Идеальные незнакомцы

            В детстве мама говорила, что я не умею терпеть. Что первым нахожу спрятанные новогодние подарки за дверью родительской спальни или в глубоком платяном шкафу, разворачиваю шуршащие пакеты и со звучным хрустом разделываюсь с упаковочной бумагой. Жадно втягиваю носом аромат пластика и резины от новой игрушечной машинки, робота, фигурки Бэтмена с синтетическим плащом и фонариком в рельефной груди. Если нажать на кнопку в спине игрушки, фонарик принимается светить желто-зеленым, а я даже не расстраиваюсь, что Деда Мороза не существует.       Мама говорила, что я слишком нетерпеливый, не могу дождаться, когда подарок окажется под ёлкой, когда придёт время лезть под умершее дерево, колющее зелеными ветками, стараясь сохранить в целости висящие на безжалостных лапах игрушки.       Мама говорила, что мне нужно быть более сдержанным, прекратить лезть вперёд паровоза, что мои ожидания в конце концов будут оправданы.       Кое в чём мама была права, потому что сейчас, в эту минуту, мои ожидания и правда с лихвой награждены. Ты целуешь меня в губы, и мне кажется, что я никогда не был так близок к обмороку. Столько лет немой надежды, слепившие этот момент. Ты, ставший для меня постыдной тайной, грязным секретом, неприличным до изнеможения, заставляющим замолкать во время оживлённой беседы. Тайна, отравляющая каждый шаг, ком в горле, комочек манки в молочной каше. Сколько раз я водил по нему ложкой, надеясь размять, растереть, раздавить, но он постоянно выскальзывал, не давался, всплывал в самый неподходящий момент, напоминал о себе мерзким послевкусием.       А теперь ты обнимаешь меня, и твои руки мечутся по моей спине, моему животу и вообще-то по моей жопе. Поднимают майку, оглаживают бока и, бля, я клянусь, у меня кружится из-за тебя башка. Круто, что я сижу, потому что с таким же успехом мог бы ёбнуться прямо на пол. Ты целуешь меня в шею, впиваешься зубами в кожу, наверняка завтра там будут пиздатые засосы размером со стратосферу. Базару ноль.       — Валь, давай.       Шёпот щекочет ухо, и меня передергивает из-за мурашек. Куда ты, блядь, отстраняешься, давай ещё чуть-чуть пососёмся. Тот мальчик из клуба, с ним кровь не билась в ушах, его не хотелось вот «так» в любом формате. Я не понимаю, о чём ты говоришь, просто тяну на себя, и ты тихо смеёшься в мои ключицы, тянешься к застежке джинсов.       — Без шансов, — так иступленно сражаешься с этими эмовскими колготками, что мне даже немного жаль тебя. В машине тесно и неудобно, а мой стояк только всё усложняет. Материшься вполголоса, а я слышу глухое гудение своего телефона.       — Поедешь ко мне? — ты сдаёшься, губы распухли, волосы у лба намокли и, кажется, стали немного виться.       — Погнали, — мне ссыкотно, конечно, но отступать значит подписать себе смертный приговор.       Ты облизываешься довольно, целуешь, прежде чем вернуться на водительское сиденье. А потом делаешь это, самое странное, я раньше такое видел только у тёлочек на фотках.       Ты кладешь руку мне на колено. Ведёшь ею вверх, заставляя меня подобраться, вздохнуть и захлебнуться вздохом. На светофоре вспоминаешь о своей охуенной магнитоле, предлагая включить музыку, и я киваю, надеясь, что теперь ты не услышишь моего отчаянного пыхтения. Пока горит красный, успеваешь поднять руку так близко к паху, что мне приходится вжаться в кресло и считать до десяти. Чувствую себя пацаном каким-то, которого девочка в первый раз потрогала, класса с седьмого такого не было.       На следующем светофоре ты меня целуешь, и я обхватываю твою шею словно из мести, плотно, туго, пиз-да-то. Мычишь в губы, прикусывая, мажешь зубами по подбородку и возвращаешься на своё место прямо к зелёному.       Блядь, как же хочется. Тебя, прямо сейчас, до пелены в глазах. Меня уносит, как от травы на первом курсе, и пока меня размазывает по креслу, в мозгу раздаётся звон сирен. Такой вопрос: если мы будем трахаться, то кто, ну, за девку? Я нихуя об этом не знаю, вообще ни малейшего представления. Надо мыть жопу, бриться, надо стоять раком и стонать как в гей-порно? Или вживую это происходит как-нибудь по-другому?       И вот на этих мыслях я окончательно трезвею.       По радио хуярит метал, а у меня, походу повысилось давление. Когда тебе тридцать, такие штуки отслеживаются интуитивно.       — Сейчас приедем, — ты улыбаешься и сжимаешь ладонь на моём колене. Мне пизда.       Припарковавшись у дома, мы, как подростки, бежим к твоему подъезду. Пищит ключ, хлопает дверь, ты целуешь меня у лестницы.       В лифте.       Возле входной двери, вслепую тыкаясь ключом в замочную скважину.       В прихожей, стаскивая пухан и включая свет. А потом стоишь, разглядываешь, улыбаешься.       — Кто бы мог подумать, что тебе так идет смоки айс.       — Смоки что?       — Забей, — скидываешь ботинки и хватаешь за руку, — пойдём уже!       Ты тащишь меня в потёмках, а я пытаюсь не врезаться в косяки или хотя бы материться потише после столкновений. Я так сосредоточен, что за этим занятием не улавливаю, в какой момент ты валишь меня на кровать. Задираешь майку до подмышек и накидываешься на блядские джинсы. Ох блядь, ох, блядь.       — Бля-я-ядь, — джинсы стягиваются вместе с трусами, и ты нависаешь надо мной, будто бы в лёгком ступоре.       — Жесть, реально можно потрогать?       — Ты чё, прикалываешься?       Свет с улицы вырисовывает твой лыбящийся рот.       — Пиздец, так часто думал об этом, а теперь…       Это ты — часто? Совсем охуел, чертила?       Ты целуешь меня и трогаешь мой ху… Пиздец, что это, блядь, такое вообще? Дёргаюсь навстречу тебе, обнимаю за шею. Сорри, если сломаю, но ты сам тут виноват.       — А ты не хочешь раздеться? — можешь мной гордиться, я на силе адреналина всё ещё выговариваю такие длинные фразы.       — Сейчас, сейчас, — отползаешь ниже и замираешь. — Слушай, а тот парень, он тебя трогал?       Твоё выражение лица сейчас бесценно, и я поднимаюсь на локтях, чтобы выжечь его на сетчатке глаз. Настороженное, нахмуренное, очень ебабельное.       — Ревнуешь? — я не хотел, честно, оно само вырвалось.       — Безумно вообще-то, спасибо, что наконец заметил, — охуеть, это что — обида?       Но, если честно, мне сейчас не до тонких материй, пожалуйста, давай сначала поебёмся, а потом поебём мозги. Я с удовольствием, я полон энтузиазма, но сперва разберёмся со стояками, ок?       — Не трогал, — отвечаю коротко, голова падает на матрас, потому что ты берёшь в рот мой хуй, и я больше не могу ни о чём думать, только о своём хуе в твоём рте. Рту. Роте. Пошёл нахуй, русский язык.       Раньше мне отсасывали только бабы, и это было в разной степени круто. Есть ли те, кому не нравится отсос? Но когда это делает человек, к которому у тебя что-то там ёкает, это вообще другая тема. С Нинкой ёкало поначалу, а потом ты появился и как отсохло. И у тебя ещё отлично получается, видно, что тренировался, и мне даже как-то обидно, что не на мне. Твой рот тёплый, влажный, язык скользит по стволу, и я хриплю тебе что-то, а ты ускоряешь темп. Твоя рука гладит бедро, и я почему-то тянусь к ней, чтобы перехватить пальцы.       Когда я кончаю, неловко вцепившись в простыни, ты снимаешь рубашку и вытираешь ею рот. У меня одышка, как после марафона, но я не могу пропустить процесс снятия твоих брюк. Подтянутое бледное тело, линии мышц смягчаются в ночном полумраке. Ты возвращаешься ко мне и ложишься рядом, а твой стояк влажно мажет по моему бедру.       — Что мне делать? — мой язык между твоих зубов так гармоничен, будто недостающая деталь пазла. Я вспоминаю свой страх из машины, и он возвращается, но не в полную силу. — У меня презики в джинсах.       Ты трогаешь себя, рвано дышишь в шею, влажно целуешь плечо:       — Можешь просто полежать вот так? Я как-то не готовился на потрахаться.       — Не могу, — поворачиваюсь на бок и кладу руку поверх твоей. Ты хмыкаешь и стонешь в поцелуй, почти не слышно, но меня не проведёшь.       Сейчас, подперев голову свободной рукой, я могу разглядеть тебя практически полностью. Твои закрытые веки, и подрагивающие ресницы, нервно сведенные брови и красные от поцелуев губы. Когда ты кусаешь их, выглядит суперсекси, почти не как в порно. Руки и сухой пресс с потрохами выдают абонемент в качалке, может, еще и с тренером занимаешься? Чем вы занимаетесь с тренером, Дмитрий Михайлович? Волосы реально начинают виться от пота возле лица и шеи. Ну неужели я снова увижу твои кудри. Тянешься за поцелуем, ускоряясь, и за секунду до ложишься на спину. Стонешь, изливаясь на влажный живот, дышишь нервно, часто.       Где-то внизу лежит испорченная рубашка, и я свешиваюсь на край кровати, шаря рукой по полу. Вытираю тебя, вылизываю ключицы и шею, трусь щекой, надеясь, что щетина еще не слишком отросла и не поцарапает кожу. Ты медленно отходишь от оргазма, накрываешь нас одеялом и прижимаешься ко мне вплотную горячим и влажным телом.       — Когда ты запал на меня? — я вспоминаю, кто тут чёртов Джеймс Бонд, и мне нужны ответы. Сначала секс, потом правда.       — Завтра, — щекотно шепчешь в шею, руки сцепляются в замок на лопатках.       Я повержено вздыхаю, путаю наши ноги под одеялом и пользуюсь твоей усталостью, чтобы нагло помацать жопу. С ней и засыпаю.