***
— И что она сказала? — уныло интересуется Антон, когда его друг возвращается и они вместе едят приготовленные им хлопья с молоком. Вкусно и просто. Он вообще не понимает, почему они должны обсуждать эти родственные души? Разве это не просто ерунда и сладкие рассказы для девчонок и совсем еще детей? Он себя ни к одной из этих групп никогда не причислял. — Она сказала, что иногда даже родственные души ссорятся, но от этого не перестают быть менее важными друг для друга, — важно повторяет сказанные матерью слова Арсений, зачерпывая очередную порцию лакомства. — И все? — Арсений на мгновенье сдувается, но тут же возвращает себе форму. — Еще она сказала, что необязательно жениться на родственной душе и можно выбирать самому, — без радости сообщает мальчик. — Вот видишь! — радостно заявляет Антон. — Это ерунда, я все равно женюсь на родственной душе! — дуется Арсений, пережёвывая пищу и внутренне посмеиваясь над довольной моськой друга. Иногда он такой зазнайка.***
— Ну как? — спрашивает Антон, развалившись на парте и глубоко зевая, когда Арсений возвращается из своего похода в соседний класс. — Снова не она, — жалуется мальчик, вычеркивая из списка очередную девочку. — Что ты вообще будешь делать, когда найдешь её? — интересуется мальчик, радуясь тому, что его соседка по парте не пришла и учительница разрешила Арсению сесть рядом с ним. Он все еще был недоволен тем, что просто не мог сидеть рядом с лучшим другом всегда. Антон слышал, что такое можно будет делать классе в шестом, им осталось всего четыре года, а пока придется страдать. — Как это что? Что вообще делают влюбленные? — теряется мальчик, он никогда не думал так далеко. — Ходят за ручки и постоянно целуются, — подсказывает Антон, при этом демонстрируя рвотные позывы. Его друг морщится недовольный. — А еще они все время проводят вместе и им некогда играть с друзьями в новую игру про Человека-Паука, — так же решает обязательным добавить Антон, продолжая зевать. И кто только придумал, что в школу нужно ходить так рано? — Эй, игра про Человека-Паука должна быть вне отношений, — складывает руки на груди Арсений, дуясь. — Это ты хочешь себе родственную душу, не я, — замечает Антон, думая, что обида Арсения не обоснована. — Это не значит, что мы перестанем дружить, мы всегда будем друзьями! — клятвенно замечает Арсений. — Обещаешь? — Обещаю!***
Это похоже на один из тех браслетов, что усеивают руки Антона, только он нарисован на его коже фиолетовыми чернилами и внутри составляет много-много маленьких лепестков. И это настолько неожиданно, что Арсений вмиг забывает все те речи, что готовил всю свою жизнь, переделывая каждые несколько лет, корректируя под нынешний возраст и мысли. Теперь же, глядя на парня напротив, он сосредотачивает всё свое внимание лишь на том, чтобы проанализировать этого человека от макушки до самых пят. Он красивый. Это первое, что приходит в голову, и, возможно, это даже не мнение, а внутренняя установка, его родственная душа просто не может быть некрасивой. Он немного ниже Арсения, его волосы светлые, слегка отдающие в рыжий, а глаза светятся карим светом. На лице красуется немного диковатая улыбка, но Арсений готов поспорить, что у него не лучше прямо сейчас. — Привет, — выдавливает он из себя, и это все, на что он способен прямо сейчас. Да уж, он был слишком самоуверенным, когда придумывал все эти речи. Краем сознания он слышит хмыканье справа от себя, точно зная чей это смех, и пока ожидает ответа от любви всей своей жизни, слегка поворачивается, чтобы увидеть, как его лучший друг глазеет на всё это с широко распахнутыми глазами. И Арс согласен, зрелище то еще. — Здравствуй, — наконец находит в себе голос паренек, и Арсений замечает, что на его руке красуется ярко желтая полоска, от которой отходят небольшие полоски-лучики. Это… — Солнце, — опережает его мысли Антон, и на его губах образуется мягкая улыбка, что-то вроде гордости горит в его глазах. И даже сейчас, когда пред ним стоит человек, который будет и есть его судьба, Арсений не может внутренне не содрогнуться от красоты этого жеста. Его ёжик всегда умел убивать его всего одним движением губ. — Я Семен, рад наконец встретить тебя, — протягивает парень руку, и Арсений с благоговением пожимает её, внутренне крича криками дикой макаки, а снаружи изображая свою яркую улыбку. — Арсений, — ты даже не представляешь, как сильно. — Встретились как-то два Сени, — не может сдержать себя Антон, тут же получая тычок в легкие. — Не обращай внимание, это мой друг-дебил Антон, — многозначительно бросает на него взгляд Арсений, как бы намекая, чтобы тот вел себя прилично хоть раз в жизни. — Все же знают, что Сеня — это как раз ты. — Но я Сёма, Сеня — это обычно как раз Арсений, — искренне удивляется Семен, пока Антон прикрывает рукой рот, сдерживая смешки. — Ну а я просто Арс, — выдавливает Арсений, понимая, как много шуток ему придется выслушать позже. Он сдерживается, чтобы не придушить друга прямо сейчас, вместо этого пытаясь отдать все свое внимание человеку напротив. — Он просто придира, который еще достанет тебя с этим фактом, — брякает с боку Антон, заставляя Арсения все же повернуться полностью, чтобы бросить на парня самый грозный свой взгляд. — Ёжик, втяни иголки и перестань портить мой имидж перед моей родственной душой, — просит Арсений, на что Антон лишь закатывает глаза, и почему-то это кажется немного неестественным, словно пластиковым, но Арсений отгоняет от себя эти мысли, думая, что ему просто показалось. — Я сейчас или ты позже, какая разница, — пожимает плечами Антон. — Да я тебя! — начинает погоню за длинноногим идиотом Арсений, чтобы воздать ему по заслугам, под веселый смех Семена. Что же может быть лучше?***
Что может быть хуже? Антон со вздохом садится на кровать, пока по его лицу текут слезы, он же даже не замечает этого. Сегодняшний день не должен был быть таким! Они должны были сходить в больницу, чтобы там полностью успокоили Арсения, а потом скучно сидеть на школьных уроках, занимаясь своими делами. Он ерундой, Арсений учебой. Но нет! Вместо этого они должны были встретить ебучего Семена! Антон вскакивает с места, оглядываясь вокруг с яростью в глазах. Настольная лампа падает на пол, с грохотом разбивая лампочку, которая была внутри её. Чертов металлический каркас стойко стоит на месте. Дальше на пол летят тетрадки и учебники, плакаты срываются со стен, обрывки падают на грязную поверхность пола, пока ярость внутри парня не превращается в обиду и жалость к самому себе, и он падает на кровать, утыкаясь лицом в подушку. Он никогда не был эмоциональным и лишь очень яркие события могли заставить его изменить обычно хмуро-спокойное выражение лица. Именно поэтому он умел притворяться, когда было нужно, именно поэтому он смеялся, когда знакомился с этим Семеном, именно поэтому он позже поздравил Арсения и отпустил его в кафе с этим парнем, и именно поэтому он рыдает в подушку как чертов малолетка прямо сейчас. Но когда сердце разрывается на кусочки, а радостное будущее превращается в тьму, он не знает, как действовать по-другому. Что ему сделать? Почему Арсению никогда не было достаточно его одного? И это такой идиотский вопрос, что он ещё сильнее зажмуривает глаза, всей душой желая просто исчезнуть. — Дорогой, с тобой все в порядке? — Антон распахивает слипшиеся от слез ресницы, видя, как его родители, как никогда молчаливые, стоят в дверях комнаты, с волнением смотря на него. — Вам было плевать всю мою жизнь, так какого черта ты спрашиваешь именно сейчас?! — рычит в ответ Антон, он выглядит жалко прямо сейчас, но будет бороться за себя до последнего вздоха, даже если его лицо грязное от слез, а комната похожа на место сражения. Дверь прикрывается, и Антон слышит громкий шёпот. — Видишь, он в порядке! — грубый голос отца громко шипит на мать. После этого раздается громкий удар, похожий на пощёчину. И хор голосов, в которых уже невозможно разобрать слова, наполняет квартиру. Антон вновь утыкается в подушку, роясь в собственных мыслях, пока громкий хлопок двери не устанавливает бесконечную тишину. — Милый, — Антон вздрагивает, но не двигается, когда рядом с ним прогибается кровать, а рука касается его волос, аккуратно поглаживая. Антон находит в этом странное успокоение, которое никогда не получал еще совсем маленький мальчик, но которого так сильно заслуживал. — Ты весь дрожишь, мальчик мой. Антон поворачивается, слегка приподнимаясь на локтях, и смотрит прямо в зеленые глаза матери, которые он так часто сравнивал со своими: и там, и там находя безразличие. — Я никогда не был твоим мальчиком, мама, — женщина вздрагивает, но больше ничем не показывает свою реакцию на эти слова. — Я знаю, милый, мы с папой никогда не были хорошими родителями. — Вы никогда не были родителями в принципе, — прерывает Антон, он видит боль, которую причиняет, но не может себя остановить, никогда бы не смог. — Почему ты пришла сейчас? Где ты была все эти годы? Где ты была, когда меня обижали парни постарше и я боялся ходить в школу?! Где ты была, когда я плакал от ночных кошмаров, просыпаясь в панике каждую ночь? Где ты была всю мою чертову жизнь?! Скажи мне! — они уже стоят, и Антон размахивает руками, громко крича. Он видит, как мать плачет, желая что-то сказать, но разве кто-то смог бы дать ему ответ. Точно не она. — Мне жаль, мне так сильно жаль, — шепчет она сдавленным голосом так тихо, что Антону приходится прислушиваться. Он никогда не слышал её такой тихой. — А мне нет! — шепчет он в ответ, давясь собственными вдохами. Они смотрят друг на друга в тишине, пока его дыхание пытается хоть немного нормализоваться. — У тебя есть хоть что-то, что ты можешь мне сказать из того, что я не знаю? Она замирает, а потом выдает фразу, которую Антон хотел услышать с десяти лет. — Мы с отцом решили развестись, — и это прямо сейчас вызывает у него истеричный смех. — Да пошли вы к черту! Почему вы не сделали это еще тогда! Какого вы вообще решили сойтись? В какой долбанной вселенной это хоть на миг была хорошая идея?! — его голосовые связки уже устали от криков, и на последних словах он просто хрипит, захлопывая дверь перед носом своей матери, медленно сползая по ней к полу, утыкаясь лицом в колени. Он не помнит, сколько просидел в таком положении, не помнит, когда нашел в себе силы переползти на кровать и уткнуться лицом в мягкого ежика из плюша, когда-то подаренного ему Арсением, еще в далеком-далеком детстве. Он ничего уже не помнит. В какой-то момент она снова возвращается, аккуратно садясь на пол у его ног. — Знаешь, я ведь никогда не любила твоего отца, мы были в хороших отношениях, но никогда не признавались друг другу в любви. — Тогда зачем? — тихо, беспомощно. — Родственные души. Наши родители были так счастливы, что мы нашли друг друга, что смогли убедить нас, что любовь придет со временем, что судьба знает лучше, что мы лишь глупые подростки, которые ничего не знают об этой жизни, — её голос спокойный, а история такая старая, будто и не случилась так недавно. — Мы и поверили, пытались любить, тебя вон заделали, придурки малолетние. — И что мешало вам просто разойтись? — Антон чувствует запах алкоголя, исходящий от матери, видит очертания бутылки в её руке, но не может точно разобрать в темной комнате. — Не знаю, не хотели, чтобы родители в нас разочаровались, боялись взглядов друзей и знакомых, да и просто не понимали, что так было можно. — А вы не боялись испортить жизнь своему ребенку? Не думали, что даже история вашей жизни, какой бы печальной она не была, не исправит боль в моей жизни! Никогда не думали, что ваше детство было другим? — Антон. — Уходи, просто уходи, мама, — Антон закрывает глаза, желая забыться в темноте сна, как никогда моля, чтобы ему ничего не приснилось сегодня ночью. Может этот Семен не такой уж и прелестный.***
— Он такой хороший, — первое, что говорит Арсений, когда Антон падает за парту рядом, а его голова разваливается от головной боли. — Прям настолько? — приподнимает бровь Антон. — Что с тобой? — спрашивает Арсений, вчитываясь в его глаза и огромные мешки под глазами. — Ничего, — отмахивается Антон, зная, что его глаза до сих пор красные от слез, а вид хуже, чем когда-либо до этого. — Лучше расскажи мне про Семена. Арсений отвлекается, но бросает на него предостерегающий взгляд, явно обещающий, что они еще поговорят об этом. Ну ничего, пока Арсений делится лучшим моментом своей жизни, он сможет придумать, как пережить горечь своего существования так, чтобы никто не понял. В конце концов, это не должно быть так сложно, верно?