как ты там?

это был просто день. серёжа прогулял добрые две пары, а к третьей приехал слишком рано. даже несмотря на то, что причиной его опоздания была долго не прекращающаяся тошнота, он не позволил себе остаться дома, потому что учёба на театральном факультете не терпит пропусков — хоть с рукой отсечённой, но должен быть. и серёжа из таких смыслов и исходил, поэтому приехал хоть на что-то. он, неторопливо минуя турникеты, взял у вахтёра ключи от аудитории и, оставив под залог за них свой паспорт, тяжело поднялся по ступеням, по пути досыпая. серёжу очень раздражал «коридор» людей, толпившихся в настоящем коридоре — с ними же ещё со всеми здороваться нужно, хотя бы из простого уважения. даже если настроения нет, даже если ты этих людей не видел ни разу, даже если они тебе неприятны до изнеможения — надо, потому что это правила театра, это этика. — здаров, ты чего мутный какой? прямо у входа, пока серёжа открывал аудиторию ключом, его окликнул костя смоляр с третьего актёрского. он был маленького роста, — но не удивительно низок для того, чтобы учиться на актёра, — с длинными, всегда растрёпанными светлыми волосами и забавной, отличающей его от многих шапкой с заячьими ушами. он снимал её только перед тем, как на сцену выходить, а так — всегда при нём она была. у него ещё и прозвище было в институте — крол, и срать всем было с колокольни, что уши-то заячьи. а ещё, внешность у него такая карикатурная, он очень хорошо вживается в роли каких-нибудь гоблинов и троллей — в общем, он что-то типа «особенный» в учебном театре, поэтому дружить с ним — почётно, только серёжу это не интересует, потому что он вообще ни с с кем не дружит. по крайней мере старается. — вот прикол думаешь, а меня мутит, — сквозь зубы процедил серёжа, морщась от подступающего и неизбежного в глотке. костя, с опаской взглянув на серёжу, подхватил его за предплечья и развернул лицом к входу в аудиторию. — ну-ка зайди, — смоляр, аккуратно толкая серёжу в спину, жестом просит его пройти, и тот, перешагивая порог так явно и чётко, словно делает это в первый раз, заходит. костя оглядывается по сторонам, подвисая моментами — раньше его группа в этой аудитории занималась, много здесь за два предшествующих курса случилось и осталось в виде пошарпанного скотча на стенах, который раньше держал плакаты и афиши курса. — твои где? — спрашивает у серёжи тихо, даже не договаривая внятно, потому что видит, как его, бедного, крючит. — на английском, а я проёбываю, — серёжа прошипел через зубы, ладонью нервно постукивая по груди. он находился на той самой грани, когда вроде бы уже вот-вот и стошнит, а вроде бы ещё можно сдержать, причём любыми способами. пускай они и не работают, вот как, например, рукой по грудине хлестать. — я тоже на первом проёбывал, эх. — я на втором, — впервые за день улыбнулся, поднимая затуманенный взгляд на костю. тот почесал затылок и пожал плечами — стало совсем уморительно. серёжа засмеялся, как вдруг, секунд семь спустя, у него затряслись пальцы на руках. их словно кто-то дёргал за ниточки и колол иголочками в самые подушечки, и в совокупности это было почти так же противно, как называть обычные слова в уменьшительно-ласкательной. — серёг, ты в норме? — да, тошнит просто. раньше он такого точно не чувствовал, изнутри подкрадывался страх, застаиваясь у висков — начался писк. смоляр, как мог, поддержал и ушёл скоро, — потому что пару не хотел пропускать, — тогда серёжа впервые и ощутил физически головой настырный противный звук. параллельно начал думать, что сходит с ума. конечно он понимал, что писк этот буквально из ниоткуда, но всё равно нервозно оглядывался, пытаясь источник звука найти. остался один и до этого дня — абсолютно обычного — никогда не испытывал дискомфорта в одиночестве — он в нём жил, без жалоб и возражений. его по утру грела мысль о том, что он будет один в аудитории: музыку послушает с динамика, полежит перед парами на скамейке, скукожившись, и спокойно в форму переоденется, не прикрывая всё, из-за чего комплексует. да и в общем смысле одному правда лучше: никто не беспокоит, и ни о ком душа не болит. тоскливо, конечно, да так порой, что хочется завязать разговор даже с неодушевлённым чем-то, но всё-таки так лучше. это навсегда. но и в «навсегда» появляются трещины, через которые просачивается истина, которая, зачастую, значит только то, что пора поставить своё существо под сомнение — серёжа никогда не хотел, но сейчас мысленно умолял любую силу перенести прям сюда, к нему, любого человека, может пару-тройку. почему-то, серёжа вспомнил парк, в котором на первом курсе часто гулял после занятий. так резко эти точные картинки опавшей листвы — ох уж этот первый оранжево-жёлтый семестр — разрастались пятнами и фрагментами прошлого, но это не флэшбэк и не мираж, потому что серёжа ощущал ветер на коже и казалось, что листья сухие меж пальцев крошатся. — …и я говорю, что хорошая локация для съемки в парке, тем более, зачем нам париться ради одного посвята, м? женский голос пробил глухую тишину, застоявшуюся в ушах серёжи. в момент этих слов его будто огромный кит выплюнул на сушу, он резко осмыслил себя там, где и был изначально. только вот думал, что уже давно не там. ну, знаете, это такое странное чувство цикличности, как во сне. он не успел опомниться, только заметил, что в форму даже не переоделся. — вы давно тут? — хриповато выдал серёжа, оборачиваясь к однокурсницам. — типа…того, — взглянув на парня, девушка, что вела пламенную речь до этого, отклонилась назад, чтобы получше разглядеть сокурсника. — выглядишь ебано. — эта информация помогает мне жить, — скривился в лице не только из-за плохого самочувствия, а ещё и потому, что терпеть эту девчонку не мог. даша куданова — типичная зазнайка из группы, которых в институте дофига, и серёжа контакта с ней избегал, потому что кроме высоченного самомнения у неё был длинный язык, который так и норовит выдать очередную брехню подслушанную. — о, тебя, кстати, мастер* искал, — куданова бросила это пустяково, но с подъёбом, ведь знает, что эта информация важнее всех её слов за два года совместного обучения. когда тебя зовёт мастер курса — это либо что-то очень хорошее случилось, либо что-то настолько плохое, что можно, в целом, завернуть по пути в деканат и забрать документы. игнорируя все боли физические, серёжа поднялся, тяжело опираясь руками на колени — в ушах ещё гудело, но состояние не внушало никакой уверенности в следующих шагах. коридоры в институте такие длинные, что кажется, словно ты в самый поход идёшь, ещё и в импровизированные горы подниматься муторно — ну, на практике это лестницы до потолка. за всё время пути успеваешь не на шутку задуматься, и серёжа так и сделал — пугало его это утреннее событие. и спросить-то не у кого, что с ним могло произойти. что это за сон наяву и как этот дешёвый телепорт в сознании можно объяснить. — о, серёжа, здравствуйте, а я вас искал! мужчина средних лет, с вечной улыбкой и сияющими задорными глазами остановил серёжу у входа в учебный театр. такой родной и добрый мастер, которого серёжа рад видеть всегда, пожал ему руку. — здравстуйте, евгений васильевич, — и все печали и боли ушли на второй план при виде режиссёра. — я искал тебя по делу, — артистично встряхнув ладонью над головой, сказал евгений васильевич. — видел новый первый курс? — видел, — когда мастер кивнул головой, безмолвно спрашивая, как ему эти ребята, серёжа замялся, вжимая голову в плечи. — ну-у, девчонки, вроде, буйные такие…там же вообще только девчонки? — только девчонки, да-м, — почесав подбородок, режиссёр задумался на секунду, а потом, резко, как и всегда, громко заговорил. — да-м! не хватает парней, смекаешь? — а что вы ставите с ними сейчас? — да с ними ничего, это я так спросил и пожаловался, — засмеявшись, евгений васильевич хлопнул серёжу по плечу. — «отцов и детей» у себя в театре ставить хочу, хочу тебя пригласить помочь. — я? базарова чтоль? — покрутив на пальцах кудри, с интригой в голосе спросил серёжа. — световика! серёжа аж выдохнул: учить роль сейчас вообще не к месту. ни сил, ни времени на это нет, а уж тем более умений актёрских. он ведь вообще еле-еле пережил первый курс режиссёрского, где одно актёрское мастерство в расписании и десять вопросов «а зачем я поступал на режиссёра, если я только и делаю, что на тренинги хожу?». а на световом сидеть — это круто. с пар ещё освободят, можно половину дня пропинать. — приду, без проблем, — так тепло от диалога с мастером, что у серёжи невольно улыбка на лице растягивается. • этот день тоже обычный, как могло показаться серёже. он уже сидел в театре, стыдливо пряча за звуковой стойкой банку открытого энергетика, когда в просторное репетиционное помещение начали заходить ребята: кто компаниями заходил, кто плёлся по одиночке, нашёптывая под нос текст с листа — видимо, сценарий, — а кто-то один шёл в наушниках, абсолютно игнорируя происходящее. такой правда был один. он и подошёл первый, когда серёжа, всё-таки, предпринял попытки вспомнить, как работает сценический пульт*. — привет, ты серёжа? парниша оперся ладонями на стол, с любопытством наклоняя голову над аппаратурой. — я. знакомы? серёжа прищурился, приподнявшись на стуле так, что случайным образом столкнулся с головой подошедшего парня. он только улыбнулся коротко и, наконец, снял наушники, оставив их на шее. — меня ваня зовут. ваня смотрел на серёжу с оценкой, чуть отклоняя голову вбок. ему было так похуй, потому что он и не спал почти, и голова гудела, и работы в театре оказалось больше, чем он себе представлял. но ваня явно завязал разговор — обрывать их резко из уважения к самому себе серёжа не умел. — ух, а ты как в театре с таким сюрпризом играешь-то? — серёжа, едва сдерживая осуждающий смешок, кивнул головой перед собой. ваня, конечно, сразу понял, о чём речь и первым делом натянул ворот объемного худака повыше, дабы скрыть то, что так привлекает внимание — бордово-фиолетовые пятна засосов на шее, штуки четыре, добротные такие. — а всё тебе расскажи, — отталкиваясь от стола, ваня обидчиво скрестил руки на груди. серёже это смешным показалось, откровенно понтующийся парень напоминал ему себя же в семнадцать, когда всеми силами хочется доказать свою необычность и «взрослость» любыми путями. — ну, мальчик-загадка, получается, — серёжа гротескно вздохнул, печально сводя брови и, фыркнув, переключил внимание на действительно важные вещи по типу настройки пульта, — а ты разгадай. серёжины губы, поджатые в процессе концентрации на том, что делают его руки, раскрылись сначала в сдерживающейся улыбке, а потом в откровенном хохоте. — парень, готовься к роли, ради бога, — махнув рукой на парня, серёжа окончательно сосредоточился на деле. наглость поражала так, словно серёжа этому ване учитель какой-то. ума хватает понять, что он всего года на два или три младше и совсем не обязан уважать. ванина фривольность задела. хотя, как для будущего режиссёра, у которого работа — это подмечать всё, что происходит вокруг, опыт с таким общением был интересным, в самый раз для дневника наблюдений. так и запишет: «наблюдал сегодня флиртующего и наглого подростка. боюсь его расстроить, что своего он не добился. и всё-таки, «иваны» те ещё дураки». наконец, в учебный театр вошёл евгений васильевич. его появление заставило всех, — в том числе и серёжу, — машинально подняться с мест и традиционно поприветствовать мастера. серёжа и без того тихонечко обожал и восхвалял мастера в сердцах, но сейчас зауважал с большей силой, когда увидел, как евгений васильевич парой слов мотивирует подростков на работу. казалось бы, от репетиции прошло всего минут двадцать, а театральная труппа ребят успела размяться, причём без единого недовольства — тут серёже стало особенно стыдно, потому что он на первом курсе института постоянно хныкался о том, как его, откровенно говоря, заебала сценическая пластика и танец в расписании. эти же ребята были в разы терпеливее. наблюдая за оживлённой толпой учеников, неожиданно, серёжа почувствовал себя неважно — его начало подташнивать, точно как в прошлый раз. руки, до этого уверенно зажимавшие кнопки на пульте, затряслись, вызывая лёгкий треск металлического корпуса прибора. парень напрягся всем телом, чувствуя, как втягивается живот и кажется, что ещё немного и он вместе с органами прижмётся к спине, минуя позвоночник. чувствовал, как кровь к голове приливает, и бесил каждый изгиб невидимой струйки тягучей, как нефть. промаргиваясь, серёжа обхватил голову руками и потянул себя за волосы так, что сузились глаза — казалось, что желание снять с себя скальп могло оправдаться тем, что вместе с ним и недуг исчезнет. но это явно не так; серёже даже в состоянии полной неосознанности было стыдно за себя, это виноватое бремя прокатывалось валуном в мыслях и, в момент вылетев из репетиционной, он подумал только о том, что нужно уйти куда-нибудь подальше. он сел на пол в фойе театра под доской информации, поджимая к себе колени. голову спрятал в густых кудрях, неряшливо спадающих с макушки на лицо и невольно разрыдался, только бесшумно — это звучит, как противоречие, но на деле было той самой ситуацией, когда плачешь так, что лицо корёжит, но звуки сдавливаешь, напрягая горло. тело сводило разом. серёжа прощупывал предплечья пальцами и чувствовал, словно он замшевый — покалывало ещё, как от наэлектризованного чего-то. — ты в себя пришёл? голос не успокаивал и по волшебству не смог остановить происходящее. серёжа, раздвигая волосы перед лицом, встретился взглядом с тем самым ваней, и шустро спрятался обратно, когда понял, что это он. ещё не хватало, чтобы ученики его мастера настучали, что он тут ведёт себя странно. — так понимаю, что это твой первый раз. ваня продолжает говорить, но на этот раз голос его слышится громче и яснее. он присаживается рядом и касается плечом плеча серёжи. тот поднимает голову, наконец, но на подростка не смотрит — смотрит перед собой. — правильно делаешь, надо куда-то залипнуть, — ваня заговаривал серёжу, поглаживая ладонью по спине. он пользовался моментом, пока кудрявому абсолютно плевать на всё, что происходит вне, и это вызывало улыбку, только потому, что его забота, возникшая далеко не на пустом месте, наконец, сбылась. закрывая глаза, серёжа сглатывает — начало отпускать; сначала руки, последний раз вздёрнувшись лихорадочно, опустились на колени, потом и ноги, немного зудящие у пальцев, разогнулись. ваня следил за этим с ожиданием и одновременно чувством уважения к себе — он знал каждое телодвижение, которое совершил серёжа, наперёд. он приобнял кудрявого, прижимая как-то под углом к себе, ближе к шее, но очень осторожно — всё-таки, она ещё болела от свежих засосов. в таких слабых объятиях серёжа словно таять начал, размякая постепенно. от тела его было тепло, ване совсем не хотелось это прекращать. — с первой паничкой тебя, пешков, — с осторожностью выговаривая каждое слово, ваня поддался чуть вперёд, чтобы смотреть на кудрявого сбоку и свысока в силу роста. — оклемался? — норм, мне норм, — серёжа спустился спиной по стене, переваливая всю опору на копчик. он старался уйти от такого близкого контакта с ваней, но не так, чтобы насовсем. — красивый, когда расслабленный, пешков, — ваня позволил себе пустить пальцы в чужие волосы, пока недоумевающие глаза только успели это заметить. облизнув губы, серёжа промычал, когда парнишка накрутил кудри на пальцы. — откуда фамилию знаешь? — этот вопрос был первым членораздельным предложением, которое смог выдать из себя серёжа спустя одну паническую атаку назад. он формулировку эту — «паническая атака», — слышал только от девочек в группе и считал, что они в очередной раз говорят о том, в чём абсолютно не разбираются, но претендуют на учёную степень в данном вопросе. волновало не это, не состояние — хотя и это, конечно, тоже, — а откуда незнакомый парень фамилию его знает. ваня фыркнул через поджатые губы и ухмыльнулся. — если б ты только знал, сколько раз я заходил на твою страницу. — это ещё зачем? — нахмурившись, серёжа развернулся, смотря на ваню исподлобья. его рука всё ещё была за спиной, периодически наглаживала, но ровно на секунду серёжа это замечал, а на вторую упускал из круга внимания. будто так надо. — о-ой, — наигранно обхватывая голову руками, ваня надул губы. — ну-у, василич столько про тебя рассказывал, что уже и грех не чекнуть. — василич? — кудрявый пихнул парня в бок локтём тихонько. — не стыдно так мастера своего называть? — да я вообще бесстыжий, — раскрыв рот, ваня наигранно потряс головой. серёжа подвис, и, снова отодвинувшись назад, столкнулся лбом с подбородком парня. ваня выдохнул шумно и быстро провёл носом по лбу кудрявого, чтобы остаться незамеченным. — это прям…хуйня, вань. — я тоже так думаю, — с трудом убрав затёкшую руку из-за серёжиной спины, ваня распрямился, и, наконец, поднялся на ноги, громко топая громоздкой подошвой ботинок. — вставай, — подал руку серёже, который косолапо пытался подняться с пола. — спасибо. — возьму с тебя потом, не переживай, — ваня лукаво подмигнул, разворачиваясь к серёже через спину. — желание торчу чтоль? до этого весёлый ваня, вмиг стал серьёзным в лице: напряженное лицо застыло, и он смотрел так, словно собрался казнить серёжу прям здесь. — сергей, — покряхтев, продолжил тот низким голосом. — я желаю только вас. серёжа прыснул со смеху, страдальчески кривя лицо на ваню. всё-таки, из него актёр хороший, в отличие от серёжи — технику перевоплощений школьник освоил явно. — иди вперёд, желает он, — подтолкнув ваню рукой в спину, серёжа вошёл в аудиторию вместе с ним, совсем не замечая, как парнишка едва не взвизгнул от восторга. это был просто день. и сколько таких «просто» ещё будет.