Сильнее с каждым разом

      Утро встречает болью в башке и чьим-то назойливым жужжанием о том, что нужно вставать, что дождь кончился, что нужно что-то там. Туз не особо вслушивался. Потому что Тузу очень хотелось, блять, спать, а не базарить с Сахаровым, которому приспичило допиздеться о чем-то прямо с раннего утра.       Позже выясняется, чего же именно хотел старый хрыч. А хотел тот, чтоб двое бандитов его к аномалии привели. Ну, той самой, откуда артефакт принесли. Туз не лох какой-нибудь, Туза пахать просто так не заставишь. Туз сказал, что в «таком состоянии» переться никуда не будет. То есть в состоянии нестояния. А то небезопасно-с. Выбил им с Севычем еще времени для отдыха, еще харчей для завтрака и еще минералочки для опохмела. Даже анальгинчику от башки эти яйцеголовые дали! Ну песня же! Сказка! — Ну че, с новой дойной коровой нас? — обрадовался Севыч положению дел, чокаясь с Тузом стаканом с минералкой. — Ты прикуси пока, — цыкнул тот, — Рано или поздно все равно обломится… — Лучше уж поздно, — потянулся бандит, зевая. Туз согласно кивнул. А заебись — если вообще никогда.       Гоша обессиленно грохнулся на стул. За это утро он успел устать больше, чем за, порой, очень длинные и трудные рабочие часы. Двое бандитов его сегодня загоняли. Принеси это, принеси то. Мысленно Петрищев материл их с каждой просьбой все отборнее и отборнее. Они в тюрьме должны сидеть, а не раздавать приказы ему, законопослушному и очень даже перспективному человеку, словно цари. — Совсем уже обнаглели… — обиженно под нос проговорил себе Гоша.       Аня отвлеклась от своих записей. — Все так плохо? — она сочувствующе свела брови кверху. Ей было неприятно смотреть за тем, как Гоша носится туда-сюда по всему бункеру из-за двух чужаков. — Забей, — отмахнулся парень. Он, может быть, и был сильно раздражен, но впутывать в это подругу не хотел. В конце концов, он мужчина, а не размазня. — Может, я с ними поговорю, — неуверенно протянула Антонова. — Ага, а тебя они послушают, потому что очень культурные и уважительные, — усмехнулся Гоша, а затем покачал головой, — Ань, спасибо, конечно, но это так не работает. — С наемниками работало… — Это с теми, которым ты нравишься? — внезапно Петрищев почувствовал укол ревности. Совершенно неуместный и глупый. Антонова ему подруга, а не девушка. Но как же тут себя сдерживать, когда тебе предпочитают головореза? Вышло грубовато. Этого Гоша не хотел, но забрать обратно слова уже не мог. — Я ему не нравлюсь, — серьезно проговорила Аня. Гоша поджал губы, непроизвольно неприязненно ухмыляясь, — Не осуждай меня, — обиженно нахмурилась девушка, опуская глаза.       Она прекрасно понимала, что, наверное, нет человека в этом бункере, который не знает о том, что ее отношения с одним из наемников имеют совсем уж другую плоскость, чем по приличиям надо. Но кто окружающие такие, чтобы ее осуждать? Она никого не убила и не предала. Она никому не изменяла. Так что же, она не имеет права спать с тем, кто делает это хорошо? Кто заставляет ее чувствовать себя защищенной?       В воздухе виснет пауза. — Если ты ему не нравишься, то что у вас? — Гоша чувствует себя неловко, но сдержаться не может. Отпустить эту тему, повисшую в тишине. — Все сложно, — уклоняется Антонова. Стыдно назвать это прямо. «Просто секс». Звучит дешево и мерзко. А то, что было у них, было красиво, хоть и пусто. — Кхм, прости, я не туда полез, — Гоша кашляет, смутившись совсем. Чувствует себя последним хамом и дураком. Стоило это все заводить? Ради чего? — Да, не туда, — не отрицает Аня и старается вернуться к работе над статьей.       Больше они не разговаривают. Вскоре Петрищев уходит. Говорит, что идет с опытами Сахарову помогать. На самом деле, просто сбегает от неловкости. Ему не отвечают. Притворяются, что не расслышали.       В КПК раздается голос Каменщика. Тот быстро и кратко сообщать о том, что поляну они уже прошли и теперь дожидаются их: Серого, Леньку и Проводника. А Серый тем временем понимает, что простой путь, как часто бывает в Зоне, оказался гораздо сложнее сложного. КГБ командует идти дальше, не дожидаться их. Пробираться дальше к Радару. А уже ближе к темноте разбивать лагерь. Каменщик с Маской переговаривается недолго, согласно угукает и связь выключает. Серый КПК обратно убирает, откуда достал, и возвращает свое внимание к Паше. Тот больше ничего не говорит, ждет следующих приказаний. Ленька же молча переваривает все услышанное и произошедшее. КГБ решает не мешать ему в этом и просто командует идти дальше.       Паша шагает впереди, теперь он признанный «радар» подобных аномалий. Сергей больше не сомневается в этом его умении. И в существовании самой аномалии тоже. Вершинин идет и думает. Постоянно прокручивает случившееся в голове. Мужчина со стороны был странным. Но выглядел же разумным. Что-то говорил. Ходил. А потом раз — и все. Переклинило. Коротнуло. Потерял свою волю полностью, слился с этими крысами (и плевать Паша хотел, что это тушканчики) воедино. Улей подчинил его себе, а не он его. Хотя и должно было быть наоборот. Почему так? Их оказалось слишком много, чтоб он мог их контролировать? Или же это просто Зона извратила свое и так уже извращение?       Паша передергивает плечами. Не хотелось бы быть на его месте. В какой агонии находится разум, когда его соединяют с другим? С множеством других? Вершинин надеялся, что никогда не узнает ответ на этот вопрос.       В раздумьях время прошло быстро, поляна, отгороженная кустами и деревьями, кончилась. И перед ними предстал сплошной лес. Рыжий и безжизненный. Снова затрещал счетчик. С некоторых деревьев снова свисало что-то серое, напоминавшее огромную паутину или сети. Позже Паша услышал от Сергея, что это называется жгучим пухом. Жгучим — это мягко сказано. Он с легкостью мог проесть лицо или металл. Что угодно. Лишь стоит этому чему-то коснуться… Он въестся в кожу, проникнет в нее на таком уровне, что будет невозможно что-то сделать. Ни вымыть, ни соскрести. Останется только отрубать конечность, чтоб не умереть.       От рассказов Паше стало до тошноты дурно. Господи. Что за место такое? Где все. Абсолютно все! Пытается тебя убить! Радиация, аномалии, животные, мутанты, люди, сама Зона. Разве может кто-то сюда ломиться добровольно? Кем надо для этого быть? Зачем? Ради чего? Пашу вдруг осенило. Он же не знает… Что тут делает Сергей? Почему оказался тут, раз не из-за Вершинина? Что же на этот раз подкинула ему судьба?       Молчание не было напряженным, поэтому Паша решил, что ничего страшного не будет, если он его нарушит. — Слушай. Понять не могу. А что вы в этом всем нашли? — приходится обращаться к обоим мужчинам, чтобы не выдать особого интереса к конкретной, так сказать, личности, — В Зоне то есть. Что тут может привлекать? — А ты сам-то чем привлекся? — зеркалит Костенко. Паша упрямо поджимает губы. Не знает, что ответить, да и немного пойман врасплох. Своими же словами. — Вопросом на вопрос не отвечают, — Вершинин деловито дергает подбородком, переводя все в обычные остроты. Во что-то несерьезное. От скуки решил заговорить просто. Ничего такого. — Таких вопросов в Зоне вообще не задают, — хмыкает мрачно Ленька, и Паша прикусывает язык. Можно было и догадаться. Но все же… — Да я так. Просто, — пожимает плечами в ответ и замолкает. — По шапке бы тебе просто за любопытство, — тянет насмешливо Сергей и неожиданно заряжает Вершинину слабо по затылку.       Губы сами почему-то растягиваются в улыбку. Обычное дурачество сейчас очень удивляет. Еще и от такого человека, как Костенко. Капитан КГБ, генерал-майор ФСБ или серьезный бандит — не важно. Он всегда серьезный, всегда уверенный, всегда собранный и всегда такой взрослый. Нет в нем, казалось, места чему-то расслабленному или задорному. Шутливому, ребяческому. Оказывается, есть. Это открытие сильно шокирует и сильно радует. Значит, есть все шансы хотя бы здесь не налажать. В этом мире. Стать союзниками, друзьями. Значит, есть еще в этом наемнике что-то человеческое. Значит, жив еще тот советский Сережа. Хотя бы его маленькая часть. — Ты чего? — Паша смеется, оборачиваясь, готовится защищаться. Видит блеск в чужих глазах и чужую улыбку. Греющую, как летний в старой Припяти день. — А ничего! — Костенко успевает щелкнуть отскочившего Вершинина по носу. — А я тут не мешаю? — кашляет Ленька, — Все понимаю, Серый, новых давно не видать, — Дровосек усмехается, — Но можно и потом, я думаю, заняться знакомством? — Все под контролем, Леньк, — наемник приподнимает ладонь, мол, правда, все заебись, а затем ей же подталкивает Пашу в спину, шутя, — Слышал, да? Знакомства потом! А сейчас топаем, топаем! И без вопросов чтоб!       И Вершинин послушно топает. И без вопросов. Понял уже, что толку в них нет. На все Сергей ответит сам. Когда придет время. Время, которого у Паши дохера. Или же, наоборот, совсем немного?              Маска шагал, развернувшись спиной вперед. Дурачился, как малое дите, и все пытался разболтать Каменщика, желающего только тишины, покоя и сна. Мышцы болели от вчерашних происшествий, ноги ныли от долгой ходьбы. Да и в висках неприятно стучало от чужого пиздежа. Из чистого понимания, что это все равно не кончится, он не просил заткнуться. Не просил он и идти нормально. Пробовал уже. Получил лишь беззаботную отмашку и томное: «волнуешься за меня?». Каменщик аж вздрогнул от воспоминания. Каким голосом это было сказано… А как было близко лицо… Мерзость какая. Он незаметно поморщился. А затем решил перевести беседу в более дельное русло, раз совсем ее избежать все равно не получится. Маска мертвого заговорит. Еще и отвечать вынудит. Втянет в болтовню любыми способами. — Замолчи, дай мне теперь сказать, — прерывает Каменщик парня. — Внимание всем! Знаменательный момент! Драгоценность хочет со мной о чем-то поговорить! — крикнул наемник на весь лес излишне радостно и торжественно. — Да тише ты! — Каменщик дергает Маску за плечо злобно и импульсивно. Не хватало, чтоб на звуки пришли какие-нибудь твари. — Все, все, полегче, — парень сверкает глазами и как бы невзначай проводит пальцами по чужой руке. Будто бы успокаивает. Каменщик тут же отдергивается. Стряхивает с места прикосновения невидимую пыль. — По поводу нового. Проводника, — прокашливается он. — А что с ним? — сразу же скучнеет Маска. — Веришь ему? Его этим байкам о Припяти и… — Каменщик ищет, что сказать еще, но не находит.       Деревья тихо шелестят, будто тоже совещаются о чем-то. Шепчутся, как это делают сплетницы в школе, когда случается что-то интересное и скандальное. Обсуждают, передают друг другу. Все дальше, дальше. Чтоб знали абсолютно все. Вся школа. Или же вся Зона. Но ведь у деревьев нет ушей? — О том, что он там был, но почти ничего не помнит? Верю, почему нет? — парень пожимает плечами. — Да ну как бред звучит потому что! — вспыхивает разом наемник и разводит возмущенно руками. — Правда часто бредовая, — тон Маски приобретает поучительные нотки, что не может не бесить. Эта падла младше Каменщика, а говорит так, будто пожил дохера и знает дохуя и больше! — Тем более, ему верит Серый. Не до конца. Но и не прессует, — теперь складывает руки за спиной, выпрямляется, то ли красуясь, то ли просто спину разминая, — Слова Проводника совпали с тем, что я видел у Ани в блокноте. Да и смысла ему врать, еще и так ужасно, я не вижу, — усмехается, подытожив.       Деревья стихают будто бы разочарованно. Накала страстей, которого все ожидали, не произошло. Конфликт не состоялся, подозрения не оправданы. Все расходятся с места происшествия по своим делам. Кто на уроки, а кто домой. Все возвращается на свои скучные, обычные места, и шептаться больше не о чем. Лишь в небе каркает одинокая ворона, пропустившая веселье и узнавшая все, как всегда, последней, когда все уже кончилось. — И все же он мне не нравится, — морщится недовольно Каменщик. — Эх, лучше бы ты сказал, кто тебе нравится, — тянет Маска, изрядно заскучавший.       Ну подумаешь, блондин. Ну, может, врет. Может, не врет. Разница-то какая? Он им заказ давал? Нет. Он им нужен сильно? Да не особо, вроде. У него уникальные сведения об уникальной цели их миссии? Тоже нет! Ну вот и получается, что все равно на него с высокой колокольни. Мал еще, чтоб интриги против целого отряда крутить, да западни им строить. Они не в детективе Агаты Кристи или Конана Дойля, чтоб предателем или «убийцей» мог оказаться любой. Парень хоть и имел какие-то свои личные интересы и, что естественно, тайны, являлся, по мнению Маски, безобидным. А если все же наемник ошибся… Несколько автоматов против одного всегда в выигрыше. — Иди ты нахер, — отмахивается Каменщик, на что Маска лишь привычно хмыкает. Типичная реакция. — Был, мне понравилось, но вот только… — о господи, Каменщик знает этот тон, знает, что примерно дальше последует. Куча пошлых и максимально извращенских словечек, от которых уши вянут, а дыхание сбивается. — Все, замолчи! Замолчи! Слушать ничего не хочу! — машет руками наемник, и Маска закрывается. — С тобой это всегда работает, — довольно заявляет парень.       Паша молча следует все так же вперед и, честно, понятия не имеет, каким образом вообще завязался разговор. Каким образом он вообще удался. Каким образом они вообще дошли до чертовых воспоминаний Костенко и Леньки о том, как они когда-то бороздили Зону вдвоем. Когда отряда еще как такового не существовало, и Сергей был сам себе на уме. Без команды, без друзей, без ответственности перед кем-то.       Серый был тогда одиночкой. Занимался определенными заказами, ничего крупного. Команду не собирал по многим причинам. Хотелось сначала освоиться самому. Привыкнуть к новому месту, так сказать, присмотреться. Понять правила игры и здешний быт. Чем люди живут, что ищут, что ценят. Да и где людей-то брать? Проверенных, надежных. Тех, которые не продадут. Нет. С ходу нельзя. С ходу тебя предадут и кинут. Вот и получалось. Что ходил один, работал один, спал один, и постоянно был один. Серый, кстати, не жаловался. После шумных и диких девяностых. После кипящего жизнью города. После банд и группировок, преступных синдикатов и продажных депутатов и ментов. Тихая и мертвая Зона Отчуждения была тем, что надо. Была передышкой. Новым шансом стать кем-то другим. Конечно, будь у него более широкий выбор дальнейшего жизненного пути, он бы стал снова работать в структурах. Полиция, ФСБ, прокуратура — не так важно. Но выбора у него такого не оказалось. Оказался лишь шанс сменить одну преступную личину на другую. И он им не пренебрег. Из бандита со своей сильной бандой Серый переродился в отпетого головореза. Грозного наемника, всегда исполняющего заказ. По началу, он думал, что сожрет себя изнутри за то, что все больше и быстрее утопает в литрах крови. Но, оказалось, что в Зоне эти его высокоморальные мысли вдруг исчезли. Как и исчезла вся ненависть. К себе и той роковой случайности, сделавшей его сидельцем. Зона излечила. Или же заставила окончательно сгнить.       С Ленькой они тогда встретились в баре «Шти» у границ Зоны. Серый пришел тогда за наградой за выполненный заказ, собирался уходить, а потом услышал кое-какой диалог и решил задержаться. Любопытство, которое редко его посещало, взяло верх. Дровосек тогда сильно привлек внимание. Не только Серого, но и вообще почти всех. Своим ростом и крепким телосложением он достаточно выделялся на общем фоне. Еще и вел себя, как гражданский. Он, на тот момент, как потом оказалось, им и был. Расспрашивал бармена о брате. О способах в Зону пролезть. Тот головой качал, отнекивался. Не знаю я, как там в Зону ходят. Запрещено же. Блокпосты везде. У нас таким не занимаются. Пиздел, конечно. Но на то были причины. Военные или полицаи были хоть и не частыми гостями бара, но всегда неприятными. Пытались словить в нем сталкеров с поличным: со стволом незарегистрированным, с артефактом, с примочками всякими для костюмов. Как только не изворачивались, какие только допросы не устраивали, как только всех у стенки не расставляли. Чуть ли в узорчики витиеватые. В общем, причины не доверять чужаку были. И поэтому Серый не осуждал. Поэтому Серый оценочно пробежался взглядом по незнакомцу, внимательно понаблюдал за ним со стороны еще, и все же решился. Отозвал на улицу, выйти покурить. Курить из них никто не стал. Но и говорить сначала тоже никто не горел желанием. Оба ждали подвоха. А потом Ленька все же заговорил. Ему подвох был не так опасен и не так страшен. Ленька тогда еще даже не знал о том, какие серьезные подвохи бывают в Зоне. Или с теми людьми, кто из нее.       Дровосек тогда был еще просто Антипом. Без прозвища, без опыта. Обычным гражданским. Обычным человеком. Он искал своего брата. Тот служил по контракту, был отправлен в Зону, долго поддерживал связь, а потом пропал без вести. Не вернулся со службы домой, оставив родным только письмо, гласившее, что у них в части что-то планируется, скоро его отделение отправится в путь, и ему все это жутко интересно. А вот Леньке потом стало просто жутко. Пропал не только брат. Пропали все. Все отделение исчезло в Долине Смерти.       Ленька искал способы. Упорно, быстро. Там был его младший брат и он был просто обязан его найти. Серый был не вот чтобы человеком сочувствующим. Редко когда он проникался чьим-то горем. Но в тот день что-то в нем шевельнулось от чужого рассказа. Что-то тогда все же не сгнило в несчастной Зоне. Маленький, казалось, потухший уголек в душе разгорелся парой искорок. Он согласился помочь. Провести в Зону, дать ночлег, информацию. Отвести туда, куда понадобится. Не совсем бесплатно. Ленька сам оплату предложил, КГБ тогда и сказать ничего о цене своих услуг не успел. Сумма была предложена, по меркам самого Серого, небольшая. Но, поняв, что это было все, что есть, он артачиться не стал. Согласился. На том и договорились.       Подготовились они к походу в Зону в тот же день. Раздобыли Леньке снарягу, обновили ее Серому. А ночью и прошмыгнули. В знакомые объятия смерти. В то время на посту солдаты бдели днями и ночами. Так что их с Дровосеком «мероприятие» сразу не задалось. Палили по ним из пулемета, чудом живы остались. В ту же ночь Леньке Серый и кличку дал. Заодно и объяснил суть всего это действа. Для личной безопасности, это раз (если на тебя донос писать будут, имя фамилию твою не назовут, а какого-нибудь там ворона или лягушонка ты в протокол не запишешь и по базе не найдешь). Для удобства, это два (что за человек перед тобой, по кличке очень легко понять зачастую, тупого умным не прозовут, а умного тупым). Ленька в тот момент местных обычаев не заценил. Проворчал, что херня и бред это все, и глаза закатил. Но с тем, что его по имени называть не будут, все же смирился. В конце концов, это было не самое страшное, с чем ему в Зоне пришлось мириться. Вот люди в ней… О, к этому он привыкал долго. До сих пор, возможно, не привык. Первобытность здешних нравов поражала. Жестокость, алчность, подлость. Этого было много, этого было чересчур. Это были законы джунглей. Некоторые из людей превращались совсем в животных. Даже не в них. В монстров, сродни мутантам. То были не все. Но впечатление все равно оставляло.       Они через многое прошли. В какие только передряги вместе с Серым они не попадали. На пути их было много. Даже очень. Они исходили столько кланов и группировок, чтобы выяснить, где все же брат Леньки находится. И выяснили. Оказалось, в тот день, когда он писал письмо, ожидался со дня на день Выброс. Он должен был пройти слабо, поэтому параллельно с планом эвакуации в случае чего, готовился план внедрения военных в Зону. В ее глубь. В тот день Выброс случился слишком сильный. Зона расширилась на многие километры. Смела кордоны. Отбросила военных. Можно сказать, отторгнула их, как это делает организм, когда ему вливают кровь не той группы. Отделение оказалось без подмоги сослуживцев, далеко о границ, от нормального мира. В изоляции. В вечном кошмаре. Всего за пару часов это произошло. Но какие последствия имело…       Почти никто не выжил. Лишь брату и еще паре солдат удалось это сделать. Они были отрезаны ото всех. Терпели постоянные атаки мутантов на их лагерь. Настоящую осаду, из которой было не вырваться. Словно Зона настолько взбесилась дерзости военных, что хотела в отместку стереть их с лица Земли. Втоптать в грязь. Попросту уничтожить. Ни одно место, казалось, тогда так не кишило мутантами, как их лагерь.       Большинство солдат просто погибло. Были убиты в бою или застрелились сами. Но те, кто остался в живых… Лишь двое остались в рассудке. Другие сходили с ума. Бросались прямо на острые бивни кабанов или падали под острые зубы псов. Голодали днями и ночами, потому что переставали осознавать себя. Счастливчиками был брат и его лучший друг. Остались живыми. Остались здоровыми. Почти не тронулись умом.       Ленька когда увидел это место бойни… Когда увидел своего родного брата. Поседевшего, исхудавшего. С тусклыми и сломленными глазами. Едва узнал его. Руки тогда у Дровосека затряслись, хотя их тремор не брал и на самых сложных операциях. Но он быстро привел себя в чувство. Тем более, Серый помог. Поддержал, вернул в реальность. А потом и помог невезучего братца из Зоны вывести. Прикрывал, припасами делился. Старался на больное не давить. И при этом умудрялся поддерживать.       Решение остаться и отблагодарить было внезапным. Спонтанным. Стоило только отправить брата за порог, в безопасность, как Ленька вернулся. В Зону. В место, которое ему казалось вражеским и страшным. Дышащим смертью. Вернулся, чтобы отблагодарить. Чтобы вернуть всю ту помощь, которую тогда ему оказал Серый. Тот сначала удивился сильно. Отнекивался. Сказал, что кодекс чести этот надо бросить, они не в средневековье, чтоб были долги пожизненные и прочее. Заплатил денег за заказ — свободен. Но потом согласил. То ли понял, что Ленька на своем останется, то ли решил, что в этом и пользы и больше, и не скучно будет. Черт его знает. Но согласился. Принял к себе так сказать. Научил жизни сталкерской. А в ответ получил умелого врача и умного собеседника. Наверное, можно сказать, получил друга. Правда, в наемничей среде такой статус отношений редко используется. Есть заказчики, есть заказы, а есть коллеги-исполнители. Не разгуляешься особо.