Кошачий Бог VS Князь Тишины

— А то вы этого не понимали! — ухмыльнулся отец. — Но… ты же сказал, что поговоришь с ними… Ну, в угол поставишь! — И это тоже было. Не так ли? — обратился он к Святу, который кивнул в ответ. — Однако в данном случае слова неполноценны без «физического» закрепления. — Да ты… изверг! Тиран! Как у тебя вообще рука поднялась на своих кровиночек?! — Наталья Степановна, давайте не будем драматизировать… — Неужели это они кричали? — подключилась баба Лиза, резко отойдя от отца. — Мы же слышали эти крики, но думали, что это коты по-прежнему дуреют от вчерашнего! — Да как так можно?! Я всё дочке расскажу! — Лера знает об их проступке и просила выдрать покрепче, — сообщил отец, и мы с братом не сомневались в правдивости его слов. — Мразь! Вон из моего дома! Немедленно! Бабушка выхватила подушку из моих рук и набросилась на него. Выглядело забавно, хотя, окажись у неё в руках утюг или какая-нибудь стеклянная бутылка, даже мне было бы не смешно. — Видеть тебя больше не хочу! Слышать твоё имя не желаю! Убирайся! — Хорошо-хорошо, я уеду! — отошёл к двери отец, загнанный туда подушкой. — И денег мне ваших не надо! — добавила баба Лиза. — Мне дети-программисты на ремонт пришлют. — Бабушка, я поеду с отцом, — твёрдо заявил Святослав, когда тот уже шагнул из дома. — Как же так, Святичка? Как же ты в ночь поедешь? Да ещё с этим му… — Он мой отец, — перебил брат и встал рядом с ним. — И до темноты мы доехать успеем. Правда, пап? Похоже, отец был приятно удивлён таким решением — обнял Свята за плечи и тихо сказал что-то такое, отчего брат заулыбался. Я снова почувствовал себя неловко, будто они оба уже сочли меня предателем. Хотя, по-моему, это Свят предаёт нашу гостеприимную бабулю! — Как ты поедешь? У тебя же вся задница до крови ободрана! — немного преувеличил я, чем чуть не поверг в обморок бабушку. — У меня есть обезболивающее. Хватит для обоих, — заметил отец. — Я остаюсь с бабушкой! — не менее решительно заявил я. На отца смотреть не хотелось, а вот брат… похоже, он всё-таки считает меня предателем. Вскоре со двора донёсся звук отъезжающего автомобиля. Тогда я порывисто обнял бабушку и, не стесняясь бабы Лизы и Каси, выплакал у неё на груди всю горечь своего худшего дня. Всю ночь — спал я, разумеется, на животе — мне снился пляшущий огонёк. Вернее, это было некое волшебное существо, маскирующееся под скопление искр. — Князь Тишины, пожалуйста, не трогай меня! — молил я во сне. — Я не он, — отвечал огонёк. — Я тот, кто способен защитить тебя! Прими меня! Доверься мне! — Пожалуйста, оставь меня! — пытался увернуться я, невольно переворачивался на бок и пробуждался, ибо синяки к утру разболелись сильнее. Когда окончательно проснулся около часу дня, первым делом написал брату с вопросом: «Хорошо ли добрались?» Лучше было бы позвонить, но я боялся, что сбросит вызов, а ещё боялся услышать осуждение в голосе. Спустя пару часов пришёл ответ: «Да». Впрочем, написать «да» мог кто угодно: хоть сестра, хоть сосед, хоть санитар из морга — всё же нужно услышать голос. — Мы добрались быстро, в темноте долго ехать не пришлось, — ответил Свят, но его тон показался грустным. — Мама с папой интересуются, не нужно ли вам с бабушкой чего-нибудь. — В смысле? — Вещи, продукты, деньги? — Пусть идут на хер! Обойдёмся! — ответил я, зная, что брат переведёт цензурно. После таких слов продолжать разговор было бессмысленно. Но, отключив вызов, я пожалел, что не спросил о сёстрах и Ромке. Когда теперь доведётся их увидеть?.. С первого дня «одиночного» пребывания бабушка вместе с её соседкой окружили меня повышенной заботой. Каждый день готовила что-нибудь особенное для меня, при этом следила, чтобы я всегда сидел на мягкой поверхности. Не нагружала домашней работой, а если я сам вызывался помочь, несколько раз уточняла, не сложно ли мне. Отпускала гулять, куда я желал — впрочем, в окрестностях совсем мало мест для прогулок. И, главное, привечала кота, которого я на четвёртый день после отъезда Святика начал считать своим питомцем, а на пятый он стал любимым гостем в нашем доме. Однако даже несмотря на появление Вольдемара, мне одному стало здесь смертельно скучно. Пробовал пригласить в гости Витьку, но он отказался от поездки в глушь. Взамен звал меня на полигон, где, благодаря его деду, обещал «веселье», но меня не слишком привлекает военная тематика. Да и задница с желтеющими синяками пока предлагает воздержаться от рисковых выходок. От отчаяния написал в общий чат класса, предлагая любому однокласснику стать гостем — призыв никто всерьёз не воспринял. Но самым печальным было то, что я не знал, как семья относится к моему «одиночному пребыванию» у бабушки. Не сердится ли Свят, что я не поехал с ним? Судя по последней переписке, если он и сердился, то уже простил. А что если родители только рады, что такой непутёвый хулиган, как я, больше не живёт с ними? Но разве я не искупил своё хулиганство? По-моему, более чем — тогда почему мама с папой не просят меня вернуться? А если вдруг к бабушке нагрянут двоюродные братья, как я объясню им своё «заточение» здесь? Насколько мне известно, их ремнём не наказывали — значит, будут смеяться надо мной! Подобные мысли по полночи не давали уснуть, а днём я высказывал их Вольдемару после кормёжки, не желая тревожить бабушку. Сытый кот делал вид, что внимательно слушает, затем мяукал и тёрся лбом и боком о мои ноги. В один из пасмурных дней мы с котом возвращались домой от оврага. «Овражные» котята накормлены — пора подумать о собственном обеде. Однако во дворе я увидел то, что заставило повременить со входом внутрь: недалеко от крыльца был припаркован родительский «Вольво». При мысли об отце почувствовал, как синяки от пряжки заныли с новой силой. Прижавшись к стене дома, я начал соображать, как лучше отреагировать на его появление, но услышал плаксивый голос бабушки из гостиной: — Лерочка, может, он и тебя тоже?.. — Ещё чего! Пусть только попробует! — решительно возразила мама. — Но нашим мальчишкам иногда полезно. — Да как же ты… мы же тебя никогда пальцем не тронули… — Ты — нет! За отца не говори! Воцарилась пауза, когда я, преисполненный любопытством, боялся дышать, и жестами просил Вольдемара не мяукать. — Но, доченька… Почему же ты молчала? — Потому что «настоящий пацан» должен быть стойким и мужественным! — воскликнула мама и, кажется, всхлипнула. — А отец очень хотел первенца-сына, вот и растил из меня пацана Валерку! — Тебе же самой нравилось проводить с ним время… — Угу, ещё как «нравилось»! Когда ты гуляла с Верочкой по воскресеньям, отец со мной не только машинки моделировал, но и разбирал моё поведение. Как правило, находил недостатки, и тогда он меня бил! И по попе, и… порой там… где не так заметно. Слышу, как всхлипы стали громче и переросли в плач. — А если я пожалуюсь, говорил, что пойду в детдом, где все будут бить ногами такую ублюдину как я! Как же было хорошо в пятом классе, когда его убили! — Вот оно что… — еле слышно для меня произнесла бабушка. — А я думала, ты от шока почти не плакала на похоронах. — Я запихнула эту боль куда поглубже. Даже мужу рассказала далеко не сразу. А тебе вообще говорить не собиралась, хотя долго верила его словам, что я нагулянная, и чувствовала себя чужой в вашей семье. — Лерочка, ну что ты! Ты наша родная… — Вы с папашей да и Верочка светленькие, а я темноволосая — вот и думала, что неродная, пока этот не родился белобрысым! Я понял, что словом «этот», которое мама выплюнула, будто пережёванную жвачку, обозначался мой старший брат. Стало немного жаль Святика. Но ещё большую жалость я испытал к маме — хорошо, что этого мерзкого дедушки давно нет в живых! В порыве эмоций вбегаю в дом и бросаюсь маме на шею. Хочется объятиями защитить её от страшных воспоминаний. Однако, похоже, мама совсем не в настроении — так быстро отстраняется, что даже бабушка удивлена. — Лера, ребёнок тебя так ждал… — Знаю я, как он меня ждал, — бросает на меня суровый взгляд мама. — Вот я и приехала забрать его. Ты, мама, тоже поедешь с нами. Во-первых, не только ведь нам твоим гостеприимством пользоваться — пора и тебя в ответ принять. А во-вторых, если не извинишься перед моим мужем за оскорбления, внуков не увидишь до их восемнадцатилетия. — Ну, хорошо, я поеду. Если для тебя это так важно, доченька, — сдалась бабушка. — Я тоже вернусь, вместе с ним, — ответил я и взял на руки Вольдемара, который прибежал в дом вслед за мной. — Чтооо? Дворовый кот?! Никаких дворовых котов! — рассердилась мама. — Тогда я остаюсь. Бабуля, ты тоже можешь остаться и видеть меня хоть круглосуточно. — Адриан! Оставь свои дурацкие шуточки! Я и так злая! Хочешь совсем меня из себя вывести? — негодовала мама. — Вовсе нет. Я рад вернуться, но при одном условии… — стоял на своём я и поцеловал это «условие» в макушку, впервые со дня нашего знакомства. — Адриан! Выдеру! — Всё равно без кота не поеду! Мама резко развернулась, села в машину и уехала. Боюсь, теперь уж точно навсегда. Осознав это, я чуть не разревелся, хотя сам сделал такой выбор! Променял родителей, братьев и сестёр на бабушку… и кота. Бабушка тяжело вздохнула и покачала головой. Похоже, она не вполне отошла от того, что поведала ей мама. Обедали мы втроём в молчании, даже Вольдемар жевал куриные шеи совсем тихо, будто тоже обдумывал свою дальнейшую судьбу. Минут через тридцать вернулась мама и гордо извлекла кошачью переноску. — Представляете, сначала сообщили, что у них ничего такого нет! Я говорю: «Как в зоомагазине города на несколько тысяч человек может не быть кошачьей переноски? Сейчас жалобу на вас напишу!» Глядите — нашлась! Я был счастлив — значит, мама согласилась на кота! Захотелось снова обнять её, но они с бабушкой были слишком заняты сбором вещей. Помог им загрузить два чемодана в багажник, последней «кладью» которая должна была занять место на заднем сидении, стала кошачья переноска. — Животное, полезай сюда! — командует мама. — Волли, пожалуйста… — подтолкнул я кота к его временному «домику». Тот обнюхал переноску и нехотя уселся внутрь — стало заметно, как тесно ему там. Мама попросила бабушку отнести кота в машину, а со мной задержалась в доме. Чувствую, хочет сказать мне что-то важное, но это чувство отчего-то вызывает холодок между лопаток. — Снимай штаны! — приказала мать. — Мааам, но за чтооо? — опешил я. — Ты стал слишком борзый. Свят стоял рядом во время вашего разговора неделю назад, а ты послал нас «на хер» по телефону так громко, что и на улице можно было услышать. — Я больше не буду! Больше ни одного плохого слова о тебе не скажу! — обещаю я, испугавшись её гнева не меньше, чем отца неделю назад. — Снимай штаны, — перебивает она ледяным тоном. — Иначе я выставлю твоего кота из машины прямо в переноске. Эти слова вызвали полное замешательство. Не могу поверить, что она осуществит угрозу, поэтому не получается перебороть стыд. Пячусь к столу и вижу, как мама приближается и угрожающе похлопывает по ладони длинной металлической ложкой для обуви. Раньше даже не догадывался, что эта вещица может таить опасность, иначе давно убрал бы из бабушкиной прихожей. — Отец всыпал тебе немало, но, по-видимому, недостаточно. Сейчас от меня получишь за хамство, упрямство, своеволие и неблагодарность! Старые синяки невольно начинают ныть, а ноги подрагивают от страха. — Немедленно разденься и обопрись о стол, иначе так отделаю, что ни на одной подушке неделю сидеть не сможешь! — Мамулечка-роднулечка, ну простииии! Смотреть в тёмные от злости глаза жутковато, но я выдерживаю взгляд — это всё-таки моя мама… — Чёрт с тобой! — отшвыривает она ложку в сторону и выбегает из дома. Бегу за ней, боясь, что она выкинет из машины Вольдемара, но мама лишь садится за руль и заводит мотор. Запрыгиваю в машину на заднее сидение: ради того, чтобы оказаться рядом с новым другом, жертвую любимым местом около водительского кресла. Мама шмыгает носом и периодически утирает слёзы. Бабушка поджала губы: похоже, ей, как и мне, страшно, что наш водитель не в лучшем состоянии, но она воздерживается от комментариев. Первую остановку делаем быстрее, чем ожидалось — на ближайшей заправке. — Мамочка, можно Волли немного погуляет? Ему так тесно в переноске… — Хорошо, пускай твоё животное сбежит! — фыркает мама. Вольдемар поначалу жмётся в угол и выходит на улицу лишь после моих уговоров. Видно, боится, что я его оставлю, поэтому не отстаёт от меня ни на шаг, петляя между ногами. Не всякий цирковой кот так умеет! Можно было бы снять на видео, но не хочу потешаться над кошачьим страхом. Гуляя по обочине дороги, вижу, как мама курит возле заправки. Впервые вижу кого-либо из родителей курящим! Бабушка подходит к ней, о чём-то долго беседуют. Мама закуривает очередную сигарету, вдруг тушит её, выбрасывает в урну всю оставшуюся пачку и решительно приближается к машине. Подхватываю Волли на руки и бегу занимать место. В салоне бабушка угощает меня и маму шоколадным батончиком. — Мамочка, можно попробовать? — интересуюсь я, зная её негативное отношение к «вредностям». — За то, что спросил разрешение — можно. И Вольдемара можешь на колени посадить, если он салон не испачкает. — А если испачкает — я сам отмою! — радуюсь я. Жаль, сидя подпрыгнуть нельзя. Мягко поглаживаю спинку кота, чешу за ушком — он мяукает и вскоре засыпает. Утомительная дорога сморила и меня. Просыпаюсь, когда кто-то мягко перебирает отросшие за лето кудри. — Адрик, с возвращением! — улыбается мама. — И тебя с возвращением, мам… Вылезаю из машины и впервые за долгое время обнимаю её по-настоящему. Скелеты прошлого остались там, в обители Князя Тишины, а здесь мы снова настоящие: любящая мама и её любимый сынок-шалопай. Не замечаю, как Вольдемар устремляется в дом вслед за бабушкой — просто наслаждаюсь моментами в маминых объятиях. Пусть она периодически грозится шкуру с меня спустить из-за моего поведения, знаю, что не сделает по-настоящему больно. Даже когда треплет за уши, получается щекотно. А вот отец… Его я, пожалуй, ненавижу. И не потому, что всыпал мне ремня за случайный поджог, и даже не из-за высеченного до крови Святика, а за то, что он бил меня пряжкой, когда я очень просил не делать этого. Переступая порог дома, надеюсь, что увижу его нескоро: вдруг клиент вызвал на сеанс в другой город? Однако и тут надежда разрушилась в прах — отец сидел на диване в гостиной и гладил моего кота, который подставлял и ушки, и пузико. — Вольдемар! Волли, ну иди ко мне! — безуспешно звал я, поражённый таким животным предательством. Отец вперил в меня холодный взгляд и произнёс будто король, обращаясь к придворному шуту: — Может быть, ты подойдёшь сюда?