***
Намджун закрылся в своей комнате до самой ночи, не выходя из нее, разве что по нужде, и снова закрываясь на два замка. Альфа был в полном одиночестве со своими мыслями, компанию ему составлял только большой кувшин с красным вином, который Намджун всё время нахваливал, ибо в Полиандрии лучший сорт винограда, и он это признавал. Ни одно пойло Орлеана не стояло рядом с прекрасным вкусовым букетом здешнего вина. Он не пришел к совместному ужину, попросив прощения у Его величества и Чонгука через слугу, мол, нехорошо себя чувствует. Намджун всё думал над словами сына, который рушил сейчас все их планы, весь многолетний труд пошел насмарку из-за решения Чонгука остаться на стороне Чимина. Поначалу Намджун очень злился, не понимал, как можно вот так перечеркнуть всё, к чему они так упорно шли. Потом вспоминал о том, как и вправду сходил с ума по Раяну, папе Чонгука. Омега был единственным выжившим потомком династии Ли, правившей много лет назад, и перед своей смертью взял с Намджуна слово, что тот поможет Чонгуку взойти на трон волков как наследнику. Намджун сам был в шоке, когда узнал, что омега, которого он нашел в лесу на границе Орлеана и Акатавы, имел королевскую кровь. Альфа всего лишь хотел спасти его от холода и голода, но после влюбился без памяти, потому что Раян вел себя как истинный аристократ, знающий себе цену. У того была тяжелая судьба, его скрывали много лет от династии Пак, которая стремилась уничтожить всех, кто имел хоть какое-то отношение к династии Ли, а когда Раян сменил фамилию на Чон, а потом был найден своим будущим мужем, то жить стало легче и безопаснее, с учетом того, что они поселились в другой стране. И сейчас Чонгук отказывался исполнять волю покойного папы, потому что дороже всего для него сейчас были Чимин с Джихёном. Намджун не хотел бороться с собственным сыном, проливать свою же кровь, да и без Чонгука война с Полиандрией не имеет смысла, ибо садить на трон волков некого. Разве что Джихёна выкрасть и короновать, став регентом, но на такую низость Намджун никогда не пойдет. Хоть этот ещё неокрепший малыш защитил бы их, так как всегда доверия больше к тому, кто имеет наследника-альфу, однако, Намджун не сможет использовать его в своей войне, как бы сильно он не хотел видеть своего сына королем. Да, Намджуна оскорбляло то, что все судачат о том, что его сын находится под юбкой омеги и без его разрешения и шагу сделать не может. Но разве так важно мнение людишек, безграмотной толпы, которая пойдет за тем, кто кинет буханку хлеба, и отдаст сына в бордель за хорошую плату в виде скота или усадьбы? Уже глубокой ночью, пьяный и ничего не соображающий Намджун улегся спать в кровать прямо в одежде, благо успев разуться. А наутро раскрыл глаза и едва вздрогнул, почувствовав мягкое касание к своим волосам. — Доброе утро, господин Намджун, — нежная улыбка омеги озарила лучше солнечных лучей, заполонившей комнату через не зашторенные окна. — Доброе утро, ваше высочество, — прокашлялся в кулак Намджун и попытался сесть на развороченной постели, сбрасывая с себя остатки сна. Сокджин убрал руку, о чем альфа начал жалеть, и сел на край кровати, придирчиво осматривая комнату и натыкаясь взглядом на пустой кувшин из-под вина. — Что вы здесь делаете? Вы прошли через мою стражу? — Я дядя короля, мне можно, — беззаботно пролепетал омега. — Вчера вечером я прибыл во дворец, мне сообщили о вашем приезде. А утром все стали шептаться о том, что вы никого к себе не пускаете, даже слуг. Вот я и забеспокоился. Но судя по количеству выпитого вина, вам не было грустно. — Почему вы так решили? Пьют как раз от грусти. — Не всегда. Я, например, когда выпью вино, начинаю рассказывать старые шутки и заливисто смеяться. Разве вы не помните? На свадьбе было весело благодаря мне. — Я помню всё, ваше высочество. Сокджин поворачивает голову, смотря прямо в глаза собеседнику, и уже серьезнее спрашивает: — Зачем вы приехали? — Повидаться с сыном и внуком. И с вами. Омега отвел взгляд, облизнул губы и задумался. Волнение постепенно окутывало его, а запах полевых цветов усилился, что тут же почуял волк Намджуна. Тот с интересом поднял морду и повел носом, чтобы ещё раз вдохнуть прелестный аромат тех мест, в которых он любит бегать в своей второй форме. — Я тоже хотел вас увидеть, — чуть тише произносит Сокджин, становясь скромным омежкой, что для Полиандрии несвойственно. Сокджин всегда удивлял его своей застенчивостью. Намджун неосознанно пододвигается ближе, но потом тут же отпрянывает, потому как чует, что от него несет вчерашней попойкой. Становится стыдно за свой вид. — Простите меня, ваше высочество, за мой вид. Мне нужно привести себя в порядок, чтобы иметь честь говорить с вами. Альфа никак не хотел, чтобы омега покинул его, поэтому волк недовольно зарычал, когда Сокджин кивнул, поднялся со своего места и направился к двери. — Сходите в хаммам, господин Намджун. А потом приходите на завтрак. Я тоже буду на нем. В груди разливается теплый мед от слов омеги. Намджун улыбается, даря собеседнику возможность лицезреть его милые ямочки на щеках. Сокджин выходит из комнаты, а Намджун спотыкается о собственную ногу, вскочив с кровати, чтобы быстрее привести себя в порядок. Зовет слуг, чтобы прибрались здесь, и стрелой летит в сторону хаммама. * В обеденной комнате за столом собралась вся семья. Чимин сидел во главе стола, по правую руку находился Чонгук, далее сидел уже Намджун, который с неприкрытым восхищением наблюдал за каждым движением Сокджина, сидящего напротив него. Слуги подливали чай в чашки, Сокджин предлагал всем попробовать морковный пирог с грецкими орехами, который он приготовил утром, встав пораньше. Старший омега любил иногда отказываться от помощи поваров и готовить что-нибудь вкусное самостоятельно, чтобы потом видеть счастливые улыбки у родных. Сейчас же его больше всего волновало, понравится ли его стряпня Намджуну, откусившим кусочек пирога. — М-м-м, — удивленно промычал альфа, откусывая ещё и ещё, — Вы потрясающе готовите, ваше высочество! Вы способны затмить всех поваров, чью еду я когда-либо пробовал в своей жизни. Сокджин зарделся, радостно улыбнувшись: — Вы мне льстите. Пожалуйста, добавьте ещё вишневый джем. Так будет ещё слаще. Чимин и Чонгук молча наблюдали за их разговором, иногда переглядываясь друг с другом. Чимина беспокоили их отношения, которых в общем-то и не было, но это пока. Король прекрасно видел, к чему всё идет, но не мог вмешиваться, видя счастливую улыбку на лице дяди. Сокджин и так настрадался, столько лет носил траур по своему покойному мужу, порой плакал вечерами, говоря, что больше никогда не найдет настоящую любовь. Но вот, Сокджин сидит и хохочет, когда Намджун случайно проливает на стол остатки чая и неуклюже извиняется за свои «медвежьи лапы». Ближе к полудню Сокджин позвал Намджуна прокатиться на лошадях по маленькому лесу, что находился поблизости с дворцом. Альфа с большим желанием согласился, помог Сокджину взобраться на белого коня-омегу по кличке Рахат, чье имя означало «отдых и комфорт», а потом альфа сел на своего серого коня Фергуса, на котором всегда путешествует. Они взяли с собой полдюжины стражников для безопасности и двинулись в путь, гуляя по окрестности за воротами дворца. Они болтали обо всем на свете, вплоть до обсуждения распустившихся вдоль тропинки желтых цветов. Солнце светило ярко и тепло, согревая, птицы кружили над головами высоко в небе, пели заливистым голосом и улучшали настроение. Намджун держал поводья в кожаных перчатках и улыбался, глядя на едущего рядом Сокджина. Стражники плелись в отдалении и не мешали им слушать звуки природы. На какое-то время повисло молчание, лошади шли медленно, негромко топали копытами по тропинке вдоль леса, но Сокджин разбавил тишину, начав петь высоким голосом: — Птичка певчая, лети. Забери мои печали! Птичка певчая, найди его, скажи, что я люблю, что я о нём скучаю, — омега пел, едва прикрывая веки, легко покачиваясь из стороны в сторону и уплывая в свои мысли, а Намджун не мог оторвать от него глаз, впитывая каждый звук восхитительного голоса. — Сквозь туманы за мечтой от восхода до заката. Знаю, милый, нелегко тебе со мной, но я ни в чём, ни в чём не виноват! Я в твоих родных руках, словно птичка, отогрелся. Ты всё знаешь про меня наверняка, мне не леталось без тебя, не пелось! Молчи, сердце, молчи, от всех прячь мою боль. Кричи, сердце, кричи! Когда встретишь любовь. Сокджин пел дальше ещё разок припев, лаская слух альфы, а когда закончил композицию, с румяными от стеснения щеками повернулся в сторону Намджуна и резко вздохнул, когда мужчина дернул Рахата за поводья в свою сторону, нагнулся над расстоянием между лошадьми и ловко впился в губы Сокджина поцелуем. Омега сначала опешил, потому что к нему ещё никто не прикасался без разрешения, не то, чтобы поцеловать. Однако, он закрыл глаза и отдался поцелую, позволив случиться тому, чего хотелось очень давно. Он солжет, если скажет, что не представлял их первый поцелуй с Намджуном, который случиться-то в общем-то и не должен был, но вот он, целуется с ним и пытается не упасть с седла. Намджун отрывается первым, спрыгивает с седла, отводит Фергуса чуть в сторонку, потом помогает Сокджину слезть с коня, а когда сапоги омеги касаются земли, альфа набрасывается на его губы с ещё большим напором. Руки Намджуна прижимают омегу к себе за талию, а Сокджин хватается пальчиками за кожаную куртку на плечах мужчины, которого отпустить более не в силах. Принц запускает пальцы в густые волосы альфы, тянет его к себе. Они целуются глубоко и мокро, но более осознанно и мудро, пытаясь передать через поцелуй всю гамму чувств и доставить максимальный комфорт. Запах полевых цветов становится густым, как и запах пачули с древесными нотками, идущий от альфы. Стража им не мешала, делала вид, что их вообще здесь нет, но целующейся парочке казалось, что в мире существуют только они и никого больше. Всё переменилось за короткое количество времени, словно мир перевернулся с ног на голову, сменились цвета, всё вокруг стало приобретать совершенно другой смысл. Сначала Чонгук отказался от всего ради любви, а теперь Намджун прижимал омегу к себе всё сильнее, что был для него недостижимой звездочкой в небе. Он не желал отпускать сладко хныкающее существо, имеющее железный стержень и восхитительную нежность. Сокджин совсем не похож на Раяна, они разные, но в объятьях Сокджина альфа неожиданно спустя столько лет чувствует себя дома. Сокджина отлично характеризуют такие слова как уют, гармония, мягкость, комфорт и тепло. — Боже, что мы делаем? — хнычет Сокджин, оторвавшись от порозовевших губ альфы, продолжая трогать его лицо ладонями. — Дети будут против того, что между нами происходит. — Только нам решать, что есть и что будет между нами, — рычит альфа, вновь целуя самые вкусные губы на свете. — Простите, что без разрешения набросился, ваше высочество. Сокджин хихикнул: — Ничего страшного. Я уже давно дал тебе разрешение. В своем сердце. — Боже, что со мной? Меня всего трясет, — Намджун утыкается лбом в лоб омеги, продолжая обнимать его за талию и вдруг вспомнив, когда в последний раз чувствовал себя таким мальчишкой с бешено бьющимся сердцем. — Бусинка, я влюблен в тебя, — говорит, наплевав уже на все церемонии и формальности. — Ещё когда в первый раз тебя увидел, в сердце что-то кольнуло, а сейчас я чувствую, что не смогу тебя отпустить. — Так не отпускай, — шепчет омега, дыша открытым ртом. — Мне самому страшно, но я так долго ждал тебя. Десятки лет ждал того, кто поселится в моем сердце. — Ты не похож на полиандрийских омег. Ты… ты другой. Нежный, чуткий и ласковый. Скромный и воспитанный. — С тобой мне хочется быть омегой, а не командовать. Я как за каменной стеной, которая огородит меня от опасности. — Я всегда укрою тебя собой, что бы ни случилось. Намджун снова целует пухлые губы и наслаждается близостью омеги, что не давал его сердцу покоя вот уже как два года. Столько времени должно было пройти, чтобы понять и осознать, что может быть что-то дороже войны ради власти. Намджун все эти месяцы отказывался от чувств к омеге из вражеской страны, на которую собирался напасть, но всё равно писал ему письма, где признавался в симпатии и переписывал стихи о любви из книжек как какой-то влюбленный подросток, подкладывающий цветочки на лавочку возле понравившегося омежки. И как в той самой песне, сердце Намджуна кричит о том, что оно заслуживает любить, в душе теплится надежда, что после стольких лет альфа сможет быть с любимым омегой и быть поистине счастливым.***
На следующий день Чимину пришло известие, что один из его наместников в соседнем городе нарушает закон, собирая налоги с жителей в троекратном размере, чем положено. Также наместник брал взятки, закрывал глаза на многие преступления и откровенно изводил народ, занимающейся торговлей рыбой, коих было большое количество, так как город Тагос был рядом с морем. Хосок заверил, что арестует наместника и восстановит справедливость в городе, но Чимин изъявил желание лично приехать в Тагос и наказать всех, кто оказывал поддержку бесчинствам наместника. Чонгук порывался поехать вместе с омегой, но последний сказал, что в этом нет необходимости. К тому же, Чимин выезжает рано утром, а к вечеру того же дня уже будет во дворце. За главного в Аргосе остался Сокджин. Вся свита с охраной двинулась в путь, которыми руководил Чимин, сидя в седле как настоящий предводитель. Рядом ехал Хосок как правая рука в их маленьком путешествии. Приехав в Тагос, Чимин не стал предупреждать о визите, сразу двинулся во дворец наместника и арестовал вместе с представителями государственного правосудия. Наместник-омега ползал у Его величества в ногах, молил о прощении, но Чимин был непреклонен. Мужчину арестовали и повесили на торговой площади, а на его место король Полиандрии посадил нового человека, который хорошо зарекомендовал себя среди государственных чиновников. Жители Тагоса просили короля остаться на ночь, но Чимин отказался, согласившись только принять дары из морской столицы Полиандрии, где были ведра с морским карасем, форелью, тунцом, черепахами, моллюсками, креветками, также корзины с сушеным кальмаром, засушенными акульими плавниками для медикаментозных целей и бутылками змеиных настоек. Перед отъездом обратно в Аргос, Его величество пожелал погулять вдоль берега, где морские волны омывали песок и голые ноги Чимина, что шел босиком по мокрому песку, радуясь прохладной морской воде. Он был одет в утепленный брючный костюм темно-синего цвета, штанины были закатаны, чтобы не намочить одежду. — Будьте осторожны, ваше величество, — негромко говорит Хосок, идущий рядом с повелителем. Пляж был пустым, людей совсем не было. Вдалеке стояла стража с фрейлинами и слугами, они покорно дожидались окончания прогулки короля. Чимин хотел погулять один, но Хосок не смог оставить его ради его же безопасности. Всегда нужно быть начеку. Светлые волосы омеги развевались на ветру, а серьги в ушах покачивались. Сегодня на шее Чимина висел фиолетовый платок, подаренный Чонгуком на день рождения, который омега сейчас не боялся надеть в месте, где нет людей. Платок поднимался из-за порыва ветра, но делал омегу ещё изящнее и красивее. От Чимина шел запах роз, смешанный с мощнейшими винными альфьими феромонами. Чонгук метил его своим запахом везде, даже не ставя метку, но заявляя на омегу права. Походка короля была кошачьей. Одна нога вперед, другая накрест, но вдруг вода чуть громче хлюпает, когда Чимин немного оступается. Хосок тут же хватает его за руку, чуть оттянув назад, к берегу. Альфа судорожно вдыхает морской воздух, глянув в глаза короля, повернувшегося лицом к нему. Он прикоснулся без разрешения, но Чимин лишь усмехается, не вырывается и не ругает. Маленькие пальчики со множеством колец тонут в сильной руке Хосока, который не может отпустить руку омеги, от одного взгляда на которого волчье сердце судорожно сжимается. Чимин кусает нижнюю губу, оценивая взволнованное состояние главы безопасности: — Всё в порядке, можешь отпустить. — Простите, ваше величество. Будьте аккуратнее, пожалуйста, — Хосок с неохотой отпускает ладонь, что кажется гораздо более гладкой и нежной, чем прикосновение спелой черешни к губам. Альфе ещё не доводилось так долго и так крепко держать руку короля. И чтобы не думать о прикосновениях, которых он не дождется никогда, Хосок часто пропадал за работой до зари, но всё равно возвращался туда, где пара сапфировых глаз смотрела на него и просила о помощи. Чимин идет дальше, не замечая, как альфа позади пялится на его щиколотки. Омега улыбается лучам солнца, падающим на его лицо. Вокруг слышны звуки моря и крики чаек вдали. — Хосок. — Да, ваше величество? — альфа подходит поближе и идет в ногу с королем. — Знаешь, есть вещи, которые невозможно скрыть. Бедность. Чихание. И любовь. Чимин поднимает глаза на Хосока и тот первым опускает взор на песок под ногами омеги. Они продолжают идти вдоль берега, а Чимин улыбается уголками губ, изредка поглядывая на альфу. — В меня много кто влюблен, — ведет дальше разговор Чимин. — Я знаю не обо всех, однако все точно знают, кого люблю я. Я не хочу терять тебя, Хосок, только из-за того, что ты ко мне что-то испытываешь. Ненадолго повисает молчание, во время которого Хосок часто моргает, пытаясь осознать услышанное. — Кто вам рассказал? — голос альфы немного дрожит. — Никто. Я сам всё вижу, как у тебя дрожат руки в моем присутствии, а дыхание учащается. — Простите меня, ваше величество, — Хосок останавливается и склоняет голову, сложив руки на поясе. — Я тотчас оставлю свой пост, если вы так решите. На всё ваша воля. — С чего ты взял, что я сниму тебя с должности? Я всего лишь хочу, чтобы ты не нарушал границы. Быть вдали от меня, разве тебе так станет легче? — Возможность видеть вас каждый день — и благословенье, и проклятье. Чимин сглатывает образовавшийся ком в горле. Он поворачивает голову в сторону моря, которому нет конца и края, и вздыхает, запрокинув голову назад. Его платок продолжал развеваться на ветру за шеей. — Я не смогу дать тебе того, чего ты хочешь, — со вздохом говорит король. — Или ты надеешься стать моим наложником? — Нет, — Хосок не из тех, кто хочет быть любовником. Он сжимает зубы от собственной глупости, что допустил то, что повелитель заметил его чувства к нему. — Я не смею. — Не смеешь. Если Чонгук узнает, если поползут слухи, знаешь, что ждет тебя и меня? — Предполагаю, ваше величество. Я лично прослежу, чтобы люди не судачили о нас. — Потому что нет никаких нас, Хосок. И никогда не будет. Ты должен это понять. Волк альфы рычит в недовольстве, а потом жалобно скулит от сожаления, когда Хосок приказывает ему заткнуться и не высовываться. Альфа должен уметь взять свое сердце в кулак и вспомнить о долге перед государем. Но почему-то так горько от того, что Чимин указал ему его место, словно псу, чьи обязанности сторожить и не лаять без приказа. Хосок изо всех сил пытается держать себя в руках, чтобы позорно не разрыдаться. Безответная любовь приносит боль, но Хосок всегда был сильным, он справится и с этим. — Я не хочу терять такого бравого офицера как ты, — говорит Чимин через некоторое время, продолжая идти по песку. — И не потеряете, ваше величество. Я буду защищать вас ценой собственной жизни. — Рад это слышать. Хосок обгоняет Чимина и останавливает его, встав перед его лицом. — Ваше величество, я хотел отчитаться вам, когда приедем в Аргос, но лучше, наверное, сейчас. — О чем ты? — омега нахмурился и проследил взглядом за тем, как Хосок начал доставать из внутреннего кармана документы. — Моим людям удалось перехватить письма, где ваш наложник Файт ведет уже длительную переписку с ханом Алой Орды. Выяснилось, что он докладывал обо всем, что происходило во дворце, врагу Полиандрии. Наложник Алекс знал о сговоре Файта и примкнул к нему, потому как, я полагаю, он не мог простить, что вы отвергли его как альфу. Алекс был причастен к отравлению Его высочества великого князя Чонгука, а идею подал именно Файт. Об этом говорится вот в этом письме, — Хосок передает Чимину в руки одно из писем. Король растерянно моргает, не веря в услышанное. — А Оливер? — спрашивает он, начав перебирать всех фаворитов, вдруг они все в сговоре с противником. Хосок качает головой: — Оливер бестолочь, он в игрушки играет и радуется как ребенок всякой побрякушке, что вы ему дарите как фавориту. Ни одного упоминания о наложниках из гарема, кроме Алекса и Файта, нет. Чимин в полнейшем шоке задирает голову к небу с немым вопросом, почему его предают люди из самого близкого окружения. Король сжимает челюсти и обдумывает, как будет пытать Файта с целью получения информации, а Алекса он уже мысленно отправил на гильотину. Но тут Чимин ловит взволнованный взгляд Хосока. — Что-то ещё? — Да, ваше величество, — голос альфы становится холодным. Что-то случилось. — Вы просили тщательно расследовать гибель ваших родителей. Мы, наконец, нашли слуг, сбежавших при пожаре в той резиденции. Под пытками они перечислили имена тех, кого смогли запомнить, когда дворец подожгли. Это были солдаты с нашивкой в виде тюльпана, они закрыли комнату с вашими родителями, и те погибли от дыма. Слезы срываются с ресниц Чимина и рассекают щёки, когда речь идет о гибели самых родных ему людей. Но несмотря на подкативший ком к горлу, омега продолжает слушать отчет Хосока с каменным выражением лица. — Тюльпан – символ Орлеана. Нам удалось установить личность этих солдат, все они находятся в подчинении у военачальника, особо приближенного к королю. Этот военачальник ваш свёкор, Ким Намджун. Хосок осторожно вкладывает документы в дрожащие руки Чимина, который смотрел сквозь него, пока из голубых глаз омеги продолжали течь слезы. Он смотрел стеклянным взглядом на альфу и не мог поверить в то, что предателем мог оказаться член его семьи. Получается, Чонгук знал об этом? И ничего не сказал Чимину. Чимин чувствует боль в спине, словно туда вонзили тысячи стрел, распространив яд. Он два года искал убийцу своих родителей и никак не ожидал, что им может оказаться отец любимого альфы. Всё словно переворачивается вверх дном, картинки событий сменяются перед глазами, а в ушах лишь крик. Омега сглатывает ком в горле, сжимает документы в своих руках и поднимает на Хосока жесткий взгляд: — Арестовать Ким Намджуна!