Раб моего мужа

Две недели стояла адская жара, и все вокруг плавилось в раскаленном зное. С той прогулки Элизабет ни разу не выезжала верхом, так как единственное, на что она была способна в такую духоту — это сидеть в комнате с опущенными жалюзи, поминутно обтираясь водой. Как-то ночью, когда Элизабет уже легла в кровать и задула свечу, дверь открылась, и на пороге показался Джеймс. Он держал фонарь, и в его тусклом свете Элизабет разглядела, что волосы мужа растрепаны, глаза лихорадочно блестят, а рубаха наполовину вылезла из штанов. — Ты пьян! — возмутилась Элизабет, по подбородок натягивая на себя простыню. — Что тебе надо? Я уже сплю! Джеймс, пошатываясь, направился к ней. — Др-рогая, — заплетающимся языком пробормотал он, — пойдем, я хочу тебе кое-что показать. — Никуда я не пойду! Ты знаешь, который час? Оставь меня в покое, я хочу спать! — А я гр-рю, пойдешь! — Он сдернул с Элизабет простыню и схватил ее за плечо. — Вставай! Несмотря на подпитие, сил у Джеймса было предостаточно, и пришлось подчиниться. Элизабет села на кровати и спустила босые ноги на пол. — Идем! — Муж потянул ее за руку. — Дай мне хотя бы одеться! Джеймс оглянулся по сторонам, подошел к креслу и взял висящий на спинке пеньюар. — Надевай! — Кружевная вещица полетела Элизабет в лицо. Поняв, что с пьяным спорить бесполезно, она накинула пеньюар поверх ночной сорочки и сунула ноги в домашние туфли. Джеймс схватил ее под локоть и рывком притянул к себе. В бок уперлось что-то твердое и, опустив глаза, Элизабет увидела на поясе мужа свернутый кнут и револьвер в кобуре. — Что ты задумал? — испуганно спросила она. — Сюрприз, дорогая. Все, хватит вопросов. Ступай! Они спустились по лестнице и вышли во двор. В черном небе сияла луна, из кустов доносились звонкие трели цикад. Несмотря на жару, Элизабет пробирала дрожь, и она зябко закуталась в пеньюар. Что еще за дичь взбрела в хмельную голову муженька? Джеймс повел ее через сад, освещая путь фонарем. Свет желтым пятном ложился на дорожку, а все остальное утопало в глубокой тени. Вдруг что-то резко зашуршало в кустах. Элизабет вздрогнула, и сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Скорей всего это опоссум или еще какой-то мелкий зверек, но ее нервы и без того были натянуты как струна. Хозяйственный двор скрывался во мраке, лишь тускло светился красным кузнечный горн. Джеймс с пьяным сопением тащил Элизабет за собой, и она не решалась задавать вопросы, боясь его разозлить. От него и трезвого не знаешь чего ждать, а уж когда он навеселе — и подавно. Впереди показались негритянские хижины. В окнах ни проблеска — все уже спали, измученные тяжелым трудом. Фонарь выхватил из темноты колодец, и Элизабет вспомнила, как навещала Самсона. К ее изумлению Джеймс двинулся прямиком к той самой хижине и пинком распахнул дверь. — Подъем, черномазые! — во всю глотку заорал он, вломившись внутрь. Он втащил за собой Элизабет. В тусклом свете фонаря она увидела, как с койки вскочила перепуганная Люси, а с тюфяка у противоположной стены поднялся Самсон. — Масса Джеймс? — пролепетала Люси, судорожно стягивая на груди ветхую ночную сорочку. Муж поставил фонарь на стол и выдвинул два табурета. На один усадил Элизабет, на второй опустился сам. — Джеймс, что все это значит? — Элизабет пыталась говорить твердо, но голос предательски дрожал. — Дорогая, ты когда-нибудь видела, как черный жеребец покрывает кобылу? — мерзко ухмыльнулся муж. — Что? — Сейчас увидишь. — Он повернулся к Самсону, который в светлых подштанниках стоял у стены. — Эй, черномазый, ну-ка оприходуй девку! — Он кивнул на Люси. Самсон изумленно вытаращил глаза. — Но, масса Джеймс… — пробормотал он. — Ты что-то тявкнул, ниггер? — Джеймс достал из-за пояса кнут. — Живо исполняй приказ! — Что за бред! — возмущено выпалила Элизабет. — Я ухожу! Она вскочила на ноги и кинулась к двери, но муж поймал ее за руку и рывком усадил назад. — Сядь! — рявкнул он. — Вы все будете делать, что я велю. — Он повернулся к забившейся в угол Люси. — Скидывай тряпье, черномазая дрянь! Негритянка упрямо покачала головой и с неожиданной дерзостью заявила: — Черта с два, масса Джеймс! Я скорей сдохну, чем рожу вам еще одного раба! — Ах ты тварь! — вскочив на ноги, заорал Джеймс. — Я забью тебя до смерти, паршивая девка! Он размахнулся кнутом. Элизабет зажмурилась, услышала резкий свист… но удара не последовало. Открыв глаза, она увидела, что Самсон перехватил кончик кнута, намотал его на кулак и вырвал кнут у Джеймса из рук. — Нет, сэр! Не бейте ее! — твердо сказал он. Джеймс побагровел. Он выхватил из кобуры револьвер и нацелил его Самсону в лоб. — Отдай кнут, черный выродок! — потребовал он. Самсон не шелохнулся. Тогда Джеймс перевел оружие на дрожащую от страха Люси. — Живо, или я прострелю этой дуре колено! — Джеймс, прекрати! — воскликнула Элизабет, в ужасе наблюдая за происходящим. — Заткнись! — рявкнул муж, не опуская револьвер. — Ну же! Считаю до трех. Раз!.. Самсон швырнул кнут ему под ноги. — Хорошо, — протянул Джеймс. Он вновь уселся на табурет. — Теперь раздевайтесь. Негры переглянулись. — Давай, Люси! Раньше ты не была такой стыдливой, — ухмыльнулся Джеймс. — Вспомни, как ты визжала от удовольствия подо мной. Люси бросила на Элизабет испуганный взгляд. Ее полные губы отчетливо дрожали. — Не бойся, моя жена все знает, — небрежно сообщил Джеймс. — Ну же! Снимай тряпье! Рабыня колебалась. Тогда Джеймс наставил револьвер на Самсона. — Если ты сию секунду не разденешься, я отстрелю ему яйца. — Он щелкнул курком. — Будьте вы прокляты, масса Джеймс! — сквозь зубы процедила Люси и стащила через голову ночную сорочку. Элизабет, кусая губы, опустила взгляд. Ее всю трясло. Джеймс свихнулся! Неужели он и вправду заставит негров заниматься этим у нее на глазах? — Теперь ты, — велел муж Самсону. — Снимай портки! Послышался шорох одежды. — Ну вот, так-то лучше, — заметил Джеймс. — Что же ты не смотришь, любимая? Это представление специально для тебя. Он схватил Элизабет за волосы и заставил поднять голову. — Полюбуйся, дорогая. Ручаюсь, ты еще никогда не видела голых африканских самцов. Она невольно взглянула на обнаженные тела, лоснящиеся в призрачном свете фонаря. Люси — коренастая, с крутыми бедрами, крепкими ногами и тяжелой грудью, увенчанной большими ареолами черных сосков — смотрела на хозяина исподлобья, ощетинившись как загнанный зверь. Самсон же стоял спокойно, с гордо поднятой головой. И ему впрямь было чем гордиться. Могучие плечи, развитые грудные мышцы, узкая талия, рельефный живот — его тело напоминало бронзовую статую греческого атлета. С той лишь разницей, что мужское оснащение греческих статуй обычно куда скромнее того, что угадывалось в полумраке между мускулистыми бедрами Самсона. Вспыхнув от жгучего стыда, Элизабет отвела взор. Джеймс взмахнул револьвером в сторону негритянки. — Давай, Люси, сделай так, чтобы у него колом стоял, — приказал он. — Ты же это умеешь. Негритянка, злобно сверкнув глазами, подошла к Самсону и обхватила рукой его член. Несколько ритмичных движений, и орудие пришло в полную боевую готовность, приняв поистине внушительный размер. — Смотри, дорогая, и учись, как нужно возбуждать мужчину. — Джеймс держал Элизабет за волосы, не позволяя ей отвернуться. Впрочем, отворачиваться и не хотелось. Пусть она и сгорала со стыда, но какое-то болезненное любопытство не давало отвести взгляд от блестящей розовой головки, которая то обнажалась, то скрывалась под черной крайней плотью, когда Люси скользила рукой по стволу вверх и вниз. — Возьми ее сзади, — хрипло приказал Джеймс. Как ни странно, Люси без возражений и даже как будто с охотой забралась на койку и встала на четвереньки, оттопырив зад. Самсон подошел к ней, положил ей руку между лопаток и медленно провел ладонью вдоль позвоночника. Люси как кошка выгибалась под его рукой, разве что не урчала, и Элизабет была готова поклясться, что негритянка изнывает от нетерпения. И куда только подевалось ее нежелание рожать Джеймсу рабов? Самсон неспешно огладил пышные ягодицы, а затем обхватил Люси за бока и вошел в нее. Та сладко всхлипнула, а Элизабет вдруг к своему ужасу ощутила, как горячо и скользко стало у нее между ног. Такое с ней бывало и раньше, когда она читала пикантные сценки во французских романах и давала волю фантазии… Но сейчас… В грязной негритянской хижине, наблюдая за таким непотребством… Да приличная леди скорее бы выколола себе глаза, чем смотрела бы на подобный разврат! Вначале Самсон двигался медленно, но постепенно он наращивал темп, и в конце концов стал словно поршень вбиваться в Люси. Его широкую спину испещряли полузажившие шрамы, но взгляд будто магнитом тянуло к упругому, круглому как яблоко заду, ходящему ходуном в такт мощным толчкам. Стоны, влажные шлепки, острый мускусный запах — все казалось каким-то безумным сном. Реальность будто подернулась маревом — горячим, липким, густым, и закружилась пестрым калейдоскопом, увлекая в бездонную круговерть. В горле пересохло, на лбу проступила испарина — Элизабет, тяжело дыша, неотрывно смотрела на совокупляющихся рабов. Вот Люси испустила гортанный стон, и по ее телу пробежала заметная судорога. Самсон на секунду замер, а затем снова ускорил ритм. Джеймс схватил Элизабет за руку. — Пошли! — хрипло выдохнул он. — Куда? Вместо ответа, он заставил ее встать с табуретки и поволок за дверь. В лунном свете виднелся колодец, и Джеймс подтащил Элизабет к нему. Он толкнул ее грудью на сруб и задрал на ней ночную сорочку. Совершенно неожиданно для самой себя Элизабет податливо выгнула спину. Она услышала, как муж привычно поплевал в ладонь, а затем ощутила, как головка напирает на вход. — Да ты вся мокрая! — с удивлением пробормотал Джеймс. Он вошел в нее, и это проникновение сладким трепетом отозвалось внизу живота. Впервые в жизни ей было приятно ощущать в себе мужской член. Перед глазами возник Самсон — голый и распаленный — и Элизабет со стоном подалась назад. — Боже милостивый! Не узнаю свою жену! — выдохнул муж. Он начал двигаться в ней резкими толчками, а Элизабет с готовностью подчинилась его напору, представляя, что ее берет не Джеймс, а Самсон. Мысль о том, что она, пусть и понарошку, изменяет мужу, дико завела ее. Краем глаза она заметила, что в нескольких хижинах засветились окна. Но ей было на это плевать. Она бесстыдно стонала и так ненасытно двигала задом, что шлепалась о бедра Джеймса, на всю длину вбирая в себя его член. С каждым толчком внутри нарастала горячая волна. Вздымалась, ширилась, набирала мощь. Напряжение стало невыносимым… Святые угодники! Еще немного… Еще чуть-чуть… Протяжный стон за спиной оповестил о том, что муж достиг апогея. Элизабет отчаянно сжала мышцы, не желая выпускать его из себя… Еще!.. Пожалуйста… Еще! Но обмякший член уже выскользнул из нее, липкой влагой мазнув по бедру. Тяжело дыша, Элизабет лежала грудью на срубе колодца. От разочарования и досады хотелось рыдать. Она ощущала себя как страждущий в пустыне, которого поманили стаканом воды, а напиться не дали. Ну что ему стоило еще хоть на пару секунд задержаться в ней! В голове постепенно прояснялось, и Элизабет вдруг осознала, что своими стонами перебудила половину поселка, а ее оголенный зад в лунном свете, должно быть, сияет как начищенный четвертак. Она поспешно выпрямилась, одергивая ночную рубаху, и повернулась к мужу. Тот с прищуром посмотрел в ее глаза… и наотмашь залепил ей пощечину. — Ты спятил? — взвизгнула Элизабет, хватаясь за горящую щеку. — Сука! — сквозь зубы процедил Джеймс. — Кого ты представляла вместо меня? Этого ниггера? — Не мели ерунды, пьяный дурак! — огрызнулась она. — Пошли домой! — Он грубо схватил ее за локоть и поволок в темноту… Полночи Элизабет проворочалась в постели, терзаемая мыслью: «Что это было?» Неужели она столь порочна, что зрелище, отвратительное любому нормальному человеку, пробудило в ней животную похоть? Как можно так низко пасть, чтобы на месте законного мужа представлять другого мужчину, да к тому же еще и негра? Но… тем не менее, это было приятно… Если бы она каждый раз испытывала подобные ощущения, то супружеский долг ее так бы не тяготил. Пожалуй, она бы даже не отказалась заниматься этим почаще… Но не устраивать же каждый раз спектакль в негритянской хижине… Элизабет снова представила лоснящиеся темно-коричневые тела… А этот гладкий подтянутый зад… М-м-м!.. Вот бы пощупать!.. «О, Господи, прости мне эти грешные мысли! — ужаснулась она. — А вдруг у меня истерия? Или это… как его… бешенство матки?» Как-то раз она видела в английском журнале картинку: доктор стоит на коленях перед сидящей в кресле дамой и, сунув ей под юбку руки, делает так называемый «тазовый массаж». Как утверждала реклама, это позволяло пациентке достичь «истерического пароксизма» и таким образом улучшить ее состояние. «Мне бы тоже не помешал такой массаж, — подумала Элизабет, все еще чувствуя тягучее напряжение внизу живота. — И не обязательно руками… можно и… О, Господи! Не введи во искушение, избавь от лукавого…» Она молилась, ворочалась и терзалась еще какое-то время, потом уснула. Наутро ей было стыдно и противно смотреть мужу в глаза, а он вел себя как ни в чем не бывало. После завтрака, сославшись на жару и недомогание, Элизабет ушла к себе и почти весь день просидела в кресле, читая книжку. Правда, сюжет ускользал от ее разума, потому что мысли все время уносились в темную хижину, а перед глазами неотрывно стоял великолепный в своей наготе Самсон. Вечером Джеймс явился к ней в спальню, но соитие, как обычно, вышло сухим и безрадостным. — Вчера ты была как-то поживее, — проворчал Джеймс, завязывая пояс халата. — А ты вел себя как свинья, — отрезала Элизабет. Муж сально ухмыльнулся. — Но признайся, тебе ведь понравилось представление. — Ни капельки, — фыркнула она. — Лживая сучка! — Иди к черту!