Раб моего мужа

После пикника миновала неделя. Дни проходили однообразно и скучно, но Элизабет была даже этому рада. Уж лучше так, чем показательная порка, гладиаторские бои или еще какая-нибудь зверская выходка муженька. В отношениях с Джеймсом наступило затишье. Наверное потому, что Элизабет теперь держала свое мнение при себе. Все разговоры сводились к погоде и безобидным пустякам, а стоило мужу заикнуться о политике или неграх, она по принципу «не трожь дерьмо, вонять не будет» отмалчивалась. Все бы ничего, но Элизабет слишком уж тяготил супружеский долг. За это время Джеймс навестил ее всего дважды, но этого хватило, чтобы укрепить в ней отвращение к интимной стороне бытия. В первый раз муж, прежде чем на нее залезть, приспустил портки и заставил возбуждать его ртом. А во второй — просто плюнул себе на руку, смочил слюной член, молча сделал свое дело и ушел. Единственным утешением было то, что Анне удалось раздобыть снадобье, которое, по уверениям негритянок, не даст мужскому семени закрепиться в утробе. — Надеюсь, ты не проболталась, что это для меня? — поинтересовалась Элизабет, откупорив тыквенную бутылку и с подозрением нюхая ее содержимое. — Разумеется, нет, мэм. Я ж не совсем дура, и скумекала, что если дойдет до вашего мужа, то нам обеим несдобровать. — Молодец! А что ты им сказала? — Напрямую ничего, но намекнула, что это средство для меня… — Пухлые щеки Анны порозовели. — Дала им понять, что у меня шашни с одним из надзирателей. — О! Спасибо тебе! Элизабет понимала, сколько мужества потребовалось этой закостенелой старой деве, чтобы приписать себе подобное распутство. Такая самоотверженность должна быть вознаграждена! Выудив из шкатулки серебряные сережки с топазами, она протянула их служанке. — Вот, возьми за труды. Та всплеснула руками. — Ах, ну что вы, мадам, не стоит! — Возьми! — Элизабет втиснула серьги в ее ладонь. *** В воскресенье после завтрака Элизабет обратилась к мужу: — Джеймс, можно с тобой поговорить? Тот нехотя оторвался от газеты. — Чего тебе нужно? — Мы сегодня поедем к Паркерам? Помнишь, они приглашали нас на обед? Сидящая в кресле-качалке миссис Фаулер вздернула брови. — Паркеры? Сынок, что у тебя с общего с этими паршивыми янки? — Она многозначительно зыркнула на Элизабет, явно подразумевая: «Разве не достаточно того, что ты женился на одной из них?» — Они из Кентукки, ма, — отмахнулся Джеймс. — А будь они даже янки, дружба с адвокатом никому не повредит. — Он перевел взгляд на Элизабет и кивнул. — Хорошо, дорогая, мы их навестим. — А давай поедем верхом! — Элизабет стиснула кофейную чашку. — Знаешь, в Трентоне я любила кататься на лошади, и мне хотелось бы и здесь иногда выезжать на прогулку. — Пф! — фыркнула свекровь. — Вот пойдут дети, милочка, и у тебя не будет времени на всякую ерунду. — Но у меня еще нет детей, — огрызнулась Элизабет, — так почему я должна сидеть в четырех стенах? Миссис Фаулер откинулась на спинку кресла и бросила на сына страдальческий взгляд. Джеймс притворился, что ничего не заметил. — Ладно. — Он поскреб щетинистый подбородок. — Велю оседлать тебе кобылу посмирней. — Спасибо, — выдохнула Элизабет. Хоть она пока и не планировала бежать, но радовало уже то, что она вырвется из опостылевшего дома, где даже стены и потолки давят на плечи, не давая дышать. Когда пришло время собираться в гости, Элизабет надела жемчужно-серую амазонку и украшенный серебристой вуалью цилиндр. Она спустилась на первый этаж, Джеймс подхватил ее под руку, и они вышли из дома. У коновязи перебирали копытами две лошади — белая и вороная, а рядом стоял рослый негр. Его глаза скрывала тень от соломенной шляпы, а подбородок успел обрасти короткой черной бородой, но когда он поднял голову, Элизабет узнала Самсона. Выходит, он уже встал на ноги? Приятно видеть, что ее усилия были не напрасны. — Все готово? — поинтересовался Джеймс. — Да, сэр. Для мисс Элизабет я оседлал Снежинку. — Самсон погладил по шее белую кобылу. — Хорошо. Помоги моей жене взобраться на лошадь. — Как скажете, сэр. Самсон поднял взгляд на Элизабет, и когда глаза их встретились, в памяти возникла истерзанная спина и ее пальцы, наносящие серебристую мазь. В этом не было ничего предосудительного, но щеки почему-то погорячели. Она подошла к Снежинке. Самсон подал ей руку, и Элизабет невольно уставилась на нее. Желтовато-розовая ладонь резко отличалась от темно-коричневой тыльной стороны кисти. Это было так необычно! Роза и Сара прислуживали за столом в белых перчатках, поэтому до сих пор Элизабет не замечала двухцветности негритянских рук. Поймав себя на том, что непозволительно долго таращится на протянутую ладонь, Элизабет оперлась на нее. Даже сквозь перчатку она уловила тепло сильных пальцев, и сердце забилось быстрей. Она поставила ногу в стремя, а Самсон обхватил ее за талию и поднял, чтобы подсадить в дамское седло. Элизабет на миг очутилась в его объятиях, и ее будто захлестнуло жаркой волной. Что за чертовщина! Сколько раз слуги помогали ей взбираться на лошадь, но она никогда не испытывала подобных чувств. Самсон снял поводья с коновязи и протянул ей. Элизабет приняла их, не поднимая головы из боязни, что муж заметит, как она покраснела. — Спасибо, — пробормотала она. — Постарайтесь не дергать поводья, мэм, — попросил Самсон. — У Снежинки очень нежный рот. Тут Джеймс, который уже успел вскочить на своего жеребца, стегнул Самсона хлыстом. — Поговори мне тут, черномазый! — сердито бросил он. — Тебе слова никто не давал. — Простите, сэр. — Самсон покорно склонил голову, но Элизабет успела заметить, какой ненавистью сверкнули его глаза. — Поехали! — Джеймс пришпорил коня, и они двинулись в путь… Лошади скакали по проселку, вздымая копытами красную пыль. Вокруг простирались залитые солнцем хлопковые поля, а вдали, в мареве нагретого воздуха, зеленели холмы. В ослепительно-голубом небе не проплывало ни единого облачка, и дующий в лицо горячий ветер не приносил облегчения. Вдоль обочин росли деревья, но от палящего зноя не спасала даже тень от их раскидистых крон. Элизабет почти пожалела, что поехала верхом. В коляске можно было бы поднять верх и обмахиваться веером, да и сидеть в ней куда удобнее, чем напряженно балансировать в дамском седле. Она с завистью покосилась на мужа, прямо и расслаблено восседающего на коне. Ну почему она должна страдать из-за дурацких приличий! Рисковать сломать себе шею потому что леди, видите ли, не подобает раздвигать ноги. Да какая разница, раздвинуты ноги или нет, если под юбкой все равно ничего не видно! Эти женские штучки — тесные корсеты, громоздкие кринолины, неудобные дамские седла — дико усложняют жизнь. Ни пустить лошадь вскачь, ни пробежаться во весь опор. Да что там говорить, даже полной грудью — и то не вздохнуть. И тут ее осенило. А ведь все эти приспособления до боли напоминают цепи и кандалы на ногах рабов. Под видом женственности навязывается зависимость и покорность. Женщина или негр — ты слабое никчемное существо, годное лишь на то, чтобы подчиняться господину. Твое имущество, твое тело, дети, которых ты родишь, принадлежат не тебе, а хозяину… или мужу. «Что ж, такова судьба, — вздохнула Элизабет. — Меня хотя бы не порют кнутом и не заставляют работать, так что мне еще грех жаловаться». Между тем хлопковые поля сменились кукурузными, и при каждом дуновении ветра листья шелестели словно морской прибой. Когда Джеймс и Элизабет взобрались на пологий холм, перед ними открылась равнина, похожая на одеяло, сшитое из зеленых, желтых и красно-коричневых лоскутов. — Это все принадлежит тебе? — поинтересовалась Элизабет. — Нет, мы уже на землях Легри, — ответил муж. — А за рекой начинаются владения твоих разлюбезных Паркеров. — Почему это «моих»? — хмыкнула Элизабет. — Потому что они такие же бирюки, как и ты. Живут здесь уже год и почти ни с кем общаются. Муж обычно в разъездах, иногда я встречал его в Мейконе на заседании суда. А жена — затворница, очень редко выбирается в люди. Удивительно, что именно тебя они пригласили к себе домой. — Ничего удивительного. Они не местные, как и я. Наверняка чувствуют себя здесь чужаками. — Возможно. Почуяли в тебе родственный дух. — Тебя это злит? — Ничуть, если это поможет мне завести дружбу с адвокатом. Впереди густым частоколом возвышался сосновый бор, и Элизабет была рада наконец оказаться в тени пушистых крон. Но лес скоро кончился, и подковы гулко зацокали по деревянному мосту. Мутная река с тихим плеском текла среди заросших старыми ивами берегов. За ней простирался пустырь. Трава на нем выгорела, лишь кипарисы и кизиловые деревья сочной зеленью разбавляли ржаво-коричневые цвета. — Вот недотепы! Как же они запустили поместье! — с нескрываемым презрением заметил Джеймс. — Ума не приложу, почему они не продадут плантацию кому-то, кто лучше разбирается в деле. — Кому-то вроде тебя? — едко поинтересовалась Элизабет. — Почему бы и нет? Уж я бы нашел этим землям достойное применение. Хоть поля и выглядели заброшенными, но обрамленная кедрами подъездная аллея, особняк с белыми колоннами и ухоженная лужайка производили вполне достойное впечатление. Пусть Паркеры и отказались от хлопка, но, судя по всему, деньжата у них все же водились. Джеймс и Элизабет подъехали к дому и спешились. После «Персиковой долины» показалось непривычным, что на шум не сбежалась толпа чернокожих. По ступеням сошел пожилой дворецкий. Как ни странно — белый. — Мистер и миссис Фаулер? — чопорно осведомился он. — Они самые, — кивнул Джеймс. — Питер! — кликнул старик, и когда на подъездной площадке появился молодой негр, приказал: — Будь любезен, займись лошадьми. — Слушаюсь, масса Белл, — ответил Питер. — «Мистер Белл», — поправил дворецкий и услужливо распахнул дверь. — Прошу в дом. Паркеры любезно приняли Элизабет и Джеймса и после ритуальной светской болтовни пригласили к столу. За обедом прислуживал мистер Белл, и этот факт несколько удивил Джеймса. — У вас нет домашних рабов? — поинтересовался он, озираясь по сторонам. — Нет, мы предпочитаем наемных слуг, — ответил Алекс. — А из негров у нас конюх, садовник и несколько человек для полевых работ. При слове «человек» по губам Джеймса скользнула ухмылка, но он не стал акцентировать на этом внимание. — Вы не сажаете хлопок? — осведомился он. — О нет, слишком много возни, — подала голос Мэйбл и с обворожительной улыбкой пояснила: — Мой дорогой Алекс неплохо зарабатывает адвокатской практикой. Нам вполне хватает на жизнь. — У нас есть небольшое поле и огород, где мы растим овощи, пшеницу и кукурузу для собственных нужд, — добавил ее супруг. — И все же немного странно, что адвокат живет в такой глуши, — не унимался Джеймс. — Разве не удобнее было бы поселиться в городе? — Отнюдь, — улыбнулся Алекс. — Мы пожили в городе достаточно для того, чтобы понять: в деревне нам нравится больше. — Здесь такой чистый воздух! — подхватила миссис Паркер. — И так спокойно! — Но вам приходится постоянно быть в разъездах, — заметил Джеймс. — Да, это не слишком удобно, — согласился Алекс. — Но я привык. — В последнее время на дорогах стало небезопасно, — добавил Джеймс. — По лесам рыщут беглые ниггеры и прочий сброд. — Не проблема, я могу за себя постоять. В комнате повисло молчание, и лишь звяканье столовых приборов нарушало тишину. Жареные цыплята удались на славу, и Элизабет, хрустя поджаристой корочкой, сосредоточилась на еде. Она невольно поглядывала на Мэйбл: ее яркое канареечно-желтое платье так и притягивало взор. Сама Элизабет ни за что бы не отважилась надеть столь кричащий оттенок, но миссис Паркер с ее гладкой оливковой кожей этот цвет был на удивление к лицу. Полные губы, карие с поволокой глаза, темные волосы, упругими локонами обрамляющие лицо — Элизабет нашла Мэйбл весьма привлекательной особой, но, как ни странно, не ощутила обычного в таких случаях укола зависти. Хозяйка дома держалась так просто и дружелюбно, что ее очарование не позволяло питать к ней недобрых чувств. Глядя, с какой теплотой Алекс Паркер смотрит на жену, Элизабет вдруг поняла: «А ведь существуют и счастливые семьи! Это просто мне так не повезло». В ее раздумья вторгся голос супруга. — Кстати, вы слыхали о деле Филлипса? — промокнув губы салфеткой, спросил он. — Конечно, — кивнул Алекс, — кто же о нем не слыхал? — Поговаривают, вы отказались его вести? — Да… — Алекс небрежно махнул рукой. — Меня приглашали, как единственного адвоката во всей округе, но я не смог выкроить время. Понимаете ли, куча других неотложных дел. — Ну и зря, — хмыкнул Джеймс. — Вам бы и морочиться особо не пришлось. Дело-то было совершенно беспроигрышным. — А что за дело? — поинтересовалась миссис Паркер. — Дорогая, это не для женских ушей, — ответил Алекс, чем совершил роковую ошибку. Мэйбл ретиво набросилась на него. — Ну же! Расскажи, не будь букой! — потребовала она. — Но, дорогая… — попытался образумить ее супруг. — Если ты не расскажешь, я обижусь. — Мэйбл надула красивые губки. — Будешь спать в гостиной. — Позвольте мне спасти ваш брак, — вклинился Джеймс. — Я расскажу. Дело простое: мистер Филлипс — плантатор и весьма уважаемый джентльмен, обнаружил, что его супруга была ему неверна. Карие глаза Мэйбл зажглись любопытством. — Да что вы говорите! — заворожено протянула она. — Погодите, мадам, это еще не самое интересное. Вся мякотка в том, что миссис Филипс, ко всеобщему изумлению, произвела на свет цветного младенца. — Да вы что?! — Мэйбл застыла с открытым ртом. — Уж простите за такие подробности, — скривился Джеймс. — Представить не могу… Белая женщина и грязная черная обезьяна. Брр!.. Элизабет едва удержалась, чтобы не фыркнуть. И это говорит человек, который приживал от негритянок детей! — И что же миссис Филлипс сказала в свое оправдание? — поинтересовалась Мэйбл. — Сказала, что ее изнасиловал один из домашних рабов. Мистер Филлипс велел привести того раба, начал его допрашивать. И, угадайте, что наплел этот дрянной черномазый! — Что? — Вы умрете от смеха! Он божился, будто хозяйка сама его домогалась. Якобы она ему пригрозила, что если он с ней не ляжет, то она обвинит его в изнасиловании. — С ума сойти! — пробормотала Мэйбл. — И что, ему поверили? Джеймс насмешливо покачал головой. — Мадам, ну а вы-то сами как думаете? Разве белая леди ляжет с ниггером добровольно? — Разумеется, нет! — поспешно заверила Мэйбл. — Ну вот, вы сами ответили на свой вопрос. — И чем же все закончилось? — Мистер Филлипс поступил как истинный джентльмен, — ответил Джеймс и замолчал, отпивая вино. — Развелся? — полюбопытствовала Элизабет, на что муж одарил ее таким презрительным взглядом, что у нее кусок застрял в горле. — Настоящий джентльмен, дорогая, никогда не запятнает свое имя разводом, — надменно произнес Джеймс. — Жену он пристрелил, младенцу размозжил голову о стену, а ниггера, простите за детали, кастрировал и подвесил на мясницкий крюк истекать кровью. За столом воцарилась гробовая тишина. Элизабет замерла с отвисшей челюстью, а Мэйбл так и не донесла вилку до рта. — К сожалению, дамы, все так и было, — вздохнул Алекс. — На Севере этого Филлипса вздернули бы за тройное убийство, а тут ему все сошло с рук. — Здесь, к счастью, не Север, и каждый джентльмен имеет право защищать свою честь, — горделиво заявил Джеймс. — Присяжные единогласно вынесли оправдательный вердикт. — Но за что он убил жену и ребенка? — взвилась Элизабет. — Она же не виновата, что ее изнасиловали! — И что с того? — Джеймс поднял бровь. — Такой позор можно смыть только кровью. Уфф! Как представлю белую с черномазым… Мурашки по коже! Мужчины… Получается, они могут спать с негритянками, а от самой только мысли о белой в объятиях негра, у них, видите ли, мурашки! Лицемерные снобы! Элизабет кипела от возмущения, но сочла за благо промолчать. Что поделать, таков мир, в котором она живет. После обеда мужья удалились в кабинет выпить бренди и выкурить по сигаре, а Мэйбл и Элизабет перешли в гостиную, где им подали кофе с апельсиновым пирогом. — Жуткая история, вы не находите, дорогая? — Мэйбл нервно передернула плечами. — У меня до сих пор мороз по коже, — кивнула Элизабет. — Адюльтер это, конечно ужасно, но убить жену и младенца, и сотворить такое с негром… Уму непостижимо! — Мне кусок в горло не лезет. — Мэйбл со вздохом отставила блюдце. — Знаете, Алекс как-то рассказывал, что если муж застанет жену с любовником и сразу их пристрелит, то его оправдают, потому что он пребывал в… — щелкнув пальцами, она подняла глаза к потолку, — …состоянии душевного волнения, и не ведал, что творит. Но этот Филлипс сперва допросил жену и негра, а потом их убил. То есть, он осознавал, что делает. — Выходит, что так. — Элизабет отпила кофе. — Видимо, южанам закон не писан. Эти напыщенные болваны носятся со своей драгоценной честью словно куры с яйцом. Мэйбл хихикнула, задорно сверкнув глазами. — Я в восторге от вашего остроумия, дорогая, — сказала она. — Вы так ловко поддели тех зазнаек на пикнике. Элизабет припомнила свое высказывание насчет кровожадности южан и немного смутилась. — Спасибо. Знаете, я здесь меньше месяца, а уже всякого насмотрелась… — Понимаю. — Мэйбл помрачнела. — У меня волосы дыбом встают, когда я слышу, что негры рассказывают о своих хозяе… Она вдруг осеклась. Элизабет с удивлением взглянула на нее, но ничего не сказала. — Ну… слухи ходят всякие, — сдавлено пробормотала Мэйбл и торопливо отхлебнула из чашки. — Это ужасно, — вздохнула Элизабет. — Никто не заслуживает жестокого обращения, независимо от цвета кожи. Мэйбл внимательно посмотрела на нее и медленно кивнула. — Согласна. Некоторые хозяева к своим собакам относятся лучше, чем к рабам, — сказала она. — Это точно… Но что меня убивает больше всего — это собственное бессилие. Мысль, что я могла бы что-то сделать, чем-то помочь… Но что я могу? Всем на мое мнение наплевать. Мэйбл подсела ближе и взяла Элизабет за руку. — Знаете, то, что вам не все равно — уже достойно похвалы. А вообще мы можем сделать куда больше, чем нам кажется… В этот миг в гостиную вошли мужья, и Мэйбл не закончила свою мысль. — Ну что, леди, насекретничались? — поинтересовался Алекс. Он присел на подлокотник дивана и обнял супругу за плечи. — Нет. — Мэйбл капризно надула пухлые губы. — Мы только начали перемывать вам косточки, а вы уже и вернулись. — К сожалению, мы вынуждены откланяться, мэм, — сообщил Джеймс, прислонившись к дверному косяку. — Обед был восхитителен, но нас ждет неблизкий путь. — Секунду поколебавшись, он добавил: — Надеюсь, вы почтите нас ответным визитом? Скажем, через неделю? — Мне жаль, мистер Фаулер, но завтра я надолго уезжаю в Саванну, — вздохнул Алекс. — Дела не ждут, понимаете ли. — Ну вот, дорогой, опять ты уезжаешь. Мне будет так тоскливо без тебя! — прощебетала Мэйбл. Она схватила Элизабет за руку. — Дорогая, я была бы счастлива, если бы вы снова навестили меня. Мне здесь так одиноко! Мэйбл понравилась Элизабет, и было бы здорово хоть иногда встречаться с ней за чашечкой кофе. Но что скажет на это Джеймс? Элизабет взглянула на мужа и по его постному лицу догадалась, что он не в восторге от этой затеи. Ладно, придется как-то его переубедить. — Я постараюсь, — ответила она и заметила, как у Джеймса дернулась щека. — Но и вы могли бы приехать к нам в гости. — Увы, нет, — вздохнула Мэйбл. — Алекс забирает нашу коляску, а я, к своему стыду, совершенно не умею ездить верхом. Так что я заточена здесь, как принцесса в башне. — Ну что ж, тогда я навещу вас, — пообещала Элизабет, игнорируя кривляния Джеймса. Они распрощались с Паркерами и поехали домой.