Сильнее с каждым разом

      Пламя костра освещало усталое, испачканное в грязи лицо Подружки, спутавшиеся волосы отливали медом, а карие глаза тающим молочным шоколадом. Плечи девушки были бессильно опущены, по всему телу разливалось изнеможение, копившееся днями и ночами ходки. Она со скукой и некоторой обреченностью смотрела на своего вынужденного спутника. Тот рассказывал очень обвиняющим тоном что-то, при этом поедая вкусную, горячую тушенку из консервной банки. Рядом с бедром долговца покоился P220, внушительный швейцарско-германского производства пистолет. Дорогая вещица в Зоне, между прочим. Как бы мельком отметила про себя девушка и вздохнула, усаживаясь на земле удобнее. Во время такого обычного маневра Помеха, так его мысленно прозвала Подружка, несмотря на то, что тот представился Хорьком, ненадолго замолчал и заметно напрягся, но увидев, что за этим ничего не следует, продолжил. — Ну а я-то тут при чем? — Подружка подперла щеку рукой и безразлично уставилась на Хорька, — Говорю же. Я в этой вашей тусовке не участвую! В домике я! — девушка и жестом показала свои слова, — Я ни в налете, ни в его планировании, ни в его обсуждении не участвовала. Мне срать на разборки Долга и Свободы, я ничего не знаю! Не убивала я никого на вашем посту, — разойдясь, она скрестила руки на груди и уже враждебно уставилась на парня. — Чтож ты тогда в Свободе забыла, раз тебя вообще не волнуют разборки? — Помеха усмехнулся язвительно, не веря ни единому ее слову.        Может опыта у него в Зоне еще мало, но на такую чушь даже он не поведется. Ведь сходится все. Недавний налет свободовцев на пост у дороги к Бару, Выброс сильный. Он, наверняка, оставшихся после боя добил, а этой повезло укрыться от стихии, спастись. И может даже не одной, просто Хорек других уцелевших еще не нашел. А рыжая молчит о них, под дурочку косит, пока те ее ищут. Чтоб спасти. Всего-то время ей надо потянуть.       Подружка внезапно серьезно посмотрела на долговца и сказала то, чего не ожидала сама. — Мужа ищу. Он в Свободе, говорят, был.       Усмешка пропала с лица Хорька, а по спине невольно проползли мурашки, неуютно заставляющие повести плечами. Вид девушки в освещении костра сейчас показался каким-то жутким, неживым и даже нечеловеческим. Глухой голос, будто из другого мира идущий, бесцветный взгляд, в котором казалось не отражаются языки пламени, но полыхают непонятно кому адресованные боль, сожаления и тихая ненависть, и ровное-ровное лицо, ничего не выражающее, лишь брови едва были нахмурены в черной, как смоль, злобе. Показалось даже, что девушка и вовсе призрак, создание этих мест, вобравшее в себя всю чернь, которую могло.        После недолгого гнетущего молчания, девушка отвела стеклянный взгляд в сторону, моргнула, возвращая себе свою человечность, и прикусила сухие губы. Хорек сглотнул. «Я ищу кого-то в Зоне» — звучало как приговор. По факту, это он и был. Пропавшие редко находились живыми, а если случалось чудо, то чудо было весьма посредственным, под стать Зоне. Человек становился либо инвалидом, в конец изуродованным, и полностью беспомощным, либо лишался рассудка напрочь. В общем, сдохнуть в Зоне иногда даже более гуманно по отношению к себе, чем после нее жить.       Так как девушка не назвалась ни до привала, ни сейчас, Хорек решил мысленно сам дать ей имя и окрестил Вдовой. В правдивости истории он теперь почему-то не сомневался, вряд ли кому-то под силу сыграть такую боль на грани отчаяния. И это весьма затрудняло положение. Пусть она и, возможно, не знала о планах касательно налета, пусть она в нем не участвовала, она все еще оставалась выходцем из Свободы. Даже если слегка вынужденным выходцем из Свободы. Вдова знала расположение баз, тайников, могла провести прямо к их лидеру, и дать много полезной информации, уж Долг распорядился бы ей очень эффективно. И это ей лично на пользу сейчас никак не шло. Девушка оставалась ценной добычей и, кажется, не совсем понимала это, судя по следующей реплике. — Теперь поверил? Я непричастна к этому, тебе мне мстить не за что. Я пойду? — голос ее был немного осипшим, глаза покрасневшими, от сдерживаемых слез. Хорек почувствовал себя настоящим ублюдком, но все же ответил правду. — Ты не так поняла. Если бы я мстил… Я бы выстрелил в тебя сразу. Я думал, что ты участвовала в налете, тогда ты бы могла рассказать как вы это все устроили. Но даже так. Ты обладаешь информацией и… — долговец потер руки, нервничая, глаза забегали.       Хорек ни разу не брал пленных. Он и в больших столкновениях со свободовцами участвовал впервые. В итоге благодаря чистому везению и проворности выжил единственный. Когда понял, что никого не осталось, быстро схоронился в какой-то яме, в листву и траву зарылся и ждать стал, когда напавшие уйдут. Замерз весь, продрог, но автомат в порядке свой сохранил, ни песок, ни земля никуда не попали, и пистолет тоже. Свой любимый. Везучий. Когда вылез, уже темнеть начинало. Пришлось быстро любой рюкзак искать — свой потерял, еды где-нибудь, припасов немного. Хотел к Бару тогда двинуться, да только ночь, а потом и Выброс, а потом аномалии, преградившие привычный путь. Пришлось другой искать. А дальше… Дальше вот. Впервые нос к носу со свободовцем. Впервые в плен брать пришлось. Впервые вообще все так пошло. Круговертью. Не по плану. И Хорек вообще не знал, что ему делать. Может, был бы рядом кто-то и должностью и по возрасту старше, было бы все проще. Приказали бы отпустить — отпустил бы без сожалений, приказали бы дальше вести — повел бы, приказали бы убить — убил бы. Потому что приказы не обсуждаются. Дисциплина. А тут сам себе начальник, получается. Сам себе совесть. — Можешь не продолжать, — Подружка усмехается с оскалом. Ну конечно. Можно было бы и догадаться. Они ж до ночи все шли-шли куда-то. Вряд ли для великой и ужасной мести нужно особое место.       Она прикрыла глаза, глубоко вздыхая. Вляпалась. Еще одна задержка на ее пути. Блять. Чертов Долг, чертова Свобода, чертовы разногласия. Как же это все усложняет. Промелькнула мысль выждать удобный момент да и полоснуть этого Хорька по горлу ножом, притаенным в рукаве вместо туза. Отгонять ее Подружка не стала. Но и приводить в действие не особо горела желанием. Парень зеленый. Может, и разговором выйдет. Ее размышления прервал сам долговец, будто бы виновато, протянувший только что открытую банку тушенки. Девушка брезговать не стала и с жадностью умяла всю консерву в краткие сроки. Фляжку с водой приняла так же радушно. Пить хотелось жутко, собственная вода и еда закончились около дня назад, и с некоторых пор Подружку мучала жажда.       Парень кашлянул. — А про мужа… Соболезную… — Хорек опустил глаза в землю, будто говорил о покойнике, из-за чего рыжая приподняла одну бровь. Парень поспешил исправиться, — В смысле, жаль, что все так. Что искать приходится, — он кашлянул от неловкости еще раз и вцепился руками в колени, снова отводя взгляд в ночную темень Зоны.       Подружка закатила глаза и вытерла руки о комбез, после еды. Не любила она этих душевных разговоров. Мало кто ее понимал. Чаще все сразу в жалость ненужную уходили, а то и Лешу заранее хоронили: говорили о нем в прошедшем времени, смотрели на Подружку, как на дурочку последнюю или на вдову какую-то, счастливое будущее пророчили, где отпустит она эту ситуацию и забудет об «этом Горелке». В общем, не помогало это нихрена и облегчению мук собственных не способствовало. — Давай, не об этом. Ферштейн? — Подружка вскинула рыжие брови и вопросительно кивнула. — Ферштейн, — Помеха отзеркалил последний жест и слабо улыбнулся, глядя светлыми глазами.       Снова повисло молчание, но уже не такое печальное и гнетущее, а скорее неловкое и странное. Было сложно осознавать себя пленной при таком-то пленителе. Трудно было объяснить своему мозгу, что просто встать из-за костра и уйти, она не может. Что даже такой весьма милый на второй взгляд человек опасен. Они все еще по разные стороны баррикад, у Подружки все еще только нож, спрятанный в рукаве, и оставленный где-то там по приказу долговца пустой автомат, все еще не на равных.       Помеха еще пару раз пытался завести разговор, пока вдалеке не услыхал бормотание плотей. Стадных тварей. Не самых подвижных, трусливых страшилищ. То ли овцы, то ли свиньи, то ли курицы, мутировавшие, — один хрен разберет, что это такое. Но биться с ними вдвоем, когда оружие только у одного, не хотелось. И Хорек притаился. Насторожился весь, автомат к себе подтянул, вслушиваться напряженно начал, головой вертеть, определяя откуда звук идет. Подружка как-то в этот момент и поняла, почему парня Хорьком прозвали. В темноте тот ориентировался отлично, сонным не выглядел от слова совсем, чего не сказать было о нем днем, шустро крутился, выискивая опасность, и двигался при этом плавно, с грацией даже определенной, странной, но быстро и резво. Да и черты лица ей сейчас показались звериными: небольшой нос, маленькие бегающие глазки, хоть и светлые, тонике губы и коричневые, выделяющиеся на фоне светлых блондинистых волос, аккуратные бровки. Именно бровки, прямо как у животных, такие плавные, будто пушистые, и такие нежные что ли? Закругленные. Картину завершали несколько средних по размеру бледновато-коричневых родимых пятен, контрастирующих с бледной кожей парня. Сейчас, в ночи, у костра, они казались частью окраса самого настоящего хорька. Подружка даже засмотрелась поначалу. И как раньше не заметила она этого, действительно, сходства?       Неподалеку хрустнула ветка. Хорек весь дернулся от этого звука и направил в его сторону автомат. — Тихо, — парень проговорил одними губами. Подружка послушно замерла.       Минуту ничего не происходило, но долговец не расслаблялся и не опускал оружия. Наконец, ночную тишину разорвали череда выстрелов и истошный вопль бросившейся вперед, прямо на двух сталкеров, плоти, укрывавшейся до этого в кустах. Хорек не отступил, а с остервенением продолжил жать спусковой крючок, выпуская в мутанта пулю за пулей.       Когда тварь упала замертво, а с других сторон послышалось щебетание других, Подружка рванула к забытому Хорьком на время P220. И направила его… В сторону одного из мутантов, ковыляющего из темноты к огню на своих ногах-пилах. Они были окружены. — Па-ш-ш-а-ша… Воспронинания мо-и-и. Маи-ии, — уродливый ротик плоти открывался и закрывался, издавая сипящее, визгливое подобие человеческой речи.       Подружка вся скривилась от отвращения. В лицо пахнуло мертвечиной и разложением, когда она смогла в свете костра увидеть готовящуюся к прыжку тварь. Девушка не думая выстрелила куда-то в голову, намереваясь попасть прямо в глаз. Громкий визг заставил поморщиться. Мутанты со всех сторон защебетали громче. Плоть скакнула, но не так уверенно, как могла, и угодила клешней прямо на разгоряченные угли. Запахло горелой тухлятиной.       Подружка с Хорьком отскочили в разные стороны. Прицелиться в беснующуюся от боли тварь никто из них не смог, и в следующее же мгновение та прыгнула прочь, врезаясь в одного из сородичей. — Маш-ш-шина! Шин-а-а, Шинн-но моя. Мая-яйя! Мая! — визги все менее похожие на слова раздавались со всех сторон, огонь стремительно тух и видимость была все меньше. Оставался только лунный свет.       Топот копыт, стрекотание, крики и вопли. Отвратительный запах гнили и большие туши, крадущиеся из темноты, чтоб наскочить и сбить с ног, подмяв под себя. Чтоб проткнуть лапой-пилой. Чтоб сожрать, злорадно поуркивая. — Спина к спине! — Хорек перекрикивал шум, — Патроны! — Подружка ловко поймала сумку с ними внутри.             И все закружилось еще сильней.       Подрагивающими руками перезарядить. Направить. Стрелять, пока тварь не сдохнет. Отступать друг к другу спиной. Палить вслепую. И ходить по горячим углям. Поскальзываться. Перекат, уворот от летящей клешни, исходная позиция. Редкие крики сквозь громкий гогот и визг. Помощь. Подать патроны. Прикрыть. Все налажено. Как одна машина, один механизм, где детали работают одна от другой. Крик. Звон в ушах.       Подружку сшибла с ног одна из плотей с громким боевым визгом. Резкий удар о землю дезориентировал, в глазах помутнилось. Тварь очень коряво встала на дыбы и проткнула бы девушку своими пилами в следующую же секунду, если бы Хорек не зарядил той в упор в бочину. Густая кровь брызнула прямо в лицо, Подружка не успела зажмуриться. Ладонью она спешно кое-как вытерла глаза и схватилась за чужую руку. Хорек потянул девушку на себя, помогая быстро подняться, и сам бросил ей отлетевший во время ее падения пистолет.       Грудь ходила ходуном, в боку начинало противно резать, легкие горели. Силы уходили с каждым уворотом и прыжком. Начинала кружиться голова. Подружка кинула взгляд на Хорька. Взлохмаченный парень был похож на ощетинившегося зверя. Дикий от адреналина взгляд, ссадины и порезы на всех видимых участках кожи. Он тоже был на последнем дыхании. Плотей оставалось три.       Те со злобным стрекотом, потерявшим хоть что-то похожее на речь, носились словно взбешенные кобылы по загону, желая затоптать. Толкали иногда друг друга, не желая делиться измотанными людишками. Пытались забежать с боку или со спины одной из жертв. И кричали, визжали, даже ругались, если звуки, похожие чем-то на исковерканный мат, можно назвать осознанным ругательством. Было бы смешно, если б эти существа не пытались тебя убить, не так ли?       Хорек прицелился прямо в глаз летящей на него плоти, нажал на спусковой крючок, и выстрела не раздалось. Осечка. Парень попытался передернуть затвор, сделал пару шагов назад и осознал, что не успевает. Тварь сейчас проткнет его прямо в живот своей лапой-пилой и… Вдова круто увернулась от своего врага и не целясь выстрелила в бегущую на Хорька тварь. Та взвизгнула и упала на землю, подвернув костяную лапу. — Спасибо! — парень не оглядываясь прокричал и наконец-то смог передернуть затвор.       Подружка ничего не ответила. Кровь кипела в жилах, глаза застилала красная пелена. От неловкого шага, роковой ошибки, смерти ее спасали только инстинкты, рефлексы. И какое-то странное чувство своего партнера. Двигаться так, чтоб просчитывать каждый свой шаг, времени и сил не было. Приходилось просто повиноваться чему-то более сильному и подсознательному, приходилось доверять спину своему врагу. И все это было не трудно. Было нетрудно понять, куда двинется Хорек дальше, было нетрудно знать, что он прикроет ее, а она его, было нетрудно переступать ногами почти вслепую и при этом не задевать друг друга. Было легко. Будто на время этого боя они стали одним целым. Или не совсем. Ученые зануды, наверное, сказали бы что это симбиоз. Взаимопомощь разных видов или что-то вроде. Подружка не особо помнила определение из школы. На биологии она всегда пинала хуи.       Когда замертво упала последняя плоть, девушка осела на землю, едва удержав пистолет в руках. На щеке жглась новоприобретенная ссадина, голова гудела от удара, полученного во время падения, как и копчик с локтями. Подружка захлебывалась воздухом: она вдыхала слишком много, до боли в груди, а потом порывисто выдыхала, и прежнего воздуха оказывалось недостаточно. Хорек устоял на ногах, уперся лишь руками в колени, но с такой же отдышкой. Парня слегка шатало, стоял он неровно, возможно, Подружка была уверена на девяносто процентов, у него плыло все в глазах. Взгляд его был расфокусирован, губы приоткрыты и разбиты в одном месте, с них капала кровь. Девушка порывисто вздохнула и дрожащей от усталости рукой навела пистолет на Помеху.       Парень тяжело и шумно сглотнул, а затем посмотрел исподлобья на девушку. Та отползала, лицом к нему, не в силах уже встать, после такой бойни. — Ты дашь мне уйти. И не будешь тянуться к автомату, не будешь сейчас меня преследовать или стрелять в спину. Это понятно? — Подружка поднялась, качаясь. Ее голос был охрипшим, сорванным, она говорила через боль.       Хорек лишь усмехнулся и вымученно кивнул-мотнул головой. Провел языком по губе, слизывая загустевшую кровь, устало прикрыл глаза. Сил злиться не было. Да и не на что злиться было. Любой нормальный человек сбежит из плена при первой возможности. Поэтому парень спокойно сел на землю и даже не стал тянуться к оружию, лишь смотрел уходящей девушке в спину. Та больше не направляла на него пистолет. — Надеюсь, мы больше не встретимся. Я не знаю, какой ты человек, но сражаться против тебя я бы не хотел! — Хорек крикнул в след, не заботясь о том, что может привлечь внимание каки-то опасных тварей. Были бы они рядом — прискакали бы гораздо раньше, на гогот плотей.       Вдова остановилась на мгновение, похоже думая, стоит ли отвечать что-то. В итоге рыжая обернулась через плечо, блеснула своими карими глазами и слабой, лисьей улыбкой и попрощалась. — Я б тоже не хотела. Ты кажешься хорошим человеком.       Скоро ее фигура полностью утонула во мраке.              Все было спланированно. Не сказать, что до мелочей, в них в Зоне не было никакого смысла, но примерное представление дальнейших действий было. И для этих дальнейший действий нужна была ночь. Ночь, которая укроет от любопытных взглядов. Ночь, которая подарит быструю наживу. Ночь, которая отберет чьи-то жизни.       Знаете, когда говорите наемникам самим раздобыть все нужное, да еще и в кратчайшие сроки, предварительно выдернув их из их более-менее размеренной, насколько это слово применительно к ним, жизни, будьте готовы к беде. Возможно, она приключится не с вами. Вряд ли наемники будут убивать своего заказчика, правда же? Нецелесообразно как-то. Но факт, что эта беда может прогреметь потом на всю округу, остается фактом. Печальным, забавным или просто ожидаемым — решайте сами. И, главное, не забудьте потом делать вид, что вы к этим плохим-плохим наемникам непричастны.       Маска снова шел впереди, разведывая дорогу. Еще вечером они миновали Бар и все земли ему «принадлежащие». Долговцы на месте не сидят, расчистили себе тут все, обустроились, земли побольше оккупировали своей базой крупной. Так, что еле проберешься мимо них, чтоб на глаза не попасться. Не то чтобы лично у их команды какие-то проблемы с Долгом были, но привлекать внимание к себе точно не стоило. А сталкеры — народ внимательный, сразу приметят незнакомцев и направление, в котором те ушли. Это было ни к чему. Да и в целом, если б чудом вскрылась истинная профессия, так сказать, всей их команды… Вот тут да, тут бы с Долгом уже имелись кое-какие проблемки. Но Бар позади, как и суровые рожи долговцев, сторожащих свои территории, и сейчас наемники шагали по земле Армейских складов. Точнее по прилежащей к ним земле. В конце концов, на огромное скопление свободовцев нарваться тоже никто не горел желанием. А так как на складах была их основная база — к ней наемники даже приближаться не стали. А вот к одной из деревенек на северо-западе… — Вызывает, значит, командир полка командира роты, — громкий шепот раздается спереди -, и говорит: «Товарищ капитан, тут телеграмма пришла, у рядового Иванова отец умер. Вы сообщите ему, только как-то поделикатнее». Капитан приходит в казарму, строит роту, командует… — Маска не успевает договорить, как его перебивают скучающим голосом. — «У кого отцы живы — шаг вперед. А ты, Иванов, куда прешь?». Заезжено, — КГБ по-доброму усмехается, закатив глаза. — Ну тогда… — Маска помолчал пару секунд, думая, что рассказать дальше, и начал, — Командир полка идёт с проверкой по периметру. Подходит часовой и говорит: «Товарищ полковник! За время несения боевой службы происшествий не случилось, только умерла собака!» Ему в ответ… — Хорош уже херней страдать. Перед собой лучше смотри, — Каменщик несильно пихает в плечо парня, недовольно шипя. — Приму это за заботу, — Маска довольно щурится и шагает тихой поступью дальше, Каменщик закатывает глаза.       Разговоры Маски всегда задавали настрой, хоть иногда и были, казалось, совсем не к месту. С вечно беспечным голосом, полным веселья, Зона не казалась такой жуткой. Как-то легче становилось бороздить эту «долину Смерти». Леньке точно. Юмор вообще замечательная штука, на его прошлой работе тоже хорошо помогал. Жаль, конечно, что сам Дровосек не обладал искусством шутки, но наслаждаться чужим весельем это не мешало. Особенно, сейчас доставляли армейские анекдоты — сразу вспоминался брат, так кичившийся тем, что именно армия сделает из него мужчину, что вернется он из нее повзрослевшим и помудревшим. Что там по поводу мудрости — Ленька не знал, но что до взросления… Братишка вернулся домой с седыми прядями, что, ну определенно, добавляло ему пару годков.       Серый шел, замыкая цепь, и не вспоминал ни о каких братьях, его мысли крутились вокруг плана и того, как его нужного исполнить, и что делать, если все пойдет по одному всем известному месту. И все больше приходил к выводу, что делать надо все очень быстро и сразу. Времени на ошибки или раздумья не будет, любая секунда, потраченная зря, будет стоить успеха. Все должно быть идеальным. КГБ шумно вздохнул, прогоняя желание безошибочности, граничащее уже с чем-то маниакальным, подальше. Нервозность и конченный перфекционизм — вот, что приводит к ошибкам. При чем иногда ошибкам более серьезным, чем если бы все делалось на отвали. Что-то пойдет не так. Это факт. Не может все идти ровно по плану, не в вооруженном столкновении, и, уж тем более, не в Зоне. Оставалось только быть к этому готовым.       Вдруг Ленька вытянул из нагрудного кармана КПК. — Может, уже настроим на закрытую волну их? Мне, кажется, пора. Судя по тому, как Маска шаг норовит прибавить, мы скоро придем, — Дровосек потряс еще отключенным устройством, обернувшись на главного. — В идеале бы, конечно, совсем без них… — вздохнул Серый, задумавшись. — Думаете, засекут, капитан? — к разговору присоединился, остановившийся Маска. Тот был в явном предвкушении. Чуть ли не скакал от ожидания кровавой бани, с горячей любовью сжимая в руках старую-добрую СВД. — Эта деревня недалеко от основной их базы. Могут и засечь, если оборудование имеется… — КГБ помолчал. Нужно было оценить все риски и минимизировать их. Да, могут засечь. Но тогда у наемников будет надежная связь. Во время активного боя она мало чем полезна, но при занятии позиций и прочем…        — Но оно ведь может и не иметься, — протянул Маска, шаркнув ногой от скуки. Риск быть засеченным ему погоды не делал. Ну заметят. Все равно уже поздняк метаться. — А могут и иметься, — упрямо вставил Каменщик. Может, напарнику и было все равно, а Каменщику шансы на сохранение своей жизни были дороги. — Так. Замолчали оба. КПК не включаем и шлемы все надели, — решительный шепот прервал зарождающийся спор, с Каменщиком ничего другого быть не могло в данном случае, и прибавил, — Ну? Что стоим? Ходу-ходу!       Когда деревня, наконец, показалась вдалеке, на часах подходило к двум ночи. Брошенная когда-то давным давно фура на дороге, подходящей к этой деревне, не могла не радовать. Спрятаться за нее от пуль будет нетрудно. Деревья с широкой кроной, отбрасывающей тень вокруг себя, одинокий костерок, горящий вдали. Минимум света. Идеально. Серый взял небольшой бинокль, взятый у Леньки, и осмотрел предстоящее место боя. Деревней это было назвать трудно — всего четыре дома, и те небольшие, пару сарайчиков, смастеренных уже явно после того, как Зона стала Зоной, и ее покинул человек. Ну… Нормальный человек. Тот самый, который не хочет облучения радиацией, проблем со здоровьем, риска быть убитым мутантом, или порванным в клочья аномалией. Кстати о людях. Их насчиталось тут тринадцать. Почти в три раза больше, чем их скромный наемничий отряд. Это КГБ предвидел и поэтому решил наступать ночью. Эффект неожиданности, ограниченность освещения и натренированность личного состава команды должны сделать свое дело.       Лежать в траве, в каких-то кустах было более чем привычно. Шлем на голове немного раздражал своей тяжестью и не таким большим обзором, который мог бы быть, не будь этой дурацкой каски. Дурацкая каска была с ПНВ, но лично Маске на это было чхать. Главное в бою — маневренность. Без света тоже, конечно, не потанцуешь, но головой вертеть легче без всяких шлемов. Да-да, защищает голову от удара или пули, или еще чего. А без него опасно. Ну, знаете ли, жить тоже опасно — умереть можно. В общем, не будь это приказ капитана — Маска содрал бы эту хрень к чертовой матери, чтоб не мешалась. Но ничего не поделаешь. Эта проблема хоть и существовала, почти не омрачала хищного предвкушения парня. Его ждало настоящее веселье: бой, перестрелка и, возможно, героический подвиг, достойный всяких романов, ради одного конкретного человека. И, вполне может быть, Маска всегда оставался оптимистом, за этот подвиг ему что-нибудь да перепадет сегодня. И плевать, что это «что-нибудь» не перепадало ему уже два года. Парень усмехнулся сам себе и прильнул к прицелу СВД. Стоило начинать целиться и стрелять наконец. Если Ленька в команде был на должности доброго доктора Айболита, то Маска, кроме почетного места пушечного мяса, еще занимал место снайпера. Ни тому, ни другому он не отдавал предпочтения — оба дела не составляли ему труда.       Вдох-выдох для сосредоточения. Поиск дежурящего, ничего не подозревающего, безшлемного свободовца. Прицелиться, учитывая, что пуля полетит немного влево. Ждать. Ждать. Ждать… Выстрел. Хоть какой-то плюс в шлеме есть — не дает ушам завянуть от звука.       Жмурик упал с простреленной головой. В яблочко.       Напарник дежурного засуетился, припал на колено перед дружком… И лег вместе с ним. Бам! Плюс еще один жмур.       Не услышать выстрелы СВД было трудно. Сигнал к действию. Каменщик ловко и тихо вскочил с земли, а затем, укрываемый деревьями перелеска и зарослями кустов, двинулся к деревне. Они все разделились и договорились наступать с разных сторон. Он со стороны перелеска, Серый — дороги, Маска с правого фланга, а Ленька с левого, на котором оказалось больше мест, где укрыться и спрятаться. Оно и понятно — если кого ранят, безопаснее оттаскивать поврежденного туда, где легче отстреливаться.       Сжав в руке заряженный ПБ Каменщик двинулся к огням деревни. Впереди виднелись два силуэта, ПНВ на шлеме давал их увидеть достаточно четко. Свободовцы на стреме держались за деревянной стеной домика, в руках были Абаканы. Рискованно на двоих идти одному с пистолетом, а не с штурмовой винтовкой, которая сейчас висела за спиной, но сейчас требовались тишина и быстрота действий — стоило рискнуть. Ведь если стрелять из L85A2 — себе уже точно приговор подписывать. По звуку найдут сразу.       Была — не была.       Присесть на колено у дерева. Прицелиться. Выстрел. Не на смерть. Глухой вскрик прорезает ночь. Блять. Укрыться за деревом. Сердце стучит в груди. Землю где-то слева взрывает череда пуль. Не туда стреляют. Не нашли. Тишина.       Высунуться. Выстрел. Выстрел. Взрытая рядом земля. Остаться. Выстрел. Два трупа.       Где-то слышатся громкие выстрелы и это уже не СВД Маски. Отлично заглушают бег. Укрыться за той самой стеной, за которой минутами ранее прятались, пытаясь хоть что-то понять, двое свободовцев. Стоит только остановиться — шаги, правая сторона. Наставить ПБ. Ждать. Сейчас… Сейчас… Свет фонаря с каски. Стрелять.       Дыхание спирает от хлещущих эмоций. Адреналин течет по венам вместо крови, заставляя сердце громко стучать, отдаваясь этим звуком в ушах. Руки не дрожат — крепко вцеплены в пистолет, зубы плотно сжаты, тело натянуто, как струна, ожидая опасности. Двигаться вперед, вдоль правой стены, откуда вышел бывший живой — если оттуда никто еще не выскочил, там никого. Иначе бы уже мстили за товарища.       Серый высовывается из-за ранее примеченной фуры уже во время того, как в деревеньке начинается переполох. Невидимый и непонятный враг разрушил чужое хрупкое спокойствие, убив уже нескольких человек. Снайпера те так и не сняли, хоть и уже обнаружили, куда стоит стрелять. Отвлекая внимание на себя и давая Маске время, чтобы «войти в игру» по-настоящему, КГБ палит из L85A2 очередями по два выстрела, не особо скрываясь. Место нахождения его засекают почти сразу, но этого времени чужих раздумий хватает для того, чтоб всадить 5,56 × 45 мм в двух человек. Серый прячется за фуру вовремя — в следующее мгновение по ней барабанят с противным, оглушительным звуком пули. Все стихает. Еще одна попытка… Ц, нет, мимо. Еще… Нет… Еще… Цель повержена.       Перестрелка приобретает характер «на истощение» — свободовцы поняли ситуацию, зашкерились где-то там по углам и ведут ответный огонь. По крайней мере по тем, кого уже смогли увидеть. Последняя мысль вызывает кривую ухмылку. — Привет, — томный шепот с придыханием в ночи, что может быть сексуальнее. Или ужаснее. Если человек с этим томным шепотом приставил к вашему горлу нож.       Чужое оцепенение забавит и вызывает лукавый блеск в глазах. Маска прижимает лезвие чуть сильнее, а другой рукой отбрасывает чужой автомат. Кажется, товарищи этого парня укрылись где-то в другом месте и совсем не видят происходящего. Или боятся задеть своего. Это не особо имеет значение. Маска делает пару шагов и резко меняет их положение: перестает прижимать парня к себе и впечатывает в стенку ветхого домишки. — Знаешь, наше положение наталкивает на другие, более интересные мысли, но я тебя обрадую — я просто тебя убью. Без всякой «петушни», — свободовец дергается для удара и Маска легким движением перерезает тому глотку, — Или как там Каменщик выражается?..        Кровь брызгает на стекло шлема, от чего парень закатывает глаза. Стирать любое загрязнение со стекла труднее, чем с лица — на лице хоть и остаются разводы, зато не мешают видеть.       Внезапно раздается оглушающий шквал огня и целое пособие по русско-украинскому мату в придачу. Голосит так явно не один автомат. Это заставляет Маску замереть на мгновение, словно охотничью собаку, увидавшую добычу. Нужно оценить, что, да как. Хотя что тут оценивать… Парень ловко выбивает чужим автоматом окно и с кошачьей грацией запрыгивает внутрь. Стекло хрустит под ботинками, но внутри никого, так что этот звук остается незамеченным. Тихой хищной поступью он двигается к двери, выходящей на улицу, именно на то место, откуда раздается ругань и шум. Внезапно она открывается. Громко стукается о стенку при этом. Вспышки пулевого огня освещают комнату.       Перекат в сторону. Спрятаться за тумбочку. Щепки летят. Громко. Выстрел из пистолета, спрятаться. Выстрел из пистолета, спрятаться. Мимо. Хочется смеяться от азарта, захлестнувшего с головой. Ваза. Отличная вещь. Для броска в раздражающего человека.       Звук разбитого стекла. Удачный выстрел в цель. Внимание отвлечено так легко. Время выиграно для того, чтоб прицелиться. — Не на того напал, сучка! — получается выдохнуть со смешком, прежде чем еще одна пуля пролетает над головой.       Пригнуться. Двое на улице. Один в проходе, другой за спиной первого. Прикрывает. Стреляет куда-то, матерясь. Недолго. Чей-то бесшумный выстрел решает все проблемы. Тот, что в проходе, не оборачивается — перекатывается внутрь дома, укрывается за поваленный холодильник. В комнате виснет тишина. — Я тебя пристрелю, блять!.. Ты понял?! За Митяя… За Палыча… За Воробья, сука! — чужой, незнакомый голос был полон горечи, отчаяния и праведного гнева. Он дрожал от эмоций и реальной, физической боли. Срывался на хрипы, отдышку. — Ну тут еще кто кого пристрелит, — Маска равнодушно пожал плечами, восстанавливая дыхание. Внутри бушевал огонь, желающий продолжения, желающий движения. Требующий больше бега, перекатов и уворотов. Больше взрытой земли и выстрелов. Больше крови и больше погонь. — Ублюдок! — яростный вой раздался на всю комнату, парень порывисто встал, пошатнувшись, и с остервенением вжал спусковой крючок, истошно крича, разрывая голосовые связки.       В одно мгновение все кончилось. Выстрел из штурмовой винтовки. В помещение ввалился тяжело дышащий Каменщик. — Всё. Последний, — в окошко заглянул Серый, снимая шлем, чтоб отдышаться.       Маска отбрасывает пистолет, тоже порывисто стаскивает с себя каску и откидывает голову. Наконец-то. К темноте, конечно, нужно снова привыкнуть, но это не беда. Он довольно прикрывает глаза, даже не возмущаясь по поводу того, что парня хотел пристрелить он. В конце концов, именно они сейчас оставались один на один. Можно сказать, успели познакомиться, притереться. Сформировать особую связь… Маска усмехается, приоткрывает глаза и смотрит на Каменщика. Тот растрепанный, раскрасневшийся, после боя. Маска сглатывает. Маска залипает. Маска сейчас себя чувствует пьяным, пьянее, чем от водки или настойки. Даже кружится голова. То, как Каменщик приоткрывает губы, чтоб отдышаться, то, как утирает уголки губ, то, как стоит, держась рукой за косяк. Совершенство. Гений чистой красоты. Маска смотрит глазами, полными восхищения. Встает, хочет подойти ближе, прикоснуться к своей Драгоценности, которая со скрытым довольством кинула сейчас взгляд на бездыханное тело. Но раздается возглас КГБ. — Собирайте припасы и нужные вещи, и поджигайте тут все к черту, — он крутит пальцем, подтверждая жестом слово «все». — Так точно, капитан, — Маска отдает честь, дурачась, и мигом вышагивает на улицу, как бы невзначай касаясь плеча Каменщика рукой.       Собственно, для чего вся кровавая баня и устраивалась. Забрать чужие манатки себе, для путешествия к центру Зоны. Свои собственные не годились — потасканные временем уже, да и защиты нужного уровня не обладают от аномалий, радиации и подобного. А Свободе досталось потому что… Ну что ж. Так выпала карта, как поется в одной прикольной песенке. Кто ж виноват, что именно эти ребята свою форму, костюмы, комбинезоны — называйте, как хотите, делают отлично именно по тем параметрам, которые и требовались наемникам? Ну явно не сами наемники, да? Так еще и конфликт недавний способствовал выбору жертвы. Свобода снова не ладит с Долгом, кто бы мог подумать? Напала на пост на пути к бару. Почему бы не воспользоваться ситуацией и не подстроить «месть» от Долга? Тем более, что совсем недавно, по слухам, из Долга целая группа ушла. Во главе с Черепом, что ли? Как раз неподалеку от Армейских складов окопались. Бороться со Свободой жестко и радикально захотели. Ну так вот. Получите, распишитесь.       Маска неторопливо шагал по улице, в руке уже была лямка рюкзака, набитого одним приглянувшимся комбинезончиком, парой пистолетов и припасами, попавшимися под руку. Ленька и КГБ стояли где-то в сторонке, отдыхали, перебрасываясь парой фраз, и уже готовые идти. Маска же ходил. Ходил, как в продуктовом, и выбирал. Перешагивая через очередной безызвестный труп, он остановился. Чужая рука привлекла внимание, а точнее красивый браслет из чистого золота на ее запястье. Браслет был весь в крови, но это не помешало Маске бесцеремонно его снять, задевая пальцами уже охолодевшую кожу. — Тебе все равно ни к чему, — парень усмехнулся, глядя на мертвое тело, а затем поднял взгляд на браслет в руке. Это была обычная, средней толщины, золотая цепочка. Обычная, да не обычная. Маска уже знал, что с ней делать.       Каменщик нашелся курящим у той самой стенки, где остались лежать трое убитых им человек. Он медленно и глубоко затягивался, а затем, спустя секунд сорок, так же медленно выдыхал дым. Грудь парня мерно вздымалась, взгляд темных глаз был устремлен куда-то в перелесок. Когда рядом о стенку спиной оперся Маска, он даже не посмотрел. Продолжил курить, будто рядом никого не было. Будто никто сейчас жадно не разглядывал его, почти раздевая. Вдруг Маска отлип от стены, и встал прямо напротив Каменщика. Остатки адреналина вскружили голову, по телу разливалось расслабление и что-то странное, щекочущее. Он не стал отходить от Маски. Он вообще никак не отреагировал на его приближение, лишь, наконец, посмотрел.       Маска сделал еще шаг. Это уже было близко. Еще один — и они будут лицом к лицу, нос к носу. Странно, но сейчас эта мысль не вызывала отвращения. Каменщика сковало странное оцепенение. Он выдохнул дым в сторону. — Ты не против подарка? — болотные глаза заглянули прямо в душу, гипнотизируя, затягивая, как настоящая топь. Чем больше смотришь в них, тем больше утопаешь. Каменщик кивнул, не отводя взгляда.       Маска довольно прищурился, выуживая из кармана золотую цепочку. Карие помутневшие глаза нездорово блеснули. Словно волк увидал хороший такой, кусок свежего мяса. Маска без сопротивления взял чужую, горячую кисть, слегка потянул на себя, сокращая расстояние до минимума, и застегнул браслет. Когда наемник поднял взгляд, он увидел перед собой Каменщика, завороженно смотрящего на подарок. И чужая кровь на золоте того совсем не смущала. — Ты этой безделушкой так ко мне набиваешься? — парень приподнял черную бровь. Прозвучало не так недовольно, как должно было быть. Все внимание к себе привлекал сам подарок, а не цель, с которой он был отдан. — А ты как бы хотел? — Маске хотелось двинуться на встречу еще. Еще ближе, еще больше, еще дольше так стоять.       Каменщик помолчал, окончательно залипнув на браслете. Покрутил кистью, наблюдая, как цепочка звякает, и как с нее капает пара красных капель. — Иди в пизду со своими подкатами…       Маска лишь фыркнул, отодвигаясь. Каменщик же ощутил, как сигарета, зажатая между пальцев, давно прогорела, и зашипел, быстро ее выбрасывая на землю. Наваждение постепенно рассеивалось. — А вот и пойду, — Маска усмехнулся и отошел совсем, восстанавливая нормальную дистанцию. — Вот и иди, — уже более осознанно и эмоционально проговорил Каменщик, поправляя сигареты в кармане поудобнее.       Маска довольный и таким исходом разговора радостно утопал к Серому, выполнять задание с поджогом всей деревеньки, а Каменщик поплелся за ним, даже не пытаясь думать о произошедшем. Браслет приятно звякал при ходьбе, вызывая слабую улыбку. Золото. Хорошая вещь. Только отмыть бы его. От крови.