***
Восстановление Чимина заняло неделю, за которую лекари интенсивно выхаживали его. Необходимо было привести в норму организм короля, где костно-мышечная система отдыхала от перегрузки, испытанной во время родов. Чимин соблюдал правильное питание, ел каши на воде, пил молоко без сладких добавок, выборочно ел овощи и фрукты. Король был недоволен, когда ему принесли отварное мясо без острых специй, но Сокджин вмешался, сказал немедленно прекратить истерику и есть то, что ему дают, потому что здоровье Джихёна сейчас полностью зависело от питания Чимина, так как тот кормил грудью. Кстати говоря, Чимин стал часто отказываться кормить альфочку грудью, считая, что для этого он нашел прекрасных кормильцев, у которых молока хоть залейся, и питаются они самым должным образом. И когда король смог нормально ходить, чувствовать силы и бодрость, в Аргосе устроили большой праздник в честь рождения принца в великой Полиандрии. Повсюду открыли бесплатные кухни с самыми лучшими угощениями, пусть и зима была суровой, но днем все могли выйти из своих домов, порадоваться за королевскую семью и выпить по чарке за здравие Пак Джихёна. Ему дали такую фамилию, так как в Полиандрии таковы законы, что все дети записываются на фамилию омеги, а альфа может либо оставить себе свою фамилию, либо взять фамилию мужа. Чонгук был недоволен таким раскладом, но ни один здешний закон не был на его стороне в этом вопросе. На торговой площади люди, укутанные в шубы из шкур животных, весело танцевали под музыку, смотрели представления шутов, пили горячий чай из самоваров и ели традиционные пышные лепешки с красным изюмом. В то же время в тавернах пили медовуху, поднимали кубки за здравие королевской семьи и отпускали пожелания, чтобы король Пак Чимин не затягивал с рождением наследника-омеги. Во дворце тоже был устроен праздник, но не с большим размахом. Пришло лишь полсотни гостей, самых приближенных к короне. В тронном зале Чимин отблагодарил всех, кто был причастен к рождению его ребенка. Тео было присвоено звание лекаря высшей категории с полагающимся ему жалованием. Хосе получил звание чуть ниже, чем Тео, но тоже вполне высокое, а Мигель был награжден орденом за спасение жизни короля, вдвое увеличенное жалование и почетную грамоту, где говорилось, что его никогда нельзя будет придать суду и казнить, даже если этого пожелает сам король, будь то Чимин или следующий после него правитель. Хосок тоже был повышен в офицерском звании, так как Чимин хорошо осведомлен о том, как рьяно Хосок защищал дворец во время родов, усилив охрану, и даже помог Чонгуку совладать с собственным зверем внутри. И когда все награждения были завершены, Чимин с остальными омегами из знати расположился в гостиной, чтобы пить с ними чай и принимать подарки. Чимин с детства крутится в обществе тех, с кем никогда бы не захотел общаться, однако ему приходится это делать, чтобы удержать в своих руках огромную власть, что ему вверили его предки. Сидя на диване и попивая сладкий чай из чашки, Чимин с улыбкой слушает разговоры омег из высшего общества, внутренне завидуя им, ведь те выглядят очень красиво, свежо и едят, что хотят. Пусть все они тоже рожали и проходили через всё то, что сейчас творится в жизни Чимина, но лишь наличие титула короля не позволяет ему чувствовать себя ничтожеством, которое прячет за дорогой одеждой в виде корсета свои растяжки и складки. Чимин открывает очередной подарок и наигранно охает: — Брошь из жемчуга. Очень изящно, благодарю, милорд. — Я старался выбрать подарок, достойный нашего короля. Брошь делали на заказ специально для вас, ваше величество, — воркует омега с огромным розовым бантом на шее. Его сыну-омеге уже семь лет, скоро можно будет отдавать в академию учиться. Чаепитие продолжалось. Чимину надарили кучу дорогих игрушек для ребенка, средства по уходу, наряды на возраст от месяца до двух лет. И ещё много всяких вещей от оберегов до колыбельки с балдахином. Позже другой омега, сидящий на мягкой напольной подушке подле короля, ярко улыбается и просит скорее открыть его подарок. Чимин крутит замочек пальчиками, украшенными кольцами, и открывает шкатулку, где лежит маленький золотой колокольчик. — Позвоните в него, ваше величество, — подсказывает омега. Все остальные наблюдают за происходящим. Чимин чувствует себя нелепо, но звонит, как и просили, и в комнату тут же входит невысокий омега в белом фартуке и чепчике. — Здравствуйте, ваше величество, — низко кланяется вошедший. — Кто он? — спрашивает Чимин, переведя взгляд. — Ваше величество, это няня для вашего ребенка. Знаю, что во дворце есть персонал по уходу за ребенком, но Бонмин имеет хорошие рекомендации, он первоклассный педагог и может заниматься с детьми до пятилетнего возраста. — Вы правы, у меня нет нужды ни в чем. Мой ребенок уже имеет двух нянек. Двое омег, сидя поодаль, пьют чай и негромко хохочут: — Его величеству нужно много нянь, чтобы было время подлатать свой брак. Но от ушей Чимина это не ускользает, и он приподнимает бровь, сурово глядя на высокопоставленных в стране особ: — Вы это в каком смысле? Один из говоривших пожимает плечами и смело говорит с королем: — Да вы и сами всё знаете, ваше величество. Жить со своевольным волком очень трудно, его нужно подчинить, чтоб лишний раз рот не открывал. — Прошу уважения к моему супругу, милорд, — жестко ответил Чимин, сверкнув глазами. — Бросьте, он всего лишь альфа. — Он мой альфа, — делает ударение на главном слове. Аура вокруг сгущалась, некоторым стало нехорошо, а говоривший до этого омега склонил голову, пока его сосед называл его сумасшедшим. Хенли попросил всех следить за манерами, напомнив, где и с кем они беседуют. Если хоть кто-то посмеет открыть рот, то мигом отправится на виселицу. На этом прием был окончен, Чимин поднялся с места и вышел из гостиной, оставив там встревоженных омег, которые ещё долго будут судачить о нем, ведь король не должен реагировать на высказывания каких-то людишек, пусть те и имеют высокое положение в государстве, в казну которого они регулярно отправляют деньги. Если бы не их помощь, то Чимин проиграл бы войну с Алой Ордой ещё в самом начале, однако он до сих пор получает вести от главнокомандующего об очередном победоносном сражении. Чимин входит в свои покои, выгоняет всю прислугу и остается один. Впервые он так сильно хочет напиться, чтобы до беспамятства, чтобы голова кружилась. Однако, ему и так нехорошо, когда он подходит к большом напольному зеркалу, что стоит около перегородки, за которой он обычно переодевается. Чимин смотрит на себя в зеркало, видит замазанные под слоем пудры синяки под глазами, щеки пухлые и мягкие, что претит Чимину. Он берет кинжал из тумбы и разрывает ленты на своем корсете, а после расстегивает рубашку, полностью открываясь. Мягкий живот, парочка растяжек и складки по бокам выглядят для него ужасно, задница больше, грудь, припухшая от нескончаемого молока, которого он начал лишать своего сына. Чимин смотрит на себя и плачет, вытирая красные глаза запястьями. Когда-то он был привлекательным, брал в плен тысячи альф и бет, а сейчас он ненавидит себя за такой разбитый облик. Беременность слишком дорого ему обошлась. Плач Чимина постепенно перерастает в рыдания. Омега хватается за зеркало и с грохотом опрокидывает его, разбивая об пол. В комнату врывается прислуга, но Чимин орет на них, прогоняя. — Убирайтесь отсюда! — Ваше величество… Фрейлины суетятся, прикасаются к Чимину, чтобы отвести его от осколков на полу, дабы Его величество не порезался. — Оставьте меня! — продолжал кричать король. Тут в комнату залетает взволнованный от грохота Сокджин, мигом осматривается в помещении и подбегает к Чимину. Он обнимает племянника за плечи, прижимает его лицо к своей груди, укрывая его обнаженные участки кожи ото всех. — Немедленно выйдите все, — приказывает принц. — Да, ваше высочество, — причитает прислуга и выходит из спальни, не успев даже прибраться тут. Сокджин переступает через стекло с плачущим Чимином и усаживает его на кровать. Старший продолжает крепко обнимать своего птенчика, успокаивающе поглаживать по спине и плечам, целуя в макушку. — Мальчик мой, ну зачем ты так? — Я не м-могу… я некрасивый… я ужа-сен, — Чимин не мог связно говорить, потому что всхлипы не давали ему нормально мыслить. — Ты стесняешься себя? Солнышко, это пройдет, не переживай. Ты знаешь, как твой папа выглядел, когда родил тебя? Ему пришлось ещё хуже, чем тебе, но он гордо вытерпел все тяжбы послеродового периода, восстановился и всё так же сводил с ума альф. А ты ещё красивее, ну а животик уйдет со временем, когда ты окрепнешь и сможешь приступить к тренировкам. Спортивные нагрузки помогут тебе вернуть твою стройную фигуру. Твое личико снова засияет от огня, осознав собственную привлекательность. Но ни в коем случае не убивай себя диетами, ты понял меня? — Я… я ничего не хочу, дядя, — Чимин утыкается в шею Сокджина, вдыхая природный аромат полевых цветов и только тогда успокаивается, чувствуя себя в безопасности. Папа Уильям имел схожий запах, как и его брат. Только в объятьях Сокджина Чимин возвращается в воспоминания, когда был абсолютно счастлив, пока был на руках у папы и слышал его дыхание. — Столько всего навалилось, дядя. В армии появляются перебежчики, одна страна уже вышла из моей коалиции, потому что я не сумел родить наследника-омегу. А тут ещё знать давит со всех сторон. Я боюсь, что не выдержу, что не вынесу всего этого. Я ненавижу свое отражение в зеркале. Сокджин всхлипывает, ему до глубины души жаль своего мальчика. — Котеночек, я ведь рядом, ты сможешь со всем справиться. Никто не посмеет обидеть тебя. К тому же, у тебя есть не только я, но и Чонгук, а теперь и Джихён. Подумай, как они будут жить без тебя? Им нужен сильный муж и папа. А с этими зазнавшимися омегами я сам разберусь, доверься своему дяде. — Довериться? — Чимин чуть отодвигается, чтобы взглянуть ему в глаза. Омега шмыгает носом и вытирает мокрую от слез щеку. — Что у тебя с отцом Чонгука? Сокджин не ожидал такого прямого вопроса, поэтому едва заметно вздрогнул. Он потупил взгляд и повел плечами. Он предвидел, что Чимину доложат обо всём, но не знал, что так скоро. — Ничего. Он написал мне письмо, высказал свою симпатию. Я ему ответил, чтобы он не мечтал понапрасну. Завязалась переписка, но никакой политической интриги в наших отношениях нет. Да и отношений-то никаких нет. — Он тебе нравится? Старший снова повел плечами, потому что и сам не знал точного ответа на этот вопрос. — Ну, он привлекательный. И сильный. И умный, — зазвучало мечтательно. — Не боишься, что он может использовать тебя для своих целей? — А ты не боишься, что Чонгук тебя использует? Чимин на секунду зависает, и что-то в сердце на секунду взрывается. — Один-один, — переводит он всё в шутку, хотя оставляет себе время на раздумья над этой темой. Сокджин заботливо вытирает его слезки пальцами и целует в щечку. Просит прислугу прибраться, пока они ходят покушать нежирного супа с сухариками.***
Каблуки черных ботинок Чонгука стучали на весь коридор, так как альфа надвигался на гарем как смерть с косой – во всём черном, однако от смерти его отличало то, что вместо косы у него были бриллианты на шее и в ушах, а на мизинце красовался перстень настоящего князя. Он с усилием толкнул двери в гостиную гарема, отчего его обитатели переполошились, выбежав ближе к каменистой дорожке, ведущей к лестнице на второй этаж. По ней как раз спускался Файт, который болтал о чем-то с Кевином. Вероятно, они собирались на занятия, так как несли в руках тетради. Наложники поприветствовали супруга короля и поклонились, а потом спросили, чем обязаны его визиту. Вскоре в гарем вбежал Рик, увидевший сцену, где Чонгук, дождавшись, когда Файт спустится вниз ко всем, схватил того за горло и припер к ближайшему деревянному столбу, по которому струился полупрозрачный тюль. — Ваше высочество, что случилось? — заволновался управляющий омега. Остальные наложники в недоумении наблюдали за развернувшейся картиной. Файт схватился за руку Чона, но та крепко держала его и постепенно лишала кислорода. Камергеры Чонгука стояли рядом и никого не подпускали к своему господину. — Тварь, — прошипел сквозь зубы Чонгук. Он уже не выдерживал того, что происходило в последнее время. — Ваше высочество, прошу вас, расскажите, что натворил этот негодник, и я его немедля накажу! Он как-то оскорбил вас? — Отпустите его, — причитали наложники. Алекс стоял возле перил второго этажа и с усмешкой наблюдал за всем сверху. Чонгук же никого не слушал, в нем закипала злость, которая подпитывала желание усилить хватку на чужой шее и лишить его жизни прямо сейчас. Пусть Файт не сделал ничего смертельного, но он посмел кинуть полено в костер, который сжигал Чонгука на протяжении месяца. Так вышло, что Чимин стал холоден с Чонгуком. Не подпускает к себе даже чтобы поцеловать, не говоря уже о большем. Только греется ночами под волком из-за нужды, а наутро просит уйти. И так уже несколько недель, когда приемы пищи раздельно, когда Чимин пропадает в кабинете за государственными делами. Чонгук знает, что омеге нелегко, но тот даже не дает ему возможность помочь, быть рядом и как-то утешить. Сокджин молчит, иногда помогает Чонгуку подобраться поближе к Чимину, но всё без толку. А сегодня Чонгук узнал, что Чимин пригласил Файта к себе в покои и попросил сделать ему массаж. Если бы было что-то большее, Чонгук бы учуял, но даже тот факт, что к ногам Чимина прикасался другой альфа, если это не лекарь, поднимала в Чоне неконтролируемую ярость. У них и так непростой период, а тут ещё и какая-то падаль тянет свои лапы к его омеге. Как только Чонгук закрывает глаза, так сразу встает картинка, где Файт прикасается к Чимину не только на уровне лодыжек. Его руки ползут вверх по ногам, обмазывают ароматическим маслом светлую кожу Чимина, ласкают губами коленки, а потом выше и выше. Черт! Чонгук зажмуривается, тряхнув головой. — Ты моль, которая залетела в шкаф моего омеги, — шипит Чон, из последних сил контролируя давку на чужой шее. Файт дергался и хрипел, его лицо покраснело, а глаза закатывались. Тот не ожидал такого нападения. — Кхм… кхм… боитесь конкуренции, ваше выс-сочество? — кряхтит Файт, держась за руку Гука и пытаясь хоть как-то ослабить его хватку. Чонгук лукаво усмехается: — Никто не ровня мне. Я буду рвать всех, кто посмеет смотреть в сторону моего мужа. — Он не ваш-ш омега, он повелитель. — Это для тебя и всех вас он король, но для моего волка… Чонгук резко убирает руку, отчего поверженный падает на пол и громко хрипит, пока набирает воздух в легкие и трогает свою шею. — Ещё раз увижу тебя рядом с ним, не пощажу как сегодня, — говорит главный альфа гарема, глядя на валяющегося около его ног парня. Но Файт смело поднимает на него глаза, всё ещё держась за поврежденную шею: — Я живу лишь для того, чтобы делать нашего повелителя счастливым. И я исполню всё, о чём он меня попросит. Чонгук цокает, но больше ничего не говорит и уходит, топая каблуками по полу. Прислуга и наложники помогают Файту подняться, кто-то его поддерживает, кто-то осуждает, мол, не стоит лезть к королю, пока жив Чонгук, а кто-то смотрит на него как на очередного безумца, поверившего в собственные грезы о том, что он сможет быть с повелителем и затмить его супруга. Но Чон Чонгука никто не затмит, тот уже второй год это активно доказывает.***
Чимин сидит в кабинете для заседаний на очередном собрании министров, где они обсуждают насущные проблемы, возникающие в государстве. Через два дня наступит долгожданная весна и станет намного легче жить, а также вести военные действия. — За период прошедшей зимы мы потеряли много омег, сражавшихся в рядах армии. Эту зиму пережили только альфы и беты, и несколько тысяч омег, у которых были альфы и согревали их в палатках. За это время было два сражения, которые мы проиграли. Потери невысокие, однако, если мы будем продолжать сдавать позиции, то не сможем добраться до столицы Алой Орды. — Кроме того, ваше величество, — возникает министр внешней разведки, — королевство Осхария склоняется к переговорам с Алой Ордой. — Наветы, — качает головой Чимин, поправляя рукав на своем темно-синем пиджаке. — Осхария является нашим союзником против Алой Орды. Проверьте своих шпионов, милорд. — Увы, ваше величество, но донесение правдивое. Чимин задумчиво трогает свои губы и смотрит на сэра Николаса, чтобы тот высказал свою точку зрения. — Который раз убеждаемся, каково иметь дело с Осхарией. Я предлагаю разорвать с ними всяческие отношения. — Как-то вы быстро решили разорвать всяческие отношения, — строго проговорил Чимин, сделав взгляд суровее. — А субсидные конвенции? Нет, отказываться от золота Осхарии мы не будем. Не время ещё. Позже министры докладывают, что люди стали чаще ходить в Храм Гефеста с просьбами уничтожить всех врагов Полиандрии, чтобы война, наконец, закончилась и тогда жизнь в стране улучшилась. Вспыхивали восстания против политики Чимина, хотя по большому счету, всех волновал тот факт, что у короля до сих пор не было наследника-омеги, а значит, он был уязвим на мировой арене. Всех бунтовщиков отлавливали, кого-то сажали в крепости и пытали с целью получения информации об организаторах, о связях с врагами, кого-то отправляли на каторгу, а кому-то отрубали головы и сажали на пики в назидание остальным. Когда собрание было окончено, и министры начали расходиться, кланяясь королю перед выходом, в кабинет вошел Хенли и низко поклонился, чтобы доложить о визите. — Его высочество Чонгук просит вашей аудиенции. Чимин заметно напрягается, вздыхает и разрешает впустить. Но входит Чонгук не один, а с ребенком на руках. Джихён сильно плачет, привлекая к себе внимание, он корчится недовольно до красных щёк и мокрых глаз, пока Чонгук подходит к вставшему с места Чимину. — Покорми его, — в голосе альфы были слышны жёсткие нотки. — Для этого я приставил к нему двух кормильцев, — спокойно отвечает Чимин, поглядывая на Джихёна, который всё ещё захлебывался от рыданий. — Зачем ты вообще его сюда принес? — Он голодный, — цедит сквозь зубы Чонгук, поднимая на Чимина темный взгляд. Словно он сдерживает себя из последних сил. — Джихён не может постоянно есть молоко чужого омеги, ему нужен папа. И мне плевать, какие у тебя могут быть дела, когда речь идет о здоровье нашего сына. Ты сейчас же идешь за мной и кормишь его грудью, если в тебе есть хоть капля родительских чувств. Чимин недовольно цокает, потому что его задевают такие слова. Чимин только и делает, что думает о своем ребенке, вот и решает государственные дела, чтобы Джихену никто не причинил вред и не напал на дворец с вилами и топорами. Он организовал для Джихёна всё по высшему разряду, чтобы тот ни в чем не нуждался. У малыша своя комната, игрушки, няньки, слуги, прачки, кормильцы, целый гардероб одежды до трехлетнего возраста с тысячью вариантов нарядов, но похоже, и этого мало. Король тяжело вздыхает, потом забирает у Чонгука плачущего малыша и слегка укачивает, чтобы мальчик успокоился и перестал так плакать. Они выходят из кабинета и направляются в покои короля, при входе в которые Чимин сразу отдает необходимые распоряжения прислуге. Последние суетятся, один бета подбегает к Его величеству, помогает расстегнуть пиджак и блузку, протирает влажной тряпочкой левый сосок. А после Чимин осторожно дает грудь Джихёну, которую тот тут же обхватывает губками и начинает активно сосать, перестав плакать и начав концентрироваться исключительно на самом любимом молочке, которое ему так необходимо. Чимин сидит на кровати без обуви, откинувшись спиной на подушки, следит за тем, как альфочка сосет грудь, и гладит его по голове, слегка улыбаясь. Омега глядит искоса на Чонгука и чувствует его подавляющие феромоны, словно Гук боится, что Чимин передумает и вырвет у Джихёна желанную грудь, поэтому давит на омегу, чтобы тот продолжал сидеть и кормить их ребенка. Джихён касается крохотными пальчиками светлой кожи на груди у своего папочки, чуть медленнее сосет грудь, потому что чувство голода притупляется, но это не значит, что волчонок наелся, ему нужно ещё, и Чимин дает ему спокойно лежать и наслаждаться родным молоком. Чимин в последнее время весь на стрессе, и только одному богу известно, почему у него до сих пор не пропало молоко из-за нервов. Диету же для кормления Чимин почему-то соблюдал. Чонгук всё это время сидит в кресле, упершись локтями в колени и склонив голову, пребывая в своих глубоких размышлениях. Альфа отчетливо слышит причмокивания сына и пытается успокоиться и не злиться на Чимина, который со своими чертовыми королевскими правилами решил спихнуть ребенка на нянек и кормильцев. Для Чонгука подобное было дикостью, по его мнению, каждый омега должен день и ночь заниматься своим ребенком, дарить ему тепло, любовь, ласку, а не засиживаться допоздна в кабинете с министрами и навещать сына только ночью, одним глазком глянув в колыбель. — К тебе Файт приходил, — нарушает глубокую тишину Чонгук, не поднимая взора на мужа. — Почему ты продолжаешь так поступать со мной? Чимин заерзал от ледяного тона супруга, глянул на кушающего сына и сглотнул вязкую слюну: — Нет ничего плохого в массаже. К Мигелю ведь ты не идешь с вилами только за то, что он меня осмотрел. — Мигель не твой наложник. Снова тишина на минуту, за которую Чимин сумел предположить, что Чонгук уже мог что-нибудь натворить в гареме, возможно даже, причинить вред Файту. — Тебе неприятно? — тихо спрашивает омега. — Мне омерзительно. Чимина передергивает от его тона. Он чувствует себя провинившимся слугой, которого отчитывают за проступок. — Надеюсь, ты помнишь, что я говорил тебе, что поставлю метку, если к тебе кто-нибудь прикоснется, — через пару минут молвит Чонгук, потирая ладони. — Прикосновения бывают разные, Чонгук. И ты не посмеешь поставить мне метку без моего согласия. — Мне не нужно разрешение, чтобы обладать тобой. — Хм, как пафосно звучит, тебе не кажется? — усмехается омега, подняв на мужа свой взор. Его поражала наглость Чонгука, его смелость в дерзких высказываниях, когда как тот должен валяться у Чимина в ногах, ибо он его повелитель. Но всё же, чувства Чонгука тоже можно было понять. В конце концов, по приказу Чимина у Чона в подчинении либо альфы, либо беты, омеги же не имеют доступ к его телу. — Прости, — тихо выдыхает король после долгих размышлений. — Я не знал, что для тебя это что-то значит. Наложники нужны именно для таких обязанностей, заботиться обо мне. — Я могу тебе делать массаж, — пожимает плечами младший. — Так не принято, ты мой супруг, а не слуга. — Рад, что ты это понимаешь. И всё же, лучше уж фрейлин своих проси о таком, чем наложников. — Я ни в ком из наложников не вижу альф. Только ты. Чонгук встретился глазами с Чимином и несколько секунд смотрел на него, не моргая и о чем-то раздумывая. Чимина пугала неизвестность, когда он чего-то не знает, не контролирует. Это выводит из себя. Спустя некоторое время Джихён сладко засыпает на груди у папы, прислонившись влажными губками к соску. — Он поел? — Да, уже заснул, — кивает Чимин, не уверенный, хочет ли он отдать Джихёна сейчас нянькам. Однако, Чонгук не дает ему право выбора, спокойно забрав у него ребенка. Альфа покидает королевскую спальню, только у порога рыкнув, что теперь Чимин будет кормить Джихёна грудью каждый день и Чонгук будет за этим пристально следить. Чимин не стал возражать, он сейчас вообще был выжат как апельсин, очень много сил требуется от него в последнее время, приходится думать обо всём на свете. У Чимина ответственная должность, непосильная ноша, но похоже, Чонгука это никогда не волновало. Словно Гук никогда и не видел в Чимине короля.***
Первые весенние дни были солнечными и теплыми, погода резко переменилась, снег в считанные часы растаял, а ветер поутих. Чимин с улыбкой прогуливался по саду, одевшись в кожаную куртку с мехом на воротнике и манжетах. На ногах его красовались высокие сапоги из черной кожи. Фигура возвращалась в нормальное состояние, всё благодаря ношению специальных корсетов и начавшимся тренировкам в танцах с учителями. Чимин чувствовал себя гораздо лучше, поэтому сейчас гулял среди высоких стриженных кустов, наблюдая за садовниками, которые с удовольствием готовили рассаду с цветами. Хенли шел рядом, а когда один из наложников появился в поле зрения и подошел к ним, доложил об этом королю, поклонился и отошел на приличное расстояние, чтобы не мешать их разговору. Файт низко поклонился Чимину, поприветствовав его, и предложил прогуляться вместе. Чимин кивнул, позволив наложнику идти рядом по тропинке. Они начали непринужденную беседу о погоде, которая улучшилась, в связи с чем наладились дела в государстве и за ее пределами. Файт шел рядом и делал комплименты Чимину, видя красивый румянец на его щеках, которые стали заметно меньше. — Вы становитесь другим, — замечает Файт, с улыбкой глядя на короля. Сам наложник был тоже красиво одет, волосы уложены, в ушах изящные серьги-кольца. Он заводит руки за спину и продолжает идти, изредка поглядывая на омегу. — Каким другим? — не удерживается Чимин от любопытства. Он всё прекрасно понимает, наложники то и дело пытаются привлечь его внимание, урвать хоть один его чарующий взгляд, поэтому знает все эти уловки, которым их, собственно, обучают. Но поболтать с ними всегда весело. — Более закрытым. Проводите ночи только с Его высочеством Чонгуком. Понимаю, была зима и нужен был волк, но… сейчас наступает пора свежести и чего-то нового. Не правда ли? Чимин идет вдоль тропинки и молчит, смотря перед собой. Улыбка всё так же не сходит с его уст. Файт же продолжает не замечать красоты природы вокруг, всё его внимание обращено на профиль короля: его фигура, его лицо, его кожа, всё в Чимине идеально. Альфы за ним готовы идти хоть на край света, заикаясь от любви, но Чимин остается холоден, чем завлекает ещё больше, становясь запретным плодом. Они прогуливаются среди деревьев, которые в августе дадут спелые плоды, а сейчас на них только-только вылезают почки. Файт демонстративно потирает ворот на шее, где всё ещё виднелись синяки от сильных пальцев Чонгука, который давеча так безжалостно сдавливал её. — Что-то не так? — спрашивает Чимин, не удержавшись от вопроса. — Его высочество ненавидит меня и пытается избавиться самыми разными способами. Было больно, — альфа украдкой наблюдает за реакцией на лице короля, но тот только усмехается, чем вовсе ошеломляет наложника. Чимин закатывает глаза на жалкую попытку добиться наказания для Чонгука за то, что Файт не смог за себя постоять, пусть и к супругу короля запрещено прикасаться даже пальцем. А Файт тем временем пытается реабилитироваться в глазах омеги: — Я готов на всё, чтобы быть с вами, ваше величество. — На всё? Серьезно? — Чимин приподнимает одну бровь, продолжая идти. — Чонгук, даже будучи избитым до полусмерти после Боя Волков, не жаловался на своё состояние, считая это унизительным для альфы. А ты жив, здоров и при этом жалуешься, как малое дитя. Файт стыдливо опустил глаза и замолчал на некоторое время. Его обижала реакция Чимина, он ждал совершенно иного развития событий, но видимо, Чонгук настолько глубоко проник в сердце повелителя и крепко засел там, что вытащить его оттуда почти невозможно. Но он попытается. Вскоре Файт заводит разговор об уроках в танцах, грамоте и владении мечом, где он делает успехи, приглашает Чимина как-нибудь посетить их урок и показать свои особенные движения. Чимин немного расслабляется от шуток наложника, ненадолго позабыв о каждодневных заботах. — Не хочу хвастаться, но я ещё могу удивить вас в постели, не зря ведь ваш дядя нас этому обучает, — Файт делает стремительные шаги вперед, чтобы перегнать повелителя и идти спиной, чтобы иметь возможность видеть лицо Чимина, надвигающегося на него. — Разве вы не жаждите вернуть себе контроль над альфой в постели, ваше величество? — останавливается в паре сантиметров, чуть склонившись к омеге, чтобы говорить тише и интимнее. Он очень рискует, позволяя себе подобную дерзость. Стража уже наготове, чтобы кинуться в атаку, если король даст хоть какой-то сигнал. — Разрешите? — тянется к чужой руке и, дождавшись разрешения, берет её и оборачивает маленькие пухлые пальчики вокруг своего запястья, заставляя сжать сильнее. — Брать его, как хотите. Чимин облизывает свои губы, чувствуя возбуждающие нотки в запахе альфы. Он оглядывается по сторонам, вышло так, что они забрели в нелюдное место в саду, поэтому никто, кроме Хенли, следующего за ними, их никто не видит. Чимин лукаво усмехается, отпускает чужое запястье и хватается за ремень на поясе брюк наложника, прижимая его пах к себе. Файт заметно расслабился, взглянул на короля затуманенными глазами и начал дышать через рот. — Ты возбужден? — спрашивает Чимин, чтобы возбудить ещё больше, потому что и так всё давно понял. — Я весь ваш, ваше величество, — шепчет-стонет альфа. Чимин кусает нижнюю губу и склоняет голову в бок, чтобы прошептать ему на ухо: — Сходи сейчас в какое-нибудь укромное место и поласкай себя, думая обо мне. Словно… — смотрит на бугорок в штанах альфы, прикасаясь лишь одним взглядом, — … это я трогаю тебя там. Это приказ. — Как прикажете, мой повелитель. Чимин усмехается, отталкивает от себя сбитого с толку наложника и уходит в противоположную сторону, возвращаясь в людную часть сада. Хенли догоняет его, спрашивая, всё ли в порядке. — Жалкий придурок, — выплевывает слова Чимин в воздух. Король идет мимо садовников, а потом спрашивает фрейлину, где его супруг. Тот быстро нашелся в конюшне, потому что выезжал с Рейганом за пределы дворца, прогуливаясь вокруг территории замка. Войдя в конюшню, Чимин глянул на Чонгука, что гладил по гриве своего коня, который, в свою очередь, тянулся мордой в сторону Ворона, что мирно стоял в своем загоне и пил водичку. Рейган однажды всё же запрыгнет на Ворона и заделает ему жеребят. Взгляд Чимина же цеплял только Чонгук, весь мускулистый и всповтевший после активной верховой езды. Альфа тоже был в куртке, но та была распахнута, являя взору прилипшую к телу белую шелковую рубаху. Угольные волосы были зачесаны назад, несколько прядок падали на лоб. А запах настоящего самца доходил до носа Чимина даже за пять метров, не теряясь на фоне ароматов конюшни. — Уходи обратно в замок. — Но так не принято, я вас снаружи подожду, — причитает фрейлина. — Ты слышал, что я сказал?! — строже и громче чеканит Чимин, не сводя прямого хищного взгляда с супруга. Хенли подскочил на месте и склонил голову: — Да, ваше величество. Ухожу. Фрейлина вышел из конюшни и даже аромат его духов исчез из поля обоняния. Тем временем, Чимин походкой пантеры приближается к Чонгуку и ласкает взглядом его приоткрытые сочные губы, пока альфа оценивает поведение омеги, приподняв одну бровь. У них так до сих пор и не было близости, потому что то они берегли здоровье Чимина после родов, то ссорились по поводу и без, последним случаем был разговор про массаж Файта. Чонгук после этого только молча приносил Джихёна, дожидался, когда тот закончит сосать грудь Чимина, наевшись, и уходил, даже не поцеловав в щеку или лоб. Такой голод всегда действовал на Чимина так, что он мог смотреть на альфу как на кусок сочного мяса, которое желал вкусить. — Что-то случилось? — первым спрашивает Чонгук, когда Чимин подошел к нему довольно близко. Волк напрягся, когда его чуткий нюх учуял запах чужого на омеге. Чонгук сжал руками поводья, всё ещё стоя около Рейгана. Чимин усмехнулся, потому что догадался, что Чонгук уже давно понял, кто был так близко к Чимину несколько минут назад и насколько тот альфа был возбужден. Чимин не знает почему, но ему очень нравится дразнить Чонгука, а потом получать от него сладкое наказание. — Интересно, что ты позволил ему, — прорычал Гук, не моргая. Чимин словно кошка подошел вплотную и прошептал в губы мужа: — Позволил помечтать обо мне. В отличие от него, тебе не надо мечтать. Чонгук смотрит прямо в голубые глаза, но потом не сдерживается и всё же бросает взор на пухлые персиковые губы, которые снятся ему уже вторую ночь подряд. Он не железный, он альфа, у которого безумный голод. — Он оставил на тебе свой запах. Чимин скалится: — Конечно, я ведь рядом стоял, — прикладывает ладонь к груди, просовывая её под куртку, чтобы почувствовать горячие мускулы сквозь белый шелк. Сердцебиение под ладонью учащается, что вызывает улыбку на устах омеги. — Трахни меня. Покажи, кем я должен пахнуть. Чонгуку срывает крышу, он отпускает поводья и хватает Чимина за куртку, чтобы наброситься на его губы не только с поцелуями, но и с укусами, которые хочется оставить на всем его теле, чтобы заклеймить. Он целует его жестко, проникает языком в рот без прелюдий и задает свой темп. Чимин его разозлил, разжег огонь внутри, нагло сбежав. Теперь Чонгук его не отпустит. Чимин позволяет ему себя обнимать, грубо целовать и ловить его стоны, потому что омеге безумно приятна близость Чонгука в любом её проявлении. Он охотно поддается напору альфы. Гук подсадил его на себя как на сорт дорогого красного вина. Теперь Чимин моментально возбуждается от доминантности альфы, от его напора, от его силы, которую ощущаешь всеми клеточками тела, которой хочется подчиниться, упасть на колени и с преданностью смотреть снизу-вверх. Чонгук мнет пальцами задницу Чимина, сжимает до красных следов, дрожа всем телом. — Черт, я не дотерплю до спальни, — шипит Чонгук, улавливая собственные ощущения, не говоря уже о пожаре в тесных штанах. Чимин облизывает его губы с пошлым чмоком: — Я и не прошу куда-то идти. Альфа рычит и подхватывает под попу взвизгнувшего омежку, чтобы под фырканье лошадей отнести его в сарайчик, где хранится сено. Чимин словно обезьянка обнимает мужа, пока тот несет его на руках, продолжая неистово целовать и чудом не спотыкаясь о собственные ноги от переизбытка чувств. Они падают в мягкую солому, продолжают целоваться, отдаваясь собственной дикости и инстинктам, которые поглощают их с головой. Солома летит в разные стороны от шуршания, когда с омеги снимают сапоги. Чимин кусает Чонгука в шею, лижет горячую кожу, наслаждается теплотой его дыхания и запрокидывает голову, когда Гук расстегивает на нем куртку, не снимая, рвет омежью блузку и накидывается на грудь с поцелуями, прикусывая соски и выжимая из них молоко, которое сейчас слаще самого лучшего вина. А вот Чимин упивается запахом вина своего альфы, раскрываясь перед ним как бутон розы, не сдерживая стоны и собственные коготки, что царапают через ткань плечи альфы, когда тот скидывает с себя куртку. Чонгук долго не церемонится, расстегивает ремень на брюках Чимина и стаскивает их вместе с нижним бельем, оголяя безумно притягательные части тела, за возможность хоть раз увидеть которые альфы готовы продать свою душу дьяволу. Ботинки короля летят в сторону, пока Гук заботливо подкладывает под него свою куртку, чтобы солома не поцарапала нежную кожу омеги. — Войди в меня, — сладко хнычет Чимин в нетерпении, уже не соображая от перевозбуждения. Он только ерзает по мягкой ткани внутренней стороны куртки, которая пропиталась запахом его альфы, и жадно смотрит на снимающего рубаху Чонгука, облизывая свои искусанные губы. — Сейчас, подожди, детка, — рычит альфа, расправляясь с ремнем на своих брюках и спустив их к коленям. Он устраивается между ног омеги и входит без подготовки наполовину, заставив того громко ахнуть. Маленькие ручки хватаются за плечи Гука, пока Чимин часто моргает, привыкая к размеру. Он так давно не чувствовал Чонгука внутри себя, что забыл, насколько его муж мощный даже в таком вопросе. — Дыши, маленький, скоро будет полегче. Чонгук склоняется, целует омегу в губы и делает снова толчок, погружаясь всё глубже. И так постепенно он наращивает темп, чтобы Чимин начал стонать под ним, закатывая глаза от удовольствия и полностью ему отдаваясь. Толчки становятся грубыми, потому что Чонгук не уверен, что выдержит так долго, он не касался своего омеги очень давно, и сейчас у него не было сил на долгие прелюдии. Он хотел именно так, как сказал Чимин – трахнуть. Глубоко. Жёстко. Без церемоний. Чтобы показать, кто тут альфа и кто главный на самом деле в их союзе. Кончики пальцев ног Чимина нащупывают почву под ногами среди соломы, земля холодная, но ему так жарко и так плевать, что его берут практически на земле как падшего омегу. Но в руках Чонгука ему не страшно быть тем самым падшим омегой, нравится отдаваться ему во власть на несколько мгновений, упав в объятья сладостной эйфории. Чимин стонет, кусает свои губы и тянется к губам Чонгука за новой порцией поцелуев, пока тот наполняет его собой, дергая ногу омеги под коленкой и уверенно двигая бёдрами. — Скажи, что я у тебя один, — зачем-то просит Чонгук, зарываясь пальцами в светлые пряди на чужой голове. — Ты у меня один, — отвечает ему Чимин, находясь на грани между мирами. — Ах, я только твой. Чонгук продолжает двигаться, ритмично вбивается членом внутрь Чимина, чувствуя горячую пульсацию. — Постоянно выводишь меня из себя, — рычит альфа на ухо. — Я тебе не мальчик, я твой альфа. — Альфа… — скулит Чимин, царапая плечи мужа, зажмуриваясь и не отдавая себе отчета ни в чем. Он уже весь взмок и опьянел от запаха Чонгука и запаха секса, который окутывает его с головы до кончиков пальцев на ногах. Чонгук пользуется пластичностью Чимина, когда задирает его ногу, чтобы удобнее было брать немного под другим углом, гораздо глубже и жарче. Гук уже наизусть выучил его тело, его слабые места, но каждый их секс как в первый раз. Чувства обострены настолько, что Чонгук не сразу слышит, как Чимин зовет его по имени, ибо в его объятьях альфа забывает, как его зовут, где он и какой сейчас год. Им очень жарко, несмотря на то, что сейчас далеко не лето. Но сено помогает согреться, жаркий секс заставляет пот скатываться по телу, а кровь – кипеть в жилах. Их могут услышать, потому что стоны заполняют деревянное пространство, однако нет ощущения, что кто-то есть поблизости, помимо лошадей, что тихонько стоят за дверью, пока их хозяева предаются страсти в неподходящем для этого месте. — Я хочу кончить в тебя, — шепчет Чонгук, касаясь губами губ Чимина, лежа на нем сверху и продолжая ритмичные толчки. У омеги слезы по вискам катятся сами собой, настолько ему сейчас хорошо. — Нельзя, Гуки, — держится омега на грани сознания. Он целует мужа в губы, будто извиняясь. — Джихён ещё слишком мал. — Блять, — шипит альфа. — Тогда я запрещаю тебе мыться до сегодняшнего вечера. Чонгук выходит из омеги, соединяет их члены в своей руке и надрачивает их, чтобы слиться в едином удовольствии, когда их семя смешивается на животе и ляжках Чимина. Гук специально обмазывает его сильнейшими феромонами, чтобы все знали за десятки метров, чей это омега. Гук устало откидывается на спину рядом с Чимином, падая в сено, и смотрит в деревянный потолок сарая, сквозь щели которого видно солнце. Чимин тяжело дышит и дрожит, лежа без сил, весь в сперме и безумно довольный. — Я так скучал по тебе. По твоему телу, по твоим рукам и по твоему члену. Чонгук поворачивает голову и уголки его губ тоже трогает улыбка. Они лежали так ещё некоторое время. Вокруг было тихо, но отдаленно были слышны звуки фырканья лошадей, работу садовников в самой дали, шум ветра и пение птиц, сидящих на крыше сарая. Чимин слышит дыхание Чонгука, который тоже смотрит в потолок и прислушивается к посторонним звукам, пока что не ощущая, чтобы кто-то к ним приближался с целью застать королевских супругов в неприглядном свете. — Всё хорошо? — спрашивает Чонгук, заметив серьезность на лице омеги. Он трогает подушечками пальцев живот Чимина, чтобы привлечь его внимание. — Еще никому я не позволял вытворять подобное, — негромко говорит король, глядя в потолок. По его лицу невозможно было понять, какие тот испытывает эмоции в эту секунду. Радость или сожаление. — Нельзя давать свободу тому, кого любишь. Чонгук напрягся от его слов. Он перекатился на бок, чтобы нависнуть над лицом мужа и заглянуть в его голубые глаза и понять, о чем тот думает. — Считаешь, я неправильно распоряжаюсь своей свободой? Хм, знаешь, любовь к тебе делает меня рабом и удерживает от таких действий, о которых ты даже не подозреваешь. Они встречаются взглядами, и только после этого Чонгук понял, что вообще ляпнул. Он почти раскрыл себя, планы своего отца, почти сознался во лжи, которой кормит Чимина уже полтора года. Альфа не выдерживает пытливого взгляда короля и первым отводит глаза, но Чимин заставляет его вздрогнуть от строгости в его тоне: — Что ты имеешь ввиду? Чонгук сглотнул и отвернулся: — Ничего. Одевайся, а то простудишься. Омега молча наблюдает за сборами супруга, затем сам натягивает протянутые белье и брюки, ищет взглядом сапоги. Они одеваются без разговоров, пребывая в своих собственных мыслях, пока поправляют на себе одежду, чтобы та выглядела максимально опрятно, как и было до этого. Запахи, конечно же, не скроешь от публики, тут ничего не поделать. Чимин убирает выбившуюся из светлых волос прядку на место, на ватных ногах ступает на выход, чувствуя в промежности дискомфорт от интенсивных движений бедрами альфы. Последний же думает о том, как сгладить углы, потому что из-за сказанного им пару минут назад между ними повисло напряжение, которое даже ножом не разрезать. Чонгук мечется, переступает с ноги на ногу, часто дышит, потом касается ладони Чимина, но тот одергивает руку. Нет. Только не это. Чонгук многое готов вытерпеть, но только не недоверие. Он резко останавливает Чимина, хватает его за куртку на плечах, разворачивает к себе лицом и припечатывает к ближайшей стене, накидываясь на его губы с поцелуями. Чимин взвизгивает, не ожидая таких резких поворотов, сначала теряется, но потом позволяет Чонгуку целовать себя, не имея сил на сопротивление. Младший покрывает его лицо поцелуями-бабочками, обнимает руками, сдавливая на ребрах и трется лбом о шею. — Луна моя, прости за эти слова, я ничего такого не имел ввиду, что бы ты себе ни надумал, — причитал Чонгук, зажмуриваясь. — Тогда что это было? — слух резанул тонкий голос омеги. — Ничего, — альфа вертит головой в стороны, а затем сталкивается с ним лбами. — Пожалуйста, верь мне. — Да ты хоть знаешь, что со мной происходит?! На этих словах Чимин толкает Чонгука в грудь, чтобы тот отошел от него на шаг. Наличие кучи сена не позволяло им иметь большее расстояние. Глаза Чимина заблестели от скопившейся влаги, и Гук готов был рвать на себе волосы, потому что знал, что именно он является причиной её появления. — Я уже ничего не соображаю, — надрывным голосом говорит Чимин, продолжая смотреть прямо в глаза альфе. — На мне висит тяжкое бремя, от которого я никогда не избавлюсь. У меня бессчетное количество врагов, которые мечтают меня уничтожить. Ты делаешь меня слабым, я ничего не вижу вокруг, когда ты целуешь меня, когда клянешься в любви и обещаешь защищать. И когда я растворяюсь в твоих объятьях, мне становится страшно. Я отталкиваю тебя, чтобы окончательно не свихнуться. И когда я снова отпускаю себя и свои чувства, ты говоришь мне такие вещи. Чонгук ловит кончиком языка слезу, скатившуюся по своей щеке. Слова Чимина заставляют его чувствовать вину за то, что он делает. Впервые Чонгук чувствует вину за всё то, что он натворил и что собирался сделать буквально через месяц. — Я боюсь, что ты разобьёшь мне сердце, Чонгук. Чимин признается, раскрывает перед ним свою душу, сдается во власть любви, которая делает его рабом собственных чувств. Альфа закрывает лицо ладонями, зарывается пальцами в черные волосы и тянет их, желая вырвать с корнем. Прямо сейчас он стоит перед выбором. Либо трон, либо Чимин. Обе чаши стоят на одном уровне. Какая же из них перевесит? Волк внутри негодует, царапает землю когтями и жалко воет, не разрешая обижать своего омегу. Он так сильно связан с Чимином, а запечатление действует сильнее железных оков, которыми тот хотел бы привязать омегу к себе. — Мне стоит бояться тебя? — Нет. Я не сделаю ничего, что бы тебе угрожало, — почти шепчет Чонгук, подойдя ближе к супругу и подняв на него свой взор. Чимин тоже делает шаг навстречу, подходит очень близко, так, что их грудные клетки соприкасаются. Чимин чувствует упадок сил и на выдохе произносит: — Докажи мне, что я не зря связал свою жизнь с тобой. — Я люблю тебя, — в сердцах говорит Чон и обнимает омегу, прижимая к себе крепко-крепко. Чимин плачет, уткнувшись носом ему в плечо. Они оба устали от войны друг с другом. Чонгук вытирает слезы на личике мужа, обнимает, целует в макушку и шепчет слова любви. Его котенок просит отнести его во дворец, потому что омежка слишком ослаб от всего. Секс вымотал, как и разговор после него. Чимин так устал плакать, он не знал, что любовь приносит столько слез. Даже с Юнги было не так бурно, как с Чонгуком. С ним всё по-другому. На улице все встают и кланяются, видя, как Чонгук с красными глазами несет на руках Чимина, который съежился в его руках в комочек, уткнулся лицом в шею, лишь бы люди не видели его таким. Таким слабым. Стража подрывается, фрейлины во главе с Хенли спешат к ним, но Гук одним взглядом заставляет их остановиться на полпути, после коротко сказав, что всё в порядке. Вечер они проводят в спальне Чонгука. Супруги сходили вместе в хаммам, где побыли наедине, не удержавшись от поцелуев, затем поужинали вдвоем. После им принесли Джихёна, которого Чимин покормил грудью. Чонгук сидел рядом и наблюдал за процессом кормления, слушал причмокивания сына, смотрел на нежную улыбку любимого омеги и его сердце затапливало тепло, но в то же время оно превращалось в раскаленную лаву при мысли, что Чон всё это может потерять. Чонгук подходит ближе, гладит Джихёна по голове и думает о том, что ребёнок – это шанс от господа всё исправить. Чимин улыбается, целует волчонка в лоб, затем отдает его нянькам, чтобы те отнесли его в детскую, потому что маленькому альфочке пора спать. После этого Чимин вытянулся в кровати, лег поудобнее и решил не думать о плохих вещах, связанных с их разговором в конюшне. Чонгук ложится рядом, целует в алые губы, которые терзает весь день, и обнимает омегу, позволив улечься головой себе на грудь. Когда же Чимин засыпает, Чонгук аккуратно выбирается из-под него, садится на кровати у изголовья, ставит руку на согнутую в колене ногу и думает. Смотрит в одну точку среди горящих свечей и размышляет. Жизнь заставляет его принимать решение, причем очень нелегкое решение. Альфа не спит всю ночь, потому что мысли не дают уснуть. Он сидит на кровати, поднимается, ходит из угла в угол, делает глоток воды из графина, потом снова зарывается пальцами в свои волосы. Порой бросает взгляд на спящего Чимина, чья челка растрепалась по белой подушке. Вся жизнь пролетает перед глазами, когда умер папа, как мальчишки обижали, как отец учил драться, как произошло первое обращение в волка, как он проводил обряд запечатления с тем шаманом, как Намджун внушал, что Чонгук король по праву рождения через папу-омегу. Потом картинка меняется, прибытие в Полиандрию, Бой Волков, взгляд на Чимина, победа, сначала надевает браслет, а затем обручальное кольцо, заглядывая в глаза того, чей запах дурманит сознание. Рождение Джихёна, слезы Чимина, признания в любви, их танец на праздниках, когда сливаются в единении, будто целого мира не существует. Чонгук с серьезным лицом устало поднимает глаза на свою руку, чувствует, как бешено бьется пульс, слышит стук собственного сердца, ритм которого бьет грудную клетку изнутри. Чонгук нырнул в омут любви так, что никогда не выберется оттуда. Он перед любовью к Чимину бессилен. К утру, когда солнечные лучи бьют в окна, Чонгук стоит в длинном халате на балконе и смотрит на вышедших на утреннюю пробежку наложников, которых подгоняет мастер Чхве, прописав им каждодневные пробежки. Те поднимают на Чонгука завистливые взгляды, потому что оказаться на его месте, на этом балконе, мечтает каждый. Чонгук же смотрит через плечо, назад, где сквозь длинный прозрачный тюль видит Чимина, спящего на животе так, что его тату лун выглядывает из-под шелковой ночной рубашки. Альфа поднимает взор на запечатанный конверт, на котором стоит его печать, и смотрит на него несколько минут. Он написал письмо Намджуну, которое сегодня же отправит в Архи через доверенного человека. Чонгук принял решение, он понял, что ему дороже. Пусть, если Чимин отравил его своей любовью, заставил отказаться от того, за что Гук был готов бороться, проливая кровь невинных. Чонгук тоже ослеп от любви, но в отличие от Чимина он не считает это слабостью, наоборот, надо иметь огромную силу, чтобы суметь принять решение в пользу своего омеги и сына. Он отказывается от трона волков и от войны. Чонгук готов потерять абсолютную власть. Но не Чимина.