Распутье

— Правее… Теперь левее!.. Чу-уть правее… Давай! Поддавшись азарту в голосе Асирпы, Сугимото хлопнул по кнопке с такой силой, что та громко треснула. Испугавшись, что сломал ее, он отвлекся обратно на содержание автомата как раз в тот момент, когда клешня закрылась над отверстием для приза. Не успев уследить, удалось ли что-то поймать, Сугимото не без волнения сунул руку в отверстие и, нащупав вместо пустоты что-то мягкое, невольно усмехнулся. — Молодец, Сугимото! Победно вскинув перед собой кулаки, Асирпа подскочила к нему и озарила широкой улыбкой. Ее шапка, медленно съезжавшая назад все то время, пока она прижималась к стеклу автомата то одной стороной лица, то другой, пытаясь точнее определить нужное положение для клешни, накренилась и, вслед за движением головы вверх, упала назад. Асирпа удивленно ойкнула, когда Сугимото поймал ее в последний момент. — Спасибо, — Принявшись устраивать шапку на голову обратно, Асирпа, как будто невзначай, поинтересовалась: — Все? Или еще? Ее глаза сияли задором, и Сугимото мог бы согласиться, если бы не вытащенная мягкая игрушка. Похожий на кролика плюшевый желтый зверек с длинными желтыми ушами ничего не весил, но тяготил руки к полу осознанием: на него ушло почти пятнадцать минут. Чтобы достать ему друга понадобилось бы примерно столько же, а день был не резиновый, как и свободное время Асирпы. Не говоря уже о деньгах. — Давай один раз попробуешь и все, — примирительно произнесла Асирпа, когда он ничего не ответил. Сугимото кивнул и полез в карман за мелочью. Пока Асирпа примерялась к следующей жертве их охоты, наблюдая за ней, он не мог не задуматься над тем, как они сейчас выглядели со стороны. С прошлого года она заметно выросла и, пусть ей все еще было далеко до его плеча, ее возраст больше выдавала школьная матроска. Исключая работника игрового центра из посетителей были лишь они одни и стайка младшеклашек у автоматов в противоположном углу зала. Последние были сами себе на уме, а вот молодой мужчина, у которого Сугимото не так давно разменивал деньги, изредка кидал в его сторону заинтересованные взгляды. Надеясь, что от скуки, Сугимото их игнорировал. — Может быть, этого? — Асирпа ткнула пальцем в стекло. — Черного. В синем. У тебя похожие есть. Игрушка, на которую она указала, была примерно такого же размера, как и прошлая — черный медвежонок с большими блестящими глазами-бусинами в синей форме, отдаленно напомнившей Сугимото военную. В его руках была небольшая красная подушка с вышитой надписью «love». Сочетание было странным, но милым и, более того, как Асирпа и сказала, подходило к его семейству мягких медведей, состоявшему из серого в розовом платье с бейсбольной битой в лапах, коричневого в бордовом свитере с мешком денег за плечом и черного во фраке с лопатой за спиной. — Надеюсь на тебя, Асирпа-сан, — Он кинул монету в прорезь. — Двигай вперед! — поспешно отозвалась девушка. Заиграла веселая музыка и кран, следуя движению рукоятки, медленно поехал в сторону медвежонка. Уже приноровившись, Асирпа давала краткие указания, не отвлекаясь от игрушек, чтобы накричать на Сугимото, когда тот делал не то, что сказано, а он понимал и слушался практически без огрехов. Отведенного времени для них было более чем достаточно и, когда оставалось еще почти десять секунд, Асирпа велела хватать. Сугимото послушно нажал на кнопку и внимательно всмотрелся за стекло. — Сугимото. Что ты думаешь о Мике? Неожиданный вопрос вывел его из душевного равновесия. Перехватив рукоятку, он бросил взгляд в сторону: отвернувшись от игрушек, Асирпа смотрела прямо на него. Проследив из угла глаза, как медвежонок благополучно упал в дыру, Сугимото отмер. — Разумеется, ты ее не любишь, но мне точно не показалось, что она согласилась перед тобой извиниться, потому что думает, что у нее есть шанс. — Асирпа обошла автомат и, вынув из него медвежонка, встала рядом с Сугимото. Сжав в руках игрушки, назидательно произнесла: — Я знаю, что ты не хотел ранить ее чувства, но твоя доброта сделает ей только больнее. — Я… — Открыв рот, он остановил слова с извинениями. Асирпа ждала не этого. Он коротко вздохнул. — Спасибо за предостережение, Асирпа-сан. — Не за что, Сугимото. Она улыбнулась, и он ответил тем же. — Значит, медведь мне, а ты себе оставишь… — А мне не надо, — перебила та. Не дав возразить, добавила: — Пойдем к тебе быстрее. А то на нас как-то смотрят странно. Проследив за ее взглядом до хмурого лица работника игрового зала, Сугимото понял, что его надежда не оправдалась. Осознание, что на это указала именно Асирпа, пришло следующим, но у него не было времени его обдумать — сунув ему под подмышку медвежонка, схватив его за локоть, девушка толкнула его в сторону выхода. Мужчина, кажется, последовал за ними, но они поспешно покинули зал и, вступив в толпу, затерялись среди людей. Люди шли плотными рядами, изредка толкая и пихая друг друга, за что тут же извинялись. Чтобы не потеряться, Асирпа плотнее прижалась к плечу Сугимото, доверив ему выбирать дорогу. Пройдя несколько шумных улиц, они свернули туда, где поток людей был меньше, и наконец-то расслабились. Вокруг было полно незнакомцев, пока они шли, то говорили, но о мелочах: сначала девушка рассказывала о забавном казусе в ресторане, который тот не застал, а затем о Шираиши, который на днях неожиданно решил податься в христианство, после того, как вроде бы встретил знакомую из прошлой жизни. Обсуждая, та ли это самая сестра, из-за которой Шираиши когда-то прославился званием «Король побегов», или же это новое увлечение все никак не могущего оставить сомнительные похождения друга, они дошли до дома Сугимото. Впустив в квартиру первой Асирпу, Сугимото, зайдя следом, не без удивления обнаружил, что та разулась, но не спешила снимать верхнюю одежду. — Может, еще воздухом подышим на балконе? На днях полная луна должна быть, а сегодня ясно. Отказываться причин не было, тем более, придя, Асирпа сделала ему одолжение. Когда он собирался выйти на балкон, сменив уличную обувь на тапочки, Асирпа вновь его остановила: — А где твоя коллекция медведей? Он обернулся, все еще держась за ручку балконной двери. Асирпа, будто потерявшись, стояла посреди комнаты, оглядываясь по сторонам. Медведи, которых она искала, должны были сидеть на полке над письменным столом в углу, но кроме книг там ничего не было. Вспомнив лишь сейчас, что убрал их в шкаф, Сугимото ощутил неловкость: он делал так лишь перед приходом Огаты, который каждый раз высмеивал их существование. Решив не рассказывать, что как только они с Асирпой поговорят, он тут же позовет Огату к себе, а игрушки спрятал заранее, Сугимото попытался оправдаться: — Они… Запылились. Надо бы постирать, но я все никак не найду время. Лжи в его словах почти не было. Приняв их за правду, Асирпа отнесла медведя на полку и прошла за ним на балкон. Уперев локти в перила, они обратились к вечернему городу. Этаж был второй и вид, исключая небо, не особо впечатлял. Ощутив, что ему жарко, Сугимото стянул с головы шапку. Мня ее в руках, спросил: — Асирпа-сан, а почему ты отказалась от игрушки? И в тот раз тоже, — Проследив, как выдохнутое теплое дыхание, тут же унесло ветром, добавил: — Ты уверена, что не застынешь? Упомянутый «тот раз», Сугимото вспомнил лишь из-за спрятанных медведей. В конце лета прошлого года он, Огата и Асирпа, по настоянию последней, вместе отправились на фестиваль в небольшом городке, где жила ее бабушка. Людей там жило не так много, но места хватало, как и желающих повеселиться, и улица с палатками предложила посетителям все, чего душе хотелось. Медведи — призы в тире, были добыты Огатой, обладающим прекрасной меткостью и в этой жизни. Пожалев хозяина, он остановился на трех и, гадко улыбнувшись, сообщил Сугимото, что отдает их ему. Сугимото ожидаемо вспылил, задетый снисходительным тоном и предложил игрушки Асирпе, на что та наотрез отказалась. В итоге ему пришлось забрать всех медведей себе. Они стали хорошим воспоминанием о том дне и проведенном времени вместе. С Огатой в том числе, к которому он, как тогда думал, не испытывал ничего положительного. Асирпа покачала головой на вопрос о холоде и непринужденно произнесла, как будто говорила о погоде: — Тогда — потому что они были для тебя. А сейчас вторую игрушку Огате оставь. — Смотря перед собой вверх, Асирпа подперла ладонями подбородок. — Ты же собираешься с ним помириться, так что подари ему. Не потратив на обдумывание предложения ни секунды, Сугимото разочарованно ответил: — Он меня высмеет. — У тебя есть что-то другое? — Нет. — Тогда дари что есть. Огата будет рад. Засомневавшись в ее словах, Сугимото вообразил процесс дарения. Возникшее в сознании удивленно-возмущенное лицо вызвало улыбку, но и только. У него не вышло представить, чтобы Огата смог довольствоваться чем-то настолько ему неподходящим. — Сугимото, что последнее ты ему дарил? Кроме еды. Последовав примеру Асирпы и подняв глаза в небо, Сугимото, задумавшись, постарался разглядеть сквозь свет ночного города звезды. Даже исключая еду, выбор был. Однако сколько бы он не копался в памяти, вспомнить какую-то конкретную вещь, а не поступок, не выходило. Начав с последних месяцев, он начал перебирать все подряд и неожиданно его осенило: — Брелок на ключи. С пандой. Когда Огата… Ну, не важно. В общем, он забрал у меня брелок и так и не вернул, так что, по идее, это подарок? Ощутив укоризненный взгляд Асирпы, Сугимото неловко засмеялся. Положив руку на волосы, взъерошил приглаженные шапкой пряди и, осознав, что больше не собирался от нее ничего скрывать, но вновь утаивает, встретился с девушкой глазами. — Помнишь, когда он неожиданно пропал где-то в феврале? Ты за него волновалась, так что я несколько раз к нему ходил. Он опять не открыл, но, когда я позвонил ему на мобильный, то услышал звонок из-за двери. У меня как раз был с собой дубликат его ключа, так что я вошел без спроса и нашел его спящим в кровати. Оказалось, что у него температура и те несколько дней, пока он не отвечал на звонки и сообщения, он лежал в лежку. Я его выходил, а потом он выгнал меня, забрав ключ с моим брелоком. Он сделал паузу. Асирпа моргнула, не изменившись в спокойном выражении, веля этим продолжить. Чувствуя, что если промедлит, то не скажет, Сугимото выпалил на одном дыхании: — Пока он был слаб и беспомощен, то почти не огрызался и вел себя даже почти мило. Тогда я понял, что… Люблю его. — Я тоже люблю Огату. — Асирпа мягко улыбнулась. — В этот раз я заслужила его доверие, и он теперь со мной не любезничает и говорит все, что думает. Проглотив ее слова, Сугимото неохотно, но повторил, уже смутившись: — Асирпа-сан. Я люблю его… Не как друга. — Я знаю, я тоже. Улыбнувшись еще шире, Асирпа убрала руки с перил и, положив на его ладонь, сжала, посмотрев понимающим взглядом. Приоткрыв рот, Сугимото вытаращился на нее во все глаза. Выдержав его пристальное внимание с несколько секунд, девушка изменила серьезное выражение и неожиданно захихикала. — Шучу я, шучу. Но люблю я его не как друга, а скорее… Как Длинноногого дядюшку? Брови Сугимото взмыли еще выше, хотя казалось уже некуда. Продолжая улыбаться, Асирпа пояснила: — Ну, из детской книжки. Про девочку, которую удочерил богатый мужчина, а потом отправил ее учиться в пансион и всем ее обеспечивал. Огата конечно не такой добрый, но без его денег мы бы с тобой мало куда могли бы вместе съездить. — Асирпа-сан, это точно детская книжка? На осторожный вопрос высоким тоном, она звучно усмехнулась и несколько раз кивнула. Было в ее лице нечто непривычно выбивающее. Не веря, что она будет врать, Сугимото поспешил уточнить: — И ты уверена, что любишь его как… — Он не без усилий выдавил из себя странное: — Дядюшку? — Уверена. Он для меня уже слишком старый будет. Мама была в ужасе от тебя, если ей еще и про Огату опять думать придется, то даже ее крепкие нервы не выдержат. Услышав, что заботливая понимающая женщина, целеустремленность которой позволяла ей без устали практически в одиночку справляться с управлением ресторана, на самом деле оказалась не настолько прозорливой, как он считал, Сугимото впал в еще большую прострацию. Асирпа держала его за руку, и он закрыл лицо другой, в которой держал шапку. Взволнованно высоким голосом он в ужасе просипел: — Мама?!.. Она… На меня думала?.. — Разумеется, думала, хоть у нас с тобой и разница в семь лет. Она же не знает, что мы были знакомы в прошлом и были партнерами. Мне пришлось очень постараться, чтобы переубедить ее и разрешить с тобой общаться. Хорошо хоть с Огатой она была уверена и он мне помог. — Огата… Каким-то образом все вернулось к тому, с кого началось. Заключение, в котором Огата не только был надежнее него для матери Асирпы, но и для нее самой, Сугимото не понравилось. Возникшая в груди ревность кольнула осознанием, что сейчас он не был так же близок с Асирпой, как и раньше, а с Огатой так вообще, будто еще дальше. — Мама ему всецело меня доверяет, а тебе все еще не очень. Но ты делаешь успехи, и, как только она узнает, что тебя интересует лишь Огата, то окончательно успокоится. Разбив прошлые мысли новым заявлением, Асирпа отпустила его руку. Будто потеряв к нему интерес, полезла в карманы за перчатками. Убрав с лица ладонь, Сугимото уставился на свою смятую шапку, благодарный за данную паузу. Предложенный Асирпой вариант был самым простым и надежным способом сохранить их дружбу. Понимание этого не избавило его от нежелания рассказывать о чувствах к другому мужчине всей семье Асирпы. И тут его осенило: — С каких пор ты знаешь? — Я не знала. Ты только что сам сказал, что его любишь. — И… Тебе не противно? Подняв взгляд с рук, на которые натягивала перчатки, она удивленно спросила: — Противно? — Ну… Помнишь… Тогда, когда мы спасали Танигаки, ты сказала, что не понимаешь, как может мужчина… — Еще бы не помнить! — Асирпа его перебила и, устроив перчатки на руках, сложила их крест-накрест под грудью. Недовольно фыркнула. — Ты так кричал, восторгаясь тому извращенцу. Я до сих пор не могу забыть. Как тебе тогда было не стыдно? — Прости, но это было действительно потрясающе… — Он осекся под ее корящим взглядом. — Извини. — И? Какое отношение тот зоофил имеет к тому, что ты любишь Огату? — Огата мужчина. И я тоже. — Я знаю. — И тебе не противно? — С чего мне должно быть противно? — Он мужчина. И я тоже. Асирпа раздраженно вздохнула. Сугимото потупил взгляд, теребя в руках шапку. Повторяться по третьему кругу не хотелось, и Асирпа взяла инициативу на себя. — Сугимото. Ты помнишь, что я — женщина айну нового поколения? Тот коротко кивнул, на что она ответила довольным хмыканьем. — Я все еще ей остаюсь, хоть и не по крови. Я иду в ногу со временем, не принимая предрассудки прошлого. Скорее всего, мне ваши отношения показались бы странными, но даже тогда, я бы всецело вас поддержала, если бы вы были счастливы. Услышав ее заверяющие теплые слова о воображаемой ситуации в прошлом, которая таковой на самом деле не была, Сугимото ощутил, как они проникли глубоко в сердце, гася страх быть непринятым. В углах глаз защипало и он, расчувствовавшись, с придыханием произнес: — Асирпа-сан… Спасибо… Асирпа сама подалась ему навстречу, раскрыв руки для объятий. Аккуратно загребши ее в охапку, Сугимото поднял ее над полом, на что она слегка рассмеялась и, ухватившись за рукава куртки, доверчиво прижалась к его плечу. Ее руки были слишком коротки, чтобы обернуться вокруг его спины и на уличном холоде он не мог полноценно ощутить ее тепло. Маленькое хрупкое тело не вызвало в нем ничего, кроме желания оберегать, однако оживило в памяти объятие другого рода: цепкие ладони Огаты на спине, мнущие сквозь одежду сильными пальцами. Чтобы ощутить их вновь, еще предстояло многое, но главного он уже добился. — Теперь тебе осталось извиниться и признаться Огате. Доброжелательность шепота Сугимото не заметил, пронзенный его смыслом. Главное все еще было далеко — Асирпа ничего не знала, а он не заслужил ее принятия. — Асирпа-сан… — Дав сожалению просочиться в голос, он отстранил ее от себя и, поставив на пол, заглянул в ее наполнившееся беспокойством лицо. — Сначала я хотел признаться и извиниться перед тобой. Я хочу рассказать обо всем, что ему сделал. Все еще держа его за предплечья, Асирпа дернула его на себя и, не сумев сдвинуть с места, прервала словами: — Стой Сугимото. На твердый тон он слабо возразил: — Но я должен… — Кому? — вновь перебила девушка. — Если я не расскажу тебе, то Огата… — Сугимото. Было уже темно, но свет фонарей с ближайшей дороги блеснул в ее глазах, показав неприкрытую обиду. Сугимото смешался, но отвернуться не посмел, готовый принять ее на себя. — Ради чего ты хочешь мне это рассказать? Ради Огаты? Тогда зачем просишь прощения и принятия у меня? — Асирпа-сан… — Нет. Помолчи и слушай. Чтобы тебя поддержать, я притворилась, что ничего не знаю, потому что вы оба ясно дали понять, что так вам будет лучше, но если я ничего не сделаю, то ты… Она знала. Но все равно приняла и простила его, доверившись. А он на это доверие наступил, даже не заметив. Ощутив, как его накрывает отвращение к себе, Сугимото устремился в слух, надеясь. Асирпа коротко вздохнула и уверено продолжила: — Сугимото, которого я знала, всегда был полон решимости и пытался не показывать мне слабости. Сугимото всегда безропотно делал за меня грязную работу, пока я, считая себя всезнающей и ладящей со всеми, слишком поздно заметила, как он продолжает ломать себя ради меня. Мы были партнерами, но я совсем не понимала Сугимото. Сугимото хотел найти место, где его примут, таким, какой он стал, а все, что я ему дала, это новую причину отнимать чужие жизни и пожелание стать прежним. Поэтому ты все еще пытаешься измениться. Даже сейчас, когда в этом нет необходимости и твои руки чисты, ты пытаешься оправдаться передо мной за новые ошибки. Но мне не нужно о них знать, чтобы продолжать быть тебе другом. И не мне их прощать. Асирпа говорила все медленнее и опечаленнее, пока не замолкла. Смотря ей в глаза, Сугимото твердо произнес: — Неправда. Тогда ты спасла меня, дав смысл жизни. Ты все еще мой партнер и друг. Именно благодаря тебе Огата сейчас жив. Если не простишь ты, то тогда я не смогу… Асирпа встряхнула его за руки. Посмотрела так зло, что он запнулся. — Асирпа-сан… — Почему это должна быть именно я? — Не получив ответа, она почти с надрывом сказала: — Ты что, правда, считаешь меня своим… Божеством? — О чем ты?.. — Вцепившись в мое наивное невежество как в нить паутины, протянутой Буддой, ты решил сбежать из ада, оставив остальных грешников позади. Но по пути в рай тебя взяло любопытство, и ты остановился и оглянулся, и один из грешников сдернул тебя обратно. Поэтому сейчас ты здесь. Ладони Асирпы лежали на его руках, неспособные удержать на месте. Сугимото оказался прикован ее отчаянием. — Асирпа-сан… — Сдерживая гнев в голосе, он как можно спокойнее произнес: — Что Огата тебе наговорил? — Сначала ответь мне, прав ли он? Если мне все-таки хоть как-то своим невежеством в прошлом удалось облегчить ношу, которую ты тогда нес, то я рада. Но если ты до сих пор считаешь, что это невежество нужно оберегать и защищать, то, пожалуйста, прекрати. Мы друзья. Я не хочу, чтобы ты ставил меня выше себя. — Огата солгал. Ты мой свет, а не божество. Я могу равняться на тебя, потому что ты рядом и всегда укажешь мне верный путь. Поэтому я должен тебя защищать. Даже в это мирное время. Твое счастье того стоит. — А как же твое счастье, Сугимото? Асирпа несильно, но настойчиво потянула его за рукав куртки, и он наклонился вперед, лицом прямо в ее протянутую ладонь. Она печально улыбнулась и погладила его по щеке. — Огата сказал, что всегда ненавидел меня. За мою незапятнанность и бескорыстное стремление помогать. Я вместе с вами в аду за то, что возомнила, что могу вас спасти. За свою гордыню. — Да как он!.. Накрыв его рот ладонью, Асирпа прервала его гневный выкрик. — А теперь он тратит на нас с тобой почти все свободное время. И ему очень не нравится, что за все те годы, что он мне помогал с уроками, мой грязный почерк ничуть не изменился, — Она издала смешок в ответ на пораженный взгляд. — Знаешь, услышав то, что ты его любишь, сейчас я подумала, что, скорее всего, он тогда ненавидел меня и за то, что я забрала на себя все твое внимание. А в аду он научился делиться. — Асирпа-сан, ты ни за что бы не попала в ад!.. — Если даже мы и в аду, то я не против, пока рядом с теми, кого люблю. Поэтому тебе не нужно мне исповедоваться. Просто попроси меня помочь придумать Огате для тебя наказание, и я с радостью подберу что-то такое, чего тебе и не снилось. Например, поехать с ним на Сахалин. — Асирпа-сан… Я знаю, что ты пытаешься меня подбодрить, но звучит совсем не страшно. На его возмущение она вновь ответила спокойствием и Сугимото смешался. Ткань плотных перчаток на коже ощущалось шероховатостью. Асирпа взяла его лицо в обе руки. Придвинулась ближе и угрожающе зашептала: — Скорее всего, Огата выберет такое место, где никто не знает японского, и будет разговаривать с тобой только по-русски. Невольно представив, Сугимото поспешно произнес: — Я пошутил, мне очень страшно, пожалуйста, поехали с нами, если ты будешь переводить, то я как-нибудь выживу. — Су-ги-мо-то! — Притворно-обидчиво протянув, она ухватилась за обе щеки пальцами и потянула их в разные стороны, корча на его лице гримасу. — Это твое наказание и тебе его нести полностью, без поблажек. И вы наконец-то проведете время наедине. — Прощти, Ащирпа-щан. Обещаю. Та кивнула и выпустила его из рук. Выпрямившись, Сугимото потер болезненно отозвавшиеся щеки, подметив, что она использовала все свои силы. Пока она поправляла съехавшую на лоб шапку, он решился попробовать еще раз: — Асирпа-сан, а я могу… Я все-таки хотел бы рассказать тебе кое-что из прошлого. Посмотрев с подозрением, та ответила: — Только если это что-то хорошее. — Я бы не сказал, но… Я хочу этим поделиться с тобой. Как с другом. — Ты уверен, что именно как с другом? Или мне еще что-нибудь повторить из слов Огаты? — Он ЕЩЕ что-то наговорил? — быстро выпалил Сугимото. Если Огата поделился с ней тем бредом, что говорил ему... — Разумеется. Но я скажу это уже своими словами. Ты слишком меня опекаешь и потакаешь. Огата это тоже делает, но хотя бы в меру. Если бы я была обычным ребенком, и мы бы встретились раньше, то из-за тебя я стала бы избалованной. — Ты это заслужила, — произнес он с облегчением, остыв. — Сугимото! Ты опять начал! — Она уперла руки в бока. — А ну быстро обещай, что будешь относиться ко мне как к обычному человеку! — Но Асирпа-сан… — Если не пообещаешь, то я запрещу тебе так меня звать. Будешь обращаться ко мне как остальные обычные друзья: Асуко. Когда-то он пытался звать ее по новому имени, но не сумел. Не думая, что это возможно даже с ее запретом, Сугимото не стал возражать, желая сохранить все как есть, чему она поспособствовала изо всех сил. Пускай и приходилось притвориться, что он меньше о ней волнуется. — Обещаю. Асирпа сменила гнев на милость. В ее лице осталась напряженность, но этого и следовало ожидать. Сугимото и сам все еще не до конца переварил все ее слова. И, именно поэтому, пока не пожалел, произнес: — То, что сейчас между мной и Огатой, началось еще в прошлой жизни. Мы не были ни врагами, ни союзниками, и я убедил себя, что это ошибка, и все не серьезно. Потом боялся твоего осуждения из-за того, что мы мужчины. А затем он предал твое доверие и сбежал. И я возненавидел его. — Но сейчас ты его любишь. — Да. Глаза Асирпы наполнились слезами. — Асирпа-сан?! — А. П-прости. Просто… Ты сказал, что возненавидел его, и я подумала… — она всхлипнула. — Что ты все-таки жалеешь, что вспомнил. А все из-за меня. Поэтому. Я так рада… Настоящий Огата, он!.. Даже на курсы специальные ходил!.. Он так старался, чтобы ты его не убил!.. Не понимая о чем она, Сугимото стал искать по карманам платок и, найдя, протянул Асирпе. Та тут же развернула его и громко высморкалась. — Прости, сбасибо, — сказав внос, она улыбнулась. Последние слезы сорвались с ее ресниц, и Сугимото сам смахнул их с ее щек. — Может быть, сейчас ты согласишься пойти внутрь? — Угу. Я хочу… Но что именно она хотела, он не услышал из-за ее чиха. Махнув ему рукой идти первым, Асирпа последовала за ним обратно в квартиру и, как зашла, неожиданно спросила о его планах на Рождество. В прошлом году они провели его в компании друзей в ресторане Асирпы. В этом он планировал побыть с родителями, но ответил, что не знает. Пока они разговаривали на отвлеченные повседневные темы, Сугимото не давала покоя мысль, что Огата был прав. Их отношения могли стать для нее травмой, но Асирпа сознательно ее избежала, отказавшись слушать. Сказанные перед ее уходом слова путали Сугимото еще больше. «Ты единственный, кого он пускал себе в квартиру. Он сам так сказал. Случайно проговорился и даже этого не заметил, когда мы говорили о его брате. Поэтому он простит тебя, и вы помиритесь, что бы ты ему не сделал». Ее уверенность настолько подкупала, что Сугимото и сам почти верил. Асирпа ничуть не изменилась и, хоть и вновь взяла на себя его ношу, не подозревала о том, насколько безразмерна оставшаяся. Но она дала ему самое важное — подарила надежду. Как бы Огата не насмехался над ее наивностью, а для Сугимото ее желание, чтобы он двигался вперед, было ничем иным, как действительностью. И если счастье Асирпы можно было достигнуть собственным, кем он был, чтобы идти против этого? Мобильник издал тихий щелчок. Отреагировав на пришедшее сообщение, Сугимото вскочил с кровати и, прежде чем экран погас, успел увидеть только имя отправителя: Тораджи. Несколько разочарованный, Сугимото открыл переписку и замер, увидев миниатюру прикрепленной фотографии. Его и в этой жизни друзья детства благодарили его улыбками за неожиданное беспокойство и интересовались, станет ли он крестным и второму сыну. Будучи едва ли религиозными, они не могли упустить шанс связать себя с ним узами еще крепче. Задержавшееся в груди тепло их слов позволило ему зайти в беседу с Огатой и, не увидев ответа, несмотря на то, что отправленное ему сообщение было прочитано часами раньше, чем для Тораджи, остаться бесстрастным. Ответив другу и отложив телефон на место, Сугимото лег обратно, сложив руки на груди, и закрыл глаза. Тьма, созданная шторами и чернотой под веками, смешалась, погрузив его в мнимое спокойствие. Ожог на ладони зажил, но, как и рана, полученная не в этой жизни от человека, продолжающего будоражить его сознание, задержалась в памяти. Вместе с недавним теплом чужого тела и губ, которых он касался, как будто вечность назад. Чувствуя, как воспоминание о прикосновении медленно растекается к низу живота, Сугимото испустил низкий вдох. Несколько лет назад он не мог и представить, что будет думать о другом мужчине в подобном ключе. Более того — использовать его образ в фантазиях вместо девушек из любимого порно, и из-за вынужденного воздержания в несколько месяцев, делать это почти так же часто, как еще когда был подростком. Стыда в нем с тех времен не убавилось благодаря богатому воображению, предпочитающему подсовывать самое откровенное поведение Огаты. Не открывая глаз, Сугимото запустил руки в пижамные штаны, одной зацепив за резинку и, потянув вниз вместе с трусами, другую оставил лежать на оголенном бедре. Мыслеобраз Огаты лег между его ног, приблизившись лицом к полувставшему члену, выдохнул сквозь нос, щекоча чувствительную кожу. Сосредоточившись на ощущениях из воспоминаний, Сугимото погладил по ней ладонью. Просяще позвал: — Огата. Комната отозвалась тишиной. Город не спал, но с улицы не доносилось даже звуков машин. Огата во тьме под веками наклонился и прикосновением запечатлел поцелуй на его лбу. Прямо в том месте, где в этой жизни на коже Сугимото ничего не было. На подбородке Огаты явственно выделялось два шрама от стежков.