Раб моего мужа

Прошла неделя. Элизабет сидела на балконе, покачиваясь в кресле-качалке. Опухоль от укуса понемногу спадала, однако нога плохо слушалась, превратившись в сплошной синяк. Сегодня стояла жара. В знойном воздухе, напоенном нектаром цветов, лениво жужжали шмели. Обмахиваясь веером, Элизабет читала «Приключения Оливера Твиста», но сюжет пролетал мимо сознания, не задерживаясь в мозгу. «Как он мог без спроса продать мой особняк!» — крутилось в ее голове. Джеймс одним махом обрубил ее корни. Уничтожил то, что было ей дорого. Детство и юность. Память о матери и отце. Со дня свадьбы ее не покидало ощущение, что она в ловушке. А сейчас это чувство усилилось во стократ. С больной ногой она не могла даже спуститься на первый этаж. Жизненное пространство сузилось до балкона и спальни, и от этого хотелось кричать. Солнце ползло к зениту, и даже в тени начало заметно припекать, но возвращаться в душную комнату не хотелось. Выпить бы холодного лимонаду, но Анна куда-то запропастилась. Скорей всего, прикорнула где-то в уголке. Внизу послышался топот копыт. Сквозь балконные перила Элизабет увидела Билла Брауна. Он спешился и, накинув поводья на коновязь, зачерпнул воду из лошадиного корыта и плеснул себе в лицо. — Эй, Цезарь, живо принеси мне чего-нибудь холодненького попить! — выпрямившись, заорал он. Элизабет услышала, как старый негр проворчал откуда-то с крыльца: — Сходите на кухню сами, масса Билл. Я — дворецкий, а не мальчик на побегушках. — Что? Ты обалдел, черножопая обезьяна? — гаркнул Браун, потянувшись к висящему на поясе кнуту. — Да я с тебя сейчас шкуру спущу! — Не имеете права, — огрызнулся Цезарь. — Я вам не полевой ниггер. Хоть пальцем меня коснетесь — нажалуюсь мисс Дороти. — Ну ты у меня еще попляшешь, черномазый наглец! — Браун погрозил кулаком, но кнут доставать не стал. Он направился в дом, а Элизабет, посмеиваясь, откинулась на спинку качалки. Она не слишком жаловала Цезаря за его заносчивость перед неграми и раболепство перед господами, но Браун нравился ей еще меньше. Приятно видеть, что хоть кто-то дал ему отпор. Жаль, только, что полевые рабы должны терпеть самодурство этого грубияна. И тут она вспомнила, как Самсон обмолвился, что его отправили собирать хлопок. Значит, он тоже там? Работает под палящим солнцем, колет руки в кровь, и, кто знает, есть ли у него возможность хотя бы утолить жажду. Грудь стеснило от жалости. Самсон спас ей жизнь, он не заслуживает такого обращения. И вдруг ее осенило, как одним махом убить двух зайцев — помочь и ему, и себе. — Мистер Браун! — позвала Элизабет, когда управляющий снова вышел из дома. Тот осклабился и приподнял шляпу. — Добрый день, мадам. — Скажите, негр по имени Самсон работает в поле? — Конечно, мэм. Пашет как проклятый. Куда ж он денется от моего кнута? Уж будьте покойны, мэм, я черномазым продыха не даю. — Немедленно пришлите его ко мне! — велела Элизабет. — Что? — Браун недоуменно вскинул брови. — Пришлите его ко мне, — повторила она, — и отныне он больше не будет работать в поле. — Но… — Управляющий поскреб всклокоченный затылок. — Мистер Фаулер приказал… — Мистера Фаулера здесь нет, и распоряжения отдаю я. Браун изумленно разинул рот, и Элизабет сочла нужным объясниться: — Вы же знаете, что я не могу ходить. Мне нужен сильный раб, который бы помогал мне передвигаться. Самсон отлично для этого подойдет. — Ну, этот черномазый, конечно, здоровый как бык… — пробормотал управляющий, утирая лоб. — Но как же хлопок и… — Выполняйте приказ, мистер Браун. Я желаю немедленно видеть Самсона. Позовите его! — Как скажете, мэм. Управляющий взобрался на лошадь и ускакал, а Элизабет откинулась в кресле, лихорадочно обмахиваясь веером. Лицо пылало, спина взмокла от пота. Она не привыкла так властно говорить с людьми, и ей было неловко. Но это неважно. Главное — она добилась своего! Джеймс, конечно, придет в ярость… Да и пошел он к черту, этот Джеймс! Пока он транжирит ее наследство на Севере, она будет делать все что пожелает на Юге. Прикрыв глаза, она раскачивалась в кресле-качалке до тех пор, пока внизу не зашуршал гравий от чьих-то шагов. — Мисс Элизабет? — раздался голос Самсона. — Вы меня звали? Элизабет посмотрела вниз, и у нее перехватило дыхание. Самсон стоял под балконом, комкая в руках соломенную шляпу. Он был без рубахи, в светлых холщовых штанах. Пот обильно струился по шоколадной груди, и литые мускулы зеркально блестели на солнце. Она облизала пересохшие губы. — Звала. Ты не мог бы подняться наверх? — В таком виде? — Он мельком глянул на себя и снова поднял глаза. — Мэм, если не возражаете, я бы сперва помылся и надел что-нибудь поприличней. — Да, иди, — кивнула она. Самсон направился к негритянскому поселку, а Элизабет закачалась в кресле, яростно обмахиваясь веером. В глубине души она была бы совершенно не против, если бы он поднялся к ней, в чем есть… И эта мысль вызывала у нее жгучий стыд. Она встала с качалки, на одной ноге допрыгала до балконной двери и вошла в спальню. Анна, запрокинув голову, развалилась в кресле, и из ее рта вырывался могучий храп. Элизабет не стала ее будить, а доковыляла до туалетного столика и села на пуфик. Взглянув на себя в зеркало, она прижала к пылающим щекам ладони. Сердце учащенно стучало, и от собственного безрассудства захватывало дух. Минут через двадцать с улицы долетел скрипучий голос Цезаря: — Эй, черномазый, ты хорошо вымылся? Мисс Дороти терпеть не может, когда в доме воняет ниггерами. — Себя-то ты давно нюхал, старый пес? — добродушно ответил Самсон. — Ты оборзел, черномазый? Думаешь, раз записался в любимчики молодой миссис, тебе все сойдет с рук? Давай, скорей беги лизать ее сапоги. Будешь хорошо стараться, может, еще что-нибудь даст полизать… У Элизабет загорелись уши. Цезарь, старая мартышка! Укоротить бы его длинный язык! В дверь постучали. Анна подскочила на кресле, осоловело вытаращив глаза. — Простите, мадам, кажется, я задремала… — Открой, — приказала Элизабет, пытаясь совладать с дрожью в голосе. Служанка отворила дверь. — Опять ты? — сердито буркнула она. — Чего тебе нужно? — Это я его позвала, — вмешалась Элизабет. — Впусти его. Анна с неодобрительным фырканьем посторонилась, пропуская Самсона. Он действительно переоделся в свой единственный приличный наряд — белую рубаху, жилет и бежевые штаны. — Вы велели прийти, мэм? — спросил он, нерешительно переминаясь на пороге. — Да, — сказала Элизабет и набрала побольше воздуха в грудь. — Скажи, ты бы мог носить меня на руках? Служанка изумленно выпучила глаза, а Самсон, не задумываясь, кивнул. — Конечно, мэм. Вы же легкая как перышко. — Вот и славно. — Элизабет с облегчением выдохнула, радуясь, что он не стал ломаться или задавать дурацких вопросов. — Ты можешь отнести меня вниз? — Да, мэм. Прямо сейчас? — Почему бы и нет. Самсон подошел к туалетному столику и склонился над Элизабет. Она обняла его за шею, а он подхватил ее под колени и поясницу и без особых усилий поднял. Он был так близко!.. Так непозволительно близко! От него пахло мылом, выстиранной одеждой, но в то же время, едва уловимо, чем-то еще. От остальных чернокожих — дворецкого и служанок — иногда пованивало как от скотины, но Самсон пах по-другому. Элизабет вдохнула этот запах — теплый, мягкий, с привкусом сладковатого дыма — и у нее, как от вина, закружилась голова. В памяти промелькнули воспоминания. Негритянская хижина. Лоснящиеся тела. Крепкие ягодицы, ходящие рывками взад и вперед… Самсон нес ее по ступеням, а Элизабет не замечая ничего вокруг, судорожно цеплялась взмокшими пальцами за его плечи. — Что здесь происходит? — резкий окрик свекрови будто окатил ее ледяной водой. Самсон с Элизабет на руках остановился у основания лестницы. В вестибюле стояла миссис Фаулер, во вдовьем платье похожая на гигантскую ворону. Она распростерла черные «крылья» и закаркала: — Господь милосердный! Элизабет! Это еще что за непотребство! Куда этот черномазый тебя несет? — А что вам не нравится? — огрызнулась Элизабет. — Я не могу ходить, и мне что, теперь сидеть наверху до скончания века? Вы же сами разрешили позвать кого-нибудь из полевых рабов. — Но я имела в виду женщину! — возмутилась свекровь. — Уж простите, надо было яснее выражать свои пожелания, — фыркнула Элизабет. Миссис Фаулер разинула рот, как рыба, выброшенная из воды, но прежде чем она успела что-то сказать, Элизабет обратилась к Самсону: — Идем на улицу. Здесь слишком душно. — Да, мэм. — Он белозубо улыбнулся и понес ее к двери. Они вышли наружу. В лицо дохнуло раскаленным воздухом, но лучше уж плавиться на жаре, чем сидеть взаперти. Самсон остановился в тени колонны и спросил: — Куда вас отнести? — Ты не устал? — Ничуть. Не волнуйтесь, мэм, я вас не уроню. — Тогда может к пруду? Посидим в беседке. Он кивнул, а Анна, которая тоже вышла на улицу, укоризненно покачала головой. — Сбегай, пожалуйста, на кухню, захвати сандвичей и лимонада, — попросила ее Элизабет. — Возьми побольше, чтобы хватило на троих. — Как скажете, мэм, — сухо ответила служанка и вернулась в дом. Элизабет не понравился ее тон, но она понимала, что Анна печется о ее добродетели. Служанка ведь не знает, каким чудовищем оказался Джеймс. Элизабет хоть и жаловалась на него, но рассказывала далеко не все. Хотя, даже узнай Анна о гнусных деяниях Джеймса, вряд ли бы это оправдало «непристойное» поведение хозяйки в ее глазах. Леди должна вести себя безупречно вне зависимости от того, какие выходки позволяет себе ее муж. «А я ничего такого не делаю, — сказала себе Элизабет, убаюканная мерными шагами Самсона. — Я не могу ходить, и мне нужна помощь. С таким же успехом я бы могла позвать любого другого негра…» — Хотите персик? — вторгся в ее размышления Самсон. — Персик? — Она непонимающе моргнула. — Ага. Гляньте какой. — Он указал подбородком на румяный плод, выглядывающий из блестящей зеленой листвы. — Ну-ка, держитесь крепче! Элизабет уцепилась за его плечи, а он на миг высвободил из-под нее руку, сорвал персик и протянул ей. — Спасибо, — пробормотала она, поглаживая фрукт по бархатистым бокам. От персика так одуряющее пахло, что Элизабет не выдержала и откусила кусок. Сладкий ароматный сок оросил ее пересохший рот. — М-м, вкуснотища! Она облизнулась, и вдруг заметила, что Самсон покосился на ее губы. Сердце екнуло, по телу пробежала дрожь. Элизабет ощутила, как румянец заливает лицо. К счастью, Самсон отвел глаза и стал смотреть на дорогу. Она выдохнула, и вновь принялась за персик. Когда от него осталась половинка, она, неожиданно для себя самой, спросила: — Хочешь? Самсон удивленно посмотрел на фрукт, потом на нее, и медленно кивнул. — Хочу. Элизабет снова смутилась. Это «хочу» прозвучало так, словно относилось вовсе не к персику… Ах, нет! Что за чушь! Черт бы побрал ее бурную фантазию! У Самсона были заняты руки, и Элизабет поднесла персик к его рту. Он впился в плод крепкими белыми зубами, и через несколько секунд от персика осталась лишь обгрызенная косточка. Самсон нес Элизабет через сад, а она украдкой посматривала на его рот. Верхняя губа была коричнево-бронзовой, как и лицо, а нижняя — посветлее, с розоватым оттенком. На ней золотилась капелька сока. Элизабет никак не могла оторвать от нее взгляд, до тех пор, пока Самсон ее не слизнул. Наконец впереди показалась беседка, стоящая на берегу пруда. Потревоженные лягушки с плеском попрыгали в воду. Самсон, пригнув голову, внес Элизабет сквозь шуршащий виноградными листьями вход и осторожно усадил на скамью. Она предложила ему сесть напротив, и он, чуть поколебавшись, сел. — Позвольте спросить, мэм, как ваша нога? — осведомился он. Элизабет стыдливо прикрыла юбками босые ступни. Из-за отека на ней не было ни туфель, ни чулок, ни панталон. Обсуждать с посторонними свои конечности — жутко неприлично, но она все же ответила: — Болит уже меньше, но наступать я на нее не могу. — Вы прикладываете змеиный корень? — Да, Анна приматывает бинтом. И, кажется, от него становится лучше. — Я принесу вам еще один. — Спасибо. Он замолчал, и Элизабет тоже не нашлась, что сказать. Она обернулась к пруду и стала глядеть на нежные звездочки кувшинок, белеющие среди глянцевитых листьев на темной воде. Вот поплыла лягушка, лениво толкаясь задними лапками. Добравшись до округлого листа, она забралась на него и замерла, поблескивая зеленой спинкой. Элизабет даже стало завидно. Вот бы и самой нырнуть в прохладную глубину! Она развернула веер и принялась им обмахиваться. — Вы позволите, мэм? — подал голос Самсон. Элизабет протянула веер ему, и он энергично замахал им, разгоняя воздух. — Можно еще кое-что спросить? — поинтересовался он. — Спрашивай. — Каким концом вы разбиваете яйца? Острым или тупым? — Что? — Она недоуменно улыбнулась. — Ну, в той книжке, которую вы мне дали, две страны устроили войну из-за того, каким концом нужно разбивать яйцо. Признаться, я бы никогда не подумал, что это настолько важно, чтобы из-за этого воевать. — А это и не важно, — усмехнулась Элизабет. — Это просто аллегория на борьбу католиков и протестантов. Судя по обескураженному лицу Самсона, он понятия не имел, кто такие католики, протестанты, что значит «аллегория», и какое отношение все это имеет к яйцам. — Ладно, забудь. — Элизабет махнула рукой. — «Гулливер» это выдумка. Сказка. Ты что, никогда не читал сказок? — Нет, мэм. — А что же ты читал? Самсон поднял глаза к потолку. — Библию читал… Еще мистер Чарльз давал мне книжки про лошадей. А еще — такие толстые тетради, где написано, сколько хлопка собрали и сколько денег за него получили. — Учетные книги? — Ну да. Я неплохо складываю цифры в уме, и мистер Чарльз поручал мне проверять, все ли сходится… Знаете, мэм, он говорил, что нет такого управляющего, который бы не пытался облапошить хозяина. — И как? Он оказался прав? — Еще бы! Двоих управляющих он уволил, а третий тоже воровал, но поменьше, и мистер Чарльз, в конце концов, махнул на это рукой. — Хм… — Элизабет потерла подбородок. — Интересно, Билл Браун тоже обкрадывает Джеймса? — Не знаю, мэм. Мне бы взглянуть на записи… — Да ладно, это не моя забота. Они замолчали, и Элизабет вновь повернулась к пруду. Если мистер Чарльз и впрямь давал Самсону проверять гроссбухи, значит негр, несмотря на свою неотесанность, далеко не глуп. Нужно будет дать ему еще книжек, чтобы расширить его кругозор. — Можно еще кое-что спросить, мэм? — промолвил Самсон. — Конечно. — Насчет «Гулливера». Выходит, это все выдумки? — Конечно выдумки. Никаких лилипутов не существует. — Тьфу ты! Я так и думал. Это просто Люси меня с толку сбила. Я ей говорю — что это все враки, а она мне, мол, только ниггеры рассказывают небылицы, а в книжках белых все — чистая правда. — Люси? — удивилась Элизабет. — Она что, видела, как ты читал «Гулливера»? — Так уж вышло, мэм. Я хотел ночью втихаря почитать, но, когда через нее перелезал, она проснулась. Пришлось читать ей вслух. Но вы не волнуйтесь, она меня не выдаст. «Когда через нее перелезал, она проснулась», — отголоском прозвучало в ее голове. Разве они спят не на разных кроватях? — Люси все так же не подпускает тебя к себе? — нарочито небрежным тоном поинтересовалась Элизабет. Самсон потупился и тихо сказал: — Подпускает, мэм… — Он шумно сглотнул. — После того случая, когда ваш муж… вы… были у нас… Элизабет вспыхнула от стыда. — Черной женщине трудно без мужской ласки, — виновато, как будто оправдываясь, добавил Самсон. Сжав губы, Элизабет уставилась в одну точку. Глупая, неуместная ревность жгла изнутри. Даже увидев своими глазами, как Самсон «покрывает» Люси, она почему-то думала, что этого больше не повторится… Но это же полный абсурд! Какое ей дело до того, с кем спит раб ее мужа? Он вовсе не обязан блюсти целибат… — Но ведь она говорила, что больше не хочет рожать рабов, — пробормотала Элизабет. — Она пьет какое-то зелье, чтобы не понести, — вполголоса ответил Самсон. — Да и я ушами не хлопаю… Элизабет не поняла смысл последней фразы, но переспрашивать не стала. — Только, пожалуйста, не говорите мистеру Джеймсу, — добавил Самсон. — Не бойся, не скажу. На дорожке показалась Анна с корзиной в руках. Элизабет облегченно вздохнула от того, что больше не придется испытывать мучительную неловкость, находясь с Самсоном наедине. Пора признаться самой себе, что она заигралась. Что чувства, которые он пробуждает в ней, выходят за рамки отношений хозяйки и слуги. И пускай Джеймс чудовище и скотина — приличная замужняя леди не имеет права на фривольные помыслы о другом мужчине, а уж тем более о чернокожем рабе. Анна окинула Самсона неодобрительным взглядом и, войдя в беседку, поставила корзинку на скамью. — Вот, мадам, как вы и просили. — Она сняла полотенце. — Пирог, сандвичи, лимонад. — Спасибо. — Элизабет взяла два сандвича и протянула их Самсону и Анне. — Угощайтесь. Пока она со служанкой неспешно жевала хлеб с ветчиной, запивая холодным лимонадом, Самсон управился со своей порцией буквально за пару секунд. Проглотив сандвич, он принялся смачно облизывать пальцы, на что Анна с укоризной покачала головой. — Ты голоден? — спросила Элизабет. — Хочешь еще? Она протянула ему второй бутерброд. — Спасибо, мэм, — ответил Самсон и виновато добавил: — Извините, просто я сегодня еще ничего не ел. Анна фыркнула и отвернулась, а Элизабет, не обращая внимания на ее недовольство, спросила: — То есть как это «ничего не ел»? А завтрак? — Я сам виноват, мэм. Вчера пришел с поля голодный, как волк. Намолол кукурузной муки, Люси напекла лепешек, а я сдуру возьми, да и сожри все подчистую. Даже на утро себе ничего не оставил. Люси хотела со мной поделиться своей долей, но я отказался. Нечего ей из-за моего обжорства страдать. Элизабет протянула ему кусок апельсинового пирога. — Возьми. — Спасибо, мэм. — А что вообще едят негры? — поинтересовалась она. — Кукурузные лепешки, — с набитым ртом ответил он. — И все? — Да, мэм. Иногда, правда, удается поймать енота или опоссума, или наудить рыбы. Тогда у нас, почитай, пир. — То есть, ни мяса, ни овощей вам не дают? — Нет, мэм. Вот на плантации мистера Чарльза негров кормили хорошо. Пирожные, конечно, давали только на Рождество, но бекона, овощей и требухи круглый год было вдосталь. А здесь — все по-другому. — И что же, получается, ты вышел в поле голодным? — Да, пустяки! До вечера бы как-нибудь протянул. — Самсон наспех прожевал кусок и добавил. — Правда на пустой желудок я вряд ли бы собрал свою норму хлопка. Вчера кое-как наскреб двести два фунта, а сегодня мистер Браун велел мне собрать двести пять. — Вот мерзавец! — Элизабет с досадой хлопнула ладошкой по скамье. — Но ничего, тебе больше не придется работать в поле. Ты будешь сопровождать меня, пока я вновь не смогу ходить. Анна недовольно поджала губы, а Самсон улыбнулся, но в его улыбке проскользнула грусть. — Спасибо, мисс Элизабет. Только вот… — Что? — Мою норму раскидают на остальных. Это немного, но люди и так валятся с ног. Тех, кто приносит слишком мало — потчуют плетьми, а тем, кто собирает больше — повышают норму. — Но это неправильно! — возмутилась Элизабет. — Кто это придумал? Браун? — Не знаю, мэм. У него есть книга, куда он записывает, кто сколько должен собрать, вот он в нее и смотрит. — Знаешь что? Сегодня вечером, когда будут взвешивать хлопок, мы пойдем в амбар. Я хочу поглядеть, как это происходит. — Как скажете, мэм, — ответил Самсон, и вновь принялся за пирог.