Раб моего мужа

— Следуйте за мной, господа. Мистер Максвелл направился к выходу из курительной комнаты. Мужчины со смешками и прибаутками потянулись за ним. Джеймс схватил Элизабет под руку и потащил за собой. Ее потряхивало от волнения. Что это за сюрприз, на который дамам не следует смотреть? Какую еще мерзость выдумали эти пресыщенные богачи? Гости миновали вестибюль и спустились в винный погреб. Повеяло прохладой, плечи Элизабет покрылись гусиной кожей. По сторонам от прохода громоздились бочки, и терпкий дубовый аромат смешивался с едва уловимым плесневелым душком. Хозяин отворил неприметную дверь в дальнем углу. За ней скрывалось просторное помещение. На голых каменных стенах висели почерневшие канделябры, и горящие в них свечи погружали все вокруг в тусклую желтизну. В центре зала торчали четыре столбика. Натянутые между ними канаты ограничивали квадратную площадку, застеленную зеленым ковром. Элизабет случалось посещать праздничные гуляния, на которых состязались в боксе или борьбе, и она догадалась, что это ринг. Остальным явно пришла в голову та же мысль, и со всех сторон послышались одобрительные возгласы. Джеймс подвел Элизабет вплотную к рингу и встал в первом ряду. Она не удержалась, протянула руку и потрогала толстый шершавый канат. Когда гости сгрудились вокруг арены, хозяин дома выступил вперед. — Джентльмены! — произнес он. — Прошу приветствовать моего хорошего друга — мистера Криппса. Из толпы вышел благообразный старикашка, которого Элизабет уже видела за столом. Он вежливо поклонился присутствующим, а мистер Максвелл продолжил: — Как вы знаете, господа, я увлекаюсь негритянскими боями. Мистер Криппс разделяет мой интерес, и недавно он заполучил бойца, который, по его словам, побьет любого ниггера в этом штате. Мистер Криппс самодовольно кивнул, а Максвелл произнес: — Конечно же, я позволил себе в этом усомниться, и мы заключили пари. Его ниггер против моего. — Считайте, что вы уже проиграли, дружище, — усмехнулся старикан. — Мой Малыш Джонни непобедим. — Он просто еще не встречался с моим лучшим бойцом, — парировал Максвелл. — Эй, Рувим, поди-ка сюда! Толпа расступилась, и из нее показался рослый негр. Он поднырнул под канат и пружинисто прошелся по рингу, демонстрируя крепкие мускулы. Публика одобрительно загудела. Негр подошел к своему господину, и тот похлопал его по плечу. — Готов к поединку? — поинтересовался он. — Готов, масса Максвелл, сэр. — Молодец. Покажи всем, кто здесь чемпион! Седые усики старикашки Криппса вздернулись в ехидной усмешке. — А теперь взгляните на моего ниггера, джентльмены. И вы сразу поймете, кто тут чемпион. — Он обернулся и позвал: — Малыш Джонни! Толпа всколыхнулась и отступила как море, выбрасывая из своих глубин огромное черное нечто. В Рувиме было не меньше шести футов роста, но Малыш Джонни превосходил его на целую голову. Бритый череп, бычья шея, гора бугрящихся мышц — публика ахнула при виде такого чудовища. Ни проблеска мысли не читалось на тупом обезьяньем лице. Налитые кровью глаза свирепо глядели из-под мощных надбровных дуг. Громила осклабился, крупные белые зубы сверкнули во всклокоченной бороде. Он вскинул толстенные как бревна ручищи, и по залу пробежал восхищенный гул. Рувиму явно стало не по себе. Он сник, догадавшись, что этот бой для него проигран. С робкой надеждой взглянул на хозяина, но тот лишь сжал губы и скрестил руки на груди. — Что ж… Не будем затягивать. — Максвелл пытался изобразить хорошую мину при плохой игре. Прочистив горло, он во всеуслышание объявил: — Это битва до победного конца, без правил и ограничений. Да начнется бой! Элизабет насторожилась при этих словах. Как это «без правил и ограничений?» И что значит «до победного конца?» Она не успела развить эту мысль, так как ее внимание целиком поглотило происходящее на арене. Едва мистер Максвелл дал отмашку, как Малыш Джонни бросился на Рувима. Тот отскочил, но гигант продолжал его теснить, размахивая кулаками-кувалдами. Рувим завертелся, как уж на сковороде, уклоняясь от ударов и пытаясь улучить момент для ответной атаки. Он сделал выпад, но Малыш Джонни с неожиданной для такой туши прытью увернулся. Элизабет напряженно наблюдала за поединком. Она понимала, что у Рувима мало шансов, и невольно болела за него. Но чуда не происходило. Как Рувим ни старался подловить Малыша Джонни, тот пока еще не пропустил ни одного удара. Одной рукой громила прикрывал торс, а вторую выбрасывал вперед словно поршень, прощупывая оборону скачущего вокруг врага. — Давай! Дерись! Выбей из него все дерьмо! — вопила взбудораженная публика. Раздался хлесткий удар: огромный кулак все-таки достал подбородок Рувима. Тот пошатнулся и упал спиной на канат, но зрители тотчас вытолкнули его обратно. Малыш Джонни тут же налетел на него и ударил его еще и еще, вызывая восторженный рев толпы. Элизабет отчаянно захотелось выбраться из обезумевшей массы людей, но сзади напирали, а муж крепко держал ее под локоть, не давая уйти. С галантных джентльменов слетела шелуха воспитания, и они, позабыв о приличиях, орали во всю глотку, возбужденно размахивая руками. Один лишь мистер Криппс усмехался, самодовольно поглаживая козлиную бородку. — Давай Рувим! — истошно завопил Максвелл. — Врежь ему по башке! Но раб ничего не мог поделать. Гигантские кулаки Малыша Джонни мельтешили в воздухе и молотили его как мешок с песком, выбивая всплески крови из его носа и рта. Элизабет стало дурно. Корсет так сильно давил на грудь, что было трудно дышать. От едкого табачного дыма и мускусного запаха пота слезились глаза, и казалось, что потолок вот-вот рухнет и погребет ее под собой. Очередная зуботычина отбросила Рувима к краю арены. Он рухнул навзничь. Максвелл подскочил к нему и с досадой пнул его ногой под ребра. — Вставай, черное отродье! Бейся, черт тебя раздери! Раб с трудом поднялся на ноги и, пошатываясь, двинулся к противнику, но лишь затем, чтобы получить новый удар. — Он же убьет его! Нужно это прекратить! — пробормотала Элизабет, но ее слова потонули в возбужденном гуле толпы. Поединок превратился в избиение младенца. Гигант швырял Рувима по всей площадке, а тот был не в состоянии ничего предпринять. Вот он в очередной раз отлетел спиной на канаты, и прежде, чем руки толпящихся позади господ вновь выпихнули его на ринг, Малыш Джонни вразвалочку подошел к своей жертве. — Давай! Дерись! — издевательски выкрикнул он, а затем со всей дури врезал Рувиму ногой в пах. Мужчины в один голос сдавленно охнули, а Рувим согнулся пополам и рухнул на пол. Малыш Джонни склонился над ним, поднял его вверх тормашками и взвалил к себе на плечо. Толпа взревела от восхищения. Гигант, играя на публику, немного повертелся с добычей вокруг своей оси, а затем с размаху швырнул Рувима на пол. Несчастный с трудом приподнялся, но тут же получил ногой в челюсть. Удар вышел таким сильным, что Элизабет услышала хруст кости. Рувим упал лицом вниз, а Малыш Джонни сел на него верхом. Он обхватил его за лоб и подбородок и приподнял его голову над полом. Рувим лихорадочно хватался за толстые пальцы, тщетно пытаясь отцепить их от себя. Малыш Джонни вопросительно посмотрел на своего господина. В зале повисла напряженная тишина. Элизабет будто парализовало. Тело налилось свинцовой тяжестью, удары сердца грохотом отдавались в ушах. Криппс с гадкой улыбочкой обратился к Максвеллу. — Желаете сохранить вашу собственность? — любезно поинтересовался он. Тот скривился и досадливо махнул рукой. Тогда Криппс выбросил вперед кулак с оттопыренным большим пальцем и театральным жестом, словно император в Колизее, повернул его вниз. Зловещая ухмылка пробежала по мясистым губам Малыша Джонни. Рывок, треск ломающихся позвонков, и Рувим обмяк. Элизабет пронзительно завизжала, но ее вопль потонул в оглушительном свисте и улюлюкании мужчин. Рувим несколько раз конвульсивно дернулся и застыл, безжизненно вытянувшись на ковре. Руки плетьми упали на пол, выпученные глаза остекленели, а из распахнутого рта потекла кровь. Элизабет кинулась прочь, расталкивая всех на своем пути. Задыхаясь от рыданий, она выбежала в сад. Хруст позвонков все еще звучал в ее ушах. Как можно было убить человека просто так, у всех на глазах? Мерзавцы! Нелюди! Самодовольные скоты! Добравшись до беседки, Элизабет рухнула на каменную скамью. Уронив лицо на руки, она дала волю слезам. Надо было вмешаться! Остановить поединок! Кинуться в ноги хозяину! Выбежать на ринг и вклиниться между бойцами! Сделать хоть что-нибудь! Хоть попытаться… В грудную клетку словно забралась разъяренная кошка, острыми когтями дерущая ее изнутри. От собственного бессилия хотелось завыть. Она не может спасти всех негров. Не может отменить рабство. Ей нечего противопоставить жгучей несправедливости, царящей вокруг. И что теперь делать? Закрыть глаза и притвориться, будто ничего не происходит? Признать негров говорящими животными и спокойно с этим жить? Элизабет не знала, как долго просидела на скамье. Немного успокоившись, она поднялась, облокотилась на мраморный парапет и бездумно уставилась на озеро, где золотистой рябью искрилось заходящее солнце. От воды потянуло прохладой. Элизабет поежилась и обхватила руками себя за плечи. Она оглянулась на особняк. Из раскрытых окон доносилось мелодичное чириканье скрипки. Похоже, начинается бал. Даже дома, на Севере, она не особо любила балы, хотя, как всякая хорошо воспитанная леди, умела неплохо танцевать. Но вся эта теснота, суматоха, кружащие пары, так и норовящие в тебя врезаться… Все это ей было не по душе. Но больше всего раздражали взгляды окружающих — пытливые, пристальные, цепляющиеся за каждую деталь. Девиц на выданье изучали как яблоки на прилавке. Осматривали со всех сторон, придирчиво выискивая гнильцу. Прическа, манеры, наряд — все подвергалось скрупулезной оценке. И не дай бог надеть прошлогоднее платье, икнуть или не заметить кусочек зелени, застрявший в зубах — судачить об этом будут до скончания веков. Элизабет вновь повернулась к озеру, вслушиваясь в размеренный плеск воды. Даже там, в Нью-Джерси, на людях она ощущала себя не в своей тарелке. Здесь же, среди спесивых южан, она и вовсе изгой. Они никогда не примут ее в свой круг, а она — не смирится с рабством. Бежать отсюда? Но куда? Склады, мануфактуры и особняк в Трентоне номинально принадлежат ей, но по закону капиталами жены распоряжается муж. Без его согласия она не сможет даже снять деньги с банковского счета, а наличных-то у нее почти нет. И как добраться до Мейкона, чтобы сесть на поезд? Соврать, что поехала в церковь? Но тогда муж или его мамаша увяжутся с ней. «Нужно добиться, чтобы Джеймс отпускал меня на верховую прогулку», — осенило ее. Элизабет любила кататься на лошади и неплохо держалась в седле. Поездки верхом стали бы для нее глотком свободы. Ей уже так надоело все время сидеть взаперти! А если она вдруг решится бежать, то можно будет улизнуть из дома под предлогом прогулки. На дорожке зашуршал гравий. Элизабет вздрогнула. Джеймс? Сейчас опять схватит ее за локоть и потащит в особняк? Она обернулась и к своему облегчению увидела, что к беседке приближается не постылый супруг, а чета. В мужчине Элизабет узнала светловолосого джентльмена, чьи резкие высказывания о войне едва не привели к массовой драке. Его спутницу — яркую брюнетку — она вроде бы тоже видела среди гостей, но не могла припомнить, как ее зовут. Незнакомцы приветливо улыбнулись ей, и Элизабет ответила тем же. — Приятный вечер, не так ли? — заговорила женщина. — Согласна, чудесная погода, — вежливо отозвалась Элизабет. — Кажется, нас не успели друг другу представить. Вы не возражаете, если мы исправим эту оплошность? — Нет, что вы, буду счастлива познакомиться с вами. — Я — миссис Паркер. А это мой муж — мистер Паркер. Мужчина галантно поцеловал руку Элизабет. — Очень приятно, — улыбнулась она. — А я — миссис… — Она хотела сказать «Фаулер», но ненавистное имя застряло на языке. — Элизабет. Зовите меня Элизабет. — Тогда и вы зовите меня Мэйбл, — в тон ей ответила миссис Паркер, и они обе невольно рассмеялись. Элизабет ощутила симпатию к этим людям. То ли дело было в их приятных открытых лицах, то ли в их речи, не столь манерно тягучей, как у прочих гостей. Мэйбл подобрала юбки вишневого платья и уселась на скамью. Ее супруг встал у входа, прислонившись к колонне. — Алекс рассказал мне, что вы присутствовали на… — Мэйбл замялась, подбирая слова, — …представлении в подвале. В ее карих глазах светилось сочувствие, и Элизабет со вздохом ответила: — Увы да… Мой муж почему-то решил, что мне будет… — она горько хмыкнула, — …полезно на это взглянуть. — Очень странно с его стороны, — заметил Алекс Паркер, — учитывая то, что даже мне, мужчине, стало не по себе. — Сочувствую вам, дорогая, — ласково произнесла Мэйбл. — Алекс мне рассказал в двух словах, что там произошло, и то я пришла в ужас. Не могу представить, что пережили вы. — Мои переживания ничто, по сравнению с тем, что вытерпел тот несчастный раб, — ответила Элизабет. — Но южанам плевать на страдания негров. Они не считают их за людей. Она тут же устыдилась собственной резкости. Нельзя так огульно отзываться обо всех подряд. Вдруг ее несдержанность отпугнет эту милую чету! Но, как ни странно, Алекс кивнул. — К сожалению, вы правы, — вздохнул он и пояснил в ответ на ее удивленный взгляд: — Мы с Мэйбл не совсем южане. Мы приехали из Кентукки год назад, когда я унаследовал плантацию дальнего родственника. Так вот почему в их речи нет этого противного растягивания гласных. Выходит, Паркеры тоже здесь чужаки. — И чем вы занимаетесь на вашей плантации? — поинтересовалась Элизабет. — Выращиваете хлопок? Мэйбл покачала головой. — Нет. Мой Алекс — адвокат. Он вечно пропадает в Мейконе или Саванне. У нас, конечно, есть огород для собственных нужд, но хлопок мы не сажаем. — Она всплеснула руками. — Ах, да что я вам рассказываю! Приезжайте к нам в гости, и сами все увидите! Как насчет следующего воскресенья? Приглашаем вас к себе на обед! — О! — Элизабет растерялась. Она была бы рада навестить эту милую пару, но что скажет Джеймс? — Я должна спросить у мужа… — Спросить что? — раздался в сумерках колючий голос. Вспомни черта, он и появится! Повернувшись ко входу, Элизабет увидела мужа. Тот стоял, вальяжно опершись на колонну, и переводил вопросительный взгляд с Паркеров на нее. — Мистер Фаулер, если не ошибаюсь? — Алекс с легким поклоном протянул Джеймсу руку. Тот после секундного замешательства ее пожал. — Да сэр. А вы… — Позвольте представиться. Алекс Паркер — адвокат, а это моя супруга, миссис Паркер. При слове «адвокат» Джеймс заинтересованно вскинул голову. — Я слыхал о вас, мистер Паркер. Говорят, вы не проиграли ни одного дела. — Ну что вы, сэр. Эти слухи слегка преувеличены, — улыбнулся Алекс. Следующие полчаса прошли в болтовне о громких делах, слушавшихся в окружном суде, о погоде, видах на урожай и Мексиканской войне, на которой побывал Алекс. В конце концов, супруги пригласили Джеймса и Элизабет в следующее воскресенье к себе на обед. Когда стемнело, они вернулись в особняк. Бал был в самом разгаре. Духи, одеколоны, взопревшие тела и расставленные повсюду букеты источали такое тяжелое, приторное амбре, что Элизабет ощутила дурноту. После увиденного в подвале она была совершенно разбита и не имела ни малейшего желания танцевать. Сославшись на головную боль, она уселась на банкетку в темном углу. Пары кружили в вальсе как мотыльки, вьющиеся вокруг огня. Красивые, веселые, беззаботные. Элизабет смотрела на них, а перед глазами всплывали совсем другие картины. Спина Самсона, исполосованная кровавыми бороздами. Рувим, с остекленевшим взглядом распростершийся на полу. Накрытые мешковиной человеческие останки. Квимбо с дымящейся буквой «Б» на щеке. Элизабет постаралась отогнать неприглядные воспоминания и сосредоточиться на музыке, мерцании свечей, и мелькающих вокруг прелестных платьях и веерах. Но в задорном пиликанье скрипки ей чудилось лязганье цепей, а под атласными туфельками вальсирующих девиц мерещились груды костей, залитые кровью и слезами сотен тысяч рабов.