***
Jain — So Peaceful
— Не бей меня только… — улыбается Чонгук, стоя на коленях перед сидящим Хосоком, аккуратно снимает эластичный бинт с его повреждённого колена. После окончания смены Чонгук довольно нагло предложил Хосоку поехать к нему домой, разумеется, чтобы обсудить всё. Конечно же, тот опешил от такого предложения, но отказать не мог, да и не хотел вовсе, просто Чонгук шокирует своим резко сменившимся поведением в его сторону. Обстоятельства на работе всё никак не позволяли им расслабиться и выстроить диалог, да и Чимин послал их куда подальше, пребывая не в настроении, уж больно загруженный поехал домой отсыпаться. — Посмотрим… — отвечает Хосок, наблюдая свысока, как его друг трепетно заботится о нём. — Не верю, я тебе не верю! Так не бывает, Чонгук, я всё это время смотрел на тебя как на недосягаемое небо, а теперь ты в один день сам ко мне пришёл? Как я должен на это реагировать? — возмущается, чувствует напряжение от каждого прикосновения его, и дело вовсе не в больном колене. Хосок ожидает подвоха какого-то, быть может, Чонгук спор проиграл или просто стебётся над ним. — До тебя не дотронешься вечно, а если и дотронешься, сразу гавкаешь, бесишься! А тут… — Что «а тут»?.. — Чонгук поднимает на него взгляд, ухмыляется со вскинутыми бровями, откладывая бинт в сторону, а затем легонько кладёт свои руки ему на бёдра, слегка массируя. У него складывается впечатление, что он словно через другую призму наблюдает за своим другом. Хосок и Хосок, придурок и придурок, который его лучший друг и коллега в одном флаконе, ещё и столько времени они дружат. Он миллион раз видел его раздетым, пьяным, дурным, и каким только не видел, однако сейчас… Всё совершенно по-другому. То, как он выглядит, то, как двигается, то, как он разговаривает, как смотрит — теперь он разглядывает в нём нечто большее, чего раньше не замечал — скрытый романтик, красивый, чувствительный и чувственный, но в то же время волевой, притягательный, манящий, аж дурно становится. Вот и сейчас, приехав к нему домой после смены, наблюдал, как тот устало раздевался, похрамывая, а затем и вовсе сел на кресло, тяжко вздыхая и выдыхая, собираясь с силами пойти в душ. Чонгуку волнительно из-за незнания, как лучше подступиться к нему, но всё же прильнул, встав перед ним на колени, чтобы помочь снять этот бинт хотя бы. Ему хочется позаботиться о нём, уберечь, но и страшно до сих пор проявить свои трепетные чувства. Так тревожно, так непредсказуемо! Вспоминает о том, как Хосок пел ему о каких-то новых гранях и Вселенных. Чонгук считает, что он тоже постигает новые Вселенные и грани в Хосоке. Всё это так странно, так диковинно для него, однако убедился окончательно, принял, хоть и сердце из-за волнения колотилось бешено. Сомневался, боролся с собой, переубеждал, кричал внутри себя об отрицании и старом добром кринже, и всё же — услышал истину, почувствовал, поделился ею с ним. Стало легче, поцеловал его такого несносного. Стало хорошо как никогда, ещё хочет. Хочет коснуться его, при этом самого себя исследовать, как же отреагируют собственные душа и тело, ведь это совершенно неизведанная территория, которую он всегда обходил десятой дорогой. Заранее знает, что понравится, просто… Так тревожно, так непредсказуемо! — Блять, Чонгук, взял и поцеловал меня, вот что! Тебе прям проговаривать всё надо? Не беси меня… — цокает Хосок, отвернувшись в сторону, нервничает, дёргается, а Чонгук расплывается в улыбке и кладёт подбородок ему на бёдра, обхватывая их своими ладонями. — Такой ты… — улыбка так и не сползает с лица Чонгука. Хосоку страшно смотреть на него, потому что тогда сам расплывётся как масло на горящей сковороде, ведь вот он — его зайчонок, прямо перед ним, настоящий сидит, на коленях его нежится. — Хороший… — дополняет шёпотом, ластится, щекой трётся, словно кот мурчащий. — Да ты издеваешься… — с вымученной хрипотцой произносит Хосок, откинув голову, а затем поднимает руки, порываясь забраться своими пальцами в его густые чёрные волосы. Так хочется, так хочется погладить, но страшно. Чонгук надрессировал его своим холодом, агрессивной реакцией на тактильность, вот и не верит, что может к нему проявить свою нежность. Ему было проще приставать к Чонгуку, когда тот гавкал гневно и брыкался, а сейчас так тяжело стало, ведь сам к нему навстречу пошёл. Такой вот парадокс. — Ты меня смущаешь, интересный такой, сам в одежде сидишь, а я в трусах, блин… — Хосок опускает руки, вцепившись за подлокотники кресла, так и не добрался до любимых волос. — Чего ты суетишься так, расслабься… — мурчит Чонгук, тоже уставший после сегодняшней ночи, но ему так удобно и хорошо лежать у Хосока на коленях, сидя на полу. — Куда подевалась твоя смелость? — Я всё равно не понимаю, ты на полном серьёзе или как? — Я на шута похож? — Чонгук резко поднимает голову, пристально вглядываясь в лицо напротив… Такое прекрасное нахмуренное лицо, и волосы его пепельного блонда прекрасны, хоть и крашенные, и вздымающаяся грудь от напряжённого дыхания… Падший Ангел грехопаденческого танца на шесте с раненным коленом, которое хочется поцеловать, чтобы не болело. Чонгук сам не замечает, как начинает сжимать его бёдра сильнее, льнёт, но затем тормозит себя, проморгавшись. — Не совсем, ты на зайца похож… — Хосок смеётся громко, слегка отстраняясь, смущается откровенно. Чонгук никогда в жизни не видел его таким, разве Хосок знает, что такое смущение, если он творит такое мракобесие на работе? — Чего так грубо? Я же зайчонок, зайчоночек… — прикалывается Чонгук, сдерживая смех, но вообще-то… Ему сложно признаться себе в том, что хотел бы ещё раз услышать от него это прозвище. — Какой кринж… — вздыхает Хосок с закатанными глазами, скрестив руки перед грудью. Ему так неловко из-за происходящего, поэтому диссонанс в голове. Не узнаёт Чонгука. Всё это, в общем и целом, так странно, что ему кажется, будто спит и видит сон мечты своей. — В смысле, кринж?! Охуел, что ли? — Чонгук шлёпает слегка по бедру, после чего Хосок понимает, нет, вот она — реальность, и это всё ещё его старый добрый Чонгук. — Это твои слова! Ты меня так называл! — наигранно вопит. — С твоих уст это звучит кринжово, если честно… — Хосок, хватит юлить! Чего ты мне зубы заговариваешь? — Хватает его за плечи, привстав, мажет взглядом по его ключицам, но затем настойчиво смотрит в глаза. — Да, я серьёзно! Мне было нелегко это принять, точнее, я вообще в ахуе жил эти дни! — Слегка потрясывает, а Хосок смотрит на него ошарашенным взглядом. — Вот сколько тебе понадобилось времени, чтобы принять то, что я тебе понравился? — интересуется внезапно, наклонив голову вбок. — Месяц, думаю, он был тяжёлым… — Хосок начинает теребить мочку своего уха, нервничая, взгляд свой прячет. Тоже пытался себя переубедить, но всё это было тщетно, однако ещё хуже — это чувства к другу, который никогда в жизни не ответит взаимностью, и чувства эти так и не угасли, наоборот, усиливались со временем. Чонгук вообще не представляет, как можно прожить месяц в этих нервяках, думает, что наводящие вопросы Чимина помогли ему быстрее разобраться со своими делами сердечными и принять, что в этом мире бывает всякое. — Вот! — Чонгук хватает его за подбородок, поворачивая на себя, чтобы Хосок ему в глаза смотрел. — Я здесь! Я твой, ты победил! Помнишь, ты говорил о своих завоеваниях, ну, вот, радуйся теперь! — Чонгук, ты такими словами не разбрасывайся, у меня же, блять, сердце сейчас выпрыгнет к чертям… — у Хосока эхом в голове раздаются слова «я твой», ещё и любимым голосом. Это так взбудоражило его, кровь закипела, поэтому хватается за манящее предплечье Чонгука, сглотнув. Хосок мечтал в своих фантазиях иметь право хотя бы посмотреть обожаемым взглядом, при этом не чувствуя стыда и осуждения со стороны. Мечтал коснуться его, поцеловать, но в отдельном ящике его фетишей — это его волосы, в которые так хочется забраться пальцами. — Я еле сдерживаюсь. — Я твой, сказал же… — Чонгук смотрит на губы напротив как заворожённый, а затем целует вымученно, поддавшись вперёд. Так хотел, ведь так хотел… Думал об этом всю смену. Хосок, наконец, запускает свои пальцы в смольную копну волос, чуть наклонившись, поверить не может в происходящее, а тут ещё и… Чонгук на коленях перед ним стоит, такой заботливый и такой прекрасный. Хосоку так нравится смотреть на него сверху, видимо, это отдельный сорт фетиша — и пойдёт он в ещё один отдельный ящик. Они целуются, льнут друг к другу, наслаждаются. Хосок проводит пальцами по его шее плавно, будто фантомный ошейник надевает, и Чонгук чувствует, как дуреет от этого прикосновения, тело мурашками покрывается, но в то же время такая реакция смутила его, она простроила какие-то новые нейронные связи. Это заставляет отстраниться медленно. Может, именно поэтому он так агрессировал на Хосока, противился тому, что уже очень глубоко сидело в нём? — Чего, зайчонок, испугался? — Хосок добивает его, произнося эти слова шёпотом на обожаемых губах, прервав поцелуй, будто мысли читает, словно прознал его позорные хотелки, зарытые в глубине души. — Мы не договорили, я ещё раз спрошу, мы правда теперь вместе? — отрезвляется, заставляя и Чонгука выйти из будоражащих реакций их взаимодействия. Хосок не желает спешить, поэтому хочет внести ясность, ведь по отношению к Чонгуку у него серьёзные намерения. Всегда были. — Правда… — шепчет Чонгук, успокаиваясь. Промаргивается, отгоняя буйное наваждение, а затем снова ложится к нему на колени. — Только я ещё не понимаю, а как это делать вообще? — В смысле, как? — Хосок гладит его по волосам нежно, улыбается от того, какой же он славный мальчик. — Ну, я вот понятия не имею, потому что всю жизнь с девушками встречался, и там мне уже всё понятно, но ведь отношения мужчин отличаются же! — Чонгук-и, ты такой забавный и дотошный… — хохочет в ответ Хосок, целуя в макушку своего горе-гетеро. — У нас всё то же самое, та же дружба, то же доверие, только это станет сильнее и крепче. Да и отношения разными бывают, от пола не зависит даже. — А секс? Секс вообще другой! — внезапно восклицает Чонгук, подняв голову. — Секс, разумеется, другой… — Хосок отвечает, изумляясь, гладит по щеке трепетно, заглядывая в его глаза. — Ты так говоришь, как будто ты уже всё попробовал в этой жизни, вот скажи честно, ты спал с парнями? — не унимается дотошный Чонгук. — Нет, я тоже так-то гетеро всю жизнь, я же тебе говорил, что только с тобой новые Вселенные познал! — снова хохочет, отвечая. — Хочешь сказать, что всё это время ты в тайне на меня дрочил, трахал при этом других девушек, но с парнями дел не имел?! — Чонгук резко оживился этим разговором. Сложил ладони в замок на его коленях, уперевшись подбородком. — Так и есть… — Хосок чувствует, будто на допросе находится, но не может перестать очаровываться Чонгуком, а переставал ли вообще когда-нибудь? — Льстит, так льстит… — расплывается в улыбке, вскинув брови и прикрывая глаза. — Было бы славно, если бы хотя бы один из нас был опытным, а так, получается, мы первые друг для друга геи. — Чонгук, ты что-то резко стал слишком много думать, секс и секс, разберёмся как-нибудь уже потом, не маленькие в конце концов! — Хосок ерошит его волосы, а тот льнёт послушным котом. Чувствует, как его в сон клонит. — А сейчас иди в душ! Я не пущу тебя на свою постель, хер знает, кто тебя там лапал и облизывал сегодня, и вообще на будущее мотай на ус — пока не помоешься, на кровать не ляжешь, это правило такое. Знаешь, постель — это священное место, и не место для грязи, поэтому всегда нужно ложиться туда чистым. — Встречная предъява, кстати, как по мне. Тебя это больше касается… — Чонгук встаёт с колен, пошатнувшись слегка, и всё же обнимает Хосока напоследок, уткнувшись в шею. — Но я поддерживаю это правило, сам живу также… Я надеюсь, у нас не возникнет проблем из-за этой работы, это же наша работа. — Да… Конечно, противно будет видеть и осознавать, что кто-то будет тебя лапать и домогаться, но пока так… — Хосок обнимает его в ответ, снова нежно гладит по голове, целует в щёку, вбирая запах. Никак не могут друг от друга оторваться. — Да… И как теперь работать? — Зайчонок, ты много думаешь опять, иди купайся, а я — после тебя, а потом спать. Устал пиздец, если честно… — Хосок слегка шлёпает Чонгука по упругой попе, провожая, а тот плетётся кое-как в сторону ванной. — Потом поговорим об этом, у меня уже есть идея, но надо втроём обсудить, потому что Чимина это тоже касается, Малóму совсем плохо в последнее время… — дополняет вдогонку. — Там вообще пиздец, на самом деле, ему точно надо увольняться! — кричит Чонгук, уже стоя под душем и плескаясь в воде. — Вот он когда тебе всё расскажет, ты просто охуеешь от жизни, ему вроде как плохо, но вроде как и хорошо… После этих слов Хосок встаёт кое-как, подойдя к двери ванной, чтобы не кричать через всю квартиру, но заходить он к нему, конечно же, не будет. Пока что. — Отсыпаемся и едем тогда к Малóму, а свидание наше подождёт… — говорит Хосок через дверь, слушая потоки шумящей воды, приправленные усталыми вздохами Чонгука. — У него же сегодня выходной, как и у нас? — Да, но он на капельницах каждый день лежит… — отвечает, булькая водой, усиленно трёт кожу головы, чтобы промыть волосы.***
Madonna, Sickick — Frozen
Наконец, они чистые, намытые и свежие лежат в постели в обнимку, накрывшись под одним одеялом, засыпают. Каждый устал, каждый уже практически спит одним глазом, но второй глаз не позволяет провалиться в сон. Чонгук, повёрнутый спиной к Хосоку, смотрит на руку, что обнимает его сзади, касаясь груди. Так хочется поцеловать эту изящную кисть, эти тонкие, но в то же время сильные пальцы… Не может никак уснуть в его объятиях, но и лезть не будет, ведь его Ангел и правда устал. Начинает ощущать его дыхание на затылке, из-за чего мурашками покрывается снова, злится внутри себя, что уснуть не может никак, ворочается. Хосок закидывает на него ногу, после чего Чонгук чувствует себя словно в коконе, таком приятном, мягком и уютном, а нагота их тел позволяет чувствовать тепло друг друга. И комфортно до безумия, и трепетно до чёртиков, и волнительно… Чонгук каждую секунду следит за собой, какие эмоции и ощущения его посещают, понимает, что только самые приятные. Просто хорошо. Не сдерживаясь, Чонгук кладёт свою руку на свисающую ногу, гладит по бедру и, кажется, нечаянно издаёт едва слышный стон шёпотом, сокрее похожий на хриплый тяжёлый выдох. — Тоже не спишь?.. — голос Хосока нарушает тишину сонного царства. Ангел расплывается в улыбке, уткнувшись в шею своему зайчонку, в холку, так сказать. — Да уснёшь тут с тобой… — понимая, что Хосок не спит, Чонгук смелее касается его, целует в ладонь, сжав в своей собственной, как и хотел. Параллельно другой рукой наминает бедро. — Мне очень хорошо и уютно с тобой, но вместе с этим у меня… — запинается Чонгук, морщась, ведь только недавно обсуждали это. — Сексуальное влечение, да, — шепчет ему Хосок на ухо, поглаживая плечо, льнёт к нему сильнее, поджимая закинутой ногой под себя. — Это же так очевидно… — Для меня это всё так дико, странно, если честно… — и Чонгук не лукавит, он и правда чувствует то самое сексуальное влечение, однако разумом понять, представить, как это с ним — не получается. Хосок прав, Чонгук иногда слишком много думает, осложняя ситуацию. — Понимаю. — Хосок целует его в шею, наслаждаясь, проводит пальцами по ключицам и груди, а затем отстраняется на минуту, разглядывая оголённую широкую и крепкую спину. Какой же Чонгук красивый, невероятный. Хосок исследует его, чувствуя будоражащие реакции, исходящие в ответ. — Давай попробуем что-то в лёгкой форме, а то так и не уснём, это же очевидно… — Чонгук поворачивается и ложится на спину, снова видит перед собой лицо улыбающегося Ангела, что смотрит на него сверху, нависая. Как же это всё дико, но ему так интересно, так манит. — А ещё я не усну, если не пойму, что это такое всё, именно с тобой. — Чонгук снова берёт его за руку, что ласково поглаживает его грудь. — Поделись со мной, что ты ощущаешь? Я просто хочу понять, как это? Что для тебя это значит? — Чонгук, ты портишь всю малину… — улыбается Хосок, всё ещё очаровываясь его дотошностью. — Это знаешь, когда хочешь посмотреть фильм, а потом натыкаешься на спойлеры! — Сжимает его руку в ответ. — Интереснее же сохранить какое-то предвкушение. — Согласен, но… Понимаешь, я не хочу, чтобы случились какие-то неприятные сюрпризы, ведь мы оба неопытные по-гейски, поэтому и спрашиваю. — С этой точки зрения ты прав, да. — Хосок второй рукой прижимает его голову к себе, и таким образом Чонгук ложится на его грудь. Медленно проводит пальцами по смолянистым прядям. — Не могу тебе сказать чего-то конкретного, потому что ты всегда был для меня недосягаем, я наслаждался и был счастлив тем, что просто мог смотреть на тебя, поэтому… — вбирает носом его запах, который ему всегда нравился в независимости от того, каким парфюмом пользовался. — Не прибедняйся, нихера ты не смотрел, ты ясно давал понять, но... ладно, продолжай. — Мне бы хотелось касаться тебя, гладить, целовать, причём не только губы, но и твоё тело… — после произнесённых откровенных слов Хосок начинает учащённо дышать. — Поэтому твоё предложение о «лёгкой форме» мне очень даже по душе. — И член бы поцеловал? — дотошный Чонгук и здесь не дремлет, целуя изящную руку, прижав к своей щеке. — Вот всё тебе надо знать, — цокает Хосок, а затем резко дует ему на макушку, отчего волосы Чонгука разлетаются. — Теперь давай ты, признавайся. — Ну… У меня то же самое, понимаю, что хочется близости, так приятно тебя целовать и трогать… — Чонгук мягко отпускает изящную ладонь, а затем начинает гладить подтянутый живот, чувствуя напряжение под своими прикосновениями. Как же интересно ему наблюдать, как Хосок реагирует на его действия. — В базовых вещах мы с тобой сошлись, однако я немного не это имел в виду. Я не готов подставляться под тебя, ну, знаешь, обычно там же роли актива или пассива… — Я тоже не готов, — отвечает Хосок, улыбаясь, однако возбуждение его уже достигает той границы, когда чувствует набухающий член и приятное томление. На самом деле, его возбудили эти откровенные разговоры, которые ещё даже не перешли в действия. — Поэтому я заранее и спросил, вот видишь! Никто не хочет давать свою задницу, а в итоге если бы кто-то полез, началась бы драка, потому что я бы тебе втащил за такое. — Тут забавно вышло, потому что мне сложно представить тебя в роли пассива, — начинает хохотать Хосок, снова вплетая свои пальцы в макушку.— Я бы тебе тоже втащил за такое. — Я тебя давалкой не вижу пока, — смеётся Чонгук, продолжая гладить живот, плавно спускаясь к паху. — Чимин был прав, мы как два барана, но мы потом разберёмся с этим, а пока что… давай?.. — Поднимает голову, глядя в глаза напротив с нестерпимым желанием, а затем целует в грудь, слегка засасывая кожу. — Давай, — облизывается Хосок, издавая короткий смешок, а затем будто змеёй заползает на него сверху, подминая под собой. Целует в губы не спеша, постепенно проникая в рот всё глубже, параллельно чувствует уже вставший член через ткань нижнего белья, что упирается в его собственный.***
SKYND — Tyler Hadley
— Боже, Хосок… — шепчет ему в губы Чонгук, дёрнувшись тазом навстречу, а затем начинает медленно тереться об него. Обхватывает нависающую спину, спускаясь к ягодицам, прижимает их к своему разгорячённому паху, желая самой плотной близости. Хосок снова забрался рукой в любимые смольные волосы, слегка оттягивая их, целует шею влажно, одаривая учащённым дыханием по коже, параллельно совершает возвратно-поступательные движения в ответ, подчиняясь напору ладоней Чонгука, что желают управлять им. Второй рукой сжимает талию, а затем не удерживается и опускается, целуя его грудь. Чонгук постанывает хрипло, откинув голову на подушку с закрытыми глазами, начинает сильнее тереться своим пульсирующим членом об член парня. — Нетерпеливый какой, — приговаривает Хосок, наблюдая, как Чонгук извивается, всё сильнее и требовательнее сжимает его ягодицы, притягивая к себе, однако продолжает целовать его плечи, на что Чонгук поддаётся вперёд и покусывает. Чувствует, как Хосок слегка обмяк телом, расслабился, протягивая стоны шёпотом, а ведь это заводит его ещё больше — слышать удовлетворённые ноты в голосе сверху. — К чёрту… — произносит Чонгук едва разборчиво, поднимая свои руки с его ягодиц снова на спину, а затем одной пробирается к паху, в то время как второй хватает за шею, увязывая в глубокий поцелуй. Сжимает твёрдый член, чувствуя влагу через ткань. — Меня бесят эти ебучие трусы, на хуй их… — порыкивает, стягивая бесполезные куски ткани. — Дурной, — Хосок шепчет со стоном, пребывая в трепетном и приятном шоке от ощущения чужой ладони на своём члене, которая медленно проводит по плоти, заставляя его слегка сжаться, слабеть. Хосок слабеет, но в то же время ему хочется с напором прильнуть ещё сильнее. — Да… — Чонгук смотрит на лицо Хосока, что нависает над ним в истомлённой неге, заводится от увиденного ещё больше, понимает, как же приятно доставлять ему удовольствие, ещё и лицезреть. Думает, что и нет в этом ничего сверхъестественного, тот же половой орган, что и у него, и с точки зрения логики так даже проще, ведь не раз рукоблудствовал, знает, как нужно. Всё те же манипуляции при мастурбации, только на другом члене. — Меня тоже бесит… — произносит Хосок на глубоком выдохе, затягивая в поцелуй своего дурного с громким причмокиванием, параллельно стягивает нижнее бельё с Чонгука, что так уютно лежит под ним и злится, но он его успокоит непременно, поэтому ловко обхватывает своими изящными пальцами пульсирующий орган, растягивая кожу довольно грубо. — Ты прекрасен… — шепчет ему Чонгук, после чего Хосок практически падает, уткнувшись ему в шею, ещё сильнее оттягивает ему волосы, гуляя языком по шее, целует, покусывая, жадно вбирает запах. Даже ничего не отвечает, что свидетельствует о том, что он явно улетел в другую Вселенную. Взаимный петтинг оказался окрыляющим удовольствием для обоих в сочетании с поцелуями и прикосновениями. — Отпусти, — всё же порыкивает ему Хосок на ухо, не прекращая целовать. — Отпусти… — говорит более настойчиво, потому что Чонгук своей рукой обхватил их члены, переплетаясь с чужими пальцами, совершая фрикции одновременно. Хосок почувствовал, что от такого он очень быстро придёт к финишу. Слишком, просто до невозможности, до дрожи приятны для него эти действия, ещё и то, как стонет Чонгук, одаривая комплиментами — а ведь хочется подольше пребывать в этом приятном безумии. В то же время совершенно не желает переставать чувствовать его член и руку, что прекрасно скользит в унисон, удовлетворяя одновременно обоих. — Отпусти… — снова повторяет, окончательно сбиваясь в дыхании, а Чонгук лишь балдеет от того, как слова его Ангела из своего рода «приказа» превращаются в мольбу скулящую. — Не хочу, — Чонгук будто издевается, отвечая протяжно глубоким стоном. Сжимает два плотно прилегающих друг к другу органа ещё крепче, делая рывки более размашистыми и грубыми, практически без помощи Хосока. Уже прочувствовал и понял, как же рассыпается его Ангел, слыша его голос. Он падок на его звуковые волны. — Сучий пёс, — Хосок резко фыркает и опускается, кусая Чонгука за грудь, прекрасно понимает, что тот играет. Чонгук задрожал мгновенно, и в этот раз испустил стон довольно фальцетный, ослабляя хватку, однако Хосок сразу же целует, будто рану зализывает, а затем резко давит с силой ему на локти, дабы отодвинуть шаловливые руки, наконец. Опускается ещё ниже, проводя языком вдоль торса, не забывая влажно целовать. Держит его руки, чтобы не повадился сопротивляться ему. — Чего ты задумал? — внезапно отрезвляется Чонгук, порываясь податься вперёд, привстав на локти, однако Хосок валит его обратно на спину с силой, а затем и вовсе пропадает под одеялом, заползая под него. — Всё тебе надо знать, — гаденько отвечает Хосок, проводя ладонью по вздымающемуся животу Чонгука от нервного дыхания, а второй крепко сжимает его упругую ягодицу. Он не видит его, однако чувствует влажные поцелуи по внутреннему бедру, и даже не понимает, хочется ли ему поднять это чёртово одеяло, но всё же окончательно расслабляется и перестаёт сопротивляться, схватившись за любимую изящную кисть. — Сучий пёс, — на резком выдохе стонет Чонгук, повторяя слова, дёргается от ощущения влажного вакуумного поцелуя на своём члене, а затем и мокрого языка, что гуляет по всей длине ствола. Дуреет, с ума сходит, слышит рваное дыхание и хриплый шёпот внизу, и всё же резко скидывает одеяло, потому что не может не позволить себе лицезреть эту картину. — Реально нечисть, — шепчет Чонгук, видя самое похотливое лицо в своей жизни, глаза, что смотрят на него бесстыдно исподлобья с ухмылкой. — Разве? — Хосок отвечает с оскалом, на секунду прервав прелюдию, а затем берёт в рот, лаская своими влажными губами головку, а после выпускает с громким причмокиванием. — Я ответил на твой вопрос?.. — продолжает стимулировать рукой, расположившись у него между ног, но Чонгук ничего не отвечает, откинув голову, стонет, сморщившись, глаза закатывает. — Не останавливайся… — Чонгук тянется к его голове, желая ещё раз ощутить, толкнуться в это грязное и влажное пространство. — Да что ты? — Хосок снова проводит языком по всей длине, играется словно с капризным ребёнком, который хочет игрушку, а затем резко накрывает своим ртом член, ведь обещал же себе успокоить обозлённого зайчонка. Насаживается чуть глубже, а Чонгук поднимается тазом, не отпуская затылок Хосока, хочет ещё сильнее толкнуться в него, однако помнит, что не хотелось бы неприятных сюрпризов, поэтому придерживает свои намерения. — Как же мне хочется выебать тебя в рот, ты просто не представляешь… — вымученно произносит слова Чонгук сквозь стоны на фоне скользких звуков, и именно поэтому отрывает от себя мракобесью голову, и та не сопротивляется. Чонгук рывком поднимает Хосока на себя, целует с агрессией, вгрызается, цепляясь ладонями в спину, вжимает его в себя, толкается, одновременно трётся об его член своим. — Представляю, поверь. — Хосок разрывает поцелуй, обнимая его за шею, снова запускает свои пальцы в его волосы, оттягивает, облизывая его выпирающий кадык, что вибрирует от стонов, которые уже отнюдь нескромные. Тянется к его паху, снова схватив крепко, чувствует, что Чонгук на пике, подрагивает тело его в экстазе. — Какой же ты дурной, зайчонок… — усиливает хват, ускоряя фрикции, говоря ему это точно на ухо, ведь уже прознал позорную хотелку. — Я сейчас… — Чонгук резко вздыхает глубоко, жадно хватая воздух, отчего грудь вздымается, дыхание задерживает, и Хосок затыкает его своим поцелуем, не прекращая стимулировать член, и, наконец, чувствуют горячую вязкую жидкость, из-за чего их животы скользят друг об друга. Чонгук выдыхает через нос басовым стоном, издавая его в любимый рот, подрагивает ресницами с закатанными глазами, а Хосок лишь оттягивает его волосы, заставив прогнуться, замедляет движения руки. — Я сейчас с тобой с ума сойду… — отстраняется Хосок с шёпотом, даёт возможность Чонгуку продышаться, целует его шею суетливо, плечи, ключицы. — Я тоже. — Распахнув глаза, Чонгук привстаёт сначала на локтях, а затем полностью поднимается, оперевшись на ладони, тем самым усаживает на себя своего парня, хотя ему всё ещё сложно отойти от крышесносного оргазма. — Но ты погоди… — Хватает Хосока за ягодицы, целуя в грудь, перебирается большими пальцами к тазовым косточкам, устремляясь к паховой зоне. — Какой же ты… — приговаривает с рыком, оставляя влажные поцелуи на изящных обожаемых ладонях, а второй рукой слегка приподнимает, чтобы под себя уложить. — Удивляешь, — ухмыляется Хосок, не сопротивляясь, безвольной куклой падает на спину, а его Чонгук возвышается над ним и сразу же берёт в рот изнывающий член, шлёпая по бедру, не играется, а с напором поглощает, помогая себе делать минет рукой. Хосок сразу же прогибается в спине, ведь он такой гибкий, закидывает одну ногу ему на плечо, ту, что болела. Чувствует приближающийся конец, из-за чего начинает сводить приятной судорогой живот, дышит учащённо, дрожит всем телом, каждой клеточкой. — Сейчас… — почти хнычет, произнеся всего одно слово, и Чонгук снова смачно шлёпает его по заднице, и то было последней каплей терпения, из-за чего изливается ему в рот, затаив дыхание, однако тот не прекращает манипуляции. — Чонгук, я сейчас просто сдохну, сучий ты пёс… — Дрожит, чуть ли не плача, ведь ощутил оргазм, который заставил его тело левитировать, ему буквально так кажется. — Я зайчонок, блять, это ты сучий пёс! — Чонгук ползёт наверх, посмеиваясь, к Ангелу своему, ложится на него, накрывая своим поцелуем, ощущает его бешенное сердцебиение, хотя у самого такое же. Хосок хватается за ягодицы, прижимая к себе, ощущая через поцелуй вкус собственной спермы, влагу между их телами. Чонгук отстраняется, прерывая поцелуй, смотрит пронзительно в глаза, нависая своими волосами. — Я, я… — хочет что-то сказать он, но слов подобрать не может, они просто не складываются, мозг работать совсем отказывается, не находя подходящих формулировок, чтобы выразить пережитое. — Просто без комментариев, я понял… — улыбается Хосок, заботливо убирая пряди ему за ухо, что щекочут его лицо.— Нравится? — Не то слово… — Чонгук льнёт, уткнувшись в шею. — Я просто, блять, счастлив, что ты вообще есть… — Целует снова, так и не сумев сказать о том, что хотелось, а чувствует он явно больше, чем эти слова. — Взаимно… — Хосок гладит по волосам своего славного мальчика, целуя в макушку, запах вбирает обожаемый. — Ты теперь веришь? — бубнит ему в шею Чонгук, а Хосок лёгкими касаниями пробегается по его спине вдоль, глаза закрывая. — Я тебе верю, но всё ещё не верю, что это происходит со мной… — с хрипотцой отвечает едва слышно. — Что ты происходишь со мной. — Такой ты! — радуется Чонгук, а Хосок чувствует на своей шее губы, что расплылись в улыбке, и сам невольно улыбается, засыпая. — Я сам не верю… — А ты теперь не зайчоночек, а козлёночек… — выдаёт Хосок, а Чонгук чувствует напряжённый живот под собой, что означает — пришло время тупорылым шуткам. — Я даже не хочу спрашивать, почему… — вздыхает Чонгук. —Но давай, валяй… — Ты выпил молоко и стал козлёночком, — тихо говорит Хосок, начиная хохотать, а Чонгук тут же замахивается, однако рука его останавливается, повиснув в воздухе. — Хочешь ударить? Я уже привык, кстати, такой ты славный… — А чему ты радуешься? — скалится Чонгук, схватив его за шею второй рукой. —Ты вообще доильным аппаратом станешь, ты только погоди… — Да я вообще не против, кстати, мне нравится, когда ты меня по заднице бьёшь, кайфую… — Хосок говорит так расслабленно, глядя на повисшую в воздухе руку, будто не ему сейчас прилетит удар, причём достаточно мощный, всё-таки это же его Чонгук. — А мне нравится тебя бить, когда ты хуйню говоришь! — Чонгук слезает с него, а затем тянет на себя, переворачивая Хосока на бок. Бьёт смачно по несносной заднице. Звук шлепка раздаётся эхом по комнате. Тишина. Они так и остались лежать в обнимку, а потом, наконец, засыпают вместе, окончательно расставив все точки в их отношениях. Ну, почти.***