Сильнее с каждым разом

      Вершинин был готов почти ко всему. Он бы понял и принял, если Гоша был бы вовсе не тем Гошей, о котором он подумал. Он бы смирился с тем, что никакого бункера на самом деле не было и нет, и бандиты просто решили его креативно так кинуть. Он бы ничего не имел против того, если бы сдох прямо у входа в этот блядский бункер от самой тупой причины, которая могла бы быть! Типо рояля, внезапно упавшего с неба, или, скажем там, куста-людоеда. Но ко встрече с Костенко Вершинин оказался совершенно не готов. Удивительно, правда? Вселенная вновь и вновь сталкивает их лбами, а Паша каждый раз, как в первый, забывает как дышать. Чувство тревоги — уже рефлекс, который срабатывает при виде этого человека. Вершинин, конечно, помнит доброго, порядочного Костенко. Костенко 2.0. Того Костенко, который переехал в Москву, который продолжил работать, который никогда Пашу не встречал. А еще Паша помнит с великолепной для человеческого мозга точностью того Костенко. Костенко, который убил его друзей, который пытался убить самого Вершинина, который прекрасно дрался и владел оружием. Который сам был живым, смертоносным оружием. Какого Костенко ждать на этот раз? Паша не особо хотел знать ответ, так как само присутствие мужчины в обновившейся, непонятной, уж точно уже не советской, Зоне много о чем говорило. К примеру о том, что тот явно не КГБшник, и вряд ли, в целом, блюститель закона. В таком-то месте. Не стоит далеко ходить за причинами, по которым Костенко превращался в худшую свою версию. Причина стояла как раз перед мужчиной и лихорадочно перебирала все возможности съебаться побыстрее в случае конфликта. А он определенно будет, бандит же, наверное, и тут помнит Пашу и жаждет ему отомстить, не так ли?       Сердце бьется шумно, готовое разорвать несчастную грудь, слишком маленькую сейчас, чтоб вместить в себя все переживания. Паша бесшумно сглатывает и, как кролик перед удавом, смотрит на свою возможную смерть, не моргая. Севыч странно косится на Вершинина, парень этого не видит, но шкурой чувствует. Будь он животным — от этого взгляда волной вздыбилась бы шерсть, в жесте защиты.       Туз же в непонятках зыркает то на Верша, то на человека в комбинезоне Свободы, на которого зыркает сам Верш. С большим таким усердием. Шестеренки в башке крутятся, да и звериное чутье волком воет: что-то тут не так. Не свободовец тот мужик нихрена. Слишком уж… Ну… Какой-то он… Не свободный, что ли? Короче говоря, Туз и сам не знал, что именно его несколько смущало, но зуб мог дать или руку на отсечение, что пиздабол тот мужик — и только. Особо напрягал факт не того, что мужик пиздабол, а того, что их малознакомый шпалистый компаньон этого мужика, походу, знал! Вот чего им с Севычем не хватало, блять. Мутных мужиков и проблем с ними из-за таких же мутных проводников.       Молчание затягивается. Туз и Севыч напряжены, в ожидании терок, Вершинин уже смиренно ждет чужой реакции, Сахаров, кажется, ничего вовсе не понимает, а Гоша смутно догадывается о сути ситуации и не знает, смеяться ему или сваливать. Надо же, какой блондин бедолага. Перейти дорогу наемнику. Главе отряда наемников, если быть точнее. Тут только остается поставить свечу за упокой и вопрошать: а как же раньше ты живым умудрялся ходить, с таким-то волком на хвосте. — Господа, что-то не так? — Сахаров, наконец, недоуменно осматривает всех молчащих.       Вот совсем недавно они обсуждали артефакт, место, новую аномалию. А теперь его «гости» странно и напряженно молчат. Такая ситуация не сулила ничего хорошего. Сахаров прекрасно знал нрав наемников, их порой излишнюю жесткость, и, конечно, догадывался о их большом списке тех, кому они перешли дорогу. О бандитах, в массе, профессор тоже имел некоторое представление. Люди эти часто недалекие, но при всем этом конфликтные до невозможности. Хотя, может, оттого и конфликтные, что недалекие. Как бы то ни было, надо было что-то делать. Чтоб ни бандиты, ни наемники не начали тут перестрелку или выяснение отношений. Сахаров этому, в святилище науки, случиться не позволит!       Уже приготовившийся грозно требовать порядка и цивилизованности ученый был приятно удивлен следующими словами: — Да, нет. Никаких проблем, профессор, — КГБ оторвал взгляд от белобрысого пацана и посмотрел на Сахарова, — сладкого к кофейку ничего не найдется? — мужчина мило улыбнулся, слегка сощурившись.       Профессор слегка помедлил с ответом, сбитый с толку такой доброжелательностью, и кивнул. — Да, конечно… Гоша, будь добр… — Петрищев незаметно поморщился на просьбу. Ему больше нравилось, когда его называли Георгием, это приносило какое-то чувство уверенности в своих силах, равенства с самим Сахаровым. — Конечно, — Гоша быстро ретировался в коридор, напоследок глянув на подозрительную гоп-компанию, и отправился в небольшую подсобку, где хранилось почти всё, если не всё. Наемник от чего-то последовал за ним.       Молчаливая компания убийцы напрягала, Гоша сам на заметил, как нахмурился от переживаний. Еще и с его, между прочим, кружкой идет, наемник чертов. И почему Сахаров позволяет этим людям находиться в бункере, как у себя дома? Не храм науки, а какой-то притон. Петрищев недовольно поджал губы, и чуть не расстался с жизнью от неожиданности. — Что за люди? — голос растерял всю сомнительную доброжелательность, а лицо милоту.       Они остановились в одном из безликих, узких и пустых коридоров. — Я о них знаю примерно столько, сколько… — наемник закатил глаза и не дал Петрищеву договорить. — Говори все, что знаешь.       Гоша сглотнул. Ладошки несильно вспотели. Сладкого наемнику, как же. Петрищев ужасно, ужасно не любил контактировать хоть как-то с этими головорезами. Тем более, не любил им прислуживать или отвечать на их вопросы, заданные требовательным и угрожающим тоном. Быть честным, в такие моменты наемники особенно его пугали. Это вообще были фигуры подозрительные и, ничего хорошего не вызывающие. Всегда в этих людях сохранялось что-то хищное, страшное и животное, как бы они не прятались за вежливостью, деловитостью, спокойствием или даже доброжелательностью. И сейчас, когда неряшливо натянутая маска слетела, Гоша невольно волновался, хотя и знал, что, скорее всего, наемник ему ничего смертельного не сделает. Не в стенах же бункера, правда? — Я-я… — Гоша вздохнул глубже, пытаясь успокоить голос, дрожащий от нервов, — Я сразу предупреждаю, что знаю о них немного, и все, что знаю, узнал только сегодня с утра, то есть где-то… — он говорил быстро, иногда «спотыкаясь» о буквы, — Где-то… — под уже раздраженным взглядом наемника мысли путались сильнее, а ладони потели обильнее, пришлось рваным жестом вытереть их о белехонький халат. — Не важно, когда ты это узнал. Важно — что, — КГБ вздохнул, прикрыв глаза. Медлительность — вот что в Зоне неприемлемо. Как и в любых других полевых условиях. Здесь, как на службе: все должно быть четко и по делу. Без всяких мыканий и тыканий. Пришлось все же сбавить угрозы в голосе, ученыш боялся их, наемников, как огня, это Серый понял уже давно. Не стоило сейчас наводить шороху почем зря. — В общем… Бандиты это, н-но это вы, наверное, и сами поняли… — Петрищев был готов поклясться, что у него начинает отказывать сердце — так сильно они билось. Не стоило, возможно, говорить таких очевидных вещей, да? Он хрустнул пальцами, сжимая одну руку другой. — Дальше… — КГБ выжидающе посмотрел на совсем еще мальчишку и повел рукой, жестом призывая продолжать скомканный рассказ. — Они артефакт странный принесли. Говорят, что аномалия новая появилась и в-вот… — Гоша выдохнул и почувствовал, как грудь разом перестало сдавливать тисками, он успокоился, — Это все, что я знаю. Говорю же, я… — Понял, — Серый прервал парня и задумчиво почесал подбородок, посмотрев куда-то в сторону.       Вот, значит, как. Новые аномалии. Проблема. Давно Зона так не меняла шкуру. Обычно все преобразовывалось незначительно, а тут… Что же такого произошло? Тут же неприятно ударило осознание, как они рисковали, тащась сюда и к этим свободовцам минувшей ночью. Новые аномалии, шутка ли? Не заметишь чего-то странного по незнанию — и тебя уже в трубочку свернуло. Блядство. Закралась мысль бросить заказ к чертям собачьим. О таком они не договаривались. Интересно, профессор вообще планировал их предупредить потом об этом? Или хотел умолчать, чтоб не артачились или, не дай бог, денег больше не попросили за новые риски? Последняя мысль заставила помедлить с собачьими чертями. Деньги. Действительно. Не потребовать ли больше? Если правильно возмутиться, будет выглядеть вполне обоснованно…       Из раздумий вывел Георгий, собирающийся умотать куда подальше. — Так-так, — КГБ придержал парня за плечо, — зачем так спешить? — видя, как ученыш напрягся, Серый усмехнулся, — Поподробней об аномалии можешь?       Петрищев, сжав губы до побеления, попытался высвободить плечо. Внезапно снова подобревший тон Гоше не понравился, как и прикосновение. Наемник руки не убрал. — Не могу. Я сам еще ничего толком не знаю! — Гоша, сам для себя неожиданно, твердо ответил и дернул плечом, нахмурившись. Не знает он больше ничего! — Ну и все тогда, — КГБ примирительно убрал руки, а в глазах его блеснуло не то уважение, не то просто озорство, с каким смотрят вроде взрослые, но смешливые, дяди на своих показывающих первые зубы этому миру детей.       Странная, однако, ассоция пришла в голову Гоше. Он незаметно скривился и поспешил уйти. Глупость какая. Да и даже если правда. Если не показалось ему. Сдалось ему это уважение наемника? Или что там еще Петрищеву привиделось? — И сладкого все же возьми! — прилетело насмешливо в спину.       Вершинин сейчас пребывал где-то не в этом мире. Не в этой вселенной. Не в этом теле. Его будто вышибло ударной волной за пределы всего понятного и хотябы немного привычного. Костенко его не узнал? Или узнал, но почему-то медлил с разборками и вопросами? Что-то было ведь в его долгом взгляде такое… Узнающее? Опасное? Паша не знал этого. Он знал лишь то, что от этого взгляда у него поползли мурашки по спине и рукам. И никак не сходили. Черт. Костенко тут. Самый опасный и самый безопасный человек одновременно прямо здесь. В этом месте! И Паша тоже! Прямо. Здесь. И даже Гоша! Гоша, который ушел вместе с Костенко! Голова закружилась от странного чувства. Твою мать. Это же так странно, это же так, так… Да, блять, никак больше не опишешь! Странно это! Такого же не бывает, такое же невозможно, такое же происходит с Вершининым не первый раз! Он почувствовал, как его пробирает на истеричный смех. Он опять не знает этих людей. Не знает, чего от них ожидать. А они не знают его. И все же они видятся далеко не впервые. И все же они для Паши дорогие люди. Люди, которые либо знают его-но-другого, либо не знают его вообще. Вершинина внезапно накрыло холодным ужасом с ног до головы. Как же все нереально. Будто все вокруг снова иллюзия. Будто Зона опять забрала контроль. А упускала ли она его? Упускал ли его Сорокин? Было ли это сражение с Сорокиным вообще? Вершинин сглотнул. Ему сделалось невыносимо дурно. В ушах была вата, по спине капельками стекал холодный пот. Паша кинул растерянный взгляд на свои побелевшие, дрожащие руки. И ему показалось, что он их не чувствует. А его ли это руки? Его ли тело? Он вообще в нем? Или заперт в своем разуме и даже не может этого осознать? Что же тогда делает он сейчас, на самом деле? Лишает кого-то жизни? Восстанавливает машину времени? Подчиняет чужое сознание? — Верш! — щелчок прямо перед глазами заставил сфокусировать взгляд на чужие пальцы.       Еще не осознавая, что происходит, Паша посмотрел на человека, выкрикнувшего его прозвище. Профессор стоял и взволнованно осматривал парня, в чьих глазах виднелся лихорадочный блеск. — Молодой человек, вы мня слышите? — Сахаров поводил пальцем в воздухе, чтоб убедиться, что поймал чужое внимание.       Вершинин наблюдал за движением недолго. Быстро начало мутить. Примерно в это же мгновение он почувствовал грубую руку на своем плече. Все это время его поддерживал Туз. Кожу под свитером фантомно обожгло от прикосновения. Черт. Тело, кажется, настоящее. Паша несильно вильнул плечом, намекая отпустить. Хмурый бандит сначала сам убедился, что товарищ может стоять, а затем убрал руку. Вершинина в этот момент как-то странно повело в сторону, но он лишь сделал лишний шаг и удержался. — Молодой человек, гм, может, присядете? — ученый снова обратил на себя внимание. Паша смог только безучастно кивнуть. Произошедшее отобрало все силы. — Чтож… Тогда пройдемте все за мной, у нас есть еще одна свободная комната, — профессор обратился к бандитам, — Думаю, там можно будет и выслушать ваш рассказ. И о цене артефакта договориться, разумеется.       Туз и Севыч, позабыв о болезном товарище, довольно переглянулись, предвкушая крупную сумму и свой отдых на нее.       Спустя несколько минут Паша уже сидел на одной из неестественно белых, идеально заправленных кроватей, Сахаров же сидел за стерильно чистым столом, а по бокам от него стояли Туз с Севычем. Тошнота отступала, но силы не возвращались. Где-то внутри мазнуло едва теплое, но приятно чувство. Кажется, эти бандиты помогли ему. Придержали над землей, по крайней мере. А сейчас вот, к примеру, эти же бандиты с напускными ленцой и безразличием рассказывали об артефакте, иногда поглядывая на самого Вершинина. Проверяли, в порядке ли?       В голове сейчас было пусто. Думать о том, что произошло, просто не получалось, да и не хотелось. От одного воспоминания начинало мутить по новой. Вслушиваться в происходящее тоже не было никакого желания. Паше снова захотелось просто исчезнуть, как тогда, перед костром. Все снова показалось усталому мозгу слишком громким, слишком раздражающим, слишком большим. Вершинин тихо вздохнул и провел рукой по лицу. Он так с ума сойдет. У него просто такими темпами крыша отъедет. Как же он отвык от себя. От окружающего его мира. Как давно он не чувствовал эмоций или чужих прикосновений. Отвратительно. Его кидало из желания, вернуться обратно в свою защитную скорлупу, в ощущение дикого ужаса от одной только мысли, снова потерять контроль, и обратно. — Можете описать это? — взгляд Сахарова, направленный прямо на Вершинина, давал понять, что вопрос адресован именно ему. Паша похлопал глазами, отвлекаясь. — Извините, я… — Верш, хорош уже ушами хлопать! — Туз нахмурился.       Проводник вроде в порядке был, а теперь снова в Нирвану куда-то улетает. Не нравилось бандиту это. Того и гляди — коней откинет прямо в бункере. А Севыча и Туза виноватыми сделают. И денег им уже не видать. А артефакт на кой хер им тогда? Ходить барыгам пытаться толкнуть? «Ну, знаете, мы сами хер знает, че это, но бабки вперед». Ага. Щас. Эти шавки чуют, когда можно ободрать по полной, и когда за дешево смести товарчику себе. Нет. Херня идея. Только ученым хреновина непонятная и нужна. Остальным с инструкцией и списком побочек подавай.       Отдельно напрягало интересное совпадение. Поплохело Вершу, сразу после этих странных переглядок, если не во время, с мутным мужиком-свободовцем. Об этом стоило перетереть с проводником с глазу на глаз. Без профессора и подобных ему лишних ушей. Ну или сматываться без объяснений с бабками и Севычем. В конце концов, проблемы Верша — не их проблемы. Да и в чужие дела лезть — себе же хуже. Даже если из простого интереса. Нахуй. — Да, да, окей. Больше не буду, — Паша неловко усмехнулся, — Извините, можно суть вопроса? Я не совсем слушал… — Да-да, ваши, гм, товарищи… Сказали, что вы раньше всех почувствовали приближение аномалии. Можете описать, как это было? Что вы почувствовали? Как поняли? Может быть, вы даже знаете природу этой аномалии или хотябы догадываетесь? — профессор держал в руках какой-то черновой блокнот и синюю ручку, готовый в любое время записывать важную информацию.       Паша от количества вопросов даже растерялся. Мозг упорно не хотел быстро обрабатывать услышанное и вообще хоть как-то функционировать. Именно в этот момент Вершинин ощутил, как ему хочется пить. Он облизнул губы и осоловело моргнул, пытаясь сосредоточиться. — Ну… Блин, я не знаю, как это описывать! — Паша посмотрел на ждущего ученого, а затем на пол, хмурясь. Надо что-то ведь сказать. Но что? Почти ничего же не происходило.       Сахаров продолжил молчать, давая юноше собраться. Наверное, из-за самочувствия и потрясений ему сейчас тяжело дается рассказ. Нужно набраться терпения и дать парню оклематься. Тот вздохнул. — Сначала все было нормально, — так, уже отлично, хоть что-то, — Но потом… Потом стало холодно. Но не как от ветра или что-то такое, а вот… Ну просто холодно, понимаете? — Вершинин вот понимал сейчас только то, что выглядит, наверное, как полнейший дебил, но чужое кивание с умным видом вселило надежду на обратное, — Еще… Мысли стали путаться, — после этой фразы Паша немного помолчал, не зная, как объяснить свои дальнейшие слова, — Я знаю, что там произошло. Примерно…       Сахарова как электрой ударило. Весь он незримо изменился, пободрел и даже каким-то образом помолодел на годик-два. Туз на это дернул бровью. Интересно девки пляшут. Знает, значит, что это было? А им объяснить не удосужился. Хотя они с Севычем и не спрашивали особо… Так, только в общих чертах.       Взгляд черных глаз впился в Вершинина. Неприятно, однако. Ну чтож. И на вопросы бандитов он ответит позднее. Пусть они убудт заданы и не в такой вежливой форме. Убивать его все равно здесь никто не будет. Бункер что-то вроде нейтральной территории, как он понял. Никаких розней здесь не допускается и все такое. Это как раз может объяснять и тот факт, что Костенко решил никак не обозначать их знакомство. Видимо, решил, что их конфликт нужно решать не здесь. Вот уже было более чем неприятно. Не хотелось снова враждовать. Не хотелось снова убегать. Не хотелось снова бояться. Хотелось, чтоб появился тот самый Костенко 2.0, сказал, что все будет нормально, если Паша ему все расскажет, и чтоб Паша все рассказал. И чтоб все было потом, действительно, нормально. Нормальная новая жизнь, нормальные старые-новые друзья и нормальный мир. Без Зоны и без Сорокина. Без приключений и смертей. Но это все в мечтах, а на деле надо разбираться с тем, что имеем. — Эта аномалия… Влияет на разум. Она путает мысли и пытается захватить контроль. Я знаю уже это чувство… — Паша чувствовал, что будет звучать как сумасшедший, но все равно сказал, — Зона так делает. Она именно так захватывает контроль, но это обычно происходит сильнее, чем с той аномалией. Я в последний момент понял, что происходит. Еще бы немного, и не знаю, что было бы…       На удивление никаких косых взглядов не было. Хотя почему должны были быть? Тут псы-мутанты, тут какие-то «комариные плеши», тут свои КПК, «трамплины» и прочая дичь! Разве так странно, что сама Зона тоже может быть сама по себе полнейшей дичью? — Гм, по описанию ощущения похожи на те, о которых рассказывали сталкеры, побывавшие в местах, близких к повышенному пси-излучению. Холод, спутанные мысли… — профессор стал очень задумчив, встал из-за стола, — Да-да, это очень полезная информация, — он начал ходить по комнате и вдруг остановился, развернулся на носках и снова посмотрел на Вершинина, — У вас, получается, уже был опыт попасть попасть под пси-изучение?       От неудобного и совершенно неожиданного вопроса Пашу спас вошедший Костенко. Выглядел он недовольно, если не возмущенно. И Вершинина и Сахарова это напрягло. Паша прекрасно помнил, как страшен в гневе этот человек. Оставалось надеяться, что причиной чужого гнева сейчас был не он. — Профессор, вас можно? На пару слов — мужчина поманил пальцами растерянного профессора. Тот взглянул на компанию, извинился и удалился.       Дверь за ученым закрылась. Над Вершининым тут же выросли две тени. — К тебе тоже пара вопросов, дохлик.