Саин-хан

Казалось, что Русь - это всего лишь выдумка мудрецов, которых в детстве часто слушал Гуюк. Ведь сколько бы дней армия не была в пути, очертания городов даже не виднелись на горизонте. Но Субэдэй уверенно вёл их на север. Перечить ему никто не решался, да и ни к чему это было. За эти одиннадцать суток Бату несколько раз предпринимал попытки наладить отношения с братом, но Гуюк раз за разом отзывался на них лишь равнодушным молчанием. Единственным собеседником стал для него Цогт. Да и тот был не способен скоротать время своего повелителя. На двенадцатый день вдалеке показался силуэт вражеского города. Если верить карте, находящейся в шатре Бату, то они добрались до Рязани. Когда армия остановилась для ночлега, Батый собрал всех ханов и полководцев в одном месте, чтобы обсудить дальнейшие действия. - Мы должны показать урусам, на что способна наша орда! Город сожгём, а жителей либо убьём, либо возьмём в плен. Всё просто. - Мунке был явно доволен собственным планом. Джэбэ-нойон сообщил: - Мой повелитель,наша армия готова к осаде. Урусы не ожидают, что на них нападут. Это наше преимущество. Но похоже Бату такой вариант не устраивал. Он осторожно возразил: - К чему лишние жертвы? Дадим им шанс сдаться без боя, просто заставим урусов платить дань. Мунке был разочарован ответом брата. Споры длились больше часа. По итогу Мунке поддержал Джэбэ, а Субэдэй был на стороне Бату. Последнее слово было за Гуюком. Как унизительно не было это признавать, но Бату мыслил правильнее. Во время войны каждый воин на счету, но внутренние убеждения и личная неприязнь просто не позволяла хану поддержать старшего. Гуюк выпрямил спину и расправил плечи. - Я считаю, что Мунке прав. Нельзя позволять врагу усомниться в нашем превосходстве. Искра надежды в глазах Бату безнадёжно угасла, оставляя за собой лишь темноту разочарования. Но Гуюк специально старался не смотреть в сторону хана. Однако несмотря на продолжительный спор единого решения проблемы всё ещё не было. Видимо Мунке собирался сказать что-то ещё, но Бату резко поднял руку, прося о тишине. Просьба или приказ была послушно выполнена всеми присутствующими. Спустя несколько секунд, Бату произнёс: - Мы дадим им день. Если урусы будут готовы беспрекословно выполнять наши требования, то город останется невредим. Но если что-то пойдёт не так, мы всегда может захватить его. Мунке-хан, будут какие-то возражения? Даже если бы они были, сейчас Мунке точно не осмелился бы их озвучить. Эта интонация в голосе Бату чётко давала понять как всё будет. Как всё обязано быть. Этот особенный тон, который был подвластен только ему. Гуюку трудно было понять как могло быть в Бату то, что он просто не мог ненавидеть. Но размышлять не было времени. - Гуюк? Хан повернулся в сторону звука и бросил самый простой ответ. - Нет. Похоже Бату этого было достаточно, либо он просто порадовался, что этот долгий разговор наконец-то подошёл к концу. - В таком случае решено. Все свободны. Если бы не утомительная беседа, то Гуюк обязательно возмутился бы подобной дерзости, однако прошлый раз всё ещё отражался в его жизни, поэтому просто молча покинуть шатёр было лучшим вариантом.

***

Долгая дорога утомляет, но не так, как ожидание чего-либо. На следующий день армия была близь ворот города. Как Бату и предполагал, почти сразу же от самих урусов прибыл гонец с просьбой от местного князя позволить отправить на ковёр к Великому хану послов. Все трое ханов против не были. Однако Мунке в последний момент заявил, что отправится в восточную часть войска. Поэтому переговоры ложились на плечи Бату и Гуюка. К этим дням снег уже успел покрыть всё вокруг, из-за чего снаружи ощутимо похолодало. Шатёр Гуюка имел внушительные размеры, как и полагается ханскому жилищу, однако в подобное время это создавало массу неудобств. Хан старался лечь поближе к костру, но всё равно было холодно. Гуюк то и дело крутился на мягкой перине, пытаясь посильнее укрыться шкурами, которые, как ему казались, не имели никакого смысла. Цогт медленно ходил вокруг костра, то и дело побрасывая туда толстые ветки деревьев, которые в этой местности были в изобилии. - Цогт, от этого костра нет никакого толку, принеси мне что-нибудь, чтобы стало теплее. Слуга замялся, а затем тихо возразил: - Великий хан, боюсь придётся дождаться утра. Мне очень жаль. Ещё какое-то время пытаясь согреться, Гуюк оставил эти попытки и, встав с уже почти нагревшегося места, надел накидку из шкуры. Цогт некоторое время молчал, но, увидев как его хан направляется в сторону выхода, побежал за ним. - Великий хан, куда вы? - Пройдусь. - Но... - Цогт, ничего мне не говори про позднее время и про то, что это опасно. Я знаю. Жди меня здесь или иди к себе. - Гуюк сказал это бесцветным тоном, что напрягло слугу ещё сильнее. - Я лучше дождусь вас здесь. - спросить что с ханом, Цогт не решился. Гуюк остановился на мгновение, после чего тяжело вздохнул. - Иди лучше к себе. Завтра будет тяжёлый день для нас. Баскак вдруг замялся, но всё-таки нерешительно промолвил: - Раз вы приказывайте... - Я не приказываю тебе, Цогт, я тебя об этом прошу. Этих слов стало достаточно для того, чтобы слуга молча, медленными шагами направился прочь из шатра. Снаружи холод чувствовался иначе. Он не был чем-то неприятным, даже наоборот. Несмотря на поздний час орда по-прежнему подавала признаки жизни в виде ходящих туда-сюда воинов, слуг и мелькавших кое-где девушек в ярких одеяниях. Ночная прохлада позволяла хотя бы на миг забыть о всех мыслях, что гложат хана с момента их отъезда из родных степей. Впрочем мысли были достаточно похожи, и были они посвящены одному человеку. Бату. Как оказалось поддерживать ненависть к человеку, которого практически не видишь и ничего о нём не слышишь, сложнее чем кажется. Раньше Туракина постоянно напоминала Гуюку чего он стоит по-сравнению со старшим сыном Джучи. А сейчас стоило надеяться только лишь на то, что Бату окажется точно таким же, как описывала его мать. Но в том то и дело, что он таким не был. По крайней мере Гуюку так казалось. Но нельзя терять бдительность, это уж он точно понимал. Бесцельно блуждающий взгляд вдруг зацепился за верхушку самого роскошного шатра во всём лагере. Неожиданно промелькнула мысль, до жути странная, отвратительная, но при этом любопытная. Чем сейчас занят Бату? Спит ли он или проводит время с одной из своих многочисленных наложниц? Эти глупые вопросы в конце концов заставили хана оказаться совсем рядом с местом, где сейчас находилась причина его ночных прогулок. Гуюк лишился разума, иначе объяснить почему он сейчас стоит внутри жилища Бату невозможно. На удивление хана, Бату был один. Совершенно один: ни слуг, ни наложниц в его шатре не было. Но даже сейчас, в абсолютной тишине, старший сын Джучи не заметил появления брата. Бату занимался тем, что, сидя за столом, перемещал какие-то маленькие предметы, попутно поворачиваясь к карте, находящейся за его спиной. В один из таких поворотов хан всё же заметил тихо стоящую фигуру у входа в шатёр. По-началу монгол видимо принял Гуюка за плод сонной фантазии, но одно слово резко заставило Бату выпрямиться и начать часто моргать. - Здравствуй, Батый. - осторожно, но достаточно чётко проговорил Гуюк. Бату молчал, затем принялся тереть глаза, пытаясь прогнать глупую выдумку. Но чем дольше хан смотрел на младшего, тем он казался ему реальнее. - Здравствуй, Гуюк. Молчание затянулось. - А... Ты... - ради того, чтобы увидеть растерянное лицо Бату, Гуюк был готов приходить к нему хоть каждую ночь. Эта деталь в виде небольшой запинки в словах разрушила образ ко всему готового повелителя. Из посланника Тэнгри на земле Бату превратился в обычного человека, способного допустить ошибку. Значит Гуюк мог его превзойти, это было возможно. Но радость от реальности победы быстро пропала, как только к Бату вновь вернулось то спокойствие, которое одновременно и мешало его ненавидеть и заставляло это делать. Хотя сейчас Гуюк точно не мог сказать как он к нему относится. - Что-то случилось? - видимо хан ожидал худшего. Но Гуюк медлил с ответом. Вместо слов он предпочёл пройтись взглядом по хозяину стана. Видеть такого хана монголу ещё не доводилось. Длинные, прямые волосы были собраны в неаккуратный узел, который так и норовил распасться. Чёрные просторные штаны и тёмная рубаха, которая явно была ему слегка велика, создавали странное впечатление. Обычно Бату был одет в дорогие шелка, а в волосах виднелись золотые украшения. Но кое-что всё-таки сохранилось от того величественного образа, к которому привык Гуюк. Левое запястье хана скрывал золотой браслет. Раньше Гуюк не обращал на него внимания, но сейчас он явно был как будто не к месту и не заметить его было непосильной задачей. Больше никаких украшений на Бату не было. - Ты что-то хотел спросить? - хан всё ещё пытался узнать причину столь позднего визита. - Тепло у тебя тут. - Гуюк сказал что первое пришло в голову. И действительно, пока монгол здесь стоял он даже успел вспотеть, из-за чего от накидки пришлось избавиться. Теперь хан был в одном лишь тёмно-красном бешмете. - Ну да, а у тебя разве холодно? Бату точно считает что его брат за недели в пути лишился ума, либо же сейчас он был пьян, Гуюк был в этом уверен, но вслух лишь озвучил: - Да, холодно. "О Тэнгри, позволь мне отойти на небеса" - пронеслось в мыслях хана. - Мне нужно что-то сделать с этим? Если так, то я сейчас прикажу... - Что ты делал? - перебил его Гуюк. Сначала Бату не понял вопроса, но когда он опустил взгляд на стол за которым сидел, он понял, что заинтересовало брата. - Ты про это? - хан указал пальцем на вещи. Гуюк кивнул в знак согласия. - Подойди сюда и сам всё увидишь. Хан медленными шагами направился вглубь шатра, присаживаясь на место куда указывал брат. На столе лежали мелкие камешки, горсть бобов и орехи. Ближе к краю стояла пустая чара. На первый взгляд казалось, что это простой беспорядок, но если долго всматриваться, то можно заметить странную схожесть с картой. - Что это? - с искренним любопытством спросил Гуюк. - Это план. - коротко бросил Бату. - Какой ещё план? - Завтрашней осады города. Гуюк недоверчиво посмотрел на Бату. В этот момент их взгляды встретились. Бату первым опустил глаза. Откуда-то в его руке оказались несколько золотых монет, которые он начал раскладывать перед пустой чашей. - Смотри. Это, - он указал на камешки, - войско урусов. А бобы это наше войско. - он ткнул пальцем в длинную линию из зелёных плодов. - Монеты - это камнемёты. А чаша - это Рязань. Понял? Гуюк ничего не понял, но вслух лишь спросил: - А орехи что обозначают? - А орехи - это просто орехи. - после этих слов Бату взял один и протянул Гуюку. Тот осторожно принял угощение, но есть его не стал. Всё таки предостережение матери давали о себе знать. - Зачем тратить время на послов, если ты в любом случае разрушишь их город? - ради чего Бату столько спорил сегодня с Мунке, пытаясь убедить его дать шанс врагам откупиться? Зачем нужно было изображать милостивого правителя, если все ждут от него кровожадных разграблений и жестоких свершений? Гуюк внимательно всматривался в ту загадочную черноту с которой он встретился, смотря в глаза Бату. Сейчас он был совсем близко, их разделял лишь неширокий стол. В глазах хана Гуюк видел едва различимую насмешку, которая невероятно его злила. - Затем, чтобы посмотреть как они лишаются той ложной надежды, ради которой пожертвовали своим достоинством. - Бату сказал это чётко и уверенно, на его лице появилось подобие улыбки. Что-то Гуюку это напомнило. В битве при Калке Субэдэй предложил урусам сдаться в обмен на жизнь, но как только русичи сложили оружие монгольская армия атаковала их. Хан знал, что Бату являлся учеником великого полководца Чингисхана, но так повторять его тактику... Пронёсся вопрос, кто на самом деле управляет ордой? - Ты когда-нибудь видел урусов? - вопрос был не к месту, из-за этого Бату даже слегка изменился в лице, но ответил. - Да, несколько раз, когда жил в Китае. - И какие они? - Такие же как мы. Только кожа светлее и глаза шире. К чему вопросы? Завтра сам увидишь. Конечно Гуюк увидит их. Главное, чтобы они не стали последними, кого он увидит перед смертью. Монгол понимал, что сейчас Бату точно не расскажет ему тот план, который точно у него есть. Поэтому и разговор продолжать было бессмысленно. Гуюк медленно поднялся, надел свою накидку и, попрощавшись с братом, отправился в свой шатёр. Там по-прежнему было холодно, но из-за ужасной усталости Гуюк был готов не обращать на это внимания. Уже готовый провалиться в сон, хан увидел слугу, в руках которого было несколько шкур. Он молча протянул их Гуюку, после чего осторожно спросил: - Если Великий хан пожелает что-то ещё, то ему нужно только лишь сказать об этом и любое его желание тут же будет исполнено. Великий хан желает что-то ещё? Подобного подарка Гуюк не ожидал, но всё равно был ему рад, как никогда прежде. - Нет. Можешь идти. Слуга согнулся в низком поклоне, после чего без промедлений покинул юрту. Оставшись один, Гуюк долго не мог уснуть. Он размышлял о предстоящей встрече с вражескими послами, думал о наказе матери. На секунду его обуял страх от того, что кто-то мог найти пузырёк со смертельной жидкостью, но позже хан успокоился. Наконец-то его окружило тепло, о котором он мечтал несколько часов. Глаза стали закрываться, а мысли меркнуть. Мерное потрескивание костра успокаивало. Спустя несколько минут хан провалился в сон.