Раб моего мужа

— Твоя жена вела себя неподобающим образом! — сообщила за завтраком свекровь. Элизабет подняла на нее воспаленные глаза. Полночи она не спала, терзаясь мыслями о том, что Джеймс вернулся и будет снова портить ей жизнь, а когда, наконец, задремала — пришло время вставать. — И в чем же она провинилась? — насмешливо поинтересовался Джеймс, отрезая себе кусок отбивной. Миссис Фаулер презрительно фыркнула. — Позволяла этому здоровенному черномазому… Самсон, или как его там… облапывать себя у всех на глазах. Вилка и нож замерли у Джеймса в руках. Он вопросительно посмотрел на Элизабет, затем перевел взгляд на мать. — Что ты имеешь в виду? — осведомился он. Прежде чем старуха раскрыла рот, Элизабет затараторила: — От укуса змеи у меня распухла нога, и я не могла ходить. Самсон всего лишь помогал мне спускаться по лестнице. Я что, должна была целый месяц сидеть взаперти? Джеймс внимательно смотрел на нее, поглаживая щетинистый подбородок. Свекровь в своей противной манере приподняла бровь. — Он носил ее на руках, сынок. Твой отец меня так не носил, как этот черномазый твою жену. Вот так вот схватит ее, — она взмахнула руками, — все юбки задерутся, панталоны наружу, и несет. А она прижимается к нему как, прости господи, падшая женщина, и хохочет. Бесстыжая! — Не было такого! — Элизабет бахнула чашкой о стол так, что звякнула вся посуда. — Ни к кому я не прижималась и не хохотала! Что за бред! — Спокойно, дорогая, — снисходительно произнес Джеймс. — Что ты так разволновалась? Я уверен, ма немного преувеличивает. Правда, ма? — Ничего я не преувеличиваю, — буркнула свекровь. «Я не ослышалась? Он меня защищает?» — удивилась Элизабет, но тут муж продолжил, не спуская с нее колючего взгляда серых глаз: — Вот только одного не пойму… — Его губы искривились в презрительной усмешке. — Почему я постоянно слышу об этом ниггере? Почему этот Самсон все время фигурирует в историях, где замешана ты? Элизабет выпрямилась, изображая оскорбленную добродетель. — Не понимаю, о чем ты, — отчаянно скрывая дрожь в голосе, сказала она. — У меня нет желания все перечислять, — ответил Джеймс, лениво растягивая слова. — Но с этим черномазым я еще разберусь. Он вытер губы салфеткой, смял ее в руке и швырнул на тарелку. Элизабет невольно уставилась на скомканный клочок. Сердце учащенно билось в груди, корсет впивался в ребра, не давая дышать. Неужели муж что-то заподозрил?.. Нет, не может быть! У него нет доказательств. — Поеду на плантацию, — сообщил Джеймс, поднимаясь из-за стола. — Проверю, как тут без меня шли дела. Он скрылся за дверью, а Элизабет продолжала смотреть на скомканную салфетку, и тиканье часов болезненными ударами отдавалось в висках. Не так она представляла себе возвращение мужа. Точнее, она вообще старалась об этом не думать, но все же ей казалось, что она сможет сесть и спокойно с ним поговорить. Рассказать о новшествах, благодаря которым негры стали собирать больше хлопка. Сообщить о том, что Билл Браун — мошенник и вор, и надо его заменить. Убедить, что не обязательно бить негров кнутом, чтобы они работали на совесть, а нужно всего лишь создать им условия и заинтересовать в результате труда. Но вчера ночью Джеймс обошелся с ней как с куском мяса, а сегодня обескуражил своими догадками о Самсоне. «Я разберусь с этим черномазым», — вновь прозвучало в голове, и Элизабет содрогнулась. А вдруг муж все узнает! Вдруг кто-нибудь ему донесет! Роза видела запачканные простыни. Люси знает, что Самсон не ночевал дома. Даже Анна, и та о чем-то догадывается… Если Джеймс заподозрит измену… «Нет! Анна ничего не скажет. А если проболтается Роза или Люси, то буду все отрицать. Я белая, они черные — им никто не поверит…». Правда, это не слишком обнадеживало, ведь Элизабет понимала: для Джеймса ее слово значит не больше, чем лай собаки или лепет раба. Она подняла глаза и вздрогнула, столкнувшись с пытливым взглядом свекрови. Старая карга смотрела так, словно пыталась просверлить ей черепную коробку, чтобы разнюхать, какие мысли роятся в ее мозгу. Хватит! Отодвинувшись от стола, Элизабет поднялась. Она тоже поедет на поле. Не станет ждать, пока Браун наплетет Джеймсу всякой ерунды. Надо взять все в свои руки прежде, чем муж испоганит все, чего она добилась с таким трудом. Не обращая внимания на недоуменный взгляд свекрови, Элизабет вышла в вестибюль. Там она увидела Розу, которая, напевая себе под нос, обмахивала метелкой позолоченную картинную раму. — Роза, — позвала Элизабет, и рабыня оглянулась. — Да, мэм? В ее голосе Элизабет уловила насмешку. Или ей померещилось? Лицо Розы, в целом миловидное, казалось дерзким — то ли из-за надутых губ, то ли из-за высоких, круто изогнутых бровей. — Принеси, пожалуйста, мои перчатки и шляпку, — попросила Элизабет. Негритянка кивнула и, плавно покачивая бедрами, двинулась к лестнице. Элизабет буравила взглядом ее спину и гадала, не растрепала ли Роза о запятнанной простыне. Когда рабыня вернулась, Элизабет надела шляпку, натянула перчатки и вышла на улицу. В первый миг она прищурилась: гравий подъездной площадки так ярко белел на солнце, что слепил глаза. Сойдя по ступенькам, Элизабет в растерянности остановилась. Идти в поле пешком? Но это слишком далеко. Ее атласные туфельки не самая подходящая обувь для подобной прогулки, да и от долгой ходьбы может разболеться нога. Надо послать кого-то за лошадью. Элизабет оглянулась по сторонам, но никого не увидела. Даже Цезарь, обычно околачивающийся у входа, куда-то запропастился. Что ж, придется идти в конюшню самой. «Наверняка, там будет Самсон», — подумала она, и от этой мысли сердце встрепенулось в груди. Миновав розарий и фруктовый сад, Элизабет добралась до хозяйственного двора. Там было тихо и безлюдно: все негры собирали хлопок. Обогнув коптильню, она сразу заметила у конюшни Самсона. Тот чистил привязанную к ограде лошадь. Рубахи на нем не было, и мускулистые плечи, сливаясь по цвету с гнедым лошадиным боком, лоснились как шелк. Элизабет невольно залюбовалась этой картиной, правда грубые шрамы, вкривь и вкось пересекающие спину, несколько портили вид. Услышав шаги, Самсон обернулся и тотчас прервал свое занятие. Положив скребницу на столбик ограды, он подошел к калитке. Элизабет увидела, как тяжело вздымается и опускается шоколадная, блестящая от испарины грудь. — Мне нужна Снежинка, — проглотив ком в горле, сказала она. — Хочу съездить в поле. — Да, конечно… мэм, — каким-то странным, надтреснутым голосом ответил он. — Она в стойле. Я собирался подстричь ей гриву. Повисла неловкая тишина. Понурив голову, Самсон глядел в землю. Его ноздри раздувались, губы были плотно сжаты, на скулах играли желваки. Элизабет поняла: он знает все. Неизвестно, как долго он простоял вчера на балконе, но он явно слышал, или даже видел, как Джеймс насиловал ее. Слышал, видел — и ничего не сделал. Но что бы он мог? Ворваться в спальню и вышвырнуть Джеймса? Конечно же нет. Это сгубило бы их обоих. Но что теперь? Она стала ему противна? Он даже не хочет на нее смотреть. Ее потряхивало, пальцы судорожно теребили перчатку. Обрывки мыслей хаотично мельтешили в голове. «Я должна что-то сказать! Что-то сделать… Решить, как нам быть дальше…» Молчание затягивалось, но тут Самсон принял решение за них двоих. Он распахнул калитку загона и вопросительно посмотрел на Элизабет, как бы приглашая войти. Она взглянула в его большие, с продолговатым разрезом глаза. Солнце било ему в лицо, и зрачки светились изнутри как вишневый янтарь. Сколько горечи, сколько боли плескалось в этих глазах! И злости… Черной, бурлящей злости. На нее? На Джеймса? Или на самого себя? Элизабет осмотрелась по сторонам и, никого не заметив, шагнула вперед. Самсон посторонился, пропуская ее за ограду, и запер за ней калитку на крючок. Затем приоткрыл ворота конюшни, а когда Элизабет проскользнула внутрь, вошел следом. Солнце заливало конюшню сквозь небольшие окна под потолком. Вдоль прохода тянулись денники, над дверцами которых торчали любопытные морды лошадей. На стенах висели уздечки, вожжи и хомуты, а на перегородках между стойлами были нахлобучены седла. В воздухе пахло сеном, кожаной амуницией и лошадьми. Это показалось знакомым и даже родным: такой же запах чуть уловимо исходил от одежды Самсона. — Здесь так чисто. — Элизабет кивнула на тщательно подметенный пол. — Я же не работаю в поле, у меня полно времени, чтобы наводить здесь порядок, — ответил Самсон. Элизабет прошлась вдоль денников, любуясь лоснящимися мордами лошадей. Снежинка, узнав хозяйку, потянулась к ней, и Элизабет почесала под челкой ее лоб. Она гладила белую бархатистую шерстку и чувствовала, что Самсон смотрит ей в спину: на ее собственном загривке встали дыбом мелкие волоски. И как ей теперь себя с ним вести? Разумнее всего сделать вид, что между ними ничего не было. Разыграть перед всеми и друг перед другом спектакль под названием «раб и госпожа»… Но как быть с тем, что когда он рядом, она счастлива и свободна, как птица, парящая в небесах? Как отмахнуться от того, что только с ним она ощущает себя живой? Можно ли от этого отказаться? И ради чего? Самсон словно прочитал ее мысли. Он подошел сзади, обхватил ее за плечи и прижался к ее спине. — Я боялся, что ты не придешь! — выдохнул он. Ноги ослабли, сладко замерло в животе. — Разве я могла не прийти? — прошептала Элизабет. Она в неге запрокинула голову, а Самсон бережно отодвинул ее волосы и втянул мочку уха в рот. Элизабет застонала, ощутив, как по телу пробежали мурашки. Влажный язык скользил по завиткам ушной раковины, а пальцы тем временем нащупывали пуговки на лифе. Вот Самсон расстегнул одну, вторую, третью, и его ладони накрыли обнаженную грудь. Он сжал соски, оттянул их, покручивая, и у Элизабет вырвалось: «Ох!». Между ног все намокло, и она, млея от удовольствия, стала извиваться и тереться задом о твердую выпуклость в его паху. Без лишних слов Самсон увлек ее в закуток, где хранилось сено. Элизабет облокотилась на душистый тюк и призывно прогнулась. Задрав на ней многочисленные юбки, Самсон стянул с нее панталоны. Теплая шершавая рука медленно огладила талию, спустилась на ягодицы и вдруг шлепнула по ним как по крупу кобылы. Элизабет всхлипнула и сгорая от желания, бесстыдно выпятила зад. Самсон приспустил штаны и, подразнивая, потерся гладкой головкой о вход. Ох, как это было приятно! Элизабет со стоном подалась назад, и он вошел в нее, позволяя, наконец, почувствовать его сполна. Он двигался в ней резко, с какой-то отчаянной яростью, словно пытаясь вытряхнуть Джеймса из ее тела и души. И Элизабет исступленно отвечала на его напор. Ей хотелось ощутить Самсона всего. Принадлежать только ему, раствориться в нем без остатка. Она рывками подавалась назад, заставляя его еще сильнее ускорить темп. Он вбивался в нее все глубже и глубже, мощными толчками приближая финал. — О, боже! — простонала Элизабет, и мир вокруг завертелся в пестром калейдоскопе огней. Вздох, другой — и тугие, горячие волны разошлись как круги по воде, наполняя тело наслаждением и восторгом. В полузабытьи Элизабет услышала за спиной гортанный рык. Самсон резко вышел из нее, прижался к ней, содрогаясь всем телом, и она ощутила, как на поясницу брызнула теплая сперма. На какое-то время они замерли, тяжело дыша. Наконец, Самсон отстранился и застегнул штаны. Элизабет принялась оправлять юбки, вытряхивая из многочисленных оборок травинки. Увидев, что ее панталоны втоптаны в солому, устилавшую пол, она не стала их подбирать, а затолкала мыском туфли под тюк. Она повернулась к Самсону. Он приподнял ее, усадил на кипу сена и, подойдя вплотную, молча прислонился головой к ее лбу. Элизабет просунула руки у него под мышками и прижалась к его груди. Все было ясно без слов. Джеймс вернулся, и счастью пришел конец. Они больше не смогут встречаться как прежде. Не будет больше жарких ночей, неспешных прогулок, задушевных разговоров до утра. Останется лишь вот так, урывками… Да и то, вряд ли: слишком опасно. Самсон со вздохом отстранился и направился к сбруе, развешанной на стене. Сняв с крючка узду, он подошел к Снежинке и почесал ее под гривой. Кобыла шумно выпустила воздух из ноздрей и, склонив голову, позволила себя взнуздать. Затем Самсон взял с перекладины потник и накрыл им лошадиную спину, а следом нахлобучил седло. — Отвезти тебя на поле? — поинтересовался он, затягивая подпругу. Элизабет покачала головой. — Не стоит, я доеду сама. Тебе лучше не показываться Джеймсу на глаза… Свекровь наплела ему всякой чуши, и боюсь, он начал что-то подозревать. Закончив снаряжать лошадь, Самсон вывел ее из конюшни и помог Элизабет взобраться в седло. — Спасибо, — улыбнулась она. Он молча вручил ей поводья, и его пальцы при этом будто невзначай коснулись ее руки. Даже сквозь перчатку Элизабет почувствовала, как они дрожат. Опустив глаза, она заметила, что его костяшки стесаны до крови, и внутри все сжалось в болезненный ком. Дико захотелось броситься к Самсону на шею и разрыдаться, покрывая его лицо поцелуями, но вместо этого Элизабет стегнула Снежинку и поскакала прочь. В воздухе уже веяло осенней прохладой, но в безоблачном небе сияло яркое солнце. Голову пекло даже под шляпкой, но Элизабет не обращала на это внимания. Вокруг простирались хлопковые поля, наполовину белые, наполовину коричневые, и над пушистым морем плыли как паруса соломенные шляпы негров и цветастые платки рабынь. Джеймс с Биллом Брауном стояли под сенью старого дуба на меже хлопкового и кукурузного полей. Элизабет подъехала ближе. Услышав топот копыт, мужчины обернулись и уставились на нее. Билл Браун приподнял шляпу и насмешливо поклонился. «Видать, уже успел наплести Джеймсу всякой ерунды», — подумала Элизабет. Муж, зацепившись большими пальцами за жилетные карманы, мрачно ждал, пока она подъедет. Сжатые губы и нахмуренные брови не предвещали ничего хорошего. Когда Снежинка приблизилась, он подошел к ней и снял Элизабет с седла. Оказавшись в объятиях мужа, она заметила, как дернулись его ноздри. У нее тут же взмокли подмышки. А вдруг он уловит запах другого мужчины? Но, к счастью, Джеймс вроде бы ничего не заметил. Он поставил Элизабет на траву, и цепко стиснул ее плечо. — Раз уж ты тут, дорогая, — ядовитым голосом начал он, — то потрудись объяснить, что за чертов балаган ты здесь устроила! — Балаган? — Элизабет захлопала ресницами. — Какой балаган? Муж встряхнул ее как тряпичную куклу и принялся загибать пальцы. — Идиотские перчатки на неграх — раз, поблажки для бездельников — два, трата денег на то, что рабы должны делать бесплатно — три… Элизабет запальчиво вскинула подбородок. — …И мы собираем больше хлопка, чем раньше — четыре! — закончила она. Джеймс скептически хмыкнул. — В этом мы еще разберемся, — сказал он. — Быть такого не может, что ниггеры работают меньше, а собирают больше. Что-то здесь не так. — Почему же? Они успевают отдохнуть, восстановить силы… — Чушь собачья! — отмахнулся Джеймс. — Черномазые должны работать до изнеможения, иначе какой прок их кормить? — Людям нужен просвет, — с жаром заявила Элизабет. — Какая-то надежда. Цель. Они должны знать, что если хорошо потрудятся, то их усилия будут вознаграждены. — Все это вздор! Не забывай, дорогая, что речь идет не о белых оборванцах с мануфактур твоего папаши, а о ниггерах. О животных. Нельзя судить о них по меркам людей. Они не способны смотреть в будущее, строить планы. Им нужен хозяин, который наставит их на путь истинный… — Чепуха! — перебила Элизабет. — Это ты и тебе подобные низвели негров до уровня скота. Я же отнеслась к ним по-людски, и вот результат. — Кто вообще дал тебе право распоряжаться моим имуществом? — прищурился Джеймс. — Как ты посмела раздавать черномазым нашу мебель? — Не мебель, а хлам, который пылился на чердаке, — возразила Элизабет. — Твоя матушка мне разрешила. Рабы живут в скотских условиях. У многих даже нет ножа или котелка. Почему бы не позволить им честным трудом заработать себе эти вещи? — Похоже, мы с тобой никогда не придем к согласию в этом вопросе, — с усталым вздохом произнес Джеймс. — Я понимаю, что ты янки, но все же постарайся напрячь свои крохотные мозги и понять, что речь идет о рабах. О скоте. Разве лошадь или корова может выбирать, в каком стойле стоять и какой корм есть? Так же и с ниггерами. За них все решает хозяин. — И кто же дал право одному человеку решать за других? — окрысилась Элизабет, взбешенная напыщенным самодовольством мужа. Джеймс воздел к небу указующий перст. — Господь Бог и закон, — с пафосом промолвил он. Элизабет лишь вздохнула. Переубеждать этого твердолобого осла не было ни сил, ни желания. Такие как он найдут оправдание любому варварству, если оно им выгодно. Полезно ли рабство для экономики Соединенных Штатов? Элизабет не была настолько подкована, чтобы об этом судить. Наверняка, хлопок могли бы собирать и наемные батраки, но ублюдкам вроде Джеймса нужны не только рабочие руки. Им нужна власть. Полная и абсолютная власть над человеческим существом. Право казнить и миловать, насиловать и убивать. Самоутверждаться, ощущая себя местным божком… Кто же добровольно откажется от такого? И не нужно быть гением, чтобы понять: из этой ситуации мирного выхода нет. Если в Конгрессе заикнутся об отмене рабства, плантаторы будут отстаивать свои «права» с оружием в руках. В ее мысли неожиданно вторгся голос мужа: — Кстати, а где твой любимчик Самсон? Кажется, перед отъездом я велел ему собирать хлопок. Элизабет вздрогнула и, натолкнувшись на насмешливый взгляд Билла Брауна, пролепетала: — Я освободила его от полевых работ. Ты же знаешь, что он помогал мне передвигаться, а еще кому-то нужно было присматривать за лошадьми. — И ты решила, будто можешь вот так запросто отменить мой приказ? — нарочито вкрадчивым голосом спросил Джеймс. — Ну да. Я ведь твоя жена. Пока тебя нет, я имею право… Одним махом Джеймс оказался возле нее. Он больно вывернул ей запястье и прорычал: — Никаких прав у тебя нет, женщина! Ты — моя жена и обязана мне подчиняться. Здесь тебе не Север! Я тебя научу, как должна себя вести настоящая леди! Он отшвырнул ее от себя так, что Элизабет налетела на дуб. Она выставила перед собой руки, но тонкие перчатки не спасли от грубой коры, и она больно ушибла пальцы. Она оглянулась. Джеймс не смотрел на нее, повернувшись к полям, зато на физиономии Билла Брауна играла глумливая усмешка. Элизабет стиснула зубы. Мерзавец! Рассказать, что ли, Джеймсу о его махинациях, чтобы сбить спесь с этой наглой рожи? Хотя нет, не стоит. Это выбьет козырь у нее из рук. Джеймс поймет, что добыча хлопка возросла не только из-за усердия рабов, но и потому, что раньше Браун занижал вес собранного урожая. И тогда муж снова увеличит неграм рабочий день и уберет все поблажки. Пока лучше придержать это в секрете. Билл Браун, конечно, негодяй, но все же главная заноза в заднице — это Джеймс. Хотя есть один способ насолить Брауну… — Кстати, ты в курсе, что с плантации сбежало двое рабов? — поинтересовалась Элизабет. Джеймс медленно повернулся к ней. — Что? — прищурился он. — Кэнди и Квимбо сбежали по вине нашего дорогого мистера Брауна. — В каком смысле? — Джеймс посмотрел на управляющего. — Что она несет? Браун потупился. — Я как раз собирался вам об этом доложить, мистер Фаулер… — Он стянул шляпу и почесал затылок, ероша потные, слипшиеся патлы. — Эти дрянные ниггеры действительно смылись… — А виноваты во всем вы! — безапелляционно заявила Элизабет и, повернувшись к мужу, пояснила: — У мистера Брауна потерялся чайник. Может, он его пропил или где-то забыл… — Что? — вскричал управляющий. — Это ложь! Я… — Погоди, — Джеймс жестом остановил его. — Дай ей сказать. — Так вот, вместо того чтобы обратиться ко мне или к твоей матери, — продолжила Элизабет, — наш дорогой мистер Браун вообразил себя хозяином этой плантации и решил во всем разобраться сам. — И каким же образом? — Джеймс скрестил руки на груди. — Он втемяшил себе в голову, будто чайник украли негры. Заявился к Кэнди, начал ее избивать… — К Кэнди? — муж недоуменно нахмурился. — Да, — кивнула Элизабет. — Как я поняла, мистер Браун крутил с ней интрижку. В ту ночь, когда пропал чайник, она была у него… Управляющий побледнел, а Джеймс гневно вытаращил глаза. — Что?! Это правда? Ты пользуешь моих рабынь у меня за спиной? — яростно загремел он. — Н-нет, мистер Фаулер, я понятия не имею, о чем она говорит… — залепетал управляющий, суетливо вытирая со лба пот. Элизабет пожала плечами. — Спроси у любого негра, — невозмутимо бросила она. — Они все сговорились! Не было у меня ничего с этой Кэнди! Это все наглая ложь! — верещал Браун. У Джеймса чуть ли не пар пошел из ноздрей. — Не ври мне, сукин ты сын! — заорал он. — Я что, нанял тебя для того, чтобы ты сношал моих рабынь?! Смотреть, как Браун вертится словно уж на сковородке, было безмерно приятно. Элизабет даже не ожидала подобной реакции от муженька. Видимо он, как петух в курятнике, не потерпит даже малейшего посягательства на свой гарем. — В общем, мистер Браун стал избивать Кэнди, — продолжила она. — А Квимбо заступился за нее и подбил нашему доблестному управляющему глаз. — Этот треклятый ниггер поднял на меня руку! — завопил Браун. — За это полагается смерть! Так ведь, мистер Фаулер? Так? — Так то оно так… — протянул Джеймс. — Но… — Решать это должен ты, — вклинилась Элизабет. — А мистер Браун собирался повесить Квимбо в тот же день без суда и следствия. Я с трудом уговорила его позвать шерифа. — Почему ты не дождался меня? — рявкнул на Брауна Джеймс. — Кто дал тебе право распоряжаться моими рабами? — Но ниггер поднял руку на белого… — пробормотал тот. — И что с того? Это твой ниггер? Кажется, ты возомнил себя хозяином этой плантации. Пользуешь моих негритянок, вешаешь моих рабов… Ты что, пропил последние мозги? — Но сэр… Я… — Заткнись! — Но эти проклятые ниггеры сбежали из-за вашей жены, — пробормотал Браун. — Она велела мне дождаться шерифа, и мы заперли их в сарае. А наутро их и след простыл… Элизабет уперла руки в бока. — Так надо было их охранять, а не напиваться вдрызг, — насмешливо заявила она. — Конечно, они не хотели умирать, вот и сбежали. Джеймс повернулся к Брауну. — Ты звал негроловов? Пускали по следу собак? — Я хотел, но ваша супруга мне запретила. Сказала, что займется этим сама. — Идиот! Нашел кому верить. Янки-аболиционистке. — Он смерил Элизабет презрительным взглядом. — Ты же так и не снарядила погоню, я прав? — Да, не снарядила, — дерзко ответила она. — Пускай уж они лучше сбегут, чем их повесят или загрызут собаки. — Когда это было? — Три недели назад. Джеймс досадливо махнул рукой. — Ну, тогда это уже бесполезно. Они или на Севере, или сгинули где-то в болоте. — Он повернулся к Брауну. — Я вычту их стоимость из твоего жалованья. — Что?! Но почему? — вскричал тот. — Потому что ты — безмозглый кретин, а за глупость нужно платить. Браун понурился, что-то плаксиво бормоча под нос, а Элизабет мысленно поздравила себя с маленькой победой.