизабет похолодела. Что муженек задумал на этот раз? Она дернула рукой, пытаясь освободиться, но он ее не отпустил. — Я не пойму, чего ты хочешь, — пробормотала она. — Ты пойдешь со мной. Джеймс еще крепче стиснул ее локоть и поволок за собой. Войдя в сверкающий мрамором вестибюль, он свернул налево, куда направлялись джентльмены. Следуя за ними, Джеймс и Элизабет оказались в просторном помещении с высокими потолками. Вдоль стен, отделанных дубовыми панелями, стояли диваны и кресла, обтянутые лоснящейся коричневой кожей. Сидящие на них гости удивленно уставились на Элизабет. Ее присутствие явно нарушало гармонию их уютного мужского мирка. — Позвольте проводить вас в гостиную, мэм. — Хозяин дома шагнул ей навстречу, но Джеймс взмахом руки его остановил. — Не беспокойтесь, дружище. Дело в том, что женщины-янки воображают, будто они равны мужчинам. Поэтому… считайте, что перед вами еще один мужчина. В юбке. Со всех сторон раздались смешки. Что за дурацкий спектакль? Элизабет в растерянности оглянулась вокруг. Джентльмены таращились на нее с презрением и нескрываемой неприязнью. — Но… Джеймс, старина… — Максвелл замялся. — Вы же в курсе, что мы затеваем? Вы уверены, что вашей супруге следует на это смотреть? — Разумеется, — кивнул Джеймс. — Для нее это будет крайне полезно. — Что вы имеете в виду? — Элизабет с тревогой взглянула на Максвелла, но прежде, чем тот ответил, вмешался Джеймс: — Увидишь, дорогая. Уверен, тебе понравится. — Хм… Знаешь, я, пожалуй, пойду. Она дернула плечом, пытаясь вырваться, но Джеймс лишь сильнее сжал ее локоть. — Нет, дорогая, ты никуда не пойдешь. Я твой муж, и это мне решать, уйдешь ты или нет. Следующие часа полтора Элизабет провела, вжавшись в кресло, задыхаясь от сигарного дыма и слушая напыщенные разглагольствования мужчин. Поначалу они еще помнили о ее присутствии, и сдерживались в выражениях. Но коньяк и бренди из запасов мистера Максвелла сделали свое дело. Джентльмены разгорячились и стали напоминать взъерошенных петухов. «Виги, демократы, права Юга…» — самый захудалый плантатор мнил себя великим политиком, тактиком и стратегом, и был готов хоть сейчас самолично разгромить жалких янки, если те продолжат совать нос в их дела. — Одно сражение — и им конец! — Эти трусы не осмелятся выступить против нас! — Пусть только попробуют! Уж мы зададим-то им перцу! Элизабет коробило от такого бахвальства. С чего эти напыщенные индюки вообразили, будто «один южный джентльмен стоит дюжины янки»? Чем они лучше северян? Разве что раздутая спесь каким-то волшебным образом придаст им неуязвимости в бою. Хвастуны распалялись, подогретые алкоголем, и только несколько человек хмуро отмалчивались по углам. Но, когда какой-то напомаженный юнец, у которого едва-едва начали пробиваться усы, взахлеб вещал, как будет расправляться с «трусами-янки», его речь прервал негромкий спокойный голос: — Самое опасное в любой войне — это недооценивать своего врага. Все уставились на говорящего. Им оказался человек лет тридцати пяти со светлыми, зачесанными назад волосами и открытым широкоскулым лицом, обрамленным клиновидной бородкой. — Что вы имеете в виду, сэр? — подбоченился сопляк. Незнакомец поставил свой бокал на столик и поднялся с дивана. — Я прошел Мексиканскую кампанию, молодой человек, — сообщил он. — Вам кажется, будто война — это скакать на ретивом коне и лихо рубить головы янки? Мальчишка набычился и покраснел. Судя по всему, он думал именно так. — О нет, мой юный друг, — продолжил его собеседник. — Война — это когда вы сидите в окопе по уши в грязи; над вами свистят ядра так, что не поднять головы; а штаны ваши, извините за выражение, в дерьме. Но не потому, что вы обгадились от страха, а потому что у вас дизентерия, которая уже унесла половину вашего отряда на тот свет. Неужто голос разума прорезался в этом мороке бравады и похвальбы? Интересно, кто этот джентльмен? Элизабет даже привстала в кресле, чтобы получше его разглядеть, но тут остальные мужчины вскочили со своих мест и, окружив незнакомца, загалдели как оглашенные, наперебой доказывая, что он не прав. Однако несколько человек, видимо, побывавших на настоящей войне, поддержали его позицию. Обстановка накалялась, грозя перерасти в массовые вызовы на дуэль. К счастью, хозяин дома взял дело в свои руки. — Джентльмены! Джентльмены! — Он постучал ложечкой по бокалу. Забияки немного притихли и уставились на него. — Господа, — миролюбиво продолжил мистер Максвелл, — я уверен, что каждый из собравшихся — пламенный патриот нашего Юга. Мы все здесь герои и храбрецы, и разногласия нам ни к чему. Давайте лучше направим наш воинственный пыл в другое русло. Думаю, пришло время представить вам наш сюрприз.