***
Кёджуро сидел на коленях напротив тсугуко, сложив руки на груди, и выкрикивал команды. Командный голос Тенгена эхом разносился по пустому тренировочному залу. — Не дыши! Не смотри! Не слушай! Молчи! Под нами! Раненый! Много раненых! Пришел столп! Ловушка! Танджиро быстро и без запинок менял жесты, демонстрируя прекрасную мышечную память. Тренировка подходила к концу, скоро должна была начаться растяжка, которой он страшно боялся. Боялся, однако, зря. Кёджуро быстро выяснил все болевые пороги в разных участках тела и тянул тсугуко аккуратно и постепенно. Девочки-работницы поместья были правы, когда сказали, что бояться нечего. Танджиро жмурился и смущался, чувствуя прикосновения рук Тенгена, и изо всех сил старался абстрагироваться. Наставник раздвигал ему ноги на все направления, выгибал и наклонял туловище, выкручивал руки, заводя их за спину. — Мальчик мой, это твое сердце так стучит? — Д-да, Ренгоку-сан, простите, — Танджиро мгновенно бросило в краску. — Ничего, это я еще не привык к своему слуху, — усмехнулся Кёджуро. — Ренгоку-сан, а Вы теперь все-все слышите? — Нет, мальчик мой, признаться, видеть намного приятнее, чем слышать. Поначалу я совсем глох от окружающего мира, но Узуй научил меня приглушать слух. Получается неважно, но я стараюсь каждый день. Я против воли едва не подслушал много разных вещей, и мне было очень стыдно. Ему тоже сложно с моим зрением, он вчера купил очки… — Я еще не видел Вас в очках, наверное, Вы смотритесь очень хорошо. — Едва ли… После растяжки Кёджуро увел Танджиро в сад, подальше от посторонних глаз. Лето подарило двору поместья пышную зелень и буйство красок. На многочисленные цветы слетались громко жужжащие насекомые. На насекомых слетались маленькие птички. Их песни наполняли небольшой сад и навевали легкий покой. Мечники сели на теплую землю напротив друг друга. Медитации были неотъемлемой частью истребительской подготовки. Погружаясь в транс, человек мог прочувствовать свое тело на новом уровне и развивать контроль жизненных процессов. В медитациях они «протаптывали новые тропинки к своим возможностям», как любил говорить Кёджуро. Но тсугуко упорно не мог войти в нужное состояние. Танджиро пытался выдерживать полную концентрацию, но она тут же рассыпалась под ударами тревоги. Стоило дать волю своему сознанию и спустить мысли с поводков, они вгрызались в него, словно дикие псы. Слова Кёджуро о том, что они слишком разные, что им воспользовались. Обвинения, что он забыл о сестре. Чем он занимался, пока она в обличии демона сидела в поместье Бабочки? Стыд жег изнутри. Танджиро встряхивал головой, но это приносило облегчение лишь на несколько секунд. — В чем дело, Камадо? — Послышался сквозь пелену негатива и тревоги голос Узуя. — Ренгоку-сан, я… я не могу сосредоточиться… — Во время медитации нужно думать о том, что для тебя важно всего на данный момент, иначе нужного эффекта не будет. Отвлекаясь на посторонние мысли, ты затренируешь неверные рефлексы своего тела. — Я понимаю, простите… Я буду стараться лучше! Он ненадолго встретился глазами с наставником. Конечно, Кёджуро слышал, что попытки тсугуко целиком и полностью провальные. А Танджиро, в свою очередь, ощущал от него запах беспокойства. Неужели у наставника тоже не выходит? А что, если их одолевают одни и те же мысли? — Ренгоку-сан, — Танджиро снова открыл глаза, сдаваясь своему безобразному состоянию. — Сейчас Вы для меня важнее всего. Когда у меня было видение… мне привиделась госпожа Тамаё. Она сказала, что я все упустил, и Незуко теперь останется демоном… Она убила человека и съела его, — он замученно провел ладонью по лицу. — Я видел, как Аказа одержал над Вами победу… И потом… потом Вы сказали, что никогда не будете с таким как я. Мы с Вами слишком разные. Вы потомок династии истребителей, а я… я ничто по сравнению с Вами. Вы получили от меня то, что хотели, и теперь пора идти… дальше, — Танджиро едва слышно всхлипнул и уставился в землю. Кёджуро слушал его, не перебивая. Собственные воспоминания жестоко ударили его, едва не выбив из реальности. Пора идти дальше. Живи дальше, Солнце. Похоже, момент расставить точки настал. Как всегда, когда Кёджуро меньше всего готов. Ну почему убивать демонов он может одним ударом катаны, а разбираться в своих чувствах вынужден неделями, причиняя при этом боль всем вокруг? Он тяжело вздохнул и потер переносицу. Танджиро, однако, истолковал этот жест иначе и принялся сбивчиво извиняться за свою настырность. Кёджуро мысленно дал себе подзатыльник и подсел ближе, беря тсугуко за непривычно маленькую руку. — Мальчик мой, это все моя вина. Я, как бы сказал Тенген, блестящий идиот, — но Кёджуро запнулся, поняв, что не может. Жалостливый тон тсугуко ненадолго воскрес в голове. Он не может сказать, почему отверг его тогда в своем поместье. Это слишком. Этого нельзя. — Ни в коем случае не допускай мысли, что я воспользовался тобой, это абсолютно исключено! Пойми одну вещь: мы и правда очень разные, но у нас похожие судьбы. Мы с тобой воспитывались по одной догме – защищать слабых, помогать тем, кто нуждается в нас. Меня не останавливает разница между нами, я легко отброшу ее в сторону и поставлю на место любого, кто мне на нее укажет. Камадо, мальчик мой, — он вздохнул, с трудом подбирая слова. — Я понимаю твои чувства, твое желание защищать меня, но, пожалуйста, не забывай, что я взрослый человек. Я могу защитить себя. И тебя. Ты не должен ставить меня в центр своей жизни. Заботься обо мне, если хочешь этого, но не делай меня своим смыслом. Танджиро шмыгнул носом и прижался к груди наставника. Ему было совершенно плевать, что это тело Узуя, значение имело только то, что внутри – его Кёджуро Ренгоку. Тепло разлилось по сердцу мальчишки. Наставник услышал, как оно отчаянно трепещет в груди, радуясь ответному жесту. Наконец-то он успокоил все его страхи, осветил своим пламенем его помрачневшую душу. Вот только в собственной душе еще жила толика мрака. Физическое состояние его тела, которое шарилось где-то в поместье, вызывало опасения. Узуй плакал весь вечер и всю ночь, оставалось надеяться, что хотя бы с утра все будет хорошо. От мысли, что здоровье подкосится окончательно, и тренироваться станет невозможно, Кёджуро готов был позорно дрожать от страха. Истребительство было смыслом его жизни. Впервые он задумался о том, кто он без своей формы и катаны. — Я… я так ценю Вас, Ренгоку-сан. Я буду с Вами, даже если Вы навсегда останетесь в теле Узуй-сана. — Спасибо, мальчик мой, — прошептал в ответ голос Тенгена. Он немного помолчал и все же решил добавить. — Я тоже видел Аказу. Он пытался убить моего брата и говорил, что у меня есть шанс остановить его. Если бы я попытался, то перерезал бы себе горло. Руки Танджиро крепче обняли его шею, он едва заметно вздрогнул. Кёджуро успокаивающе погладил его по спине, мол, я здесь и самый живой. Большего он о своем видении не сказал. Что-то внутри упорно не давало выложить эти проклятые карты на стол. Танджиро с ума сойдет, если узнает, что перед вылазкой наставник проснулся с онемевшей ногой и мысленно еле докричался до Тенгена. И уж тем более не стоило мальчишке знать о его прошлом. Отстранив тсугуко от себя, Кёджуро аккуратно и быстро поцеловал его в лоб. — Пока это все, что я могу, мальчик мой. Тенгену не говори, — он лучезарно улыбнулся. Танджиро потупил взгляд и залился краской. — Я чувствую себя очень глупо, Ренгоку-сан… — Я тоже, мальчик мой. Мы наконец-то поделились тем, что нас беспокоило, но не можем закрепить наше перемирие, — засмеялся Кёджуро, хотя внутри ему был совсем не до смеха. Их прервал истерический визг Суми со стороны поместья. — Ренгоку-сан!!! Узуй-сан умирает!!!***
Тенген оглядел перевязанную правую кисть и начал снимать бинты. Ближе к коже полупрозрачная марля была покрыта расплывчатыми кровавыми пятнами и с легким треском отдиралась от нижележащих слоев, чтобы в итоге отправиться в мусорное ведро. Включив воду, Тенген приготовился к щиплющей боли, но не дождался ее. Вода смыла засохшую кровь, и он недоуменно уставился на руку. Кожа на костяшках была абсолютно целой. Не осталось даже шрамов. Он внимательно осмотрел кисть, не веря своим глазам. Нормально ли это для Ренгоку? Как много он еще не знает об этом теле… Закончив мыться, Тенген надел очки и уныло оглядел себя в зеркало. Он старательно промыл глаза под душем, но слезы все равно не останавливались. Стремительно теряя воду, организм требовал ее восполнения. Со вчерашнего вечера до этого момента Тенген выпил больше воды, чем за несколько дней. Еще и проклятый жар будто становился сильнее. Нет, он со многим мирился. С тем, что тело его друга непривычно маленькое, что волосы еле прочешешь, что тело никогда не восстановится после битвы, с повышенной температурой и многим другим… Но с этими дурацкими слезами и желанием постоянно пить он примириться уже не мог. Второй раз за утро он шел в уборную, прижимая к лицу очередной бумажный платок. Уборных в поместье Бабочки было две, но одна со вчерашнего дня была закрыта на ремонт, поэтому Тенген держал путь в последнюю, избегая редких людей. Встречать ему было особо некого, но он все равно пытался прислушиваться на каждом повороте. Получилось услышать только буянившего в ближайшей комнате Иноске и громко командующую Аой. «Проклятье!» — Мысленно выругался Тенген. Дверь заперта. Он встал спиной к стене напротив и стал ждать, периодически проводя платком по щекам, которые, казалось, скоро закровоточат, и шмыгая носом. Прошло около трех минут. За дверью было подозрительно тихо. Разумеется, звукоизоляция в уборных была хорошая, а он ни черта не слышал, но готов был поклясться, что там ничего не происходит. Нужда становилась ощутимее, и он аккуратно постучал в дверь. — У Вас там все в порядке? Может быть, дверь заело? — Оу, н-нет-нет, — послышался испуганный голос Зеницу. — Стоп! Узуй, это ты? — Я. Пусти меня, если ты там не очень сильно занят, — Тенген закатил глаза. — Пошел вон! — Выкрикнул тсугуко с истерическими нотками в голосе. — Ищи себе другое место! — Другая уборная закрыта! — Разозлился Узуй. — Значит иди во двор и ищи себе куст! Не трогай меня! — Я скажу Кёджуро, что ты уныло издеваешься над его телом, поверь, ему это не понравится! — Тенген опять вытер слезы. — Лучше пусти меня, Желток. Мне ничего не стоит блестяще выломать эту дверь, просто чинить ее потом лень. — Убирайся к черту! Зачем ты говоришь с таким убожеством, как я? Оставь меня в покое! Ты только и делаешь, что издеваешься надо мной, вот и получай! Я ни за что тебе не открою, катись в другое место! У Тенгена дернулась жилка под глазом, хотелось со всей силы ударить в дверь или в самом деле ее выломать. Ну не пойдет же он осквернять территорию поместья Бабочки. Однако от мысли, что кто-то вновь прибывший застанет его за этим безобразием где-нибудь на улице, а он примется объяснять, что является столпом Звука в теле Ренгоку… на лице расплылась глупая и совсем неуместная улыбка. Зеницу всегда был дерганным нытиком, но в последнее время его особенно заносит. Не иначе, как после охоты на демона. Сделав несколько глубоких вдохов и наскоро успокоившись, Тенген заговорил уже без агрессии. — Зеницу, что ты там видел? — Рожу твою блестящую! Какого черта ты все еще здесь? — И я видел тебя, — Тенген прислонился боком и головой к двери. — Гипноз того демона выуживает то, что пугает нас больше всего, а затем дает шанс все исправить, и ты ярко себя убиваешь, так ведь? — Ответом ему было молчание. — Боишься за девчонку Камадо? Вот она – в объятиях другого. Боишься, что все тебя бросят – они бросают. Боишься, что кто-то умрет – он умирает. Тенген спиной сполз по двери вниз и сел на пол, широко расставив согнутые в коленях ноги. Там, за дверью, тсугуко полностью повторил его жест, садясь напротив, и шмыгнул носом. — Демон вывернул все мои страхи и швырнул мне их в лицо, — негромко продолжил наставник. — Я видел, как мои жены плачут, потому что я не пришел и не помог им. Мой друг погиб. Мой тсугуко бросил меня, — при этих словах Зеницу едва заметно вздрогнул. — Я должен был блестяще шагнуть с обрыва, чтобы меня простили. Что бы ты там не увидел, это все неправда, Зеницу. Это лишь иллюзии, которые должны убить тебя, и ты даешь им убивать себя. — Потому что я ничтожество и бездарность! — Всхлипнул тсугуко за дверью. — Тебе-то откуда знать, что значит быть таким, как я? — Я знаю, — вздохнул Тенген, положил платок на колено и заинтересовался заусенцем на руке. — Не напрямую, конечно… Мой друг однажды тоже говорил мне, что он унылое ничтожество и бездарность. Он тогда только стал столпом, прошел тяжелый бой с Низшей Луной и подстреленный лежал у Кочо. Меня положили в его палату, и мы блестяще быстро подружились. Он долго восстанавливался, и мы много времени успели провести вместе. Когда он поправился, его отправили на новое задание и выдали ему отряд. С ними был еще один отряд во главе с киноэ. Однако, миссия оказалась куда сложнее, чем все предполагали. Мой яркий друг взял на себя планирование, и так вышло, что… В общем, он привел свой отряд в ловушку. Тенген помолчал, собираясь с мыслями. Слезы капали на светлую юкату, но он игнорировал их. Зеницу за его спиной сглотнул и снова шмыгнул носом. — Киноэ с его людьми повезло намного больше, они почти не пострадали и выполнили свою задачу. А весь отряд моего друга убили. Всех восьмерых человек разорвали на части. Он блестяще сражался на передовой, пытался всех защитить. Один из демонов оставил ему огромную рану, от плеча до бедра, через все тело, и он снова оказался у Кочо. Я к этому времени еще не поправился, и мы снова лежали в одной палате. Когда все случилось, меня не было на месте. Пришел его отец. Он… кричал на все поместье, оскорблял своего сына, перепугал всех девушек, что-то разбил в палате… Я сам испугался до смерти. Никто не посмел встать у него на пути и остановить его. Мой друг был очень хорошим человеком и не заслужил этого. Первая миссия в статусе столпа – и такой унылый исход… Тенген снова ненадолго замолчал и перестал ковырять заусенец. Рука непроизвольно потянулась к левому плечу. — Это был единственный раз, когда я видел, что он плачет. Он поверил словам своего отца, что-то в нем надломилось тогда. Когда он смог выходить за ворота поместья, то первым делом купил саке и начал уныло пить. Кочо терпела два дня, а затем попросила меня не давать ему алкоголь. Мы страшно разругались, он был пьян, сказал, что подаст в отставку… А я ужас как ярко вспылил. Выбил окно этой бутылью, а потом как врезал ему. Он упал и сломал столик… Я думал, что на этом все, но он встал и блестяще врезал мне в ответ. Я понятия не имел, что пьяный раненый человек может драться с такой яростью. Мы тогда разнесли всю палату. Зеницу шмыгнул носом и тихо усмехнулся, представляя, как Шинобу отреагировала на разрушения и еще больше пострадавших пациентов. — Когда мы отошли от пережитого, то, конечно, сразу помирились. Он не ушел и принял свою ошибку, хотя это было тяжело. Зеницу, блестяще пойми уже одну вещь. Никто не определяет тебя, кроме тебя самого и твоих поступков. Меняться и менять свою жизнь никогда не поздно. Ты ничтожество? Так блестяще сделай себя выше! Встань и начни строить себя! Раз ты до сих пор жив, значит, не так уж ты и плох. Никто не разрешал тебе опускать меч. Но, послушай вот еще что – этого я своему яркому другу не сказал – если ты захочешь оставить свое дело, и это будет обдуманное взвешенное решение, я поддержу тебя. — А почему ты не сказал этого своему другу?.. — Потому что я блестящий эгоист и самодур. Он хотел уйти на эмоциях, но, когда они утихли, он изменил свое мнение, — Тенген все же вытер слезы и нос и внезапно сменил тему. — Ты думаешь, что раз я блестящий и неповторимый столп, то не веду себя, как идиот? Ни один мечник не стал бы поить своего тсугуко, чтобы приманить демона-алкоголика, а я напоил. Обоих! И сам выпил! Ни один мечник не бросил бы оружие перед демоном, а я бросил. Потому что я доверился Ренгоку. Конечно, первую очередь я блестяще поставил под угрозу его и вашу безопасность, но я верил, что он знает, что делает, — Тенген молча потер переносицу, чувствуя, как нужда становится все ощутимее. — Несладко нам с тобой, пока я в этом теле, да? Если я так и останусь, придется тебе блестяще учить меня дыханию Грома. — В смысле? — Зеницу даже подскочил за его спиной. — Ну, это тело не приспособлено для дыхания Звука, а осваивать яркое дыхание Пламени я не хочу… — Нет-нет, Узуй… Ты хочешь сказать, что не бросишь меня, если останешься в теле Ренгоку-сана? — Чего? — Настала очередь Тенгена подскакивать от неожиданности. — А я должен? Что за унылые мысли? Слушай, ты не виноват, что с нами все это случилось, и ты не должен блестяще становиться жертвой наших с Кёджуро проблем. Конечно, я тебя не брошу, что за идиотизм? Научишь меня дыханию Грома… А может вообще придумаем с тобой яркий собственный стиль… Зеницу встал на колени, прижавшись ладонями к двери. Слезы заблестели на его ресницах. Тенген, этот самовольный напыщенный чертила, не бросит его и поддержит его решения... Что-то в душе задрожало от облегчения и радости. Он сжал форменные штаны на коленях и слабо улыбнулся дрожащими губами. — Зеницу, — послышалось из-за двери. — Д-да, Узуй-сан? — Пусти меня внутрь, пожалуйста, — Тенген встал на ноги, понимая, что недолго ему осталось. — К-конечно, простите меня! Он торопливо отпер дверь непослушными руками и вышел. Тенген мгновенно прошмыгнул мимо и заперся. «Он тоже расплакался, боже, как чувственно, и как необычно он звучит сейчас… И ему так идут очки… То есть, Ренгоку-сану идут очки.» — Подумал Зеницу, идя по коридору и продолжая глупо улыбаться. На радостях он даже решил навестить Иноске. Вымыв руки, Тенген внимательно посмотрел на себя в зеркало. От его дыхания оно стремительно запотевало. Удивленно вскинув густые брови, он дыхнул себе на ладонь и ахнул от того, насколько горячим был воздух. Прикрыв рот и нос, чтобы себя увидеть, он приблизился к зеркалу. Кожа слегка порозовела. «Да что со мной такое?» Все эти перемены не на шутку пугали. Тенген подумал было найти Кёджуро и спросить, что за дела с его телом творятся на этот раз, но передумал, и решил сразу пойти к Шинобу. Коридор подозрительно плыл перед глазами, и он быстро понял, что принял правильное решение. Без стука открыв сёдзи, он встал в проходе, раскачиваясь, как уличный пьяница. Девушка занималась чем-то за своим столом и чуть не подпрыгнула от неожиданности. — Рен… То есть, Узуй-сан! В чем дело? — Я н-не знаю, — заплетающимся голосом пробормотал он. Шинобу быстро сняла с него очки и положила их на свой стол. — Почему ты плачешь? Где болит? — Кочо… я горю… Эта была его последняя фраза. Тенген попытался сделать шаг и тяжело рухнул на пол. Шинобу, рискуя быть раздавленной, попыталась защитить от удара хотя бы его голову. Тонкие руки больно приплющило о доски, она даже подумала, не сломалась ли там парочка костей… Сейчас это было не важно, девушка отбросила золотистые пряди и приложила руку к высокому лбу. Он не соврал – температура была запредельная. — Аой! Суми! Зеницу! — Закричала Шинобу так, как не кричала почти никогда. — Все быстро сюда! Перепуганные девушки появлялись на пороге по очереди, слушая приказы. Суми примчалась первой и тут же убежала на поиски настоящего хозяина лежащего на полу тела. В тренировочном зале пусто. Знать бы еще, где его носит. Чтобы не тратить время на беготню и поиски, она вылетела на энгаву и что было сил завизжала: — Ренгоку-сан!!! Узуй-сан умирает!!!