Ринган

Наутро Кевин порадовался, что не поспорил с Неттой на пресловутый четвертак. После завтрака, состоявшего из овсяной каши, сыра и кофе, она повела его на утреннюю дойку коз! Ринган же тем временем вышел из дома и, как обычно не произнеся ни слова, отправился по узкой тропке куда-то в горы. — На овечий выгон, — снисходительно пояснила Кевину Нетта. Под навесом у грубо сколоченной кормушки её окружила целая толпа громко блеющих рогатых животных. С перепугу Кевин решил, что их не меньше десятка. На самом деле коз у Дугласов было пять, все белые с тёмными пятнами. И почему-то в отдельном загоне из брусьев содержался чёрный козёл с огромными рожищами, которыми он ударил в загородку, едва заметив Кевина. Видимо, испугался конкуренции, зараза. Тот резво попятился и спросил Нетту, которая ловко закидывала в кормушку сено: — А козёл зачем? На мясо? — На молоко, — усмехнулась Нетта, и Кевин непонимающе заморгал. — В смысле? Не гони. Она от души расхохоталась: — Молоко дают огулянные козы. Эх ты, городской. — Э-э… — только и смог пробормотать Кевин, мучительно покраснев. — Ладно, — снисходительно усмехнулась она. — Иди сюда, смотри, сейчас я буду доить. Потом сам попробуешь. Попробуешь доить?! Лишившись дара речи, Кевин молча смотрел, как Нетта одну за другой загоняет коз в сарай. Вернее, они послушно шли сами и забирались на что-то вроде полки. В перегородке было отверстие, куда коза просовывала свою рогатую башку и начинала с явным удовольствием хрупать овёс из подставленного ей ведра. Тем временем Нетта, тщательно смазав себе руки, а козе — вымя какой-то желтоватой мазью из банки, устраивалась позади неё, и вскоре на дно подставленного ею ведёрка начинали цвиркать белые струйки молока. На третьей по счёту козе, которую Нетта поименовала Бесси, она сказала: — Иди сюда, сам попробуй. Надо, чтобы руки обвыкли. Кевин, пребывая в некоем трансе, подошёл, зачерпнул мазь из баночки, протянутой Неттой, и нерешительно взял козу за вымя. Коза хрупала овсом и в ус не дула. — Выше бери, — строго сказала Нетта. — Выше! Да уж, девушек за сиськи ты явно не держал! Она прыснула. — Коз тоже, — проворчал взмокший Кевин. Вымя под его пальцами было мягким и упругим одновременно, два довольно крупных соска задорно топырились. Вначале Кевин боялся причинить козе боль, но потом дело у него пошло едва ли не проворнее, чем у Нетты. — Молоко ещё осталось, пощупай, — подсказывала та деловито. — Разомни ей вымя, пошлёпай по нему. Ага, вот так. Слушай, ты прирождённый дояр. — Я художник, — скорбно возразил Кевин. — И учился на дизайнера. — Ух ты! — уважительно сказала Нетта и даже перестала хихикать. — Нарисуешь что-нибудь? Ну, вечером? Сейчас будем кур кормить, гусей и загоны чистить. Вот радость-то. К вечеру Кевин едва волочил ноги. Какие уж тут рисунки! Всё тело болело так, будто он провёл этот день в тренажёрном зале, туда он ходил несколько раз, понукаемый Джеймсом. Не-ет, такие нагрузки были не для него! У него даже пальцы дрожали, когда он сгрёб ложку со скатерти и опустил в тарелку. На сей раз Нетта приготовила овощное рагу с бараниной. Как ни странно, после еды и кофе боль в натруженных мышцах начала понемногу отступать. Наверное, дело было в метаболизме. Чудеса, да и только. — Рядом с нужником есть душевая, — снисходительно сообщила ему Нетта и улыбнулась его изумлению. — Слушай, ты что, не видишь, что у нас электричество? Это от генератора. Так что мы поставили в пристройке нагревательную колонку на отцовы деньги. Иди же, мойся, ты гость, потом мы. — Слушай, а чего бы вам вообще всё здесь не перестроить на отцовы-то деньги? — ляпнул Кевин и спохватился: — Прости. Не моё дело, конечно. — Я же тебе сказала, что городские причиндалы нам ни к чему и этот счёт — под проценты, на чёрный день, — пожала плечами Нетта. — Мы справляемся. Не болеем, не мёрзнем и не голодаем. Даже спутниковая тарелка есть, чтобы телик смотреть. Чего ещё надо? Если тебе холодно, я тебе дам обогреватель, хочешь? — Не хочу, — буркнул Кевин. Что он, слабее их, что ли? — А про какой чёрный день ты толкуешь? — Ну мало ли, — Нетта задумалась. — Судьба, знаешь, любит выкидывать разные фортели. Например, кто-нибудь заболеет. Или я забеременею. — Че-го? — Кевин неприлично разинул рот. — Ты замуж собираешься? — Не за кого, — Нетта подтолкнула его к двери. — Иди уже, хватит болтать без толку. Только возьми полотенце. Справишься с колонкой? И ты обещал мне порисовать. Он и порисовал — когда все, чистые и умиротворённые, расположились в так называемой гостиной, где горел камин и бухтел телевизор. Нетта присела на диван, теребя пальцами свои влажные волосы, кутаясь в большой, не по росту, синий вельветовый халат. Ринган, по обыкновению, сидел очень тихо — в кресле у самого камина, уткнувшись в какой-то толстый справочник — для него не существовало ни людей, ни телевизора. Кевин с любопытством осматривался по сторонам: он был тут вчера, когда Нетта провела его по дому, но не успел ничего толком разглядеть. Камин пылал вовсю, ветер подвывал в дымоходе. На стене над ним висело несколько фотографий в рамках — очевидно, старшее поколение Дугласов, по крайней мере наряды на женщине и мужчине были старомодные. — Бабушка и дедушка, — пояснила Нетта, увидев, куда он смотрит. — Дедушка умер вскоре после моего рождения, я его не помню. А вот там они с дочкой. То есть с нашей мамой. Ей на этой фотке шестнадцать. Какое напряжённое тонкое лицо! В огромных глазах — вызов. У такой девушки, зачарованно подумал Кевин, судьба должна стать необычной. Кем был человек, которого она выбрала? Человек, до сих пор посылающий деньги своим детям, которых он ни разу не видел? Почему он никогда не приезжал сюда? — А фотографии твоего отца… — начал было Кевин и запнулся. — Их не было, — спокойно подтвердила Нетта. — В маминых бумагах мы не нашли. Ни дневника, ни фоток, ни писем, ничего. Её это явно не огорчало. Кевин же внезапно подумал, что именно отец был единственным по-настоящему любящим его человеком. Он забрал его, тогда совсем младенца, и, видимо, собирался прожить с ним всю жизнь. Но когда понял, что у него рак, вернул его матери и лёг в больницу. Умирать. А мама Рингана и Нетты умерла в роддоме. Смерть. Жизнь. Как же беспощадно и несправедливо всё это было! На каминной полке стояли вырезанные из дерева фигурки — голубь, барашек, лохматый пёс, широко расставивший лапы. Кевин взял его в руки, задумчиво провёл пальцем по его бокам. Такая же или похожая резьба была на деревянной ручке и крыше колодца возле дедовского дома. Он вопросительно взглянул на Нетту, и та кивнула: — Работа мистера Лайонса, твоего деда. То есть прадеда. Если ты умеешь рисовать, как говоришь, ты пошёл в него. Это был недвусмысленный намёк на то, что он обещал ей что-нибудь нарисовать. Или кого-нибудь. Улыбнувшись, Кевин сходил в свою комнату за карандашами, маркерами и альбомом для набросков. Пристроившись за низеньким столиком, таким же старым, как вся мебель здесь, он принялся рисовать, поглядывая то на Рингана, то на Нетту. Сперва он боялся, что ничего путного не выйдет, но потом рука разогрелась, пальцы обвыклись, дело пошло. Вскоре он сменил карандаш на маркеры, а ещё через полчаса гордо вручил Нетте вырванный из альбома лист. Кевин и вправду гордился этой своей работой. На рисунке Нетта сидела, как и сейчас, в полумраке, обхватив руками колени, а поодаль от неё — Ринган. Чётко были видны только их лица, освещённые одинокой настольной лампой и отсветами от экрана телевизора, фигуры же находились в тени. В этих лицах было схваченное Кевином сходство, которое он заметил, едва увидев брата и сестру. И лицо Рингана вовсе не казалось деревянным, оно будто ожило, приняв часть живости сестры. — О-о! — восторженно выдохнула Нетта, схватив листок. — Вау! Круто! Ты действительно умеешь рисовать, — в голосе её был почти благоговейный восторг, и Кевин вдруг почувствовал себя по-настоящему счастливым. Оказывается, ему требовалось её одобрение, особенно после этого долгого дня, когда она то и дело посмеивалась над ним, называя растяпой и неумехой. Он ждал, что она покажет листок Рингану, но Нетта не торопилась, очевидно, считая, что брату это безразлично, как всё вокруг. Но Ринган вдруг протянул руку через её плечо и сам взял рисунок. Нетта почему-то втянула в себя воздух, словно всхлипнула. Кевин тоже затаил дыхание. Ринган долго сидел, глядя на рисунок, будто изучал его — почище препода в академии. Потом поднял глаза на Кевина — наверное, в первый раз за всё это время прямо посмотрел ему в лицо. Теперь его глаза казались не серыми, а совсем чёрными. И были обведены длинными ресницами, будто углём. Сердце у Кевина ухнуло вниз. Он ждал, мучительно ждал, что этот парень хоть что-нибудь скажет. Хотя бы «Классно» или «Ну и лажа». Но Ринган всё так же молча вернул рисунок сестре, поднялся и вышел из комнаты. — Вот такой он, — вздохнула Нетта и пожала плечами, тут же переведя разговор на другую тему: — Я закажу рамку для этого рисунка и повешу над камином, где семейные фотки! — Послушай, — взмолился Кевин, очень, впрочем, польщённый. — Это же просто набросок! Если бы у меня была хорошая бумага, холст, акварель или акрил… — И из того, что есть, ты сделал замечательное, — непреклонно прервала его Нетта, прижимая листок к груди. — Послушай, но ты бы мог зарабатывать именно этим! — Рисуя с натуры портреты местных фермеров и их любимых овец? — засмеялся Кевин и тут же спохватился — а вдруг он обидел её. — Извини, мне не кажется, что моё художество в этих краях будет пользоваться спросом. Он внезапно подумал, что мог бы нарисовать на холсте как раз то, что видел во сне и тем закрыть гештальт. Пологие холмы, туман в распадках, белые овцы на склоне, белые облака в голубом небе… И он сам — спиной к зрителю, с пастушьим посохом в руке, стоит и кого-то ждёт. Того, кто должен выйти к нему из тумана. У него прямо руки зачесались — так захотелось это нарисовать. Написать красками по холсту! — А я думаю, — рассудительно проговорила Нетта, внимательно глядя на него, — в Бьюкене многие захотели бы, чтобы ты написал их семейные портреты по фотографиям. Чтобы это были настоящие картины. И ещё думаю, что у тебя получится. Я кое с кем поговорю. Кевин скептически поднял брови, но больше спорить не стал, а вместо этого спросил: — А завтра мы будем делать то же, что и сегодня? — Как и вчера, и каждый день, — хмыкнула Нетта, подымаясь с дивана. — Каждый божий день. Овцы, куры, гуси, козы — все хотят есть, но при этом именно они кормят нас. Когда ты научишься с ними управляться и захочешь вернуться в свой дом, мы перетащим туда кое-какую мебель, чтобы тебе было на чём спать и есть. И, пожалуй, я выделю тебе одну козу. Например, Бесси. У тебя всегда будет молоко на завтрак, и я научу тебя делать сыр. Ну и мы, конечно, подключим ваш генератор. А насчёт портретов ты всё равно подумай. — М-м… — промычал Кевин. Она так лихо распоряжалась его жизнью! Но он не мог не признать, что она совершенно взрослая и рассуждает здраво, в отличие от него самого. — Спасибо. Слушай, я всё забываю спросить — а почему вы не держите собаку? Ему вдруг показалось, что Нетта едва заметно вздрогнула, передёрнув плечами. Возможно, просто озябла. — Нет надобности, — коротко промолвила она в ответ и развернулась, чтобы уйти. — Спокойной ночи. Не забудь телевизор выключить, когда будешь ложиться. И не засиживайся. Нам рано вставать. * * * Пёс пришёл к нему в первую же ночь после того, как Кевин вернулся в дедушкин дом. Уже наступил июль, холмы наконец-то покрылись шапками вереска, издававшего вкусный медовый запах. Раздолье для пчёл! Парочка кроншнепов поставила на крыло своих птенцов и теперь учила их летать. По вечерам в маленьких озерцах, скапливавшихся после дождей у подножия холмов, надрывались лягушачьи хоры. У них, видимо, шло соревнование за первое место, а не только за сердца самок. Охота на куропаток, какой опасался Кевин, не желавший нашествия сюда городских охотников с их ружьями, так и не была открыта. Оказалось, что тундряные куропатки, а именно они водились тут, теперь стали редкими и охранялись законом. Кевин за них порадовался. И он действительно обвыкся в этом почти первобытном, простом и незатейливом мире. Накануне его переезда Нетта и Ринган вместе с ним прибирали и вычищали старый дедов дом, обустраивали сараюшку для Бесси. — Родит через месяц, будет у тебя козлёнок, — рассудительно сказала Нетта, распрямляясь и вытирая лоб, а Кевин вытаращил глаза: — Ужас! Я только ещё роды не принимал! — Пора и этому научиться, — прыснула девушка, её забавлял его испуг. А Кевин в очередной раз подумал, как же далеки его нынешние простые заботы от той жизни, что он вёл в Лондоне! От «Золотой утки», Джеймса с Бернардом, модных магазинов… Он совершенно по всему этому не скучал. С кем бы ему хотелось повидаться, так это с «неформатом» из трущоб: Майки, Ваном и Виком. И старухой Бет, поставившей его на новую дорогу. Пусть бы они посмотрели, каким он тут стал! Ринган, по своему обыкновению, молчал, но трудился как заведённый. Он натаскал воды из колодца и даже ловко поднялся на чердак по приставной лестнице, чтобы прибраться и там. Кевин слышал, как он несколько раз чихнул, видимо пыль лезла в нос. До этого они перетащили обратно вещи Лайонсов. Диван из гостиной, оказывается, был дедушкин. И низенький столик, за которым Кевин рисовал. — А как же вы? — запротестовал он, но Нетта только отмахнулась: — Там есть кресла, заметил? Если приспичит, закажу новый, сниму проценты в банке. Чтоб не получалось, будто мы тебя обобрали. Думаю, если бы мистер Лайонс знал, что ты приедешь и обживёшься тут, он бы не стал отдавать нам свою утварь. — Он порадовался бы, как ты считаешь? — тихо спросил Кевин. Нетта энергично закивала: — Ещё бы! Говорю же, он скучал. Хватит болтать, пошли работать. И они присоединились к Рингану, чихающему на чердаке. Это звонкое «апчхи» и полосы грязи на правильном чеканном лице снова превратили его из робота в живого человека. Хотя Кевин уже и не видел в нём робота. Он всегда помнил, как вспыхнули глаза Рингана при виде его рисунка, который, кстати, Нетта вставила в рамочку и повесила над камином, как и обещала. Они заправили топливом и запустили генератор, и в доме наконец вспыхнул свет. Вот телевизора у прадеда не было, но Кевин и об этом не жалел. О чём он действительно жалел — так это о том, что покидает дом Дугласов. Ему нравилось трудиться под строгим руководством Нетты, нравилось доказывать свою пригодность для этой нелёгкой работы. Нравилось таскать у неё из-под носа свежую выпечку, когда она колдовала на кухне, и получать посудным полотенцем по шее. И наблюдать из окна, как с холмов возвращается Ринган, идёт неторопливо, глядя прямо перед собой, с пастушьим посохом в руке. Шагает так легко, будто танцует — дух этих холмов во плоти и крови. — Я как-нибудь провожу тебя туда, где мы держим овец, — пообещала Нетта. Но так и не выкроила для этого времени. По вечерам они играли в скрэббл, и вот тут Кевин в полной мере поверил Нетте: та ведь говорила, что Ринган получал высокие отметки за тесты и письменные работы. Он обставлял их с Неттой раз за разом всё с тем же невозмутимым лицом, объясняясь с ними только редкими жестами. Но Кевин подметил, что в уголках его плотно сжатых губ как будто притаилась улыбка. А потом на свою голову он обучил Дугласов играть в покер. Купил две колоды карт в универсаме Бьюкена. Брат и сестра внимательно выслушали его, Нетта дотошно выспрашивала всё до мелочей, Ринган молчал, глядя не в лицо Кевину, а на его руки. Дальше последовал неминуемый разгром, благо играли они на спички. Кевин продувал одну партию за другой и мрачно клялся, что купит в Бьюкене мешок спичек. Нетта хохотала, а тёмные глаза Рингана пылали неподдельным азартом. И это Кевина несказанно радовало. А переезд печалил. Но он понимал, что должен научиться жить один и сам вести хозяйство — для собственной пользы. Ведь никто не запрещал ему по вечерам ходить к Дугласам в гости. А дни его теперь были заполнены до отказа — и по большей части не хозяйством. Нетта сдержала своё слово: взяла рисунки Кевина, которые непреклонно у него отобрала, включая тот, что висел в рамке над камином. И показала их всем, кто имел хоть какой-то вес в Бьюкене и Хамсфордшире. Викарию Робинсону, сержанту Моргану, владельцу универсама Пеннингтону, доктору Уайту... Кевин не успел и «мяу» сказать, как был завален заказами, причём специфическими — ему действительно предстояло рисовать портреты этих достопочтенных граждан, их родственников и друзей, в том числе покойных. Очередь желающих, казалось, растянулась до Рождества. А когда были готовы первые два портрета — супруги викария миссис Питерс в молодости и докторской четы с любимым йоркширским терьером на коленях, — ажиотаж вокруг Кевина неимоверно возрос. Мистер Пеннингтон заказал для него в Лондоне уйму холстов, красок и других принадлежностей в счёт будущего портрета. Кевин, пребывающий от всего этого в полном офигении, на первый же гонорар купил себе велосипед, чтобы побыстрее добираться до Бьюкена, Хамсфордшира и обратно. Так что ему некогда было скучать в одиночестве. Тем более что в сараюшке поселилась требовавшая внимания Бесси, и ещё он то и дело наведывался к Дугласам, чтобы помочь Нетте, которая хоть и ворчала, но от этой самой помощи не отказывалась. Но Пёс — он был волшебный. Кевин так и звал его — Пёс. Это было его имя. Он пришёл, когда Кевин в первый же свой вечер в дедовом доме погасил свет и улёгся на диване, даже не застелив его постельным бельём и не раздевшись, хотя в комнате было тепло — он разжёг на ночь камин. Нетта бы отлупила его за эдакое, подумал Кевин со слабой улыбкой. Он лежал, заложив руки за голову, и бездумно пялился в потолок. И тут словно ветерок пронёсся по всей этой большой комнате из конца в конец, хотя окна были плотно закрыты, он сам их закрывал. Тихо звякнули стеклянные подвески на старомодной люстре. И ещё обалдевший Кевин явственно различил за дверью какие-то звуки. Негромкое, но настойчивое поскуливание. И лёгкий скрежет когтей по обшивке двери. Какой-то зверь пытался сюда войти! Кевин медленно сел, глядя в полутьму перед собой широко раскрытыми глазами и чувствуя, как по спине пробегает мороз. Кто там мог быть? Волк? Бродячая собака? Но почему она так упорно рвётся в дом? За дверью уже не раздавалось ни звука, но Кевин знал, что загадочный ночной гость никуда не делся. Стоит там и терпеливо ждёт. Он подошёл к двери, отпер её и осторожно приоткрыл, свободной рукой нажав на выключатель. Вспыхнул свет, и в полосе этого света, вырвавшегося наружу, Кевин увидел Пса. Чёрный, лохматый, с острыми, стоящими торчком ушами, сперва он показался Кевину громадным. Но хотя бы ясно стало, что это не волк, когда он увидел закрученный на спину пушистый хвост. Дружелюбно виляющий хвост! — Ты кто? Ты зачем сюда? — глупо спросил Кевин, заглядывая в темноту, будто ожидал увидеть там его хозяина. Но он тут же понял — у такой собаки хозяина быть не может. Только друг. Пёс стоял, широко расставив крупные лапы и наклонив лобастую голову. А потом сделал вот что — прижал уши и задорно приоткрыл пасть, высунув розовый язык. Будто дразнился. — Зайди, я дам тебе поесть, — нерешительно предложил Кевин. Собачьих галет или консервов у него, конечно, не было, но он решил, что консервированная ветчина вполне сойдёт для голодного животного. Хотя пёс не выглядел отощавшим, его шерсть казалась чистой и блестела в рассеянном электрическом свете. Но он съел всё, что Кевин положил ему в пластиковую тарелку, взглянул на него, облизнулся и благодарно вильнул пушистым хвостом Кевин импульсивно протянул руку и потрепал пса по шелковистым ушам. Сначала робко, затем всё смелее и смелее. Пёс боднул его башкой в ладонь, а потом бухнулся на пол, подставляя Кевину брюхо — типа чесать так чесать! И требовательно скульнул: мол, не ленись! Кевин даже рассмеялся. На брюхе шерсть была посветлее. Кевин чесал пса обеими руками, не переставая смеяться от радости — тот всё время норовил извернуться и лизнуть его в лицо. А потом потрусил к дивану, прыгнул туда и разлёгся, умильно на Кевина поглядывая. — Ты нахал, — растерянно сказал тот. — Нетта прикончит меня, если найдёт на диване собачью шерсть. Ты слышишь? Пёс прижмурил глаза и засопел, делая вид, что умирает от усталости и острой диванной недостаточности. А Кевин снова рассмеялся. Он был не один. Он был счастлив. Всю ночь он лежал, прижавшись к тёплому косматому боку и слыша стук собачьего сердца. И даже одеяла ему было не надо. Диван, конечно, пришлось раскладывать. А утром — собирать и чистить губкой. Но ещё до этого, едва проснувшись, Пёс подошёл к пустой тарелке на полу и деликатно потыкал в неё носом, оглянувшись на Кевина. Яснее выразиться было просто невозможно. Он получил ещё банку ветчины, съел всё, вылизав тарелку, вылакал всю воду из жестяной миски, потом подошёл к двери и поскрёб её когтистой лапой. И снова требовательно обернулся. Ясно было, что ему приспичило облегчиться. Сонно зевая и протирая кулаком припухшие глаза, Кевин распахнул дверь. Пёс негромко гавкнул, отбежал в сторону… и исчез в укрывающем долину тумане. И даже когда туман растаял, он не вернулся. Кевин ждал, ждал, свистел, как дурак… потом расстроенно махнул рукой и отправился кормить, поить и доить Бесси. За завтраком ему кусок в горло не лез, он то и дело выглядывал в окно и за дверь, надеясь увидеть Пса. А потом чертыхнулся и сел к расставленному мольберту, прикрытому тканью, — портрет матушки мистера Пеннингтона, владельца универсама, не мог ждать. Требовалось отработать холсты, кисти и краски. Работа вообще-то сперва от расстройства не пошла, но потом Кевин увлёкся. Он знать не знал достопочтенную леди, которая на фотографии сидела в кресле-качалке, сложив натруженные руки на своём вязанье. Но Кевину казалось, что она была добросердечной, любила печь сахарное печенье и читать. К концу дня он уже знал её, как родную. Когда он вчерне закончил портрет, начинало смеркаться. Пора было загонять Бесси в сарайчик и снова доить. Боже, он ведь даже не сходил к Дугласам сегодня! И толком ничего не ел! Кевин выскочил на крыльцо и онемел, увидев, как Пёс, размахивая хвостом и утробно ворча, гонит к сараюшке блеющую Бесси. Та явно была возмущена, но слушалась. — Вау! — прошептал Кевин и засмеялся. Пёс никуда не делся! Он пришёл! Кевин кинулся к сараю, даже толком не захлопнув дверь в дом. Грохнулся на колени и обхватил Пса за шею, а тот уже привычно боднул его головой и лизнул в лицо. За спиной ревниво заблеяла Бесси, требуя свой ивовый веник. Так у них и повелось: с заходом солнца, если Кевин был дома, Пёс пригонял с пастбища Бесси и заходил домой сам. Ел предложенную Кевином еду, просил почесать себе пузо, валяясь на полу, но если Кевин направлялся на ужин в дом Дугласов — немедля исчезал в холмах и больше не возвращался. А если тот оставался дома, ночевал с ним на диване и уходил утром. Но уходил всегда. Однако не это было самым странным в их неожиданной дружбе, а то, что Кевин не обмолвился о ней ни одной живой душе. Никому, даже Нетте. Почему? Он не мог бы объяснить этого и самому себе. Только знал: надо помалкивать, вот и всё. Иначе чары развеются. Какие чары, господи боже, ну что за бред. Это ведь была собака, обыкновенная бродячая собака, возможно, заблудившаяся или потерявшая хозяина. Наоборот, надо было расспрашивать об этом псе всех встречных и поперечных, выяснять, кто он и откуда. Но Кевин даже не стал покупать собачьи консервы в Бьюкене, чтобы избежать лишних расспросов. Он точно знал, что Пёс бы это одобрил. * * * В образовавшемся вдруг перерыве между написанием портретов четы Каннингемов и сестры викария Робинсона Кевин решил всё-таки зарисовать своё видение. То есть свой сон. Так на холсте появились зелёные, с лентами тумана, холмы, голубое небо над ними — словно дно опрокинутой чаши, клокастые белые облака в вышине и такие же белые лохматые овцы внизу. И он сам, стоящий спиной к зрителю, в накинутой на плечи грубой непромокаемой куртке, с отполированным временем пастушьим посохом в руке. Застывший в ожидании. Вечером Кевин показал незаконченную картину Псу. Он делал это редко, будто стеснялся. Но сейчас снял укрывавшую мольберт ткань и неловко пробормотал: — Это мой сон. Я свой сон нарисовал. Вижу его часто, всегда одно и то же. И тут подумал — нарисую, вдруг сбудется. Вдруг кто-то и вправду выйдет ко мне из тумана. Тот, кого я не знаю, но жду. Он впервые сформулировал это для себя, глядя в тёмные внимательные глаза Пса, а тот будто нахмурился. Развернулся, подошёл к полуприкрытой двери и поддел её лапой, даже не оборачиваясь к Кевину. И ушёл. — Тебе не понравилось? — выкрикнул Кевин в туман, как идиот, тоже выскочив за дверь. Пёс, ясное дело, ничего ему не ответил. И нелепый выкрик будто застрял в сумраке. Впервые за последнее время Кевин ночевал один. Долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, вставал и жадно пил воду, словно с бодунища. Без Пса, согревавшего лучше любой грелки, косматого, сонно сопящего рядом, было холодно и стрёмно. Кевин то и дело просыпался и прислушивался — не идёт ли Пёс. Но тот не пришёл. И утром Кевин за свою картину вовсе не взялся. А потом даже снял её с мольберта, аккуратно свернул и отнёс на чердак, где теперь держал все ненужные пока художественные принадлежности и незаконченные работы. Ему было так обидно, что хотелось плакать. Что он опять сделал не так? В чём провинился? Ну ладно, допустим, Джеймса он сам от себя оттолкнул своими постоянными капризами и ужимками — теперь Кевин не мог вспоминать о них без стыда. Но Пёс? Что он ему-то плохого сделал? Ведь Пёс стал его другом! Или нет? Промаявшись так весь день, он приплёлся на обед к Дугласам, где Нетта, внимательно посмотрев на него, спросила: — Ты чего такой смурной-то? Не заболел? — и даже пощупала ему лоб прохладной жёсткой ладошкой. Ринган сидел тут же и тоже взглянул на Кевина из-под упавшей на глаза пряди чёрных волос. Внезапно Кевину захотелось всё им рассказать. Про Пса, который пришёл к нему сам, поцарапался в дверь и с тех пор приходил каждый вечер. А теперь невесть на что обиделся. И больше не появляется Но всё тот же странный запрет будто запечатал ему рот. Он отказался переночевать у Дугласов. Вернулся домой и лёг на диван. Дверь, конечно, не запер — а вдруг Пёс всё-таки придёт? Неожиданная мысль пронзила его, и он даже подскочил: а что, если с тем что-то стряслось? Мало ли что может случиться с одинокой собакой в горах. Свалится в пропасть. Нападут волки. Хотя волков тут вообще-то, по словам Нетты, не видали уже лет пятьдесят. Он встал, не включая света, подошёл к двери, прислушался, снова лёг… и снова вскочил. Снаружи кто-то ходил. Но уже не Пёс! Шаги были явно человеческими! Хруст ветки под чьей-то подошвой, покашливание, едва слышное, но явственное. Кто? Кто мог это быть — поздним вечером, в горной глуши? Спина у Кевина сразу заледенела. Он потёр ладони одну о другую. Снаружи что-то пронзительно скрипнуло, и он сообразил — незнакомец пошёл в сарай к Бесси. Кажется, Кевин забыл потушить там свет, крохотную лампочку, тоже запитанную от генератора. Значит, неведомый ночной визитёр ищет хозяев? Зачем? Если у него сломалась машина или он сбился с пути — почему просто не постучать в дом и не объяснить, в чём дело? Все инстинкты Кевина завопили об опасности, хотя он тут же изругал себя трусом и придурком. Но так страшно ему ещё никогда не было. Боже, господи, ну почему ушёл Пёс? Почему, чёрт возьми, у него нет тут даже дробовика, как у Нетты?! Внезапно он понял, что нужно сделать. Он поднялся с дивана — очень осторожно и бесшумно, благо снова лёг одетым, не расстилая постели. Так же бесшумно и быстро, как какой-то ниндзя, он приставил лестницу к чердачному люку и вскарабкался по ней наверх проворней белки. Распахнув крышку люка, нырнул внутрь чердака, освещённого полосами лунного света из пропылённых окошек. И так же мгновенно втащил внутрь лестницу, сам слабо удивляясь тому, что та даже не скрежетнула, ударившись о край люка. Всё было будто во сне. Страшном сне, в котором его преследует какой-то маньяк. Он опустил крышку в ту самую минуту, когда входная дверь его дома, повинуясь нажиму снаружи, поддалась и открылась. Кевин непроизвольно затаил дыхание. Он не мог ничего видеть, но слышал, как поскрипывают половицы под тяжёлыми шагами. Незнакомец шёл довольно уверенно, наверняка подсвечивая путь телефоном или фонариком. И если бы он что-нибудь сказал! Позвал бы его, вымолвил хоть слово! Но он молчал, как… как Ринган, внезапно подумал Кевин и вздрогнул. Мог ли это быть Ринган? Если всё-таки он, то зачем он ходил в сарай — проверить, не там ли Кевин? Ринган точно должен был знать, где он! Время доить козу давно миновало. Ну а вдруг… Голова у Кевина пошла кругом. Он уже собирался потихоньку приоткрыть люк, чтобы выглянуть в щель, как снизу донеслись новые звуки. Совершенно явственное рычание, от которого у Кевина снова мороз прошёл по спине ледяными шагами. Пёс! Он всё-таки пришёл! Ворчание было таким, какого Кевин никогда не слышал от этого дружелюбного, полного радости существа. Это был низкий гортанный рык зверя, готового убивать. А скрип половиц, замерший в кухне, больше не повторялся. Зато явственно хлопнула оконная рама. Услышав рычание Пса, незнакомец, очевидно, выглянул, увидел его и решил удрать! Сдрейфил, сукин сын! И тогда, позабыв о всякой осторожности, Кевин кинулся к чердачному окошку, приник к нему и успел увидеть в мерцающем лунном сиянии неясную высокую фигуру, быстро убегающую от дома прочь — по тропинке между холмами. И другую тень — низкую, но кажущуюся громадной, летящую вслед за человеческой фигурой. — Пёс! — закричал Кевин во всё горло, распахнув окошко. Свежий холодный ветер хлестнул его по лицу, и он закашлялся. — Пёс! Но ему никто не ответил. Ни Пёс, ни беглец не вернулись. Остаток ночи Кевин так и провёл на чердаке — прямо на полу, натянув на себя плед, в который были завёрнуты холсты, и какую-то мешковину. Похоже, он просто отключился с нервяка. Зато когда он очнулся утром при свете дня, льющегося в окна, всё произошедшее ночью показалось ему дурным сном. — Ну я, блядь, и дал… — сокрушённо проворчал он, распахивая люк и спуская вниз лестницу. — Чёрт-те что. Но про себя он решил, что сегодня напросится на ночлег к Дугласам. Ему хотелось как-то убедиться, что ночью в его доме побывал всё-таки не Ринган. Может быть, если он внимательно понаблюдает за ним, то сможет это понять. Или нет?