----
Долина Ветров так и радовала своей солнечной погодой. Сквозь зеленую густую листву мелькал солнечный луч, который так и норовил потревожить сонный лик барда. Юноша расположился подле корней дерева на траве и, лениво перебирая тонкими пальцами струны, что — то мычал себе под нос с закрытыми глазами, периодически забавно жмурясь от яркого солнца. — Выходи, — даже не открывая глаз, проворковал поэт. Его губы тронула нежнейшая улыбка. Удивительно, но её энергию не почувствовать он не мог. Выглянув из — за статуи Анемо Архонта, Путешественница сузила глаза и недоверчиво ступила в сторону лучника, в то время как он даже с места не сдвинулся, всё так же напевая себе под нос мелодию. Гадая как же он заметил её, девушка присела рядом с ним и облокотившись о ствол дерева, закрыла глаза. Тихо. Спокойно. И так… Безопасно? Ей так не хватало этого. Хотелось сдаться. Был пройден такой огромный путь, но он ничуть не приближался к такой нужной для Люмин цели — найти своего брата. — Настоящий щит должен быть покрыт шрамами, как и тело храброго воина, защищающегося им. Конечно, тот щит, что никогда не участвовал в битве, будет в идеальном состоянии. Разве не сломанный щит помогает доблестно сражаться своему владельцу? Тело настоящего воина, даже будучи уставшим, неустанно сражается до победного конца, пока вся кровь не истечёт из организма. Разве такая удивительная выносливость не является подлинным доказательством силы воли? — казалось, что юноша общался сам с собой, но златовласку пробила дрожь от слов. Её всегда удивляло как в этом человеке сочетались совершенно разные личности: несносный поэт, который лишь восхвалял вино как божество и мудрейший Архонт. Тот, кто прожил долгие года и столетия. Тот, кто пережил боль утраты. — Почему? — лишь спросила девушка, устремив взор на рядом сидящего юношу. — Потому что я чувствую тебя, — совершенно спокойно, так по — взрослому, без дурачливости, сказал он, заглянув в медовые глаза. — Чт, — Венти приложил два длинных пальца на губы девушке, безмолвно прося помолчать. — Я знаю. Поверь, я так много знаю, но так мало могу тебе сказать, — немного грустно улыбнувшись, промолвил юноша, — Была бы моя воля: я взял бы тебя за руку и отвёл туда, где ты получишь все ответы, которые желаешь, но, — он отвел взгляд в сторону, мягко опуская пальцы с губ вниз к себе на колено, — Этот путь ты должна пройти сама, и я не имею права вмешиваться. Как он умел так попасть словом сразу в цель? Для блондинки это была загадка. Она растеряно забегала глазами по лицу музыканта и поджав губы, сжала в кулаки мозолистые от меча ладони. — Несправедливо, — голос надрывался. Хотелось сорваться на плачь, но девушка не могла себе этого позволить. Не здесь. Не сейчас. Она не заслужила дать слабину. Она ничего не достигла. — Знаю, птичка, знаю, — вторил движению девушки поэт, поджав губы. Он мельком кинул взгляд на румяное лицо девы и возвёл глаза к небу, — А я ещё я знаю, что иногда даже слишком много говорю тебе. Да и знаешь, — горько усмехнулся он, — Всё, что связано с тобой, такое…слишком. Люмин не считала себя глупой. Нет — нет, она далеко не глупа, но понять Барбатоса ей было сложно. Он мог резко перевести тему. Мог в один миг смеяться, а в другой грустно смотреть вдаль и разглагольствовать на тему смысла жизни. Казалось, что по философствованию он мог посоревноваться с Чжун Ли. Так же было и сейчас. Он по — удобнее взял в руки лиру, бегло прошёлся по золотистым струнам длинными пальцами и запел.Кто так нежно коснулся твоего лица, израненного, но решительного?
Там, на берегу ручья,
Там, у крутого бока валуна.
Кто обнял твою утомлённую, но благородную душу?
Там, в глубине грёз,
Там, в вышине небес.
Мой милый друг,
Я проведу тебя за руку,
Во мрак ночи,
Где ярко сияют фонари.
Чтобы рассказать тебе сказку о свободе и мечтах.
Сказку, с которой начинается этот праздник
— Чт, — уже во второй раз она не успела договорить вопрос, как Архонт Ветров резко вскочил на ноги и, как будто не было никакого разговора, ехидно улыбнулся, прикрывая правый глаз.----
— Я не понимаю тебя, — сорвалась с губ мечницы стальная фраза, — И не хочу понимать. Она с остервенением вырвала руку и хмельным взглядом посмотрела на грустного Архонта. Он слишком хорошо понимал ее состояние, и от этого было тошно. Тошно, что понимал, но ничего не делал. Для чего эти баллады? Для чего эти слова? Какой был смысл? А может это девичье нутро вырвалось наружу и затмевало весь хладный разум? Не понятно. Возможно из-за усталости от тяжелого пути, но алкоголь достаточно быстро взял под контроль Люмин. Она не давала отчёт тому, как поступала и что говорила. Да и, честно говоря, она добровольно это позволяла. — Какого черта ты держишь меня за дурочку? — прошипела блондинка, резко хватая рукой бутылку вина, — Знаю — знаю, но сказать не могу, — старясь не срываться на крик, девушка налила до краёв бокал вина, чуть ли не кидая бутылку на стол, — Так может тебе просто приносит удовольствие наблюдать как я скитаюсь по миру в бессмысленных поисках? Она не заметила как слёзы предательски потекли по щекам. И не заметила, как уже захлёбывалась в них, судорожно вдыхая воздух. В такие моменты она грезила мечтами уткнуться в плечо брату и взвыть. Он всегда ее понимал. Он ее вторая половинка, ее родная кровь. Он всегда ее чувствовал. Ему не нужно было говорить никаких слов, лишь крепко обнять. Одно объятие говорило о многом. Он ее стена. Ее фундамент. И сейчас его нет. Опоры нет. Она одна. Совсем одна. — Люмин. Ее же собственное имя заставило вздрогнуть. Потерянный взгляд хотел найти бледноликое лицо, только юноши не было напротив. Легкое дуновение ветра обдало лицо и девушка не заметила, как Венти сел на скамью рядом, снимая с головы берет. — Не забывай о конечной цели своего путешествия, — лазурные глаза уверенно смотрели в золотистые напротив, — А ветер направит тебя. Как невыносимо бесили фразы, которые казались совершенно неуместными. Казалось, что он просто с неба брал слова, составлял в фразы и кидал в любые ситуации. Люмин злила его забава. Она крепко сжала челюсть и в нетерпении стиснула ладонь в кулак, уже не зная чего хочет больше: ударить им по столешнице или по точеной мужской скуле. Вообще, блондинка не заметила в какой момент он оказался так близко и заботливо вытирал беретом солёные слезы, скатывающееся по румяным от алкоголя щекам. Без берета его образ легкомысленного мальчишки улетучился. Агатовые глаза всматривались в лазурные, полные боли и сочувствия, глаза. Они не казались боле огромными и кукольными. Перед ней была открытая книга. Огромная, со множеством историй с печальным, и не только, концом. Перед ней сидел мудрый, переживший многое, человек. И только сейчас она заметила в светлых глазах весь возраст и опыт. — Я ненавижу тебя, — с горечью прошептала она, всё позволяя юноше заботливо вытирать слезы тканью, наплевав на состояние головного убора. — Ты врешь, — с уверенностью оспорил ее слова Архонт, перейдя на шепот, — В первую очередь, себе. То, что произошло дальше, заставило сердце девы резко упасть вниз, а оленьи глаза широко раскрыться. Мозолистая ладонь легла на тонкую шею путешественницы и аккуратно притянула к себе, сократив последние пару сантиметров между лицами. Тонкие губы поэта мягко легли на пухлые женские. Этот поцелуй невозможно описать словами. Он не был напористым, страстным и жаждующим. Казалось, что этим невесомым движением, чуть прихватив нижнюю губу, он хотел лишь намекнуть о всех чувствах, которые бушуют внутри. О заботе. О том как оберегает. О том как любит. Они не замечали всего шума, который происходит вокруг них. Ни стука бокалов друг о друга, ни громких бесед посетителей таверны, ничего. Весь мир сузился до них двоих. Венти не был напористым, он давал выбор ей. Лишь покорно ждал, прижимаясь в целомудренном поцелуе, положив руку с беретом на спинку скамьи, немного нервно сжимая хлопковую ткань. В мыслях бардак, и далеко не от выпитого алкоголя. Ватное тело перестало слушаться хозяйку, настойчиво заставляя довольствоваться мигом. В голове всплывало множество вопросов, на которые ответа получить, на самом деле, не хотелось. Зачем? Он нарушил эту незатейливую игру. Девушка не хотела переходить эту черту, она боялась. В глубине души она понимала свои чувства к Архонту, но, закрыв наглухо дверь, велась на все перепалки с юношей, довольствуясь беззаботными моментами. Она не могла позволить себе полюбить. Она не достойна этих чувств. Это эгоистично. В голове всплыл образ брата. Тоскующий взгляд был устремлен прямиком в душу, как будто намеревался прострелить, напоминая о цели путешествия. Люмин вмиг отрезвела и положив руки на ключицы барду, сжала в ладонях белоснежную ткань рубашки, с остервенением оттолкнув лучника подальше от себя. — Не смей играть со мной, — оскорбленно прошипела она вскакивая со скамьи, и даже не взглянув на Барбатоса. Она знала, что если опустит взгляд, то точно сломится под нежным, слишком понимающим, взглядом. Он, чёрт возьми, всё понимал. И даже сейчас он понял, что она намеренно ведёт себя так, чтобы поставить стену. — Ты не должна выстраивать крепость, — сказал он в пустоту. Она ушла. Стремительно, не оплатив счёт, не глядя ни на кого. Погасший взгляд упал на нетронутый бокал с вином. Пальцы легли на резную ножку и бегло пробежавшись, отодвинули его подальше. Пить не хотелось. Впервые за долгое время Архонт Ветров переживал такую гамму чувств. Впервые за долгое время ему не хотелось заглушить всю боль безмерным количеством алкоголя. Впервые он хотел прожить этот момент. Встав из — за стола, бард засунул берет в карман и пошёл прочь из тошнотворной таверны. Этот непозволительно длинный и тяжелый день закончился.