Сильнее с каждым разом

      Туз, так его, кажется, называли, был потрепанным жизнью парнем? Мужчиной? Возраст было определить трудно из-за прокуренного голоса, щетины, грязи на лице, синяков под глазами, неровного тона кожи. Более грозный алкаш дядя Толя, который сильно схуднул, вот, как можно было описать его. Не совсем молод, но и на сильно взрослого мужчину он не тянул. Что-то неопределенное. Коричневые, короткие, непонятно как подстриженные, жесткие волосы растрепались, немного лезли в глаза. Но Туз даже не попытался сдуть их, лишь пристально и придирчиво разглядывал Вершинина. — Кем будешь? — наконец, Туз прекратил молчание, звеневшее напряжением, и кивнул, спрашивая. Спросил с такой серьёзностью, что Паша даже растерялся.       Здесь, похоже, называют друг друга кличками. Но разве так не делают все бандиты? Как же представиться? Кличка или имя? Кличка или имя? Кличка или… — Че молчишь? Глухой что ли, а? — Севыч, светлый парень, с почти гладковыбритым лицом, дернулся к Вершинину, чтоб схватить того за грудки, но был остановлен каким-то странным взглядом товарища. — Верш, — Паша быстро проговорил первое, что пришло в голову, чтоб не получить дробью прямо в нее.       Сердце стучало где-то в груди пытаясь ее пробить, видимо. Потому что, с какой еще целью ему стучать так быстро и сильно? Он сглотнул, не сводя глаз с чужого АК, все еще направленного на него. Почему в Зоне ему всегда везет на ебанутых людей? Или других тут вообще не водится? Захотелось истерично рассмеяться. А сам? Постоянно оказывается именно в Зоне… Тоже о чем-то говорит, знаете ли. — Значит так, Верш, руки поднял. Рыпнешься — уроем нахрен, — для еще большей убедительности Туз качнул автоматом, подгоняя. Хотя и без этого, с его нахмуренным, пропитым лицом, он выглядел достаточно убедительно, чтоб Паша без пререканий, слегка нахмурившись, медленно поднял руки от земли. — Да шо там осматривать, ты посмотри на него! Выглядит, как будто его уже обшмонал кто-то! — Севыч махнул рукой, явно не понимая такой подозрительности Туза. Тот только шикнул, ставя точку в данном вопросе.       Впрочем, и без этой ситуации было понятно, кто здесь главный в этом дуэте. Это чувствовалось интуитивно. Значит, вот с кем придётся сейчас контакты налаживать. Такие мысли смогли немного успокоить. Цели убивать эти двое, кажется, не имеют. Ищут кого-то, кого догоняли, а Паша под руку попался. С этим… С этим можно что-то делать. Договориться или просто сообщить, что никого не видел и уйти. Да только как, если тут вся местность, скорее всего, усеяна теми странными явлениями? — Ну ты че так смотришь-то, бля? Мы, брат, не кусаемся, — когда с осмотром было покончено, лицо Туза вдруг подобрело, на губах появилась странная усмешка, похожая на оскал. Паша под этот голос опустил руки.       Севыч заулыбался тоже, сам, наверное, не зная, почему. Просто повторял за своим главарем. Это поведение насторожило. Гиены. Первая ассоциация, которая всплыла в голове. Хитрые падальщики, слабые поодиночке, но сильные в стае. Опасные хищники, готовые дожрать раненного, обессиленного, слабого или уже мертвого. С врагом, полным сил, они никогда не сойдутся в схватке, если только защищаясь. Вершинин весь напрягся, в ожидании следующих слов Туза. Попросит денег? Вещей? Пристрелит? Не кусаются они, как же. Губы сжались в тонкую, белую полоску, а темные брови сдвинулись сильнее. Паша чувствовал себя загнанным в угол, был готов ощетиниться в любой момент, попробовать ударить, толкнуть. Терять уже нечего. — Ты лучше, чем молчать, сказал бы нам… Фраерок сталкерский тут никакой не пробегал? — Туз присел на одно колено перед Пашей, опустив АК, и склонил голову вбок. В нос ударил запах пота, курева, пороха и чего-то еще, чем пахнет от вечно пьющих, но трезвых в настоящий момент, людей.       Вершинин незаметно брезгливо поморщился, задыхаясь от такой смеси ароматов. Чем надо заниматься и сколько дней не мыться, чтоб так пахнуть? Вопрос, конечно, остался без ответа. Взгляд случайно упал на Севыча, все еще направлявшего на Пашу обрез, но при этом скалящегося, как Туз. Это помогло сосредоточиться на заданном вопросе. Если его не убили до сих пор, если с ним сейчас диалог ведут, значит, терять еще есть чего. Паша сглотнул, чувствуя, как к нему возвращается волнение за свою жизнь, утраченное до этого на пару опасных мгновений. Сейчас бы ничего такого не сказануть… Как вообще с такими элементами общества разговор вести? Показать, кто тут главный? Выполнять все условия «террористов», как учили на ОБЖ? Притвориться, что послушен, а потом ударить в спину? В голову пришла одна мысль, но сразу была отметена. Да, у Паши уже был опыт, гм, общения с бандитом. Но можно ли ставить этих двоих наравне с Костенко? У Сергея тогда была цель и личные мотивы, о которых Вершинин хотя бы знал. Хотя бы мог понять, как действовать. Понять, что ему нужно от Паши. А здесь… Люди, движимые… Чем? Деньгами? Желанной информацией? Своей придурошностью?       Вершинин облизнул пересохшие губы. Что значит «сталкерский фраерок»? Значит ли это что-то вообще? Ну, фраерок, это понятно. Его еще Леха какое-то время всякими подобными жаргонами задалбывал. Под бандита косил, блин. А сталкерский? Это какой-то особенный? Придурошный? Или из какого-то другого… Клана? Вопросов и непоняток было слишком много, и Паша решил поведать двум преступникам свои знания вообще о всех людях, которые встретились ему на пути. — Да я совсем никого не видел… — Вершинин говорил, немного растягивая слова, а сам смотрел на обрез, направленный ему в голову.       Такая информация, кажется, очень не понравилась бандитам. Туз привстал, снова беря АК поудобнее в руки, но не направляя еще его на Пашу, нахмурился недовольно. В это же время Севыч прищурился в недоверии, бледные, потресканные губы его дернулись, будто с них сейчас сойдет предупреждающее шипение. И тут Вершинин вспомнил. Собаки. Выстрелы. Там же был человек! — Хотя… — Паша на мгновение задумался.       Стоит ли говорить об этом? Эти двое явно не поговорить хотят с тем человеком. Паша, получается, его на смерть обрекает? Он опустил взгляд. А сейчас своим молчанием он обрекает на смерть себя. Тот человек, скорее всего, уже ушел куда-то. Выстрелы же затихли, как и лай. Можно ли немного соврать? Недоговорить? В конце концов, его спросили только о том, видел ли он кого-то. Речи и не шло, чтоб Вершинин привел этих двоих к человеку. Направление можно указать любое, как и умолчать о всяких деталях. Почему бы и нет?       Туз расценил задумчивость Вершинина иначе, чем стоило. Сощурил черные, колкие глаза, а затем понимающе хмыкнул. — Че, думаешь, деньги выпросить за это? — грубый голос особой угрозы не нес, но и дружелюбность всю потерял.       Севыч нахмурился вслед за своим товарищем, выказывая всю свою неприязнь к такому условию. Автомат Туза, как бы невзначай, приподнялся в сторону Паши. Внимательный взгляд падальщика, проверявшего свою добычу на жизнеспособность, впился в Вершинина иголками. По хребту прокатилась ледяная волна страха. Паша вдохнул поглубже, прищурился в ответ, слегка нахмурил темные брови, борясь с собой. Возможно, эта ошибка будет даже на руку. — А может и так? — в легких спирало от волнения, но голос не дрогнул, прозвучал даже с особым вызовом, которого Вершинин вкладывать не хотел.       Сейчас он ходил по очень тонкому льду. Стоило показать, что эти двое не могут помыкать им, как какой-то шестеркой, как выразился бы Леша. Они на равных. Паша такой же, как они. Пусть, на самом деле это было не так. Тут главное показать, а не быть. Показать, что тоже интересуешься деньгами, что тоже не пугливый малолетка, что можешь за себя постоять и знаешь себе цену. Возможно, зря. Лицо Туза исказилось в раздражении, губы дернулись, на мгновение оголяя желтые клыки, руки сильнее сжали АК. Севыч только злорадно улыбнулся, уже ожидая расправы над наглым «клиентиком». — Слышь, фраер, а ты ни че не попутал, бля? Тебе не кажется, что ты не в том положении, чтоб бабок просить? — челюсть Туза заходила ходуном, все лицо выражало презрение и угрозу, лишь в глазах было что-то еще.       Что-то, что его выдало. Блеф. Все это блеф. Наверное. Паша не был в этом уверен, с каждой секундой все меньше верил этой догадке, этому ощущению. Но отступать было уже глупо, так? Эти бандиты все равно запомнили его дерзость. Если не пристрелят сейчас — сделают это потом. Из мести. Или веселья ради. Или что там у них в голове. — Ну не я же сейчас ищу кого-то, — губы дернулись в усмешке. Со стороны она была верхом наглости, наверное. Хотелось бы Вершинину иметь такую уверенность в своей сохранности, чтоб улыбаться из нахальства, а не от нервов.       Повисла недолгая, напряженная пауза. Черные глаза въелись в Вершинина и пристально следили за ним и любым его движением. Сердце бухало в груди с огромной силой, пытаясь ударить по ребрам, удерживающим его в теле. В ушах даже на секунду зазвенело от нервов. А сам Паша в напряжении, сковавшем его всего, не мог отвести взгляда от бандита, возвышающегося над ним с автоматом в руках. Даже сглотнуть не получилось, все будто застыло в один миг, стало камнем. В конце концов, Туз отмер, опустил ствол и поджал губы, явно недовольный, но не собирающийся стрелять. По лицу читалось неприятное для него открытие: Паша оказался не таким пугливым, как показалось в начале. Какое-то ни то уважение, что вряд ли, ни то удивление наглости и бесстрашию, тоже промелькнуло. Севыч же удивленно вскинул брови. Кажется, этот даже не догадывался, что Туз устраивает проверку, а не намеревается грохнуть Вершинина за слова. — А ты борзый, — Туз скривился, будто во рту его был кислый лимон, — Сколько тебе отсыпать надо? — он слабо кивнул, ошпаривая злобным взглядом черных глаз.       Пружина медленно разжалась. Жизнь продлена. Надолго или нет — уже другой вопрос. Паша тихо выдохнул, окаменевшие мышцы расслабились. Быстро облизав губы, сжав уже взрытую им же землю руками, он пожал плечами. — Не знаю. Сколько дадите? — голос прозвучал нейтрально, никак. В нем не звучало никаких интонаций и эмоций. Да и смысл? Уже показал себя. Лишний раз выказывать свою уверенность не стоило. — Четыре сотки и в расчете. Дам, когда покажешь место, — Туз отошел, а за ним и Севыч, давая Вершинину, наконец, приподняться.       Вставая он почувствовал, как весь промерз, лежа на сырой и холодной земле. Все тело пропиталось холодом, пролезшим под одежду. От этого ощущения, как и от легкой боли в отлежанной пояснице, он слабо поморщился. — Ладно, — Паша повел бровями, просто соглашаясь, — Только я ведь только видел его. Я ж не знаю, где он сейчас. Могу провести туда, где он был. А дальше… — ему договорить не дали. — А дальше разберемся. Веди. И смотри, чтоб без херни, понял, на? — Туз грубо прервал чужую, спокойную речь.              В лесу следы искомого терялись, самим его искать, еще после Выброса — самоубийство или пустая трата времени, ведущая к самоубийству. Не катит, короче. Приходилось прибегать к таким мерам. Услугам проводника, блять. Причем, не запуганного, зеленого лошка, готового сделать все, чтоб только живым остаться, а хабалистого непойми кого. Блондина в черной мантии, будто вылезшего из Матрицы, очков только не хватало и более пафосного выражения лица. Все это просто не могло не выбешивать. Радовало только то, что Севыч полностью его настрой разделял. Хоть кто-то еще есть, с кем можно разделить свое недовольство. А потом и злорадство, если они с этой сукой белобрысой еще раз пересекутся… А, может, и следующей встречи ждать не придётся для этого. Слова Севыча только подтвердили настрой Туза. — Ага, без херни. Или маслину словишь, сечешь? — Севыч усмехнулся своей шутке, наблюдая, как Паша оттряхивается от листьев, веточек, иголок и земли.       Вершинин прикусил губы. Такие «приколы» ему не нравились, как и общий гиенистый настрой этих двоих. От них можно ожидать, чего угодно. Доверяться никак нельзя. Расслабляться тоже. Хоть и очень хотелось, хоть измотанный организм и требовал какой-то передышки. Позже. Все позже. Там, где будет безопасно. Хоть немного. Вот только продержится ли он до этой безопасности? Не сдохнет ли по дороге от чужой пули, или странных явлений этой Зоны? Чего от нее вообще стоило ожидать, и почему здесь стало так… Людно? Бандиты, «сталкерские фраерки». Водятся ли здесь нормальные люди? Без всей этой херни с АК, обрезами, охотничьими псами…       Паша осторожно пошел примерно в том направлении, откуда пришел. Но смотрел уже внимательнее на окружающий мир, в котором таилась невидимая и непонятная опасность. Нужно было попутно следить за своими ведомыми, которые от чего-то шли за ним цепочкой и очень уж напряженно вглядывались в каждый его шаг. Так не доверяли? Или же использовали его, как пушечное мясо, которое покажет, если что, где есть опасное место, и разрядит его собой?       В этот день совпало все. Похмелье, отсутствие нормального сна, усталость, после ходки и ебаный Выброс. И новая ходка, разумеется. Как же об этом забыть, если они прямо сейчас медленно, но верно прутся к бункеру ученых. Новое, интересное, срочное и, главное, прибыльное дело. Настолько прибыльное и настолько срочное, что Серый решил забить огромный хер на отдых, приказал только с базы собрать все остальные вещи для долгих ходок, и затем сразу повел их к заказчикам. И Каменщик был от этого очень не в восторге. А как еще относиться к такому, когда твое тело — это сплошной крик «добей меня»? Даже курить, на удивление, не хотелось. Во рту будто кошки нагадили, от любой мысли о еде или еще чем-то съедобном, просто тошнило. Он мысленно зарекся больше не пить. Или хотя бы не так много. Или в дни, когда точно никаких заказов не будет. Или… Не суть.       Голова просто раскалывалась, глаза слезились. Следить за безопасностью пути было трудновато. Не одному ему, Леньке тоже от Выброса и вчерашней попойки досталось. А КГБ… КГБ всегда недовольным выглядел. Во время ходок, а не прям всегда. Сосредоточенный просто, вот. Деньги, наверное, считает. Хотя это больше в стиле Каменщика. Вот он бы уже считал, если б не такое хуевое самочувствие. Мысленно бы представлял, какие зеленые на что пойдут. Сколько чисто на черный день останется, сколько на внезапные желания, а сколько просто так. Ну и, конечно, сколько на новую снарягу уйдет. Или, может, даже на артефакт какой-нибудь. Хотя они обычно стоят, как почка. Три почки. И очень хорошая нога какого-нибудь популярного футболиста вдобавок. Вот столько стоят эти единственные хорошие создания Зоны. Да! Все, что хорошее породила Зона — это только артефакты. Красивые, дорогостоящие и чертовски полезные вещи. Прямо сейчас один из таких очень помогал — облегчал вес рюкзака на какое-то время. Волчьи слезы. На самом деле, он был не один — в рюкзаке было много этих черных, как смоль или нефть, маленьких, каплевидных, аккуратных камушков. Достаточно красивые штуки, эти волчьи слезы. Жаль только, что действие у них не вечно. Часиков пять облегчат путь, а дальше снова обычный вес вернется.       Мысли о деньгах и артефактах слегка приободрили. Да и Серый же не изверг и не идиот. Конечно, он даст им отдохнуть хотя бы пару часов. Просто уже там. В бункере. Это и радовало и не радовало одновременно. Бункер — достаточно безопасное и удобное место. Вот только ученые лбы Каменщику не нравились. Занудливые, постоянно говорящие какими-то сложными словами, часто трусливые и слабые. Еще и журналистка там крутилась одна. Каменщик ее не знал почти. Даже имени не запомнил. На ученых, когда это касалось не групповой, а личной работы, редко нанимался. А если и нанимался, то по части артефактов. Лез за ними в любую жопу мира, доставал, приносил в зубах и получал взамен либо хорошие бабки, либо другой артефакт. И бесед с учеными или личных взаимодействий с ними это не требовало. А сейчас, считай, с ними под одной крышей сидеть, отдохнуть пытаться. Каменщик шумно вздохнул, не отрывая взгляда от ровной спины Маски, что шел сегодня впереди всех, играя роль отмычки. Хотя, несмотря на все раздражение, которые вызывал этот парень, было бы как-то грубо и унизительно называть его отмычкой. У них в команде уже все всё друг другу доказали: свой опыт, умения, преданность, чтоб кому-то из них называться пушечным мясом. Просто взял на себя риск быть первопроходчиком. Так звучит лучше. И, господи, как хорошо, что сейчас звучит только это, а не голос Маски вдобавок! Он же охренеть какой любитель попиздеть! Не дай бог он сейчас откроет свою варежку — Каменщик кинется в ближайшую аномалию, чтоб только так не болела голова от чужой болтовни.       Кстати об аномалиях. Сейчас, после Выброса, они были еще более опасны, чем обычно. Полные энергией и силой — они убьют точно, не давая и шанса выбраться, спастись. Умереть в аномалии — достаточно страшная участь, которая часто достается отмычкам, идущим всегда впереди. Именно из-за этой роли сталкеры часто ссорились, никто не хотел быть испытателем и рисковать своей жизнью. Все могло дойти до стрельбы или распада группы. Наверное, их отряду в какой-то степени повезло. Таких споров почти не возникало. Этому было две причины: жесткая дисциплина, налаженная Серым, и… Маска. Наемник не заботился о сохранности своей жизни от слова совсем, поэтому, когда был в хорошем состоянии для такой работы, всегда беспрекословно брался за нее. Успевал отпускать шуточки, кидать болты, катить к Каменщику и при этом следить за дорогой. Не всегда, конечно, замечал все сразу — в такие случаи бедовую голову спасал Каменщик, сообщая о чем-то странном впереди. Да. Наверное, им повезло. Люди, которым искренне не страшно за себя — достаточно редкие создания. А если такие имеются в Зоне, в отряде, это вообще охренеть, как удобно. Как минимум один предмет вечных споров отпадает.       Вдруг тишину нарушил Ленька. — Так по какому поводу мы, как петухом клюнутые, сразу к ученым идем? — вопрос заставил КГБ поджать губы.       Серый и сам пока только догадывался о том, что от них потребуется, если они возьмутся за дело. Но сумма, которую назвал Сахаров, заставила повременить с требованиями объяснений. Профессор хотел обсудить все детали и тонкости с глазу на глаз. КГБ тоже нравилось больше лично вести дела, чем через КПК перепиской. Все же, так безопасней в какой-то степени. Он не был полным противником всяких технологических новшеств, но себе доверял больше. — Скорее всего дело с Выбросом связано. Он был особенно сильным в этот раз. Может, что-то новое уродилось или еще что, — Серый ответил нехотя. Не любил он сам ничего не знать. Но Сахаров ни в какую не хотел ничего разъяснять. Все в бункере. — Скорее всего? — Дровосек вскинул густые брови в удивлении. КГБ редко таким был, обычно все в своих руках держал и каждую мелочь о заказе, заказчике и месте знал. Серый тяжело вздохнул. — Восемь лямов.       Ответ был исчерпывающим. Ленька присвистнул от такой суммы. Это уже не деньги, это деньжища. С таким уловом можно и карьеру свою закончить. Вернутся в дом родной, вложиться во что-нибудь, и мирно доживать свои деньки, не думая о Зоне и заказах. Даже умирающий от усталости и похмелья Каменщик приободрился, выровнялся и с большим интересом посмотрел на Серого. Карие глаза загорелись чистым энтузиазмом и желанием поскорее оказаться перед учеными, которые, наверное, были в отчаянии, раз предлагали столько. Маска же усмехнулся чему-то. — Чего они хотят такого, что готовы столько дать? Найти Монолит? Привести к ним стадо прирученных химер? — голос, как всегда, звучал весело и громко. И сейчас, когда мысли занимала больше озвученная сумма, чем головная боль, даже не раздражающе для Каменщика. — Вот и узнаем. Будет что-то подозрительное, окажется бессмысленным риском — откажемся и попросим плату за неудобства. Мы к ним сразу после Выброса идем, чтоб детали выяснить и договориться — пусть доплачивают за свою срочность, — Серый подвел четкий итог дальнейшим рассуждениям о деле. Нечего тут думать и гадать, когда они скоро все узнают. И к деньгам, которых еще на руках нет, прикипать не стоит.       Снова повисло молчание, нарушаемое иногда предупреждениями Маски и советами, как лучше пройти за ним. Было видно, что парень еле держал язык за зубами, жутко хотелось поговорить хоть с кем-то, а то скучно ведь идти в тишине. Но все отвечали коротко и только по делу, показывая, что с идущим впереди вступать в долгую беседу не желают. Ему внимательно идти надо, а не отвлекаться на всякое.              В какой-то момент их путешествия Паша подумал, что лучше бы его все же пристрелили. Было чертовски холодно, неуютно, ноги жутко болели от усталости, а два бандита за спиной и разные «аномалии», а именно так тут назывались явления, заставляли быть настороженным все время. Вершинин сделал очередной шаг и почувствовал, как резко что-то подкидывает его в воздух, в это же время шершавая, грубая, почти горячая рука дернула его на себя. Паша не успел издать и звука, даже понять, что произошло. Просто в одно мгновение осознал, что упал и, что на нем нет одного ботинка. Вершинин ошарашенно глянул на свою ногу, затем куда-то вперед, и, наконец, на Туза, недовольно возвышающегося над ним. — Слышь, ты че, угрохать нас тут хочешь? Ты че, слепой, бля? — бандит сложил руки на груди и дернул бровью. Смотрел он на Пашу, как на человека, который его пытался наебать. При чем очень плохо пытался. — Я просто… Не привык еще к этим местам, — Вершинин говорил медленно, подбирая слова, а сам искал взглядом улетевший ботинок. В конце концов, он нашелся прямо по курсу в листьях куста. — Че не привык-то, мля? Лупы свои протри и внимательнее смотри, нах! — решил внести свою лепту в диалог Севыч. Наверное, это его любимое дело — поддакивать Тузу.       Вершинин поморщился и встал. Запястье все еще горело чужим прикосновением. Чувство не из приятных, но достаточно запоминающееся. К сожалению. Сейчас вообще все ощущения будто помножились на трое, Паша совсем отвык от нормальной жизни, от своего тела и чувств. Так что все обрушивалось на него с особой силой. Холод, к примеру. Начинало казаться, что он залез под кожу навсегда, и хоть ты в лаву окунись — все равно будет морозно. Как бы не заболеть… В Зоне, в его положении, заболеть равняется смерти. — Ты тут сколько? В Зоне, — внимательные черные глаза вновь впились в Вершинина. Эта манера Туза уже начинала раздражать. — Недолго, — Паша немного хмурится, не зная, что сказать еще. Свое настоящее время нахождения здесь не стоило говорить. Почувствуют свою власть и будут диктовать свои правила, сволочи. Ну уж нет. — Сколько? — Туз медленно закипал и не желал отставать. — Не много, — в голове сновали мысли, одна хуже другой. Что соврать? — Я тя спрашиваю, сука, сколько? — времени думать больше не было, Вершинину в спину ткнулось дуло автомата. — Недели две-три! — Паша неосознанно поднял руки к голове, показывая свою безоружность, и тут же опустил их, чувствуя, что автомат убирают, — А что? Какая разница? — голос вышел уже тише и спокойнее. — Да больно ты по-лошарски ведешь нас как-то. А по выебчивости на новичка не сильно похож. Ну, короче, понятно все с тобой, — Туз сплюнул куда-то себе под ноги, затем двинул автоматом, — Че встал-то? Иди-иди! Только трамплин, бля, обойди, а?       Севыч хохотнул, снова что-то добавил от себя, и все топтался, топтался на месте, словно псина охотничья, почувствовавшая запах добычи, готовая со всех ног пуститься за ней, стоит лишь дать команду. Может, действительно, почувствовал добычу. Относительно недолго оставалось идти до того поля, где слышались выстрелы. Тогда Паша не завидовал добыче. Эти двое наверняка решат с ней как-то разобраться пожестче. Не зря же так упорно рыщут. Хотя кто их знает.       Вершинин молча пошел вперед, иногда поднимая с земли камушки и швыряя их вперед. Наверное, как раз из-за этого в лесу валялись и болты. Люди так себе путь проверяли на наличие аномалий. Чтож. Неплохой способ. Правда подводил иногда, но в таких случаях орали об опасности уже его спутники. А орали они… Часто. Даже очень. Ну хоть ботинок вернулся Паше в пользование, не в носке теперь по влажной земле ходит, уже хорошо. Вершинин закатил глаза на такой собственный позитив. И правда, так круто, что на нем, вау, есть целая пара обуви! Надо же, как ему повезло! А весь остальной пиздец, это так, это херня. Зато не босой. Он остановился на секунду, тяжело вздохнул, прикрыв глаза, и тут же резко открыл их. И постарался быстро шагнуть дальше, нога, ступившая на обычный участок земли, еле поддалась. Вершинин с некоторой тревогой посмотрел на землю. — Какого хера тут так тяжело пройти было? — из редких разговоров бандитов Паша быстро смекнул, что любая странная и необычная херня тут может быть смертельно опасной. Туз резко остановился перед тем местом, на которое показывал Паша. — Че, плешь комариная там? — откуда-то сзади раздался голос Севыча. — Наверное, — Туз пожал плечами и попробовал ступить. Тут же одернул ногу, — Ага. — Ну че тогда стоим-то? Идти надо! Она тут не одна такая может быть, — Севыч засуетился, подгоняя и Туза и Пашу. — Да ща, ща. Не мороси, — Туз махнул рукой, успокаивая, выразительным кивком головы приказал Вершинину идти дальше, и пошел сам, стараясь не задерживаться.       Время в этом мире шло очень странно. То тянулось со скоростью черепахи, то летело куда-то вдаль, не замирая ни на секунду. Когда они вышли из леса, а шли они по ощущениям часа четыре, если не пять, солнце, светящее и не греющее, стояло все в том же положении, в каком запомнил его Вершинин. Бандиты были уже уставшими и злыми, и, кажется, начинали подозревать Пашу во лжи. От таких мыслей он сглотнул. Он же не может знать, где именно этот их человек. Они договаривались просто дойти до того места, где Паша видел, а точнее слышал его. Но будет ли это волновать двух уставших преступников? Ни-хе-ра. С такой мыслью Вершинин остановился и развернулся к двоим. — Я ведь точно не знаю, где он. Я обещал только привести к месту и… — Туз в своей манере перебил Пашу снова. — Верш, ты нас за глухих держишь? Я помню, о чем мы с тобой договаривались. Веди и не рыпайся давай! — на эти слова Вершинин облизнул губы. — Вести дальше некуда… Здесь, — Паша немного помолчал, повел головой неловко, — Не прям здесь. Но в поле.       Повисла странная тишина. Туз то ли думал, что делать, то ли решал, верить или не верить в слова проводника. Вершинин переводил взгляд с одного бандита на другого, ожидая все, что угодно. Даже то, что его просто пристрелят сейчас за ненадобностью. Но вышло иначе. — И че? Все что ли? — Паша вопросительно уставился на Туза, тот пояснил, — А точнее, не? Че видел, когда, че тот упырь делал, куда свалил?       Паша прикусил щеку. Черт. Стоит ли сообщать правду? Спасать себя за счет чужой жизни. Это неправильно и эгоистично. А с другой стороны… Каковы шансы, что эти двое найдут того, кого ищут? Ну пойдут они по правильному пути, и что? Они уже потеряли этого человека один раз. Почему не могут потерять и второй? Тем более, сейчас перед бандитами, совсем без оружия и знаний об этом мире, стоит не тот человек, а Паша. Он выдохнул, решаясь и мысленно прося прощения. — Он где-то там был, — Вершинин указал вперед, в заросли высокой, желтой травы, — Я б и не знал, что он там, если бы не выстрелы и лай… Куда ушел — не знаю. Стрелять перестали, хотя вроде не отдалялись никуда и… — Паша осекся, заметив, как изменился настрой Туза. — Сука! — он злобно махнул рукой, топнул, — Блять! — Может, не сдох, а? Может, слинял от псин, как и от нас, Туз? — Севыч что-то негромко говорил, сам себе не до конца веря. — Ага. Попробуй в поле от этих сук убеги! — Туз раздраженно оскаблился, обернувшись, волосы его растрепались, будто встали дыбом от злости. Севыч даже шагнул назад от такого напора, а затем быстро вернул ногу так, как она стояла.       В голове Паши щелкнуло. Человек был не с псами, а против них. Это была не охота, по крайней мере не такая, о какой обычно идет речь. Это была борьба за свою жизнь. И, кажется, судя по затихшим выстрелам, она была проиграна. Но тут же в голову пришло другое. Или же все псы были перестреляны? Вершинин решил, что лучше озвучить эту мысль вслух. Она немного успокоила бандитов, но не более. — Короче. Иди туда, где выстрелы слышал. И прислушивайся еще. Если эти твари не перестреляны — хавать будут нас.       Паша только кивнул. Он настолько устал, что сил бояться встречи с этими мутантами не было. Да, Вершинин прекрасно помнил страшную морду той припятской псины, помнил ее рычание и вид. Помнил ее в том горящем доме лесника, помнил в самом городе. Этот образ отпечатался в его голове надолго, это точно. Но сейчас даже это не вызывало особого страха. Он в полной пизде. Это факт, с которым Паша уже успел смириться. Ему бы только чуточку передохнуть, чуточку сна и еды. И ничего больше не надо. Совсем-совсем. Вершинин поежился, раздвинул траву перед собой и замер.