«Подумать только, У каждого мертвого звенела мелочь в кармане, Кто-то кормил птиц, Кто-то рисовал на асфальте мелом. У каждого мертвого если не была, то случалась мама. Находился повод грустить, Находилось и то, что болело. Каждому мертвому падало солнце на теплые щеки, И каждый однажды подумал «как это красиво…». Любой когда-то чувствовал себя одиноким И видел звезды, И видел лесные массивы. У каждого мертвого зимой замерзали руки, Но грелись у губ — дыханием человека. И музыка трогала — хотя бы на краешке слуха, И виделось что-то ясным — хотя бы мельком. Подумать только, У каждого мертвого были снежинки на ресницах, Улыбка, которой он улыбался в детстве, И родинки, как рассыпанная пшеница. У каждого мертвого было однажды сердце». Аль Квотион
Брайан отключил телефон, и Джастин почувствовал, как по венам заструился противный липкий страх. Брайан же оставался абсолютно спокойным, и даже снова потянулся к пульту от телевизора, чтобы добавить звук. Это одновременно и радовало, и тревожило еще больше. — Брайан… Может быть, все не так страшно? Джастин чувствовал потребность что-то сказать, потому что густое, зависшее в воздухе молчание словно заморозило царившую здесь еще пару минут назад благожелательную атмосферу. Они весь день смотрели новости о выборах — таковые продлятся до полуночи, но предварительные данные подсчетов оглашали в каждом выпуске. Пока Диккенса и Стоквелла разделяли пару десятков голосов в пользу то одного, то другого. Полотенце Джастина полетело в кресло — сейчас не до душа… — То есть, хочешь сказать, что Хорват преувеличивает и драматизирует? Брайан умел ставить в тупик парой слов, и Джастин не мог найти, что ответить. Но был уверен в том, что хранить молчание и позволять Брайану замыкаться в себе — не лучший вариант. — Нет, но… — Джастин сделал пару шагов, присаживаясь на диван рядом с Брайаном и пытаясь взять его за руку. — Знаешь, за последние полгода я привык к плохим новостям. Причем настолько, что очень бы удивился, сообщи Хорват, что едет с хорошими! И мне не нужна нянька, поэтому перестань скакать вокруг с таким видом, будто я через пять минут умру во второй раз, и тебя некому будет трахать! Кажется, ты собирался мыться? Вот и займись полезным делом! На этот раз от необходимости реагировать избавил стук в дверь. И Джастин сразу понял, что такого лица у Хорвата не видел еще ни разу. Сержант питтсбургской полиции мог быть строгим и неразговорчивым, а мог смеяться и шутить. Но еще никогда не выглядел человеком, который потерялся в межгалактическом пространстве и не может понять, на какую планету ему нужно. Как-то само собой получилось, что в кабинет они не вернулись. Хорват молча вытащил из паркета две бутылки и поставил их в центр стола — Джастин тут же понял, что нужно принести бокалы, чем и занялся. Брайан же усмехнулся: — «Джим Бим»? Учитывая, что праздники закончились, рискну предположить, что мои дела совсем плохи… До утра-то хотя бы доживу? Хорват не ответил — налил почти до краев. А потом коротко бросил: — До дна. Удивительно, но Брайан послушался — уничтожил напиток в три крупных глотка и глубоко вздохнул, откинувшись на спинку дивана. Хорват же снова наполнил бокал, проигнорировав настороженный взгляд Джастина. — Брайан… — начал он. — То, что мне сейчас придется сказать, я последний раз говорил кому-то лет десять назад. С трудом подбирал слова, запинался и ненавидел свою работу. И сейчас ненавижу, потому что не могу спихнуть это на нашего капеллана или штатного психолога. — Даже если бы и мог, как бы ты это сделал? Точнее, я уверен, не сделал бы никак. Давай скажешь все, что должен, а я потом утешу и скажу, что ты справился замечательно. — Брайан потянулся к виски, Хорват подвинул к нему бокал и отвел взгляд… — Твоя мать… Она не проснулась… Выпей еще. Джастин замер, забыв, как дышать. Потому что на долю мгновения его полоснуло болью, промелькнувшей в глазах Брайана. Это было похоже на то, как если бы в него вонзились тысячи ножей — сразу во все тело. Но уже через секунду Брайан взял себя в руки — точнее, бокал в правую — и расправился с ним так же быстро и резко, как с первым. А потом расхохотался — страшным, жутким смехом, который разносился по маленькой гостиной так, как если бы они находились в театральном зале с шикарной акустикой: — Браво, Джоан Кинни! Добро пожаловать в ад! — Перестань! — Хорвату удалось заглушить Брайана — даже если тот хотел сказать что-нибудь еще, не получилось. И комнату снова накрыло тягостное безмолвие. Но ненадолго. — Я узнал случайно, — тихо продолжил Хорват. — Приятель из того участка позвонил — вспомнил, что я вел дело «Вавилона» и общался с тобой. Я сказал, что вероятен криминальный характер смерти — не дает покоя упоминание «особенного» виски — и обещал все объяснить позже. Он будет настаивать на вскрытии, и я посоветовал проверить все спиртное в доме… — Хорват замолчал, а потом уже совсем другим тоном и гораздо тише произнес: — Сочувствую тебе. Понимаю, что слова мало помогут, но утром я встречаюсь с Хемсвортом — его уже назначили начальником полиции. Дождусь результата выборов, чтобы знать, на что опираться, и пойду сдаваться. Или выйду из его кабинета без значка, или возглавлю официальное расследование. И, честно говоря, Брайан, я не знаю, что для тебя лучше… — А для тебя? — Брайан внимательно посмотрел на Хорвата, и за его взглядом Джастин не рассмотрел ни одной эмоции. — Для меня? Быть в ладу с совестью и не предавать своих убеждений. Держись, Брайан. А я поеду домой… — Оставайся здесь, — предложение прозвучало неожиданно. — Утром посмотрите новости, все узнаете, и подбросишь Джастина в кампус. Где гостевая спальня, знаешь. А позже отвезешь меня кое-куда, потом обсудим. Брайан встал и, прихватив бутылку, пошел к лестнице. А Джастин подавил в себе порыв броситься за ним. Обнять. Целовать. Гладить по волосам. Чтобы боль выпустила Брайана из цепких лап. — Ты молодец, — раздался шепот Хорвата. — Иногда человеку лучше побыть одному. И я понимаю, что это не мое дело, но… У Брайана были плохие отношения с матерью? — Ужасные, — вздохнул Джастин. — Джоан желала ему свариться в адском котле. И ненавидела еще больше, чем когда он был ребенком — потому что он гей. А Брайан ее иначе как старой сукой не называл. — Да уж… Хорват вдруг потянулся к бутылке и плеснул немного виски в два бокала, один из которых протянул Джастину, улыбнувшись: — Знаю, что нарушаю закон, предлагая тебе выпить, но я уже столько раз его нарушал, что это будет не самым крупным моим проступком. А Брайан справится. Поднявшись в спальню и пытаясь упорядочить какофонию мыслей, таранящих изнутри черепную коробку, Брайан закурил. Сизый дымок, поднимающийся к потолку, как экран кинотеатра отразил недавние воспоминания: Джоан в праведном гневе, но с каменной маской на лице, произносит самые страшные слова, какие только можно услышать от матери… _________________________ — У Иисуса выступят слезы на глазах, когда он узнает, что ты согрешил. Господь послал рак, чтобы наказать! Еще не поздно, всегда можно измениться… Я люблю тебя, хотя ты и не веришь… _________________________ «Любишь… Поздно, Джоан, теперь эта «любовь» мне нахуй не сдалась! Ну и где ты теперь? В таком обожаемом раю? Или, может, все-таки в аду, жаришься на дьявольской сковородке? Уверен, не думаешь, что есть, за что терпеть вечные муки, да, Джоан? Или ты предпочитаешь «мама»? А вот нихуя подобного! Ты же и не знаешь, что значит быть матерью! Или считаешь, что нормально скрываться за собственным пятилетним ребенком, подставляя его под тяжелый ботинок так называемого отца? Для тебя — да! Всегда так было… С тех пор как себя помню… Пьяный, вонючий, мерзкий, злой, как сто чертей, ублюдок, с пеной у рта орущий на Клэр и меня заодно. За то, что путаемся под ногами, за необходимость кормить и одевать, чтобы перед соседями в грязь лицом не ударить. Ведь эти деньги можно пропить или проиграть к хуям в покер таким же пьяницам, как сам. Вот он, образец «любящего» отца семейства! Я прав, Джоан?! Ни разу ты не заступилась за собственных детей, предпочитая тихо сидеть в темной кухне, накачиваясь любимым виски! Он тебя в итоге и сгубил, старая сука! Как же мне хотелось, чтобы ты захлебнулась уже своей выпивкой и перестала отравлять мою жизнь. Не поверишь, даже Клэр было жаль порой. Ведь в основном ей приходилось исполнять твои маразматические желания. И вот, наконец, ты сдохла! Аллилуйя, мальчики и девочки! Ну, и как там — на облаке? Тишь, гладь да Божья благодать? Надеюсь, нет! Если верить догмам, сейчас ты наблюдаешь за мной. Представляю, как кривится сморщенное старческое лицо. А я жив, и даже абсолютно здоров! Не ответил боженька на твои праведные молитвы, позволил презираемому тобой педику остаться на земле, и даже наслаждаться этой богопротивной, распутной жизнью! Что ж, теперь сможешь лично высказать ему свое недовольство. И да, Джоан, как же я жалею, что не сказал тебе при жизни, что твой обожаемый священник — отец-как-его-там — тоже педик, представляешь?! И твой мерзкий сын трахал его горячую задницу в самом развратном месте этого городишки — в банях «Апполона». И он визжал от кайфа, когда мой огромный — не как у папочки, верно? — хуй доставал до его святого желудка, причем с обеих сторон. Потому что сосать падре умел как никто: с чувством и удовольствием, надрачивая собственный каменный стрючок! Ну как, Джоан, хорошо видно? Не стесняйся, занимай первый ряд. Уж поверь, я постараюсь, чтобы зрелище было интересным и захватывающим! Знала бы ты, скольких натуралов поимел в их девственные задницы твой «любимый сыночек». Развратил, как ты всегда считала, и заставил извиваться от наслаждения и осознания своего грехопадения! И, что характерно, большая их часть имели семьи, но, видимо, не получали желаемого с обожаемыми женушками! Все, как в нашей образцовой семейке, ха! Держу пари, что и в постели ты оставалась тем же каменным изваянием, которое все имели несчастье видеть в тебе. Каково это, никогда не познать истинного наслаждения собственным телом, а, Джоан? Печально, согласись! Так зачем такая никчемная жизнь?! Неудивительно, что старик постоянно наставлял тебе рога! И как только я умудрился вырасти нормальным в этом вонючем болоте под названием «семейка Кинни»? Всю жизнь винил вас обоих в том, что собственноручно сотворил из себя циничного, беспринципного мудака, лишь бы не уподобиться вам, живущим двойными жизнями: одна напоказ — рафинированно-слащавая; вторая — для внутреннего пользования — с демонами и монстрами под кроватью! А я другой! И ничего меня с вами не связывает! Теперь уже точно! Хотя, нет… Как я мог забыть о Клэр? Там не все потеряно, есть еще время что-то изменить и открыть, наконец, глаза! Не я буду, если не помогу ей выбраться из затянувшей в твоем лице, Джоан, трясины. Сестра все-таки… И в детстве лишь она пыталась перетягивать гнев отца на себя, прикрывая беззвучно плачущего меня… А я боялся подать хотя бы звук, зная, что прилетит внеочередная оплеуха… Счастливое детство, есть, чему завидовать! Но если подумать, я должен быть благодарен тебе, Джоан. Именно тебе, не старику — лишь физическому воплощению страха. А вот ты была истинным чудовищем, вытравив из детской души все хорошее. А я хотел, жаждал, чтобы один единственный раз ты подошла ко мне с улыбкой, обняла и погладила по волосам, обещая, что все будет хорошо, и сказала, что любишь меня… Дождался… Но теперь насрать! Я сделал себя сам, и очень доволен результатом! Сейчас смеюсь над наивным, запуганным ребенком, каким был херову тучу лет назад, но, видимо, в этом и есть промысел так обожаемого тобой Бога! И, может быть, однажды мы посмеемся с ним вместе над тщетностью твоих молитв, о, святая Джоан! А знаешь, не зря говорят: что ни делается — все к лучшему. Рак, который ты считала испытанием, посланным мне во имя осознания своей грешности, даже помог. И я действительно многое осознал, но не так, как этого хотела ты! И да, можешь поставить галочку себе в заслуги: я пересмотрел отношение к некоторым аспектам своей жизни, но не перестал трахать парней, не стал, как ты мечтала, еще одним пиздострадальцем, и не стану никогда! И ты мне даже в этом помогла, сама того не подозревая. Как же я смеялся, кончив в очередной раз в чей-то гостеприимный рот, вспоминая, что твой незабываемый визит в бывшее гнездо разврата, ставшее моим пристанищем и самым популярным рекламным агентством, заставил мой член окаменеть впервые за два месяца после радиации! Какая ирония! А твой Бог тот еще шутник! О, да, чуть не забыл! Запишите на мой счет, мистер Господь, еще одну невинную душу, которая не попадет в ваш тошнотворный раек. Его зовут Джастин, и только тебе, Джоан, по огромному секрету могу признаться: он нравится мне до зубовного скрежета. Такой нежный, податливый, отзывчивый на мерзкие, на твой взгляд, ласки. Да что описывать? Сама все увидишь. Как я буду целовать его, сосать внушительный член, поглядывая на корчащуюся в мучительном отвращении тебя. И ты тоже узнаешь, что такое римминг! А чтобы не осталось ни крупицы сомнений в том, что я истинный педик, спешу с радостью сообщить тебе, дорогая Джоан, не только я трахаю, но и меня трахают! Обожаю это, а ты смотри внимательнее, когда еще доведется увидеть порнуху. Вряд ли в раю есть видео! Но только тсс, это тайна, имидж, сама понимаешь! Джастин красивый. Будь он натуралом, генофонд — что надо. Но, увы! Твой обожаемый Бог соизволил сотворить его геем — на радость мне! И назло тебе, Джоан! Хотя и геи могут иметь детей, и у тебя есть внук, которого ты и не видела никогда. А вот твой «обожаемый муженек» успел познакомиться, как раз перед тем, как предстать перед королем ада! Он не сказал?! Вот же говнюк! Но и про меня не сообщил. Есть о чем задуматься, сидя на мягком облачке: почему ты всегда была настолько отстраненной от пусть и не любимой, но семьи? Но у тебя впереди вечность, времени на раздумья дохуя и еще чуть-чуть. А мне надо многое успеть… сколько еще нетраханных задниц на грешной земле! Единственное, за что могу сказать так нелюбимое мной «спасибо», Джоан, это за то, что ты, благодаря все той же ненавистной вере, произвела на свет так разочаровавшего тебя ребенка, мама. Но это последний раз, когда это слово слетает с моих грязных уст в твою честь. И не надейся, что упомяну тебя в молитвах. Нет, потому что никогда не молился, и начинать не собираюсь, даже если все беды мира свалятся на мою голову. Уже свалились. Частично. Но я выберусь, как и всегда, потому что Брайан Кинни непобедим! Радуйся, Джоан, если смиришь гордыню, которая на самом деле самый страшный грех в твоем святом мире! И передай привет папочке, если все же Бог прозреет и отправит тебя туда, где тебе самое место! Прощай, старушка, и пусть твое немощное тельце сожрут могильные черви!» Брайан одним глотком допил виски, и почувствовав, наконец, долгожданный покой, закрыл глаза. Сон быстро сморил отвыкший от алкоголя мозг, рука свесилась с кровати и пустая бутылка с тихим звуком покатилась по полу. Вернувшийся через несколько минут Джастин осторожно прилег рядом, слыша, как в соседней спальне готовится ко сну Хорват, тоже стараясь производить как можно меньше шума. Утром Джастин тихо выбрался из постели и спустился на кухню, где полицейский, наливая кофе, сообщил, что Стоквелл проиграл выборы.***
— Брайан, снова спрашиваю, ты уверен? Брайан, уставившись в одну точку, только сейчас осознал, что за последние полчаса — с того момента как полицейский забрал его у ненавистного серого дома — не произнес ни слова. Тогда как у Хорвата должны быть новости — если он правильно помнит то, что произошло. Сколько уже прошло времени с тех пор, как выпивал целую бутылку? Почти полгода… Хорват припарковался почти напротив дома — благопристойного и приличного. Из окон машину видно не было, но им отсюда открывался хороший обзор. — Как все прошло? — выдавил из себя Брайан, борясь с вдруг подступившей тошнотой. — С Хемсвортом? Нормально. — А если подробнее? — Хорошая новость — меня не разжаловали в патрульные. Я рассказал все с начала: то, что мы выяснили, и что подозреваем, имея основания. Крис, конечно, удивился, но когда дошло до Стоквелла, отнесся гораздо серьезнее. Моим главным козырем было то, что он, возможно, сообщник Синтии, поэтому опасно было рисковать. А это, как ты понимаешь, повод для серьезного разбирательства, которое, конечно же, невозможно без всего твоего дела в целом. — И до чего договорились? — Расследование приобретает официальный статус под прямым руководством Криса, и я продолжаю его вести. Конечно, в атмосфере строгой секретности. Пока что. Ключевое слово, Брайан — пока. Осталось недолго. Сейчас найдем и допросим Валентайна — припугнем, и расколется. Предъявим обвинение в мошенничестве, неуплате налогов и еще в чем-нибудь — копнем глубже, и найдется, в чем. Думаю, он быстро сдаст Шмидта с Уолтерс. Так же, как и двое придурков из автосервиса, которые таранили твою машину и взорвали дверь — у меня есть доказательства. Крис наверняка захочет с тобой побеседовать для протокола, расскажешь все, что знаешь. — И все, чего не знаю? Карл, блядь, я до хрена чего не помню! — Брайан поправил неуместные в январском Питтсбурге темные очки, не желая признаваться себе в том, что первая за долгие месяцы вылазка в город неожиданно взволновала. — Ты помнишь достаточно. А после ареста твоих «друзей» возьмемся за Стоквелла. Крис собирается в Харрисбург, в центральный отдел внутренних расследований — определить тактику следствия. — Как все удачно складывается, — усмехнулся Брайан. — Крис не дурак, как и ты. Он честный полицейский и порядочный человек — знаю, для тебя это убийственная характеристика. Но это не мешает быть амбициозным карьеристом. И Хемсворт прекрасно знает, что такое дело — расследование грехов предшественника — в самом начале вступления в должность блистательно отразится на его карьере. Это не останется незамеченным — статьи в газетах, сюжеты в новостях… Его имя будет на слуху: окажется героем, борцом с коррупцией, восстанавливающим честное имя и положение в обществе известного бизнесмена. Твоем, если еще не понял. Конечно, будь ты уборщиком городских улиц, его бы это далеко не так заинтересовало. А здесь плюс еще возможность, в отличие от Стоквелла, правильно продемонстрировать толерантность. Это политика, Брайан. Грязное дело, в котором ты окажешься замешан по самую макушку. — Тогда подстригу ее для начала. Оплатишь мне парикмахера? — Брайан откинул назад длинную челку, вспомнив Джастина. Кажется, у них теперь похожие прически… — Ну, плюсы для нового начальника питтсбургской полиции хорошо расписал. А тебе что-то достанется? Или Хемсворт все заслуги себе припишет? — Ну, меня с позором не вышвырнули из полиции за противоречащую уставу самодеятельность — это уже, видимо, награда. Может быть, получу благодарность или еще какую-нибудь бесполезную награду, в лучшем случае — повышение и кабинетную работу. — Ты этого хочешь? — Не знаю. В одном уверен точно — я не молодею, носиться за подозреваемыми и часами торчать в допросной уже далеко не так привлекательно, как лет двадцать назад. Брайан, посмотрев в окно, увидел, как дверь знакомого до тошнотворного ощущения злости дома открылась, и оттуда вышли три женщины. Интуиция — странная внутренняя субстанция — подсказала, что в доме больше никого нет. Кроме… Брайан не торопился выходить из машины, словно снова и снова взвешивая все «за» и «против» и не решаясь выбрать сторону. Дом его детства… но был ли он таковым? Разве это не самое безопасное место, где всегда поймут и поддержат? По крайней мере, должно быть так. Но нет, никогда не чувствовал себя здесь в безопасности. Даже став взрослым, самодостаточным человеком, всякий раз, попадая сюда, физически чувствовал, как вся тяжесть атмосферы порока обрушивалась на его плечи, побуждая бежать как можно дальше и не оглядываться. Но брал себя в руки раз за разом, ни словом, ни взглядом не показывая своих истинных ощущений. Его мать всегда была до неприличия аккуратна и педантична, ни у одной пылинки не было шанса выжить рядом с ней, но вся эта хирургическая стерильность была пропитана грязью фальшивых отношений, опутана паутиной мерзкой гнилой лжи, и его практически передергивало от тошнотворного чувства отвращения. Карл не мешал Брайану погрязнуть в мыслях, понимая, насколько тяжело сейчас другу. Он не знал ничего конкретного об отношениях Брайана с матерью, только то, что сказал Джастин, не вдаваясь в подробности. Но подсознательно понял одно: Джоан Кинни была набожна до одержимости и не желала принимать ориентацию сына, тыча ему в лицо Библией. Но мать есть мать, какой бы она ни была, сыновняя любовь безусловна, как и родительская. По крайней мере, Хорват считал именно так, даже не подозревая, насколько глубока была взаимная ненависть этих двоих. Словно сбросив иррациональное оцепенение, Брайан, наконец, дернул плечами и решительно взялся за ручку. — Значит не передумал? — еще раз спросил Карл, хмуря брови. Ему совершенно не нравилась эта безумная идея, из-за которой все может выйти из-под контроля раньше времени. Но Брайан хотел иметь на руках факты, цифры и доказательства раньше, чем полицейские спецы начнут тщательно и глубоко копать. И надо быть начеку, возможно, придется, запрашивать медицинскую помощь, трудно предугадать реакцию женщины, и без того находящейся на взводе. — Нет, Карл, и не передумаю, — решительно ответил Брайан, — нам необходим незамутненный взгляд. Да и терять нечего. — Хорошо, буду ждать, сколько понадобится, — обреченно вздохнул Карл, уже уяснив, что спорить с Брайаном бесполезно, — не торопись. И постарайтесь не убить друг друга. — Могу обещать только со своей стороны, — усмехнулся Брайан и решительно направился к дому. Постучав, привычно прислонился к косяку, но дверь открылась почти мгновенно. — Вы кто и что вам нужно? — раздался знакомый голос. — Привет, сестренка, — Брайан медленно поднял голову и снял солнечные очки. — Б… Брайан… — В глазах Клэр застыл ужас, и без того бледное, заплаканное лицо стало еще белее, грозя перейти в зеленовато-серое. — Как такое возможно? Ты же… — Если позволишь войти, все объясню… Но неожиданно Клэр покачнулась и, прислонившись к косяку, начала сползать вниз. Мгновенно оценив ситуацию, Брайан кинулся к сестре, успев поймать за талию, и усадил на стоящую у двери банкетку. — Клэр… — позвал он, не решаясь похлопать по землисто-серой щеке, боясь еще больше напугать. «Еще одна королева драмы в семье», — мимоходом подумал он, и все же дотронулся до холодной кожи. — Приди в себя, Клэр! Ты не такая нежная фиалка, какой хочешь казаться. Очнувшись, Клэр отпрянула от ужасного, как она думала, видения и, вскочив на ноги, прижалась спиной к распахнутой двери. В ее глазах, так похожих на его собственные, плескалось недоверие, а рука поднялась было в порыве осенить себя крестным знамением, но, замерев на полпути, обессиленно упала. Поднявшись, Брайан медленно сделал шаг навстречу, протягивая руку. — Клэр, успокойся, все не так, как ты думаешь, — тихо говорил он, — я не призрак. И не собираюсь тащить тебя в преисподнюю, скорее, наоборот. — Так я могу войти? Клэр посторонилась, пропуская «покойного» брата в дом, и, не удержавшись, потрогала его за руку. — Как видишь, я теплый, — усмехнулся тот и привычно сел на край стола, как делал это всякий раз, навещая мать. — И не планирую остывать в ближайшее время. Все еще опасаясь поверить в воскрешение Брайана, Клэр, дрожащими руками пошарила по открытому шкафчику над раковиной, и вынув початую бутылку виски, плеснула в стакан. — Если это выпивка нашей дорогой мамочки, я бы не рекомендовал пить, — предостерег сестру Брайан. Клэр удивленно вскинула бровь, точно как это делал он сам, но послушно отставила стакан в сторону. — Первый раз, блядь, в жизни, не знаю с чего начать, — усмехнулся Брайан, сжимая переносицу пальцами. — Мне нужна твоя помощь. — Помощь?! — вдруг отмерев, воскликнула Клэр. — Ты просишь о помощи? Явившись неизвестно откуда, может, из самого пекла! И я должна помочь, после того как ты игнорировал меня десять последних лет?! — Неужели? — иронически фыркнув, съязвил Брайан. — Пара тысяч долларов в месяц плюс вечные разовые выпрашивания мамочки — это называется «игнорировал»? Ты уверена, сестренка? — Не все упирается в деньги, братик, — в той же манере отбила подачу Клэр, окончательно придя в себя. — Ты не задумывался, что наша общая, между прочим, мать, требовала внимания иного рода?! Год за годом она выедала мне мозг нравоучениями! Я была плохой женой, никчемной матерью и неблагодарной дочерью! В то время как тебя она всегда ставила в пример! «Посмотри на Брайана, Клэр, он добился всего в жизни сам! Брайан такой умный, красивый, успешный и бла-бла-бла!..» Меня выворачивало от злобных выпадов, но я не могла оплачивать ее неумеренные запросы, Брайан! И тогда она звонила тебе, и как по мановению волшебной палочки на счет падала очередная кругленькая сумма! И ты снова любимый сынок, в отличие от ужасной дочери, которая всего-навсего была рядом и выполняла идиотские капризы! Брайан молчал, внимательно вглядываясь в искаженное гневом лицо Клэр, в какой-то мере понимая ее негодование. — Если бы ты знал, сколько раз я бросала дела, детей, работу и мчалась к ней, потому что она звонила в панике, стеная, что не хочет умирать в одиночестве. А находила ее в жутком опьянении, а иногда и в блевотине! Ведь тебе она ни разу не позвонила или дозвониться не смогла, да, братец?! Все это невыразимое «счастье» доставалось мне! Мне одной! А тебе было насрать на нее, и на меня заодно! — Значит, только тебя, по-твоему, доставала наша дорогая мамочка? — кривая полуулыбка грозила перерасти в оскал, и Брайан еле сдерживал себя, чтобы не схватить Клэр за плечи и не встряхнуть так, чтобы извилины вернулись в исходное положение и начали шевелиться. — Быстро же ты забыла, как сильно Джоан «любила» меня. Настолько сильно, что шрамы до сих пор кровоточат, сестренка! О, нет, — жестом остановил он, открывшую было рот Клэр, — не физические шрамы, дорогая, а здесь, — Брайан ткнул себя пальцем в грудь, — и здесь, — коснулся виска. — То, кем я стал — результат ее пагубного воздействия — ты имеешь счастье лицезреть в данный момент! Когда у меня обнаружили рак… — Что? Рак?!.. — удивилась Клэр. — Почему ничего не сказал? — Ты не первая, кого интересует этот животрепещущий вопрос. На самом деле не важно. Я здоров. А вот мамочка явилась и выразила сожаление по поводу моего чудесного исцеления. Для нее это было предупреждение, посланное ее обожаемым господом мне — сыну-извращенцу, — дабы исцелить от мерзости гомосексуализма. Как считаешь, какова должна была быть моя реакция? — Не знаю, Брайан, — резко успокоившись, устало пожала плечами Клэр. — Но ты смог отстраниться от нее, а у меня и шанса не было. — Позволь не согласиться, Клэр, всегда есть шанс, просто страшно за него ухватиться. Тишина, воцарившаяся вдруг, практически звенела от повисшего между родными людьми напряжения. Брайан первым нарушил затянувшееся молчание. — Если мы закончили с взаимными обвинениями, позволь перейти к главному. — Да, хотелось бы понять, почему ты жив? — чуть улыбнулась Клэр. — На самом деле, я рада, Брайан, хотя и нахожусь в полном недоумении. — Ну, боюсь, что недоумение самое невинное, что возможно почувствовать от всей этой ситуации. Рассказ не занял много времени, хотя Брайан не скрывал ни одной, даже самой неприятной подробности: начав с лечения и закончив обнаружением неких документов, требующих ее внимания. — Получается, что ты, принимая радиацию, подыхал от последствий, но не пожелал обратиться за помощью? Брайан, нельзя настолько отгораживаться от людей. Можешь не верить, но я бы не бросила тебя один на один с этим. — Ну, не совсем один, со мной был Майки… — Конечно, Майки для тебя ближе… — прозвучало укоризненно. — Наверное, я сама в этом виновата… Когда мама узнала, что ты гей, она превратилась в фурию, одержимую идеей спасти тебя от геенны огненной. Не могла пережить, что ее успешный, красивый, в отличие от дочери, сын — педик. Какой только чуши она не несла! Называла тебя извращенцем, растлителем малолетних. Твердила, что быть гомосексуалистом хуже, чем убийцей. Даже внукам нашептывала, чтобы обходили тебя стороной, иначе ты их испортишь. И знаешь, в какой-то момент я сама в это поверила! Господи, Брайан, зачем ты ей сказал?! — Даже не собирался, но она застала в лофте голого парня. А я не жаждал видеть ее у себя в гостях! Но разве есть на свете что-то, способное остановить Джоан Кинни, если она решила облагодетельствовать своим вниманием?! И я никогда не вру, если ты забыла. — Не лучшая черта, — хохотнула Клэр, немного рассеивая напряженность разговора. — То, что случилось с тобой дальше, просто в голове не укладывается! — Клэр в полнейшем шоке смотрела на давно оплаканного брата, которого в глубине души всегда любила и не осуждала за то, что природа сделала его иным. — Но если быть честной, во мне кипела обида. Я не раз приходила, стучала, звала, но ты не отзывался. Порой отчаяние затапливало с головой, мне нужен был перерыв, хотя бы немного времени наедине с собой, без пьяных маминых бредней… Я хотела высказать все, глядя тебе в глаза, хотела, чтобы ты хоть раз пожалел меня, позволил почувствовать надежное мужское плечо, которого никогда в моей жизни не было… — Клэр всхлипнула, пытаясь сдержать, грозящие скатиться слезы. — Однажды мама ударила меня. Отвесила пощечину, обвинив в том, что я защищала тебя перед отцом, чем помешала вбить в твою голову послушание и выбить дурные наклонности. Это было последней каплей… Я прибежала к тебе и рыдала, сидя под дверью, потому что ты, как обычно, не открыл. Брайан взял сестру за руку, крепко сжал, подавляя дрожь. — Я был эгоистичным дерьмом. Думал только о своих обидах. Не хотел иметь ничего общего с семейкой Кинни. И ты в моих глазах была такой же, как они. А я ведь давно мог вытащить тебя из этого болота. Блядь! Сейчас ничто не мешает изменить свою жизнь, Клэр, если сможешь забыть… — Уже забыла, братик. Мы оба виноваты и оба — жертвы в этой ситуации. Мне надо выпить… — Подожди. — Брайан достал мобильный и нажал цифру на быстром наборе. — Карл, зайди, пожалуйста, и прихвати «Джим». Спустя пару минут в дверь тихо постучали. — Это сержант Карл Хорват, — представил Брайан, — он занимается моим делом и, судя по всему, убийством Джоан… — Что? — охнула Клэр. — Маму убили? — Не в прямом понимании этого слова, — вмешался Хорват, — но есть версия, что в виски, который присылали ей от имени агентства, был добавлен некий препарат, при систематическом употреблении оказывающий угнетающее воздействие на мозговую деятельность и, как следствие, приводящий к возрастной деменции. Побочный эффект — нарушение сердечной деятельности, что может повлечь за собой смерть. Именно это и произошло с вашей матерью. Вскрытие показало наличие препарата в крови и острую сердечную недостаточность. — Да кому помешала старая больная алкоголичка?! — воскликнула пораженная Клэр. — Это скорее перестраховка, — объяснил Брайан, — чтобы не взбрело в голову что-то потребовать от «Киннетика». И тебя прижали, практически привязав этим к матери. Твоему бывшему нашли работу и заставили платить алименты с той же целью. — А что я могла требовать? Все знали, что ты разорился и все продал, не осталось практически ничего. — Вот чтобы исправить это досадное недоразумение и вернуть тебя в числе других в статус наследницы многомиллионного состояния, которое придется зарабатывать заново, нам и нужны ты и твои математические мозги, сестренка.