***
Её формы в комнате не оказалось. И в гардеробной тоже. Рейни бегом спустилась в прачечную на подвальном этаже, где выяснилось, что грязную одежду как раз забрали в стирку и химчистку, а выспрашивать персонал про содержимое карманов было уже слишком палевно. Большей засады придумать было просто невозможно. Ни о какой домашней работе до глубокого вечера она, разумеется, не думала. Смотрела тиктоки и Reels, заедала нервы сладостями, даже пыталась отвлечься рукоблудием (отец Юстас бы не одобрил). В конце рабочего дня, когда окна в башне компании гасли, а офисы и этажи подземного паркинга пустели, пришло сообщение от Деймона. Стоило ли ему говорить? А вдруг её пронесёт: прачка забудет проверить карманы, а утром всё вернут как было? «Как сходила в церковь? Рассказала пастору о своих грешках?» «Святой отец предостерегал меня от общения с тобой.» «Хоть раз услышишь от святоши разумную вещь, — и вдогонку. — Разве могут быть у такой пай-девочки грязные секреты?» В какой-то момент их отрывочные полушутливые разговорчики стали гипсом, заполнившим все мельчайшие пустоты её повседневной жизни: день не начинался без его «доброго утра» и не заканчивался без её «спокойной ночи». Даже когда Деймон подолгу отсутствовал, с ней всегда были видео и фотографии, снятые под шумок, пока он не смотрел. А однажды, когда они вместе занимались в замковой тренажёрке, Рейни уломала его снять челлендж для ТикТока: он подтягивался на турнике, пока она висела на нём обезьянкой. Видео осталось в телефоне, но в интернет так и не попало: у неё уши и лицо вспыхнули, стоило посмотреть первые секунд пять. Мало того, когда она слезла с Деймона (или даже немного раньше), получилась неудобная ситуация. Опустившая глаза Рейни бросилась неумело извиняться, но дядя быстро всё замял, отшутившись, мол, у мужчин два мозга, и тот, что нижний, независимый, понимаешь? Они становились всё более тактильными. Порой стояли в обнимку, если ночью на город опускалась свежесть. В компании (особенно в хорошем подпитии) Рейни могла сесть к нему на колени, и они с Лейной скрупулёзно обсуждали, насколько это нормально в их случае: то есть она и Лейна могли сидеть друг у друга на коленках без всякого там подтекста, и то же касалось, скажем, Лейнора, её брата, — они ведь родственники, кому бы пришло в голову их в чём-то заподозрить? «Хочешь поиграть в священника и кающуюся грешницу?» Палец Рейни задержался над дисплеем на несколько мгновений и всё же опустился на значок отправки. Оконное стекло холодило плечо сквозь рубашку пижамы, с подоконника было хорошо видно, как папин автомобиль заехал через ворота на территорию замка, ударив по глазам дальним светом фар. «Я слушаю тебя, дочь моя». Рейни улыбнулась от уха до уха, уронив голову на грудь. Клавиатура живо защёлкала в укромной тишине тёмной спальни. «Отец, в последнее время дьявол искушает меня плотскими удовольствиями». Секундная заминка. Дразнящее воображение многоточие: долго пишет. «Хм, возможно, тут поможет экзорцизм. Скажи, как часто ты предаёшься плотским удовольствиям?» Рейни уткнулась лицом в колени, глупо захихикала. Эти ночные переписки вечно бросали её в жар, делая мокрой, как будто из парилки. И там, где не следовало, тоже. «Каждый день, — к чёрту. Гори оно всё. — Был день, когда я согрешила четыре раза. Может, пять». «Подряд или с перерывами?» «Подряд. Я сама не понимаю, что это было. Кажется, я извращенка». Если бы кто-то спросил, каково это — кончать раз за разом и не получать необходимой разрядки, потому что твоё тело сошло с ума и, кажется, излучает возбуждение мощностью, сопоставимой с радиоактивным ураном, — лучше не проверять. Иногда её шлюшье настроение не зависело ни от чего, а то и противоречило обстоятельствам. Она боялась, что на шестнадцатом году жизни в ней пробудилась нимфоманка, но в прошлый визит к гинекологу они с ней разгадали, в чём причина этих регулярных сексуальных помешательств, — овуляция. Это, конечно, сделало картину более обнадёживающей, но саму проблему никак не решило. Рейни чувствовала себя течной кошкой и почти выла от недостатка мужчины, который бы её по-настоящему хотел. Стоило ли огорошивать всем этим Деймона? Привет, у меня всё нормально, только температура скачет, грудь набухла, и вообще я вся сверхчувствительная и дико хочу трахаться, но ты всё ещё мой дядя, а я всё ещё девственница, так что, возможно, стоит прогуляться пару кружков вокруг замка и скипнуть этот разговор? На экране выскочил забавный мем с намёком на приятное удивление. «У каждого из нас есть фантазии, которые другим кажутся нездоровыми». «Насколько нездоровыми?» «Настолько, чтобы воплощать их с теми, кто нам это позволяет». Он не дал ей ответить, тут же поправив себя. «Не бери на свой счёт. Шлюхи — это другое». «Рада это слышать. — Рейни надеялась, что он уловил сарказм. Игривое любопытство так резко сменилось знобким и слизким ощущением с примесью чего-то химически-едкого, сочащегося через буквы и режущую белизну экрана, что её окатило новой волной теперь уже холодного пота. — Наверное, таких как я скорее избегают, чем втягивают во «взрослые» извращения». На сей раз Деймону не пришлось собираться с мыслями, и строчил он весьма одухотворённо и многословно: «Только сосунки боятся неопытности. То, что девушка нетронута, — уже большое преимущество, а для мужчины — привилегия, — и добавил. — Ты можешь заполучить любого, если его обезоружишь». «Ты забыл, я дочь лорда. Моя жизнь расписана наперёд. Никто не позволит жить, как мне вздумается: если не папа или отец Юстас, так грёбаный Отто Хайтауэр. Мне и сейчас продыху не дают, просто потому что мы общаемся». «Они не могут втемяшить тебе в голову, с кем тебе быть». Долбаный непобедимый спорщик. И как ему возразишь? Этой ночью сон благополучно сделал ей ручкой, так что в третьем часу Рейни не нашла другого занятия, как полный разбор гардероба. Мама давным-давно научила её, что продавать или дарить вещи, которые не носишь, незнакомым людям, значит растрачивать свою духовную энергию, поэтому коробки со старым барахлом (часто почти неношеным) вечно загромождали их шкафы и полки. До того дня, как Деймон жёстко отчитал Рейни за ханжество и высокомерие малолетней мажорки. Сам он запросто снял бы с себя куртку, в которой был, или часы люксового бренда, просто чтобы подарить первому понравившемуся бродяге. С тех пор раз в несколько месяцев её охрана отвозила здоровый, набитый под завязку пакет в шелтер для бездомных или на склад благотворительной организации (Харвин шутил, что теперь в бедных районах натыкается на дефилирующих в «Баленсиаге» и «Прада» наркоманов, бомжей и сумасшедших, а Кристон ворчал, мол, с продажи одной только пары её туфель можно неделю кормить общину ближневосточных мигрантов). Хоть Рейни и не удалось нормально поспать, утром, как результат долгих изысканий, на вешалке её ждал полностью собранный аутфит bossy girl — её деловой костюм для первого официального посещения офиса компании. К жакету с широкими плечами и зауженным брюкам в полоску она подобрала атласную блузку, ботильоны на высоком скошенном каблуке, пояс Moschino, тоненькую золотую цепочку, тёмные очки Dior, классическое шерстяное пальто в пол и довершила образ ароматом от Prada и сумочкой Birkin. Строгий нюдовый макияж. Волосы в низком хвосте. Корпоративный шик. Переодев форму в школьной раздевалке, в офис она подъехала при полном параде и распрощалась с Кристоном у главных вращающихся дверей холла. За ними открывалось колоссальное пространство, какое только мог вместить один из красивейших небоскрёбов Лондона целиком из натурального камня красного оттенка. Мраморный чёрный пол с золотым геометрическим узором соседствовал с решётками цвета меди и красными шторами во всю высоту циклопичных окон. Панели и лампы, имитирующие кристаллические породы, естественно переходили в природный рисунок каменных стен. Никаких плавных линий. Торжество контрастов с обилием массивных элементов. Фигурная ковка на дверях лифта изображала латника с поднятым мечом, а лучи солнца за его закрытой шлемом головой рассеивались подобно венцу. Повсюду в узорах и орнаментах сквозили геральдические мотивы, делая главную цитадель «Валирии» настоящим храмом. Ковры и громоздкие многоэтажные люстры. Строгость, уравновешенная роскошью. Каждая отдельно взятая мелочь и интерьер в целом рассказывали многовековую историю Таргариенов. Манифестировали престиж и величие компании. Сегодня Рейни как никогда ощущала себя частью этого, проходя через холл в окружении деловых мужчин на голову выше неё. Они оглядывались, выворачивали шеи, провожая её долгим бесцеремонным взглядом, — ещё юную, но уже достаточно зрелую, чтобы позволить фантазии разгуляться. Вот уж точно барашка в волчьем логове. Ей нравилось быть в центре внимания. Видеть и чувствовать, что её хотят, — неважно кто. Её походка менялась, плечи расправлялись, взгляд становился томным и похожим на патоку, даже рост делался немножечко выше. И почему она не заскакивала сюда чаще? Ты всех их поимеешь, детка. Выйдя из просторного лифта и минув длинный коридор верхнего этажа, Рейни на пару нескончаемых мгновений застыла у дверей конференц-зала, в которые прошли бы парадом все войска Соединённого Королевства. Когда она наконец отважилась войти, совет директоров уже был в сборе: коллеги её отца сидели за необъятным переговорным столом. Все, кроме Деймона, стоящего лицом к окну от пола до потолка, словно на краю пропасти, где простирались на всю широту горизонта подпирающие небо стеклянные башни Сити. — Дочка! Входи, присаживайся, — Визерис радушно отодвинул ей кресло между Хайтауэром и другим важным стариком. — Сегодня Рейнира будет с нами. Начнём помалу вводить её в курс дела. К этому моменту дядя повернулся к ним, прислонясь спиной к стеклу. Когда отец усадил её за стол, тот ярко улыбнулся в сторону, и на его щеке проступила эта издевательская ямочка, как будто ему показывали цирковое шоу. Он, как и все, был в костюме-двойке, но повесил пиджак на своё кресло, оставшись в шерстяном джемпере с треугольным вырезом горловины. Рейни отчаянно старалась не пялиться. Конечно, она скучала и готова была лужицей растечься просто потому, что он был через стол от неё, да ещё в совершенно новой обстановке с кучей серьёзных дядек возраста её папы. Ей вернули форму этим утром. Никакого кокса там не оказалось. Очень, очень плохой знак, но, если посмотреть с другой стороны, ей и не устроили выговор, так что здесь было одно из двух: либо отцу не сказали, либо каким-то магическим образом порошок из карманов испарился. Скажем, его машинально выкинули, когда проверяли пиджак, или пакетики разорвались, и всё растворилось в стиралке (хотя кто кидает пиджаки в стиралку?). Могло быть так, что она их перепрятала и накрутила себя, что они по-прежнему там? С такой дырявой головой и отсутствием концентрации это и не удивительно. Тогда где, мать его, искать кокс? Деймон точно прибьёт её за это. Страх перед его гневом нивелировался жгучим нездоровым интересом. Возможно, эта сложная гамма чувств и пробуждала внутри гормональные фейерверки? Стоп! Это не ты, Рейни. Вспомни, что говорила тебе врач. Твоя матка подаёт сигнал в мозг о полной готовности к зачатию и срочному поиску партнёра. Она и подкидывает тебе совершенно дикие фантазии. Всего лишь физиология. Твоё растущее тело сейчас похоже на адронный коллайдер (не влезай, убьёт!). И вовсе тебя не влечёт к родному дяде на шестнадцать лет старше тебя, как вообще можно было подумать о подобном?! — Значит, теперь тебя можно официально поздравить с потерей холостого положения, Визерис? — по-свойски спросил Хайтауэр, натянув свою мерзкую улыбку скрывающего боль Гарольда. Естественно, все тут же вылупились на её отца. Судя по его реакции, такой подставы от друга он ожидал не больше остальных, но как всегда мягкосердечно разулыбался и принялся оправдываться, навалившись ладонью на край стола со своей стороны: — Да. Мне стоило заявить о таком поворотном для компании решении, — он рассеянно повёл рукой, собираясь с мыслями. — Вы знаете Алисенту, дочь Отто. Свадьбы и венчания, как вы поняли, ещё не было, но на днях мы расписались и оформили все документы. Сидящие около Визериса мужчины потянулись пожать ему руку, лица радостно оживились. Рейни в молчаливом оцепенении посмотрела на Деймона, наблюдавшего за сценой с хорошо скрываемым ожесточённым любопытством, как у дога, готового в любой момент защищать свою территорию, если почует угрозу. Им троим ещё предстоял серьёзный разговор. А сейчас просто держи лицо, Рейни. Высиди это блядское заседание спокойно. А сидеть между тем предстояло долго. Боссы обсуждали денежные вопросы, текущие сделки, политические моменты, в которых она ни черта не понимала, да и слушала вполуха, поглощённая адским водоворотом собственных мыслей. Визерис так и стоял во главе стола. Деймон выхаживал по залу вдоль окон. В какой-то момент они зацепились языками с Хайтауэром, наехавшим на дядю из-за китайцев: — То, что у них был доступ к «Караксесу», фактически дало им на руки всю техническую базу. Не сегодня-завтра Китай запустит производство своих «дракарисов». — Очень жаль, что я настолько профессиональный пилот, что посадил подбитый самолёт практически невредимым, — огрызнулся чеканящий согласные Деймон. — Ты так сможешь, старина? — Само участие в конфликте было глупостью. — Ну ещё бы, учитывая, что куш сорвали вы с моим братом. — Деймон, умолкни, — ужесточил тон отец. Однако Деймон только больше распалился: — Он бы с радостью сгноил меня в той обоссаной дыре со злющими китаёзами! — Я собрал вас, чтобы мы вместе решили эту проблему! — почти проорал Визерис, бахнувший ладонями по столешнице, но быстро совладал с эмоциями, хоть его голос заострился холодной бескомпромиссностью. — «Валирия» запатентует новый «дракарис». Наша задача сделать его конкурентоспособным и чётко показать китайцам, что мы не прогнёмся ни на одну позицию на рынке. Моя дочь уже знакома с прототипом. Моё желание как главы компании, чтобы Рейнира занялась этим самолётом, изучила его от и до, — и тут он взглянул прямо на неё. — Ты выбрала название? — «Сиракс», — еле выдавила Рейни после напряжённой паузы. И добавила, как на автопроигрывании. — Это имя богини. Я почувствовала, что это она — не он. Когда увидела самолёт. На этот раз Деймон уже неприкрыто тихо рассмеялся. У неё руки похолодели и, кажется, кровь отхлынула от лица. Все эти большие люди смотрели на неё. Оценивали. Наверняка, осуждали или подспудно насмехались, как он. — Значит, решено, — твёрдо подытожил Визерис. — Испытаниями займётся Рейнира в ближайшее время. Отто, тебе я поручаю набрать команду и ускоренно ввести мою дочь в процесс так, чтобы она участвовала в каждом этапе производства как будущий руководитель. — Могу я предложить кандидатов для лётных испытаний? — спросил Хайтауэр с пресной миной. — Деймон. Ты готов помочь своей племяннице? Дядино лицо просияло теперь уже обескураженной усмешкой: — Усадить её за штурвал истребителя? — и он широко развёл руками, что на языке тела означало «давай посмотрим, что из этого получится». — Тогда по рукам. Возражения? Никто из совета директоров под орлиным взглядом Визериса не возымел желания пререкаться. А вот Рейни уже не была так уверена, что возложенная им ответственность ей по плечу.***
Впервые Рейни показали пятый океан в семилетнем возрасте. Так в семье Таргариенов называли небо, ставшее их вторым домом со времён основателя Эйгона. Она управлялась с лёгкими гражданскими самолётами на уровне любителя, но, как и отец, была полным профаном по части пилотирования истребителей-бомбардировщиков. После заседания совета Визерис дал распоряжение показать ей полный цикл производства и эксплуатации, начиная со сборки «дракарисов» и разбора их механики и заканчивая испытательными полётами «Сиракс» — прерогативой Деймона. Первое время её терзали догадки, так ли его задевает угроза в виде дочки старшего брата, к которой его приставили без перспективы когда-нибудь сесть на её место наследницы, как радует непосредственный допуск к «Сиракс» в числе первых. Само собой, в ней всё ещё кипела обида за его холодность и двуличие. Разве с этим человеком они ездили на движ и переписывались дни и ночи напролёт на самые откровенные темы? С отцом ситуация обстояла не лучше. Их рекордно короткая ссора уместилась в один единственный горячечный монолог следующего содержания: «Я взрослый мужчина, это моя жизнь, и я имею право. Мы с тобой два отдельных человека. И да, я поставил тебя перед фактом, потому что не хотел выслушивать очередные претензии от моей дочки. Почему мне нужно выспрашивать разрешение? Я всё равно поступлю по-своему — уже поступил!» Первый день на аэродроме прошёл рутинно. Деймон усадил её в двухместную кабину и долго рассказывал и показывал панель с бесчисленными приборами, лампочками, цифрами, стрелками и вычислительными системами. — На каждом борту есть пара радиостанций для общения между собой экипажей боевых самолётов. Нажимаешь кнопку или щёлкаешь тумблером и переходишь на прослушивание международной аварийной частоты, обычно это «121.5». Он объяснил ей, и что такое бравити — протокол с набором кодовых слов-обозначений текущей обстановки для сокращения радиообмена без потери его качества и понятности. — В кабине всегда должна быть идеальная чистота. Даже если фюзеляж в грязи, потёках, копоти и с засранной рампой, и, если лётчика, не дай бог, укачало на виражах, есть специальная методика сохранения чистоты приборки. На другой день они выехали на рулёжную дорожку и сделали пару кругов — сперва дядя, а потом и она сама. Рядом с ангаром, командной вышкой и другими техническими помещениями медленно вращалась сетчатая антенна радиолокатора, стояли припаркованные заправщики. — Основной вид подготовки военлёта — это самоподготовка. Перед каждым запуском двигателя по протоколу ты и техник сдаёте карту контрольных докладов. Когда они первый раз поднялись в воздух, для Рейни это было полной неожиданностью. Она ещё не привыкла к ощущению кислородной маски и лёгкой клаустрофобии в шлеме, как вдруг сверху опустилось стекло кабины, крылья плавно развернулись в горизонтальное положение, и Деймон вырулил на взлётную полосу посреди дождливого и пустынного загородного пейзажа. Двигатель гудел, но уже не так оглушительно, как без шлема с шумоподавлением, кабина свистела, и шипело включённое радио, приборы мерцали, а счётчик показывал набор скорости с какой-то ужасающей быстротой. Но стоило им оторваться от земли на высоту, где справа и слева мелькали лишь верхушки деревьев, туманные поля и развязки магистралей, а затем, когда скорость перевалила за тысячу километров в час, прорваться сквозь тучи в совершенно другой, отражённый мир — тот самый залитый светом пятый океан, чьи прозрачные лазурные воды уходили ввысь, а внизу пролегали бескрайние заснеженные поля облаков, — она поняла. Почувствовала, увидела собственными глазами, как лётчики влюбляются в небо. Как раз и навсегда подсаживаются на адреналиновую иглу, преодолевая сверхзвук. Как звенит фюзеляж, и всё твоё тело начинает вибрировать на той же частоте, что и машина. Они с «Сиракс» буквально были одним целым. С ума сойти, до чего же громадная разница с обыкновенным лёгким самолётом! Электронный голос Деймона в динамиках шлема звучал совершенно по-новому: — Истребитель работает на большой высоте вне зоны ПВО, чтобы хорошо видеть противника, плюс нам позволяют технические характеристики. Поднимаешься и спокойно сыплешь бомбочками и ракетами. Готова взять управление? Рейни моментально вернулась в реальность, ошарашенно повернувшись к дяде, точнее к космонавту в шлеме с чёрным светофильтром и сером комбинезоне с кучей ремешков, шлеек, проводков и толстых заизолированных шлангов, исполнявшем его роль. Её руки с момента запуска двигателя накрепко приросли к штурвалу, но только сейчас он как будто ожил и синхронизировался с её движениями. Ей в жизни не было так страшно. — На учениях запускают парашюты с подвешенными факелами, — палец Деймона под грубой кожей перчатки указал вперёд за ветровое стекло, — показывают пилоту мишень, время и место атаки. На войне такого не бывает. Видишь и опознаёшь цель — свой или чужой, готовишь машину к стрельбе, прикидываешь скорость и курс, захватываешь цель и только потом производишь стрельбу. Победа в бою один на один — это незаметно зайти противнику на хвост. Для этого самолёт не должен ничего излучать. Выключаешь все излучающие приборы, — он легко ударил её в плечо тыльной стороной ладони и показал на приборку. — Выключаешь прогноз-дорожку, — взгляд Рейни лихорадочно забегал по приборам, пытаясь одновременно следить за направлением полёта. Слава Иисусу, она нашла и переключила нужный тумблер, — пушки, резервный режим «Сетка прицела». Хорошо. Ну что, проверим твою вестибулярку? Рейни думала возразить, но дядя успел перехватить управление. Самолёт плавно накренило влево, а потом, будто на аттракционе в луна-парке, небо с землёй сделали полный оборот, поменявшись местами, вернулись на место и снова покатились против часовой. Нет, это ещё не походило на взгляд изнутри стиральной машины, но кресло тряхнуло ощутимо, как и её бедный желудок. Рейни завизжала — сперва от страха, а там и от приступа буйного веселья. Некоторое время они летели вниз головой, хотя на такой высоте верх и низ были довольно условными понятиями. Лишь после посадки, когда шасси мягко заземлились, возвращая машине привычный вес и сцепление с твёрдой поверхностью, — из небесного создания обратно к земному — Рейни почувствовала, как замедлившийся ход времени пришёл в норму. Кажется, заглушивший мотор Деймон спросил её «ну как?», и вместо отвела она сняла со штурвала руки, показывая жуткий тремор. Она была так до смерти счастлива. — Тебе не страшно летать после аварии? — спросила Рейни, держа снятый шлем под боком по примеру Деймона, уже на пути к служебному блоку с уборной, душевой и раздевалкой. — Нет. Я ведь отвечал за твою жизнь. В тесной раздевалке она спустила комбинезон с плеч и покосилась на дядю, который снимал экипировку вместе с ней. — Привыкай, тут всё общее и для девочек, и для мальчиков, — отшутился он и развернулся к ней спиной. То же сделала и Рейни. Она сняла и аккуратно поставила вниз шкафчика лётную обувку, повесила на плечики комбинезон, закинула шлем с хоботом кислородной маски на верхнюю полку. Оставшись в одних носках, трусах и серой мужской футболке, которую ей выдали здесь же, Рейни не сдержалась одним глазком глянуть через плечо и — вот так сюрприз — наткнулась на взгляд синхронно обернувшегося Деймона в точно такой же футболке и боксерах: он навёл на неё палец жестом «попалась» и демонстративно оголил торс, показав крепкую, испещрённую бледными рубцами от ожогов спину. И всё это с предельно серьёзным лицом. Рейни всё-таки прыснула от смеха. Деймон тоже криво улыбнулся, но она отвернулась от греха подальше и, покачав головой, продолжила одеваться.***
Сразу после уроков, не меняя одежды, Рейни поехала в старинный район Лондона, где не бывала уже несколько лет. Психотерапевт их семьи, доктор Читтеринг, занялась ей после смерти мамы, и, кажется, за все эти годы в арендованном кирпичном таунхаусе на Бедфорд-сквер мало что поменялось, разве что несколько обновилась меблировка. Та же георгианская застройка, занесённая в список культурного наследия: небольшие этажные дома с террасами и узенькими окнами с белым прямоугольным переплётом, печное отопление, сейчас едва ли рабочее, обнесённые оградами цоколи, мемориальные таблички, оригинальные деревянные двери, держатели для факелов, газовые фонари и всё в таком духе. Паркет и ступени лестницы, где с трудом разминулись бы двое людей, всё так же скрипели, в трёх расположенных полукругом окнах за кожаным креслом у стола желтели всё те же старые деревья. — Все хотят дать совет, но я знаю, что они не понимают. Отец. Алисента. Да и все остальные взрослые. В глубине души они понятия не имеют, что я чувствую. И это разочаровывает, становится неинтересно. Хотя я знаю, что вы скажете: это со мной что-то не так, а не с ними. Может, у нас это семейное? — Что конкретно ты имеешь в виду, Рейнира? Док сняла очки для чтения в тоненькой оправе и подняла взгляд от записей. Она тоже не изменилась: строгое платье, укрытые кардиганом плечи, короткая стрижка, может, только морщин прибавилось, хотя она всегда была старая. И старомодная, как и её кабинет с бюстиками, железными статуэтками, банкетками, торшерами и цветами в горшках. Рейни поменяла позу на своём антикварном диване перед столом. — Ну… Дядя ведь тоже лечился от расстройства психики, когда был моложе? Читтеринг задумчиво сложила в линию сморщенные напомаженные губы. — Одно время я была психиатром Деймона, но после передала его коллегам в специальное учреждение, ориентированное как раз на его случай. — Иногда мне кажется, что сплетни о рехабе Деймона знают все, кроме меня, — напустила притворной весёлости Рейни. — Все истории болезней семьи Таргариен, которые прошли через мои руки, надёжно хранятся в этом шкафу под ключом, — она не глядя показала в сторону, где половину стены занимал книжный шкаф с большими застеклёнными дверцами и богатым резным декором. Внутри длинными рядами ютились блокноты с одинаковыми подписанными корешками. Под ложечкой многообещающе засосало. — Сплетни — это лишь сплетни, — и она опять уткнулась, очевидно, в именной блокнот Рейни, неторопливо делая какие-то пометки. Спросила заторможенно. — Что приносит тебе больше всего дискомфорта? — Не считая папиной свадьбы? — Рейни длинно хмыкнула, пожала плечами. — Порно? Мне кажется, я так много его смотрела, что теперь классика меня не заводит: приходится гулять по категориям. Знаете, искать быстрого стимула, быстрой разрядки. Но потом… становится так мерзко, пусто от себя и той фигни, которую через себя пропустила. Как дешёвый калорийный фастфуд. А ведь на самом деле хочется совсем других вещей: романтики, настоящих отношений, как в кино или клипах Тейлор Свифт. Она живенько отвела взгляд от шкафа, стоило доку снова мельком посмотреть на неё поверх очков. — В моём ближайшем кругу есть мужчина. В два раза старше меня. Если мой отец узнает, что между нами что-то есть, он его убьёт. — Рейни взяла паузу подольше, заёрзала на диване, пригладила юбку на коленях. — Предательство внутри семьи самое непростительное, а он с нами сколько я себя помню. Папа доверяет и любит его. Я знаю, что, скорее всего, сексуально его привлекаю, но до сих пор мы были просто друзьями. Мы оба понимаем, что эти отношения тупиковые. И что последствия будут чудовищные, причём для всех сторон. Да и к тому же, я не уверена, что интересна ему в смысле отношений. Нет, он готов к серьёзным шагам ради нас двоих, но… иногда мне кажется, ему что-то нужно от меня или он играет со мной. Читтеринг тормозила, наверное, минуту. — И ты готова его защищать? Рейни на миг опешила от вопроса. — Да. Без колебаний. — А он тебя? — В каком смысле? — Он подставится, чтобы выгородить тебя, скажем, перед твоим отцом? — Да. Разумеется. А знаете, — она горько усмехнулась, ребячески покачав навесу скрещенными ногами, — что бы предосудительного я ни делала, моему папе плевать. Даже если я замучу с телохранителем у него на глазах, в этот момент он будет смотреть строго в обратном направлении. Блин, я только что проговорилась, да? Тут на столе перед Читтеринг завибрировал смартфон. Она нервозно цокнула языком и нажала на кнопку блокировки, заглушив вибрацию. Виновато взглянула на Рейни: — Прошу прощения. Мне лучше ответить, мой отец в больнице. Чёрт, её старику, наверное, лет двадцать как ставят прогулы на кладбище. — Без проблем. Можете не спешить. Если до этого внутри неё боролись две личности («Я только одним глазком!», «Уверена, там нет ничего интересного»), стоило доку закрыть за собой дверь кабинета, как тело Рейни само опрометью подскочило к столу, где она сперва впопыхах обшарила один выдвижной ящик, затем второй и, невзирая на обычную свою рассеянность, под стопочкой папок и конвертов всё-таки нашла небольшой ключ (раскрытый под самым носом блокнот был не настолько лакомой добычей). С замком, правда, пришлось повозиться — не зря эта мебель пылилась здесь веками, — подписанные корешки серьёзно упростили поиски, и блокноте на двадцатом её сердце заполошно пропустило удар. Читтеринг зашла в кабинет, когда Рейни бегом закинула ключ в ящик, но от окон отойти не успела: — Проверила, ждёт ли машина на улице. Семеро праведников, хоть бы её школьный пуловер топорщился не так очевидно. Та окинула её нечитаемым взглядом, затем посмотрела на маленькие золотые часики на внутренней стороне запястья: — Значит, до следующего сеанса? По приезду домой единственным желанием Рейни было завалиться в кровать с добытым трофеем и читать-читать-читать до глубокой ночи. В машине она успела пробежать глазами часть записей Читтеринг из психотерапии Деймона, и там было немало любопытных вещей, а сколько ещё ей предстояло открыть! Так, запершись в спальне, она кинула снятый пуловер вместе с блокнотом на кровать, но не успела расстегнуть змейку на юбке, как заприметила краем глаза брендовый пакет на своём рабочем столе: неужто папочка оставил ей подарок? Уверенности поубавилось, как только Рейни заглянула внутрь и вытащила на стол маскарадную маску, какой-то дешёвый на вид парик и то, что представляло собой бо́льшую часть содержимого, — виниловое пальто. С минуту она просто стояла над всем этим богатством, боясь даже притронуться. Потом в полной тишине взяла телефон и сфотографировала, очень осторожно, как будто неестественно-блондинистый парик вцепится ей в лицо, потревоженный вспышкой, или ремень пальто на звук затвора вдруг решит её придушить. Отправленное Лейне фото она сопроводила многозначительным «вечер обещает быть нескучным». То же самое Рейни отправила Деймону с закономерным вопросом: «Ты имеешь к этому отношение?» И он ответил, должно быть, коротая время на очередном совещании: «Я думал над твоими словами. Тебя надо раскрепостить. Сегодня будет кинки-пати в «Шёлковой улице», предлагаю сходить вместе. Тебе понравится, это кабаре». И опережая вопросы: «У них строгие правила, полная анонимность, всё, что происходит в стенах клуба, остаётся в стенах клуба. Никто не будет до тебя домогаться, если ты сама не захочешь. Но дресс-код обязательный». Кинки-пати. Нет, серьёзно! Какой же это кромешный пиздец, Рейни. «Дашь мне подумать?» Подумать о том, что ты напрочь теряешь личные границы, когда речь заходит о Деймоне! Подумать, говоришь? Ты была согласна на всё ещё до того, как он объяснил, в чём суть. Может, пора прекратить обманывать себя, словно ты что-то решаешь? В этом не было ни хрена оптимистичного. Вместо задорного предвкушения её придавило чувством вины и безысходности, хоть Рейни и начала потихоньку собираться: скинула фотку своим эскортницам, чтобы те посоветовали ей, с чем скомбинировать пальто. Первой сообщение прочла Дива, сказавшая, что в идеале под такое пальто не надевают ничего, ну разве что пару кружевных чулок и ботфорты. Первые у Рейни имелись. Последние она заменила на белые лаковые сапоги до колена — бессмысленную покупку в «Чёрную пятницу». Встав перед ростовым зеркалом в готовом образе золушки из порно-фильма, она неумело спрятала волосы под парик с объёмной чёлкой и каре, напомнивший о её старых куклах Барби, а лицо — под розовую кружевную маску с перьями, очевидно, в тон не столь яркому розовому пальто пальца на четыре повыше колена — вульгарней некуда! Покрутилась туда-сюда, громыхая каблуками. Расстегнула широкий ремень, сняла пальто и эффектно бросила на пол. Нарядный комплект белья смотрелся вполне… невинно как для девочки-целочки. Психанувшая Рейни, не разуваясь, потянула вниз тесные трусики, расстегнула и сняла лифчик. Вновь выпрямилась. Белые чулки с поясом и шлюшьи сапоги подчёркивали наготу так, что впору было ослепнуть, — даже ей, кто видел это тело каждый божий день. И всё же. Сейчас она смотрела на другую себя. Более… доступную. Взрослую. Сексуально раскованную. Та, другая Рейнира хотела быть желанной, утвердиться за счёт своей молодости и красоты — непреодолимого, хоть и запретного искушения. Внушительная сила была в её руках, но так же легко поворачивалась против неё, если неумело ей воспользоваться. Тебе нужно сделать что-то дикое, чего ты себе никогда бы не позволила, чтобы высвободить свою женственность, дала ей напутствие Дива. Совершить подвиг, после которого родится обновлённая Рейнира. Что ж. Она ещё подумает, какой из двух вариантов лучше. Чёрт тебя дери, Рейни. Ты не можешь этому противостоять. Всё уже было предрешено заранее, как встроенная программа. От осознания этого пересыхало горло, а на глаза наворачивались слёзы. Ближе к девяти вечера Деймон заехал за ней в Красный замок, и они отправились в город, не соизволив предупредить Визериса или её охрану. Дядя сел за руль уже подогретый, но не настолько, чтобы вызвать подозрение у полиции. По сравнению с Рейни, он был одет вполне буднично, не считая серо-коричневого худи с красным драконом во всю спину и рукава. Он сказал, что им обоим прятать лица ни к чему: камеры и телефоны на входе забирают, а если кто-нибудь его узнает, просто подумает, что он привёл с собой очередную подружку. В конце концов, они не могут запереть её в замке и связать правилами великосветских приличий на веки вечные. Каждому время от времени нужен глоток свободы. Летя по М25, они врубили музыку во всю и вместе орали заученные наизусть песни: на особенно мелодичных она замолкала и слушала, как обалденно поёт Деймон, а он смотрел, как завлекательно она танцует, не поднимаясь с сидения. — Мне нравятся пустышки. Чем проще, тем лучше. Взять, к примеру, твою музыку: это набор повторяющихся сэмплов, поэтому в голове так легко и ненапряжно, мыслям не за что зацепиться, длинные треки переходят друг в друга до бесконечности. И тут то же самое. Не нужно брать в голову или на душу ничего слишком сложного и обременяющего, грузиться, переживать. Как пришло, так и ушло. Никаких сложных материй и двойных смыслов. Рейни мало что понимала из его душевных излияний, но на всякий случай глубокомысленно кивала. На фейсконтроле вместо браслета на липучке, как в обычном клубе, посетители сами выбирали подходящий: красный — я просто посмотреть, жёлтый — ко мне можно подкатывать, зелёный — хочу попробовать всё. На официальной страничке кабаре, куда Рейни не преминула заглянуть, значился стандартный дресс-код: глиттер, гламур, фетиш, костюмы, латекс, кожа, униформа, красочный и элегантный во всех вариациях. Примерно так можно было описать людей, спускающихся в узкий закоулок под магистралью кабелей и труб и сетчатыми арками в виде сот, такими же, как выходящая на фасад стена. Эти узоры в таинственно приглушённой подсветке отбрасывали причудливую светотень. Впереди на крашеной кирпичной стене за пришедшими наблюдал схематичный рисунок глаза, а далее, за поворотом, был и второй — моргающая неоновая вывеска со стрелкой, указывающей на дверь. Ещё один запутанный внутренний коридор привёл их в шикарный просторный зал с деревянным подиумом на ступеньках, напротив занавеса амфитеатром стояли столики и кресла. Всё это выглядело до жути богемно, как будто машина времени перенесла их лет на сто назад — в эпоху ампира и джаза. В интимном свете круглых настольных ламп золочёная драпировка и декор, лакированное дерево и красный бархат создавали какую-то непередаваемую, театральную и в то же время уютную атмосферу. Они с Деймоном заняли один из столиков. Вскоре между рядами зафланировали официанты в одном латексном белье, и дядя взял им с Рейни по шапманке классической формы «шале» с плоской чашей, пить из которой было особенно изысканно. Шоу началось с живого оркестра. Звук гулко резонировал от деревянной отделки. Вскоре на сцене появились артисты, и началось действо — что-то между перформансом, современным театром и танцевальным номером. Броский грим — выбеленное лицо, красные губы и круги на щеках, блёстки, накладные ресницы и приклеенные мушки — покрывал и обнажённые тела женщин, мужчин и трансов, которые то переплетались пёстрым клубком змей, то выстраивались в танцевальные фигуры, отплясывали канкан, заигрывали со зрителями, спускаясь к ним по ступеням. Перед глазами мельтешили жемчуга, корсеты и парики, боа, чулки и портупеи. Работали дымогенераторы. Вместо декораций менялась проекция во всю стену. Когда после бурных оваций они перекочевали в другой, куда лучше освещённый зал, выпитое шампанское дало о себе знать. Деймон вовсе не шутил об аллергии: в сравнении с белизной кожи, его нос, щёки и особенно уши так и горели, причём Рейни страдала от той же проблемы, только красные пятна равномерно покрывали всё её лицо и шею. Конечно, это было уморительно! Деймон закрыл уши ладонями, изображая смущение, Рейни, хохоча, натянула на него капюшон, а потом они единодушно отправились к бару, где методично надирались весь оставшийся вечер в компании стариков и молодёжи в самых оригинальных, экстравагантных и безвкусных прикидах. Диджей за пультом играл сет. Пол блестел от нижней и верхней неоновой подсветки. Стены и колонны разрисовали в стиле авангард чем-то вроде эротической наскальной живописи, а с потолка свисали длинные водопады дождика. Люди вокруг общались, целовались, зажимались тут и там: Рейни даже попадались на глаза пары, а то и целые группы, занимающиеся сексом. Вначале это казалось сюрреалистичным, ведь настоящий секс мало чем походит на постановочный, как и люди, в нём участвующие. Но она себе быстро напомнила, что для этого народ и приходит в подобные места — где всё напоказ. Ради абсолютной свободы быть собой и делать, что хочешь, на глазах у других извращенцев. Кайфовать от себя. Здесь переставали быть теми же менеджерами, или клерками, или деловыми леди, как вне этих стен. …Или чьей-то племянницей. Они с Деймоном веселились и танцевали до упаду, как ещё одна похотливая парочка в начале отношений, пока, уставшие, не нашли в укромном уголке незанятый диванчик. Рейни развезло не на шутку: комната вокруг неё проделывала фигуры высшего пилотажа, а алкоголь в крови достиг той кондиции, когда мысли становятся материальными, а рамки допустимого расширяются. Настолько, что глазом не моргнёшь, как потеряешь себя и угодишь в пропасть. На самом деле это граничило с сумасшествием. То, что её тянет к собственному дяде… во всём были виноваты гормоны, толкающие её к потере контроля. И это нормально! Люди ведь тоже животные? То ли смесь выпитых коктейлей, то ли потребность что-то сказать жгла область грудины изнутри. Деймон развалился рядом с ней, такой же пьяный и заторможенный, её ладонь на его ладони выглядела такой маленькой и хрупкой: он мягко надавливал подушечками пальцев на её пальцы, и смотреть на это поистине можно было бесконечно. Её распирало, трясло, душило от этого огромного, невыносимого… — Avy jorrāelan. Она правда это сказала. Кажется, Деймон до конца не понял, но перевёл взгляд от их сложенных рук к самой Рейни, когда она переплела и крепко сплавила их ладони вместе. — Avy vūjigon nyke jaelan. Пришлось разжать руку, чтобы спустить маску на шею. В доказательство, что она не шутит, Рейни сама подалась к нему, но Деймон поднял и чуть отвёл подбородок, так что её губы накрыли область его сонной артерии — и, боже, уже от этого всё тело замкнуло и запустило по новой. — Kesir nyke izūgan, — она сделала паузу, позволив себе выдохнуть ему в шею и зажмурить глаза. Деймон у неё над ухом дышал так же тяжело и поверхностно. Не двигался, но и не останавливал её. Тогда Рейни уже осознанно поцеловала ямку над его ключицей, в которой свернулась прядка отросших платиновых волос. Робко поднялась ещё на шаг. Дошла до уха и позволила себе прихватить губами его мочку. Чёрт, от него пахло просто умопомрачительно. В это же время освободившаяся рука Рейни проделала свой путь от колена Деймона к его паху, где её и перехватили, хотя эта часть тела не оставляла никаких вопросов в его заинтересованности в происходящем. — Я действительно хорошая девочка. В распахнутых глазах Деймона читалась неприкаянность, почти беспомощность, несвойственные его крутому нраву. — Я знаю, ты меня понимаешь. Ты всегда был другим. Он по-прежнему удерживал её руку, и Рейни подняла её к губам, нежно пройдясь ими по самым кончикам его пальцев. Не прерывая зрительного контакта. Он сам взял её за подбородок и завороженно проделал то же самое, но одним только большим пальцем. Позволил взять его в рот на одну фалангу, затем скользнуть языком и сомкнуть губы на мягкой ложбинке между большим и указательным. Это было внезапно, когда мягкое давление на её челюсть превратилось в почти болезненную хватку. Деймон прислонился лбом к её лбу. Длинно выдохнул. И так же без объяснений отпустил, подскочив с дивана и двинувшись куда-то нетвёрдой походкой между ряженых толп, которые он распихивал по сторонам. Некоторое время спустя они вдвоём уже мёрзли на улице, подпирая стенку спиной, и парили одним на двоих «джулом». Снаружи стояла паморока, переходящая в мелкий дождь в лучах уличных фонарей. — Я женат. Рейни даже не пыталась сдержать смешок. — Я наркоман, — они значительно переглянулись, но она лишь протянула ладошку за своей электронкой. — Я твой дядя. — У всех свои недостатки. — Рейни отвернулась, повесив голову. Затянулась. Потом хрипло заговорила с очень долгими сонливыми паузами. — Не говори ничего. Я в курсе, что мы не можем позволить себе многого, и так будет всегда. Но я хочу… мне важно, чтобы моим первым был именно ты. Иметь хотя бы это воспоминание. — А дальше что? Опять станем друзьями? Или как, будем шифроваться, чтобы Визерис не узнал? — он оттолкнулся от стены и поплёлся вдоль обочины, спрятав руки в карманы. — Тебя-то он пожалеет, а мне самое малое отрежет яйца. Хлюпающая носом Рейни последовала за ним. Деймон достал мобильный и быстро кого-то вызвонил: вскоре на ближайшей платной парковке стало ясно, что этим кем-то был Кристон на пару с водителем их белого «лексуса». Дядя молча открыл ей дверь заднего сидения, глядел поверх головы куда-то вдаль. Она могла бы расплакаться, устроить прилюдную истерику, но даже без этого их положение было уязвимей некуда. Ей ничего не осталось, как запихнуть свои слёзы поглубже, снять парик и маску и послушно сесть в машину. Первые минут двадцать они ехали в гробовом молчании. Может, так бы и продолжалось до самого дома, если бы Кристон рядом с ней не соизволил побеспокоиться, тепло ли она одета под таким коротким пальтишком. — Эррик! — Рейни подтянулась вперёд за передние сидения и как могла изобразила непринуждённую весёлость. — Подними, пожалуйста, перегородку? Нам с Крисом надо перетереть кое о чём по секрету. Тот без вопросов сделал как она просила, ведь не выносил чужого трёпа. Стоило панели мягко коснуться потолка, как Рейни плюхнулась обратно на спинку, перевела на опешившего Кристона мгновенно погасший взгляд. А потом просто взяла его руку на сидении и поставила себе на колено: завела под пальто до самого бедра, где кончался кружевной край чулка и начиналась её голая кожа — исчерпывающий ответ на его вопрос. Ты можешь заполучить любого, если его обезоружишь. Кристон не был любым. Он был честный, принципиальный, порядочный парень. Лучше, чем большинство её знакомых. Тем интересней было сломать его оборону. Вначале Рейни не чувствовала ничего, кроме зияющей пустоты внутри. Кристон мог оттолкнуть её, если бы она полезла целоваться, но ей было нужно вовсе не это — не его включённость в процесс, и уж тем более не его согласие. Она контролировала ситуацию. И самым простым порядком действий, оформившимся у неё в голове, было расстегнуть ему ремень и ширинку, достать член, сделать пару-тройку фрикций, а потом наклониться и взять в рот — всё это за считанные минуты. Ей было наплевать, что переживает Кристон помимо эрекции, — она даже на него не смотрела, сосредоточившись на собственных ощущениях. В какой-то момент больше не имело значения, кому она отсасывает и где: она втянулась, прочувствовала что-то запредельно новое и взрывающее мозг — форму, запах и вкус мужчины, твёрдость и мягкость, удушение и то, как сжимается горло, когда берёшь головку слишком глубоко, как захлёбываешься слюной, как в носу и уголках глаз проступает влага. Так онемение уступило целому спектру чувств и их оттенков, перед глазами замелькали вспышками воспоминания: кабаре, занимающиеся сексом люди, они с Деймоном, близость, касания, поцелуи, его лицо, его губы на её «джуле», его слова — он хотел, но не мог, не мог позволить разрушить последний мостик между ними. Может, дело было в алкоголе или отдающей в кресло вибрации, а, может, во всей этой безумной ночи, но оргазм ошарашил Рейни без единого прикосновения к промежности — непрошенно и без предупреждения, как обухом по голове. Мало того, она чуть не подавилась, когда Кристон кончил следом за ней, на самом деле очень быстро: что и говорить, ко вкусу спермы во рту невозможно подготовиться, даже если ты усвоила матчасть от знающих подружек на зубок. Так как Рейни сглотнула слишком рано, на помощь пришли влажные салфетки. Надо признаться, ей пришлось усиленно дышать носом, мобилизовав всю свою выдержку, чтобы не сблевать прямо в салоне от привкуса остаточной горечи во рту и на губах. К счастью, впереди у Эррика нашлась бутылка минералки. Так сломалась ещё одна печать. Комментариев к случившемуся ни у неё, ни у Кристона до конца дороги так и не нашлось. Из очевидных вещей — он был в шоке и безотрывно пялился в своё окно, иногда проводя ладонью по лицу или волосам. Рейни и сама не могла дождаться, когда сдерёт с себя прилипший кусок винила, под которым она была мокрая и скользкая, как грёбаная устрица. Собственно, это она и сделала перво-наперво, как только поднялась к себе. А там набрала горячую ванну с солью, залезла в воду вместе с блокнотом Читтеринг и открыла его на заложенной странице. Расшифровка записи от 14 декабря 2007 года: «Вы же знаете, что Габсбурги — побочная ветвь Таргариенов? Или наоборот, неважно. Я иногда читаю все эти исторические хроники. Так вот, Филипп IV, король Испании, женился на родной племяннице Марианне младше него почти на тридцать лет, её родители, кстати, тоже приходились друг другу кузенами. Марианна так и звала его до конца жизни дядюшкой. После этого Филипп отдал свою дочку брату первой жены, ну вы поняли, снова дядя и племянница. Вопрос. Когда инцест начал считаться чем-то грязным и противоестественным?» «Что ж, полагаю, это установка, присущая позднему христианскому миру. Испанская ветвь Габсбургов прервалась на сыне Филиппа и Марианны Карле, насколько мне известно, как раз по причине генетических мутаций». «И здесь мы делаем два вывода. Первый: мои беды с башкой могут быть наследственной «генетической мутацией». И второй: поздние христианские морально-этические установки — херня собачья, которая до семнадцатого века, а то и дольше, спокойно благословлялась церковью и поощрялась в высшем свете. Думаете, сейчас что-то изменилось? Я не собираюсь играть по вашим выдуманным правилам, которые вы сами себе объяснить не можете».