Посмотри на меня, Винсент…

      Зачарованный тёплым взглядом, что так манил к себе, безмолвный шагнул из-за холста. Не успев даже толком сделать неуверенный шаг, как споткнулся о ножку разделяющего их мольберта, роняя свою работу и уже готовый болезненно упасть на пол. Вастаи среагировал ещё до того, как неловкий парень ошибся, подскочив и давая упасть хрупкому телу себе на грудь, сам же ловко поймав угол картины до её падения. Тело всё взревело от обуявшего жара, стоило художнику оказаться в его руках. Он же сам был болезненно холодный, даже через чёрную водолазку и перепачканные много раз обесцвеченные джинсы. И мольберт, и нерасторопный студент, в итоге оказались целы, и натурщик аккуратно поставил холст в устойчивое положение, приобняв шатающегося парня второй рукой. — Тихо ты, всё в порядке… Ты замёрз? — черноволосый словно пульсировал крупной дрожью, а застывшие глаза были полны слёз, что не могли пролиться. Присмотревшись в переполненное невыразимой болью лицо, ушастый попытался стереть заполнившие глаза слезы, неожиданно испачкав белое лицо тёмным пятном краски с холста, который он поймал не глядя. — Чёрт, я чуть не испортил картину, прости, — спортсмен повернул голову и застыл вместе с дрожащим в его руках, забыв даже закрыть рот от удивления.       На Сетта смотрел он сам, каким-то невозможно пристальным и вызывающим взглядом сверху вниз, показывая полураскрытой из разжатого кулака рукой власть над тем, на кого он снизошёл, расслабленно сидя на своём троне. Всё окружение сливалось в тёмных оттенках и резких гранях, оставляя только сияющие глаза и полыхающее живое пламя волос с солнечными бликами откуда-то сверху. Его тело, без преувеличений, выглядело идеально, совмещая резкие черты мускулов и мягкие полутона загорелой кожи. Даже шрамы не выглядели чем-то инородным или некрасивым, подчёркивая дикую силу, что давила с картины даже на того, кто был на ней изображён.       Натурщик медленно перевёл взгляд на обмякшего парня в его руках: тонкие пальцы в краске, закрытая одежда, припухшие от множества укусов губы и бесконечный взгляд, смотрящий отчаянно, виновато и неприкаянно. Ещё до того, как творец смог вздохнуть и даже попытаться ответить, его пульсирующие и влажные от постоянных покусываний губы накрыли чужие — жаркие, сухие, замершие на мгновение от лёгкого прикосновения, и сминающие в поцелуе, стоило художнику чуть дёрнуть нижней губой в попытке выдохнуть. Золотые глаза, полуприкрытые от переизбытка ощущений, всё ещё наблюдали за лицом, что было столь близко — как длинные ресницы бесконечно тёмных очей наконец сомкнулись, пуская слезу по щеке, мерцающую в переливах ламп. Поцелуй казался бесконечным, медленно перетекая из мягкого, невинного соприкосновения, во что-то большее, захватывающее с головой и не дающее даже осознать происходящее. Губы Афелия продолжали мелко дрожать, но тело совсем растаяло, падая в объятья и обмякая на пол вместе с держащим его натурщиком. Прервав поцелуй на новый вдох, они продолжили его, полный неведанной страсти, стоя на коленях, обхватывая лица руками и цепляясь пальцами за волосы; боясь отпустить друг-друга даже на мгновение. Поцелуи стали развязнее: влажными, со сплетающимися языками — полукровка не мог больше сдерживать разливающийся внутри жар от будоражущего взгляда художника, а парень в его руках только подавался в ответ, отвечая с ещё большим напором, отчаянно пытаясь заполучить ещё и ещё. Пальцы гуляли в волосах, уже забыв о том, что они так перепачкают друг-друга в краске. От столь страстного танца губ и языков красноволосый невольно порыкивал в поцелуй, вжимая в себя до преступного податливое тело, пока внезапный громкий стон не вырвался из горла, заставив художника замереть от неожиданности.       Тот резко оттолкнул модель, попятившись на четвереньках назад и с ужасом посмотрев на свои перепачканные руки и на следы краски на чужом теле. А после опустил взгляд на себя, смотря на клокочущую грудь, и страх сменился отчаянием. Черноволосый подскочил, поднимаясь на непослушных ногах и выбегая из кабинета, со всей силы хлопнув дверью за собой. Сетт хотел уже встать и догнать беглеца, как подняться просто не получилось — его ноги больше не подчинялись ему, став совсем ватными вместе с резко ослабевшим, после такого напора, телом. — Как мальчишка, ей богу. Куда он… Кто он… Что я наделал…