I will be your salvation

Это была беспокойная ночь. Хотелось бежать от всех проблем сломя голову, не обращая внимания ни на кого. Для Люмин уже входило в привычку не спать битую ночь подряд. Она раздраженно скатывалась с мягких простынь, одевалась в повседневные одежды и, бесшумно открывая дверь, юркала вниз по лестнице со второго этажа. Путешественница даже слишком быстро привыкла к тому, что у них с Паймон появился свой тихой уголок, куда они могли вернуться после тяжких странствий. Чайник, бесспорно, спасал. Больше никаких апартаментов, никакого гула над окнами и постоянных нервов о продлении аренды. Открыв тяжелую дверь дома, блондинка ступила на камень крыльца и, кинув беглый взгляд на сопящего Пухляша, двинулась по траве в сторону небольшого обрыва, где была видна граница бескрайнего моря и темного звёздного неба. Вот то, к чему она не могла привыкнуть: виды Инадзумы. Девушка с щемящим чувством в сердце приняла решение, что не хочет видеть ничего, что напомнил бы ей о чёртовом городе свободных людей. Бесспорно, просторы Инадзумы были безупречны и красочны. Если бы она умела рисовать, то взяла бы в руки кисть с холстом, и списывала всё, что видела вокруг, но… Мондштадт был роднее. И для неё он был точкой невозврата. Усевшись на прохладную траву и свесив ноги с обрыва, девушка устремила взгляд прямиком на водную гладь. С последней встречи с Венти прошло около месяца. После происшествия в таверне, Путешественница в ту же ночь приняла решение уезжать из города в дальнейшие странствия, чем удивила всполошённую сонную Паймон. Но выбора у неё не было. Увидев в каком состоянии ее приятельница, она молча помогла собрать все вещи и в ночи они устремились в путь. Куда? Куда глаза глядят, но подальше от родного ветра. Жизнь вертелась как огромный ураган, заставляя забывать Люми о том, что происходило, но вот… Сердце не забывало. Сжав между пальцев немного влажную траву, девушка зажмурила глаза, сильно стискивая зубы, стараясь не издавать скорбящий скулёж. Каждый раз, засыпая, в еле видимой дымке девушка видела лик брата. Он смотрел пронзительно и тяжело. Он обвинял. Обвинял, что она не спешит. И она обвиняла себя в том, что слишком нетороплива. Он ждал, а она… Довольствовалась жизнью? Как она могла? — Люми, ты не права. Глаза цвета жгучего агата широко раскрылись и девушка в спешке вскочила, испуганно озираясь по сторонам. Этот голос она узнает из тысячи. — Где ты?! — отчаянный крик девы. — Ближе, чем ты думаешь, — мужской голос был слишком тих, но белокурая слышала его отчетливо. Резкий поворот головы. Настолько резкий, что цветок чуть не выпал из волос. Чуть поодаль от неё, смотря на горизонт, стоял блондин. Девушка боялась увидеть тот самый тяжёлый, как свинец, взгляд, но когда на неё оглянулись такие же медовые глаза, как её, она увидела лишь одно — бескрайнюю щемящую боль с братской нежностью. Блондин развернулся всем телом к девушке и раскрыл руки в объятии, с лёгкой улыбкой на губах. — Брат, — на судорожном выдохе прошептала она и сорвалась с места. Казалось, она бежала вечность. Расстояние между ними никак не хотело сокращаться, а образ становился все более расплывчатым из-за нахлынувших слез. Неужели и сейчас он исчезнет? Все сомнения улетучились, когда она почувствовала родное тепло и крепкие мужские объятия на плечах. — Моя дорогая любимая сестра, — шёпот куда-то в пшеничные волосы, — Ты такая молодец у меня. Ты столько всего сделала. Не терзай себя. — Итэр, я не могу, — шептала в беззвучных рыданиях она, и все сильнее жалась к брату, сжимая в кулаках коричневые одежды, — Я не могу, — вторила она, боясь взглянуть в родные глаза. — Нет, ты можешь, и ты это знаешь, — уверенный голос брата бросал в дрожь, — В какой момент ты стала так беспощадна к себе? — риторический вопрос и мягкое поглаживание ладонью по девичьей макушке. — Мне без тебя невыносимо тяжело, — заикаясь шептала блондинка, поднимая полные слез глаза на мужское лицо, — Я настолько устала жить в поисках. Почему ты так далеко? Когда мы встретимся? — Я всегда рядом, — добрый прищур светлых глаз и родная улыбка на тонких губах, — Пойми, звездочка моя, ещё не время. Тебе нужно прожить этот период. — Зачем ты приходишь в моих снах? — слетело с мягких девичьих губ. Вопрос, который удивил, казалось, обоих. Юноша широко раскрыл глаза и растерянно забегал по отчаянному девичьему лицу. Он не знал что ответить. Лишь заботливо ладонью утёр румяные щеки от слез. — Значит ты поняла, — горько прошептал он. Он так надеялся, что она воспримет эту встречу за реальность. Поверит, что он рядом. Что она успокоится. Но… Итэр всегда знал насколько умна его сестра. С детства в смекалке она перегоняла его. Она сообразительна. С малых лет учила брата всему, что знала. Она дарила ему всё, что у неё было. Потому что он ее кровь. Он ее всё. — Послушай меня внимательно, — отпуская из объятий сестру, юноша положил широкие ладони на слишком уж хрупкие женские плечи, — Судьбу изменить невозможно, как и то, что наше время встречи ещё не наступило. Не терзай себя, не заставляй страдать. То, какой путь сейчас ты проходишь — это то, что нужно обязательно пройти. Мне нужно, чтобы ты поняла меня. И без этого путешествия ты не сможешь этого сделать. — Но, брат… — хотела она перебить юношу, но наткнулась на укоризненный взгляд медовых глаз, замолкая. — Запомни: ты самое важное, что есть у меня во всем мире, — с горечью в глазах произнёс он, — Я люблю тебя. Ты моя семья. Ты самое родное, что есть у меня. Ты моя маленькая звездочка. Он говорил торопливо, сильнее сжимая плечи блондинки. И Люмин понимала. Понимала, что не зря он торопился. Она чувствовала, что время поджимало. Из-за чего слёзы вновь рекой хлынули из глаз. Сквозь пелену солёной воды, она, как в вакууме, слушала Итэра, и молчала. Лишь судорожно вздыхала, глотая слёзы. — Я не знаю, когда будет следующая наша встреча, — немного отходя назад, Итэр из последних сил держался, чуть трясущимися пальцами оглаживая мягкие плечи, — Не убивай себя. Позволь себе чувствовать. Позволь себе жить. Золотистые, как солнце, глаза, пронзительно устремились в такие же сестринские глаза напротив. Боль пронзила обоих. Боль разлуки, неизвестности. Он больше не мог терпеть все те муки, которые были у них двоих на душе. И он отпустил ее, резко разворачиваясь и ступая прямиком в обрыв, исчезая. — Брат…! — и она широко раскрыла красные от слез глаза и осознала, что лежит спиной на мягком ковре травы, с протянутой рукой ввысь. Это был сон. Это был очередной сон. Сжав губы в тонкую линию, Люмин запустила пальцы в пшеничные волосы и с безумной силой сжала, старясь вырвать с корнем. Только лишь бы перекрыть моральную боль физической. Лишь бы ничего не чувствовать. Она перекатилась на бок и сжавшись в комочек громко, даже истошно, закричала, срываясь на истерические рыдания. Ей было совершенно плевать, услышат ли ее. Она больше не могла держать в себе всю бурю. Она дала себе слабину. Она тоже имеет право чувствовать. И она больше не может быть сильной. — Люми, — тихий полный боли девичий шёпот над ухом и крепкие объятия маленьких ручек вокруг головы, — Отпусти. Не вреди себе, — аккуратно выпутывала пальцы девушки из волос девочка. Паймон знала. Она слышала каждую ночь рыдания Путешественницы. Она давала ей возможность самой пережить боль. Не лезла. Осознавала, что та хочет справиться сама, но… Всему приходит конец. Конец и пришёл безучастности ее компаньона. Спустя столько времени путешествий, феечка прикипела душой к Люмин. На душе скреблись кошки. Она не знала как помочь. Она лишь напарник в странствиях. Может лишь мягко направить и помочь советом, но не боле. — Паймон, — заикаясь от рыданий, Люмин убрала руки из волос и стиснула в крепких объятиях Паймон, — Спасибо, что ты рядом. Я одна не справлюсь. Такие откровения повергли в шок девочку. С широко раскрытыми по детски невинными глазами, светловолосая в ответ крепко обняла Путешественницу, разрыдавшись даже хуже самой девушки. — Люми, я так люблю тебя, — взвыла феечка, утирая шарфом Люмин слёзы обеих, — Я готова всем набить морды, кто тебя обижает! А ещё, а ещё, — она задыхалась в слезах, да и впридачу соплях, — А ещё…Я сожру еду всех, чтобы не повадно было всем твоим обидчикам! Пусть голодные сидят! Тишина. Блондинка даже на минуту перестала рыдать, задумываясь над словами компаньона. Вот уж точно, этих слов поддержки она не ожидала. И она не сдержала смеха. Счастливого смеха от осознания, что вокруг неё такие светлые друзья. — Ох Паймон, — рыдая и одновременно смеясь, белокурая заботливо положила ладонь на девичью голову и перевернулась на спину, — Умеешь же ты портить момент. — Эй! — оскорбленной завизжала Паймон, активно вытирая о шарф залитое слезами личико, — Я вообще-то серьезно! — А шарф ты потом мне постираешь, — лукаво улыбнулась Путешественница, хватая второй кусок шарфа и вытирая лицо от слез. Так они и лежали на траве, встречая в рассвете жгучее яркое солнце. Эта беспокойная ночь закончилась.