Раб моего мужа

Слова Люси целый день не выходили у Элизабет из головы. «Неужели каждая собака на плантации уже знает о нашей связи? — терзалась она. — Ну почему я такая дура и мямля? Почему не осадила эту нахалку? Надо было поставить ее на место». И как теперь быть с Самсоном? Порвать с ним, пока не поздно?.. Нет, это выше ее сил. Расставшись с ним даже ненадолго, она тут же начинает безумно скучать. Каждый день, каждый час с ним — на вес золота, и она хочет сполна насладиться тем временем, что осталось у них, пока не вернулся Джеймс. Когда стемнело, Самсон снова пробрался к ней в спальню. Обняв Элизабет за плечи, он внимательно посмотрел ей в глаза. — Ты так напряжена, Лиз. Что-то случилось? — Случилось, — выдохнула она. Пришло время поговорить с ним начистоту. — Скажи, ты кому-нибудь рассказывал о нас? Он нахмурил брови. — Нет. Конечно, нет. — А Люси? — И ей не говорил. Почему ты спрашиваешь? Элизабет набрала в грудь побольше воздуха. — Ты спишь с ней? — выпалила она. Самсон отступил на полшага и взял ее руки в свои. — Нет, — он покачал головой. — С тех пор, как мы с тобой… Я говорю ей, что ночую в конюшне. Будто бы лошадь хозяина заболела, и ей нужно давать лекарство по часам. Я и правда сплю там, на сеновале, когда ухожу от тебя. У Элизабет словно камень свалился с души. — Честно? — шмыгнув носом, спросила она. — Конечно, Лиз. — Самсон стиснул ее ладони. — Я не хочу с ней… после тебя… Это было бы неправильно. Элизабет слабо улыбнулась. Конечно, Самсон мог и солгать, но что-то подсказывало: он говорит правду. Она прижалась к его груди и замерла, согреваясь в уютных объятиях. — Но к чему все эти вопросы? — поинтересовался он. — Ты мне не доверяешь? — Доверяю, но, похоже, Люси обо всем догадалась. Она говорила со мной… о нас. Сказала, что мне должно быть стыдно, и что тебя могут убить. — Хм… Люси далеко не дура, — промолвил Самсон, поглаживая ее по волосам. — Я не ночую дома, меня освободили от работы в поле, я много времени провожу с тобой… Конечно, она что-то подозревает. Но у нее нет доказательств. Да и вряд ли она побежит докладывать твоему муженьку. — Надеюсь, — вздохнула Элизабет. — Я не хочу, чтобы он… что-нибудь сделал с тобой. Самсон обхватил ладонями ее лицо. Белки устремленных на нее миндалевидных глаз ярко выделялись в темноте. — Мы будем осторожны, Лиз, — сказал он и поцеловал ее в губы. Элизабет растаяла как кусочек масла на сковороде. Ноги подкосились, и страсть нахлынула могучей волной, смывая все переживания и тревоги на своем пути… Потом они лежали утомленные и счастливые, бездумно уставившись в потолок. Элизабет разлеглась поперек кровати. Ее голова как на подушке покоилась на груди у Самсона, а тело растеклось лужицей по матрасу, охваченное приятной ленцой. — Лиз, — подал голос Самсон. — М-м? — протянула она. — Я хочу кое-что тебе подарить. — Да? И что же? Самсон зашевелился под ней, выпростал из-под нее руку и что-то положил ей на грудь. Скосив глаза, Элизабет увидела между своих торчащих сосков талисман — клык в серебряной оправе. — Это зуб льва, — пояснил Самсон, — Мой дед сам добыл его на охоте и подарил моей бабушке, а она привезла его с собой из Африки. Элизабет погладила пальцем полированную кость. — Но эта вещь, должно быть, очень дорога для тебя, — сказала она. — Я не могу ее принять. — Пожалуйста, возьми. Мне будет приятно. Человек, которому не принадлежит даже собственное тело, отдает ей последнее, что у него есть… К горлу подкатил ком. Элизабет приподняла голову, и Самсон надел амулет ей на шею. Его пальцы скользнули вдоль кожаного шнурка, теплые ладони накрыли обнаженную грудь. Элизабет со стоном потянулась к нему, и он приник жарким поцелуем к ее губам. *** Прошло три недели. Элизабет выбросила из головы слова Люси и вплотную занялась делами плантации. Когда настало время платить рабам за собранный сверх нормы хлопок, свекровь уперлась рогом и заявила, что никаких денег не даст. — Где это слыхано, чтобы ниггерам платили за работу? — возмутилась она. — Эти деньги вернутся сторицей, — возразила Элизабет и привела свои доводы. Во-первых, хлопок в начале сезона стоит дороже, чем в конце, когда все склады в Новой Англии набиты им под завязку. Поэтому один цент за лишний собранный фунт с лихвой покроется прибылью за счет более выгодной цены. А во-вторых… Рабам, по сути, было негде тратить заработанные деньги, кроме как в самой «Персиковой долине». Бродячие торговцы заглядывали сюда нечасто, а в Мейкон негры не ездили. Чердаки и кладовки Большого Дома переполняла рухлядь: обветшалая мебель, поношенная одежда, разрозненные сервизы и прочее барахло. Для господ — бесполезный хлам, зато невиданная роскошь для рабов. — Мы будем продавать эту утварь рабам, — предложила Элизабет. Свекровь по своему обыкновению позакатывала глаза, но, в конце концов согласилась. Есть из тарелки, а не из выдолбленной тыквы; носить платье из ситца, а не из мешковины; сидеть на стуле, а не на обрубке бревна — негры с радостью отдавали свои скудные сбережения за ненужное в Большом Доме старье. Теперь у них появился стимул усердно работать и возможность хоть как-то улучшить свой быт. Все больше и больше негров получали перчатки, и добыча хлопка неуклонно росла. Запряженные волами подводы непрестанно вывозили из «Персиковой долины» груды тюков, а торговый агент Джеймса еженедельно слал из Мейкона восторженные отчеты, расписывая баснословные барыши. Целыми днями Элизабет пропадала в поле, наблюдая за сбором урожая и раздумывая, как еще можно облегчить труд рабов. Вот бы прогнать Брауна и нанять более толкового управляющего! Только где такого найти? Хотя, был у нее на примете один кандидат. Честный, сообразительный, пользующийся уважением среди рабов… Самсон. Уж он-то справился бы с делами не хуже, чем этот жулик и грубиян. Элизабет слыхала, что на некоторых плантациях управляющими служили рабы. Но согласится ли на это Джеймс? Может его соблазнит то, что Самсону не нужно будет платить жалование? Хотя нет, вряд ли муж на такое пойдет. Он не считает негров людьми. Да и Самсон не горит желанием взять бразды правления в свои руки. Ладно, будет видно… Элизабет иногда прокручивала в голове воображаемый разговор с Джеймсом, но лишний раз вызывать его образ в памяти не хотелось. Она была счастлива с Самсоном. Каждую ночь он пробирался к ней в спальню и оставался почти до самого утра. Сперва они утоляли страсть, а потом разговаривали. Как ни удивительно, у нее, белой уроженки Нью-Джерси, нашлось много общих тем с чернокожим рабом. Конечно, Самсона нельзя назвать обычным рабом. Его прошлый хозяин, мистер Чарльз, много путешествовал и даже побывал на войне. Он повсюду брал Самсона с собой, и поэтому тот некое представление об окружающем мире имел. По части житейской смекалки он даже превосходил Элизабет, а недостаток культурных навыков восполнял, общаясь с ней. Она рассказывала ему о прочитанных книгах, об истории и политике, а он жадно слушал и мотал на ус. Элизабет это льстило, ведь прежде мужчины видели в ней лишь хорошенькую мордашку и не воспринимали всерьез, а пансионские подруги предпочитали болтать о «женских» пустяках. Несколько раз Элизабет навещала Паркеров, и в один из ее приездов Алекс принес из кабинета письмо. «Сэр, Настоящим извещаем вас, что два тюка хлопка получены в полной сохранности благодаря заботам нашего агентства и отправлены в Канаду по известному вам адресу. Искренне ваш Леви Коффин». — Это то, что я думаю? — Элизабет вопросительно посмотрела на друзей. — Да, моя дорогая, — улыбнулась Мэйбл. — Кэнди и Квимбо благополучно добрались до Огайо и отправились в Канаду. Слезы радости выступили у Элизабет на глазах. Какое счастье, что хоть кому-то удалось сбросить оковы рабства! Значит, все старания были не зря. *** Той ночью Самсон как обычно забрался к ней на балкон. Он шагнул в комнату и нетерпеливо притянул Элизабет к себе. Она прильнула к нему, вдохнула его запах — и по телу разлилось приятное тепло. От сладкого предвкушения все сжалось внутри. Элизабет слегка отстранилась и, не отрывая взгляда от любимого лица, запрокинула голову, выпячивая губы для поцелуя. Самсон склонился над ней, но прежде, чем его губы коснулись ее рта, с улицы донесся стук копыт и грохот колес. Элизабет вздрогнула и прислушалась. — Кто это? — прошептала она. По потолку пробежал желтый отсвет фонаря. Самсон выпустил ее из объятий, подошел к балконной двери и осторожно выглянул из-за опущенной занавески. Судя по звукам, перед домом остановился экипаж. Самсон посторонился, давая Элизабет посмотреть вниз. На подъездной площадке стояла карета, запряженная парой лошадей. Над козлами висел фонарь, и в его свете Элизабет увидела, как открывается дверца, и из экипажа выходит мужчина в цилиндре и дорожной накидке. Когда он решительно, по-хозяйски направился к дому, Элизабет бросило в жар. — Джеймс! Сердце бешено заколотилось, по телу пробежала дрожь. Элизабет в ужасе посмотрела на Самсона. Он схватил ее за плечи и легонько встряхнул, не позволяя окончательно поддаться панике. — Спокойно! — шепнул он. — Я уйду через балкон. Он чмокнул ее в застывшие губы, и тихонько отворив стеклянную дверь, выскользнул наружу. Элизабет осталась стоять как истукан, комкая кружево на вырезе пеньюара и чувствуя, как холод ледяными щупальцами прибирается под тонкую ткань. Джеймс вернулся! А она уже и думать о нем забыла. Ей почему-то стало казаться, что он уехал навсегда, и теперь она полновластная хозяйка «Персиковой долины». Но суровая реальность жестоко разбила ее мечты. И что дальше? Что скажет муж, когда узнает, какую кашу она заварила? А если он пронюхает об измене? Эти мысли, омрачающие безоблачное счастье, Элизабет всегда откладывала на потом. И вот, это «потом» наступило, а она совершенно к нему не готова. И что теперь? «Так! Соберись!» — приказала она себе и суетливо оглянулась по сторонам. Нужно убедиться, что в спальне не осталось улик. Пятен на простыне быть не должно: после того случая Элизабет держала под рукой полотенце. Не обнаружив ничего подозрительного, она сбросила пеньюар, легла в постель и по уши закуталась в одеяло. Судя по доносившимся причитаниям, Джеймс разбудил Цезаря, и тот, надсадно кряхтя, стаскивал с крыши кареты чемодан. Через несколько минут на лестнице раздались шаги, а потом вдруг кто-то попытался открыть дверь спальни. Сердце зашлось в бешеном ритме. Элизабет подскочила на кровати и замерла, вглядываясь в темноту. В дверь глухо ударили, словно пытаясь выбить ее плечом. — Кто там? — дрожащим голосом пролепетала Элизабет. — Твой супруг, дорогая женушка, — ехидно ответили снаружи. — Будь любезна, открой дверь. — Одну минуту, — пробормотала она. Не найдя впотьмах домашних туфель, Элизабет побрела к двери босиком. Она шла как на Голгофу. Плечи словно придавило неподъемным крестом, и каждый шаг давался с таким усилием, будто ноги увязали в болоте. Наконец она добралась до двери и негнущимися пальцами повернула в замочной скважине ключ. — Смотрю, ты меня совсем не ждала. — Джеймс с усмешкой переступил порог. — Почему ты заперлась? — Я… ну… тебя не было, и… — Давай сюда ключ. — Муж требовательно протянул руку. — Я вернулся, и тебе больше незачем запирать дверь. Элизабет с трудом сглотнула загустевшую слюну и отдала Джеймсу ключ. Тот сунул его в карман и вальяжно прошелся до середины комнаты. Он даже не переоделся с дороги, только снял накидку и шляпу. Развернувшись на каблуках, Джеймс с легким прищуром посмотрел на Элизабет. Она, в свою очередь, уставилась на обросшее щетиной лицо, которое за прошедшие недели успела слегка подзабыть. — Как прошла поездка? — с вымученной улыбкой спросила она. Муж самодовольно приподнял бровь. — Весьма плодотворно, — сообщил он. — Я вышвырнул половину бездельников во главе с твоим бестолковым дядюшкой и нанял нового управляющего. Хваткий малый, знает, как выколачивать прибыль. «Такой же хваткий, как Браун?» — завертелось на языке, но Элизабет промолчала. Она еще не решила, выдавать ли Брауна мужу. Она собиралась подумать об этом «потом». — Впрочем, — продолжил Джеймс, — я пришел не для того, чтобы говорить о делах. Элизабет заметила масленый блеск в его глазах, и ее прошиб холодный пот. — Я соскучился по моей маленькой славной женушке. Джеймс шагнул к ней, и Элизабет невольно попятилась. Она бросила взгляд на окно, и ей показалось, будто за неплотно задернутой шторой шевельнулась тень. Господи! Самсон еще там, на балконе! Он не может спуститься, пока не уедет карета. А, судя по голосам и скрипу половиц, слуги все еще переносят багаж. Муж неумолимо напирал на нее, подталкивая к постели. Элизабет отступила еще на шаг. Она уперлась в край кровати, и ей пришлось сесть на матрас. — Я скучал по твоему умелому ротику, — похотливо осклабился Джеймс. Шероховатый большой палец бесцеремонно обвел ее рот, оттягивая нижнюю губу. Подушечка была соленой: Джеймс даже не удосужился вымыть руки. Элизабет, мотнув головой, отвернулась. — А ты скучала по мне, дорогая жена? — Джеймс погрузил руку в ее волосы. — Скучала? Он притянул ее голову к себе, свободной рукой расстегивая штаны. Слабо, но отчетливо повеяло мочой и прокисшим запахом немытого тела. Элизабет сморщила нос. Она хотела отвернуться, но Джеймс не позволил ей этого сделать. — Пусти меня! — Она попыталась оттолкнуть его от себя. — От тебя пахнет! — И что с того? — глумливо поинтересовался Джеймс. — Жена обязана принимать мужа любым. Он вывалил из ширинки полувялый член. Смрад усилился. — Меня сейчас стошнит! — пробормотала Элизабет, всеми силами отодвигаясь от вонючего отростка, словно гигантская личинка белеющего в темноте. Муж притянул ее к себе и мазнул влажной головкой по плотно сжатым губам. Элизабет зажмурилась, скривилась, и ее всю передернуло от рвотного позыва. Лишь огромным усилием воли она сдержалась, чтобы не выплеснуть содержимое желудка на пол. К счастью, Джеймс заметил это и отпустил ее. — Ох уж эти изнеженные белые леди! — презрительно процедил он. — Стоит мужчине немного вспотеть, как они уже воротят нос. Он схватил ее за плечи, развернул к себе задом и толкнул на постель. Лежа ничком, Элизабет ощутила, как на ней задирают подол. Она попыталась отползти, но муж стиснул ее бедра и приподнял их, притягивая к себе. Затем навалился сзади и грубо, насухую, вошел в нее, причиняя боль… Джеймс с пыхтением утолял свою похоть, а Элизабет, кусая губы, судорожно комкала простыню. Слезы катились по щекам, пропитывая подушку. Хотелось умереть. Сдохнуть прямо сейчас, лишь бы не чувствовать себя бесправной вещью, игрушкой в его руках. Вот и все! Вот и кончилась ее мнимая свобода. Муж вбивался в нее размашистыми рывками, утверждая свою власть над ее плотью, показывая, кто здесь истинный господин. А она — никто. Пыль под его ногами. Такая же рабыня, как распоследняя негритянка на этой плантации, и он может делать с ней все, что ему в голову взбредет. Ловушка захлопнулась. И выхода из нее нет.