***
Тенген поставил таз с теплой водой на пол и сел рядом. Привести демона в сэнто оказалось совсем не сложно, он не сопротивлялся ни на одном этапе, только глазел по сторонам и иногда безмолвно приоткрывал рот. Следующая задача – умыться. Он заляпал всю одежду, подстывшая слизь на лице и руках стягивала кожу и источала неприятный запах. — Мыть. Лицо, — четко сказал Тенген, указывая на таз воды. — Надо. Умыться. Демон поерзал на коленях и чуть потянулся вперед, разглядывая водную гладь с узором потолка. Тенген терпеливо ждал. Тишина и неподвижность, сопровождающие каждый акт, быстро стали привычными. Демон засунул руки в таз и оперся на дно, потом наклонился и опустил нижнюю часть лица в воду. Тенген было обрадовался тому, что его понимают, но понял, что он просто пьет. Вода помутнела, намочила волосы, ворот юкаты и рукава до локтей. Отвращение смешалось с удивлением. Тенген понятия не имел, что демоны пьют воду. Или, может, это свойственно только Кёджуро? Тем не менее, через несколько крупных глотков он оторвался от таза и начал вставать. — Стой, — Тенген схватил юкату на плече, — еще не все. Блестяще сядь. К счастью, сопротивления не последовало. Он усадил демона обратно, взял заготовленное полотенце и намочил. Потом медленно поднес к испачканному лицу и провел по щеке. Тенген старался быть наготове, ожидая, что близость человеческой плоти все же вздернет чужие инстинкты, но ничего не происходило. Равнодушные янтарные глаза следили за рукой, темные щелочки зрачков сужались и расширялись. С тем же равнодушием демон дал опустить свои руки в таз и смыть с них остатки трапезы. За следующий этап Тенген волновался чуть больше. Хотелось бы снять эту грязную юкату, чтобы демон не запачкал ничего в доме. Даст ли он себя переодеть? Как объяснить Кёджуро появление чистой одежды? Столь важные вопросы все же меркли перед обычным человеческим любопытством. — Почему же ты не нападаешь? — Тихо спросил Тенген будто сам у себя. — Ты же хотел сожрать меня раньше… Демон напоминал скорее куклу, которой можно придать любую форму. Посадишь – будет сидеть. Поставишь – будет стоять. Вот он и стоит посреди комнаты, глядя по сторонам. Тенген чувствовал себя неловко, глядя на превращенного в безмозглое создание друга. Сколько времени он еще будет в этом состоянии? По мозгу проскользнула игла страха: не навсегда ли это? Тенген показал демону новую юкату со всех сторон и приблизился. Ужасно неловко. Хуже не бывает. Перебросив одежду через предплечье, он собрал волю в кулак и развязал чужой оби. Чуть примятые полы юкаты освобожденно повисли, открывая узор языков пламени. С мокрых рукавов еще падали редкие капли. Тенген решил справиться как можно быстрее и просто сбросил ее с чужих плеч. Юката с шорохом упала на татами, ненавязчивым серым ореолом окружив ноги демона. Просто надеть новую и завязать. Тенген глубоко вколачивал в себя эту мысль, чтобы, не дай всесильные ками, не ощутить и подобие влечения к этой неразумной оболочке. Это вовсе не его Кёджуро, а грубый сбой, это потенциальный убийца, одержимый разросшимися внутри инородными клетками. Тенген растянул юкату за спиной демона и приготовился вдеть руки в рукава, как тот вдруг вздохнул не в такт и испуганно сказал: — Какого черта?..***
Кёджуро чувствовал себя вынырнувшим из тяжелой бездны. Глухая чернота облепила тело, но все же нехотя позволила сделать живительный вдох. Мягкий искусственный свет погладил кожу, и он понял, что на нем нет одежды. Зато есть почти вплотную стоящий сожитель и его неясные намерения. — Какого черта ты творишь? — Повторил Кёджуро, все больше оживая и наливаясь негодованием. — Одеваю тебя… Тенген медленно отошел и показал чистую юкату. Сердце сжалось от осознания, насколько неподходящий момент выбрала демоническая сущность, чтобы отступить. Мурашки паники осадили позвоночник, укусили нервы и заморозили кровь. — Что ты сделал со мной? — Угрожающе тихо прошипел Кёджуро и скривился от отвращения. Тенген распался на части. Неужели для него даже призрачная возможность какого-то физического контакта настолько отвратительна? Его будто сейчас стошнит прямо здесь. Тенген понимал, что любые оправдания бессмысленны. Он из кожи вон лез все это время. Не последние недели, а все два прошедшие года только и делал, что крушил собственные привычки и устои ради этого человека, а теперь получает в ответ одно только отвращение и постоянные обвинения. Он старался быть хорошим, понимающим, дарил поддержку и всеми силами создавал для Кёджуро условия. Усилия в пустоту. Никому ненужные попытки быть рядом. — Что я с тобой сделал? — В тон ему ответил Тенген. — Ты превратился в демона и сожрал рыбу, которую я вчера купил. На полу, как дикое животное. Не помнишь, да? — Что? — Растерянность зазвенела, как покатившиеся стеклянные шарики. — Ты весь был в этой пакости, все лицо, все руки и одежда! Я еле умыл тебя, а раздеваться ты начал сам! Тенген едва не вздрогнул от вопиющей лжи. Ну и пусть. Кёджуро ни за что не поверит ему, так какая разница, что говорить? — Не может… — Блестяще может! Я пытался тебя остановить, пытался помочь тебе надеть новую юкату, а ты не давался. Вел себя, как невоспитанное дитя, а потом вдруг проснулся и сходу уныло шипишь на меня! — Стой, как… — Что «стой»? У тебя же всегда я виноват! Ранил Танджиро – это все из-за меня! Сенджуро передумал быть мечником – опять я виноват! Ты одержим и раздеваешься тут на виду – снова моя яркая вина! Давай, продолжай! — Тенген разозлился так, что даже на минуту поверил в собственную ложь. — Я пытался уберечь тебя от позора, и это твоя благодарность? — Тенген… — И не думай, что я буду с тобой говорить после такого! В следующий раз, когда твоя унылая одержимость снова возьмет верх, и ты будешь есть с пола сырое мясо и бросаться одеждой, я к тебе даже близко не подойду. Делай, что хочешь. Кёджуро покраснел, как спелый плод, и уронил взгляд в пол, но встретился там с лежащей юкатой. Стыд окатил новой волной, он торопливо подхватил ее и попытался прикрыться, не обращая внимания на липкие пятна. Тенген посмотрел на него свысока, демонстративно бросил чистую юкату на татами и вышел из комнаты.***
Кёджуро думал, что умрет от позора в той же комнате, где его оставили. Пусть только это будет очередная ложь. Он начал вкручивать в разум мысль, что Тенген пытался хитростью завладеть им, и попался, но она таяла, как прозрачный лед. С трудом пошевелив языком, он ощутил что-то острое и быстро засунул пальцы в рот. Блестящая чешуйка. Тенген не солгал. Кёджуро в самом деле уподобился дикому зверю и съел сырую рыбу, а потом опозорил себя окончательно, обнажаясь в присутствии сожителя. И все это будет в отчете…***
Тенген проснулся разбитым и до смерти усталым. Провозившись с демоном и уборкой почти до пяти часов утра, он еще час разбирался с собственными мыслями и только после этого смог погрузиться в полный тревог сон. Утреннюю тренировку с тсугуко едва не проспал, второпях собрался и даже не захватил с собой перекусить. Его шум, пусть и безусловно тихий, достиг чужого слуха. Кёджуро проснулся, поражаясь тому, как отчетливо слышит шорох униформы, перестуки камешков повязки и тихое шипение, когда раненое плечо двигается слишком резко. Тенген приглушенно ругался и постоянно терял из виду какие-то нужные вещи. Только когда он отошел достаточно далеко от ворот, Кёджуро решился пошевелиться. Даже пустой, этот дом больше не нес в себе ни грамма комфорта. Движения выходили скованными, будто кем-то запрещенные. Кёджуро бесцельно бродил по коридорам, не решаясь даже заглянуть в комнаты, и снова приходил в одно и то же место. Сожженные фусума. Наполовину уничтоженная его руками сакура. Демонической стороне будто все время мало. Как и кому она испортит жизнь в следующий раз? Попытка поесть провалилась на этапе приближения к кухне. Сквозь тонкий шлейф едкого чистящего средства пробивался запах сырой рыбы. Даже открытое нараспашку окно не спрятало следы преступления от обострившегося обоняния. Кёджуро поморщился. Время тянулось невыносимо медленно. Голову населяло все больше тяжелых мыслей. Тенген не вернулся в обычное время, и Кёджуро ощутил стыдливый приступ облегчения. Устав убивать время, он вышел на энгаву, чтобы собрать высохшее белье. Одну из простыней узнал сразу: голубая с длинным диагональным швом. Кёджуро сам когда-то порвал ее и зашил. Помявшись на пороге со сложенной простыней в руках, он таки вошел в комнату Тенгена. Просто оставить ее в шкафу – ничего сложного. Маленькая часть идущей по списку домашней работы. Комната выглядела непривычно. Порядок никогда не был стабильным спутником Тенгена, но сейчас в типичном творческом бардаке не было проходящего ощущения. Кёджуро положил простынь в стопку, закрыл шкаф и внимательно огляделся. На письменном столе друг на друге стояли коробки разного размера. Высокой стопкой рядом лежали холсты, сбоку от них пестрели палитры, словно Тенген бросил их не глядя. Чутье улавливало что-то неладное. Все в этой комнате непрерывно двигалось, перетекало в пространстве и времени, а сейчас будто замерло. Как сердце, пораженное недугом. Он приблизился к столу и взял одну из длинных коробочек. В ней оказалось множество кистей. В остальных стояли пестрые баночки с краской. Где-то на крышках виднелись цветные отпечатки пальцев. Все это было слишком странно. Зачем Тенген собирает все свои принадлежности в одном месте? Кёджуро брал коробки, заглядывал в них и отставлял в сторону, совсем не думая, что с головой выдает свое присутствие. Он вдруг понял, что не так с этой комнатой: она будто заброшена. Как опустевший храм, покинутый забытым духом. Под последней коробкой были какие-то листы, и Кёджуро думал не трогать ее, но рука потянулась сама. Едва показались карандашные росчерки, он тут же потерял к ней всякий интерес, отставил в сторону, и изумленно открыл рот, глядя на бумагу. Снова он, тот самый рисунок, сделанный два года назад – снова он, спящий на футоне. То же самое безмятежное лицо, та же привычная поза. Кёджуро неуверенно взял стопку листов и сел на татами лицом к окну. Он не мог перестать смотреть на этот рисунок. Не мог перестать думать о том, что когда-то и правда был таким. Чтобы оторваться потребовалось настоящее усилие. Под ним обнаружился другой, ударивший воспоминаниями, как ураганный ветер. На нем были братья Ренгоку. Тот самый день, когда Тенген проиграл желания. Сенджуро, сморенный сумерками, прижался к боку старшего брата и задремал. Кёджуро приобнял его рукой, вторую занес над камешками на гобане и сосредоточенно планировал ходы. На третьем рисунке он был в повязке на глазах и стоял посреди комнаты, связанный по рукам и ногам. Почему этот образ так отпечатался в чужой памяти? Кёджуро вгляделся в свое лицо – лицо человека, который старается быть готовым ко всему. Ожидает любого подвоха. Тогда он еще не знал, что Тенген несколько часов будет исследовать тело тонкой кистью и распишет шрамы замысловатыми узорами. Четвертый рисунок – снова Кёджуро. Но теперь уже разрисованный. Тенген изобразил его обнаженным, но сидящим по-турецки. По телу вились причудливые узоры, превращающие шрамы в новое искусство. Они так красиво повторяли изгибы, что мозг не мог воспринимать это как рисунок. Кёджуро смотрел, но не верил, что так бывает. Он вспомнил, как однажды сказал Тенгену, что его руки благословила высшая сила, и готов был повторить это сейчас. Плавные линии собственного изображенного на бумаге тела поглотили сознание. Ни одно из обостренных чувств до последнего момента не выдавало нависшей угрозы, пока Кёджуро не вспыхнул ледяными мурашками – в шею уперся острейший кончик куная. Сталь ничирин заставила привычное демоническое тепло трусливо вжаться в позвоночник. Еще сегодня утром он из своей комнаты слышал, как сожитель шуршит одеждой, а сейчас – не распознал ни звука, находясь в одной с ним комнате. Кёджуро понял, что жестоко просчитался, упустив из внимания тот факт, что имеет дело с бывшим шиноби и столпом. — Какого черта ты здесь делаешь? — Голос Тенгена звенел от злобы. — Ты что-то сжег? — Лезвие… — Начал было Кёджуро, но кунай надавил на кожу, прокалывая ее. По шее сбежала тонкая струйка крови. — Отвечай на вопрос. Что ты успел сжечь? — Ничего. — Положи. На пол. Сейчас же. По ощущениям, Тенген сидел на корточках прямо позади. Кунай в правой руке, значит левая свободна и может ударить или ранить. Кёджуро чувствовал, что прокол не затягивается, и медленно положил рисунки на татами перед собой. Ничирин резал больнее, чем раскаленный нож. Едва последний лист коснулся пола, Тенген убрал кунай и встал. — Пошел вон из моей комнаты. Так грубо, что невольно сжалось сердце. Кёджуро встал и растерянно обернулся. Неужели он еще что-то успел сделать за ночь? Или Тенген злится, что убирался в одиночку? Ну конечно… Вместо горения со стыда нужно было пойти и помочь ему. — Я не хотел сжи… — Ты разучился понимать речь?! — Крикнул Тенген. — Я сказал, чтобы ты убрался из моей комнаты! Кто позволил тебе трогать мои вещи? Кёджуро не знал, что сказать. Резкая перемена в поведении пугала до легкой дрожи. Неужели он сделал нечто ужасное и не знает об этом? Такой непроницаемо злобный взгляд сверху вниз давил еще сильнее. Так и хотелось втянуть голову в плечи. Тенген чувствовал себя загнанным в ловушку. Кёджуро добрался до самого сокровенного. Рисунки, которые утешали его два года, которые он так бережно хранил, оказались в руках человека, который его ненавидит. Кёджуро готов превратить в прах любое проявление чувств, и лучший способ этого избежать – напасть первым. Тенгена будто осенило: друг смелый и упрямый только тогда, когда ему ничего не угрожает. Если первому повысить голос, если не дать вставить ни слова – только тогда есть шанс, что твои чувства не порвут в клочья. — Почему ты перестал рисовать? — Дрогнувшим голосом спросил Кёджуро. Этот глупый неуместный вопрос сорвался непроизвольно, как только вспомнилась покрывшая вещи пыль. Тенген даже на секунду сбросил наваждение. Но только на секунду. — Какое твое яркое дело? Это мои вещи, моя комната и мой дом. Ты не смеешь входить туда, куда я тебя не впускал! От того, как Кёджуро отшатнулся, Тенген испытал странное удовлетворение. Взгляд любимых когда-то глаз становился все более затравленным. Хотелось додавить его, заставить рыдать, и высокомерно игнорировать эти слезы. Тенген чувствовал, что они будто поменялись местами, и у него есть шанс отыграться за все. — Это потому, что я демон?.. — Кёджуро поджал губы и отпустил глаза. — Не неси чушь! — Хохотнул Тенген. — Думаешь, я блестяще делю тебя на человека и демона? — Он сделал несколько шагов вперед и впился в него глазами. — Думаешь, за твоими паршивыми поступками стоит демон? Вспомни слова Тамаё: человеческие черты искажаются при обращении. Демон ни в чем не виноват, он просто показал, какой ты на самом деле. Ты можешь калечить людей, если захочешь, можешь сжигать мои фусума, можешь лазить по моим вещам! Вот твое истинное лицо! Ты просто прячешься за демонической шкурой, прикрываешь ей свой позор и не можешь даже рыбью кровь за собой с пола убрать! Пошел отсюда! Сначала Кёджуро медленно обернулся. Так медленно, будто разучился двигаться. Потом сделал первый шаг. Потом еще несколько и уже возле выхода стал неловким и резким. Несмотря на прошлое удовольствие от смены ролей, Тенген чувствовал, как обращается в пепел с каждым шагом друга. Он слышал, как тот заново учится дышать в коридоре и глотает слезы. По-другому нельзя. Тенген подставлялся под удар слишком долго. Дрожащей рукой он поднял с пола свой самый первый рисунок. Торопливый набросок, отразивший все совершенство художника и его неожиданной модели. Взялся за край обеими руками и изо всех сил напряг мышцы. Разорвать бы, но не выходит. Руки не двигаются. — Я ненавижу тебя, — простонал Тенген, глядя в безмятежное лицо спящего. — Я так сильно ненавижу тебя. Убирайся из моей жизни и все забирай… Не получается. Пальцы не двигаются, бумага не рвется, ненависть не пышет огнем. Швырнув лист на стол, Тенген бросился к шкатулке и выудил плетеную веточку сакуры, потом открыл окно и замахнулся, чтобы зашвырнуть ее подальше. Нет, лучше бросить ее в океан. Пусть духи и рыбы делят ее между собой, пусть делают что хотят, но никогда не возвращают. Не получается. Камешки липнут к влажной ладони. Проволока цепляется за извечные мозоли. Тенген со стоном опустил руку и осел на пол, чувствуя, как ноет плечо и сердце трещит по швам.***
Кёджуро лег на футон и приложил все силы к тому, чтобы не затрястись последним кленовым листом. Слезы упорно наворачивались на глаза, но он только глубоко вздыхал и ненадолго прижимал к лицу рукав. Хватит уже плакать. Слезы никогда не помогали. Они только отнимали время, от них болела голова и хотелось долго умываться. Он чувствовал себя разбитой горлянкой. Осталось только собрать осколки, выбросить и забыть. Истинное лицо. Лицо с языками пламени. Кёджуро снова не мог вызвать в себе чувства. Темная яма засасывала его, изолировала от внешнего мира и глушила боль. Он не сопротивлялся. Ничего не чувствовать – этого он сейчас хотел больше всего. Надо уходить отсюда. Как-то объяснить Главе, что приказ больше не может выполняться. Поблагодарить за веру в себя, и бежать. Бежать как можно дальше, на самый край мира. Есть еще много мест, куда не суются люди. Там можно похоронить воспоминания и самого себя. Там можно стать хлопьями пепла и сделать мир еще немного чище.***
От пристального взгляда становилось неловко. Кёджуро фыркал, отгонял наваждение и снова замахивался рукой. Деревянная тренировочная кукла вздрагивала от ударов. Вопреки ожиданиям, темное полотно ночи не разбивали вспышки пламени или хотя бы снопы искр. Повторить удар, почти сразивший Третью Высшую Луну, было невозможно. Тамаё обошла его по кругу, приглядываясь. Кёджуро не мог сконцентрироваться. Все его тело, все мысли рассинхронизировались. Никакой слаженности, никакой грации. Он бессильно посмотрел на черные костяшки и ударил снова, еще сильнее. — Кёджуро, — демоница подошла ближе, — если будешь пытаться приложить больше силы, ничего не выйдет. — Подождите, сейчас все получится… — Не получится. Прекрати. Он не послушался и повторил удар. Безуспешно. Дерево шло трещинами, сыпало мелкие щепки, но гореть даже не собиралось. Злобно зарычав, Кёджуро наотмашь ударил куклу тыльной стороной руки и сломал запястье. В кости тут же вцепилась регенерация. — Достаточно, — строго сказала Тамаё. — Что-то сильно тревожит тебя. — Ничего подобного, — соврал Кёджуро и даже не заикнулся. К черту всех. К черту организацию. К черту демоницу с ее советами и надзирательством. Кёджуро ничего не хотел. Он не ел больше суток и не ощущал даже подобия голода, он почти не спал и не чувствовал усталости. — Тебе не хватает воли, — сказала Тамаё, подходя ближе. Хотелось ответить так грубо, чтобы разом отбить желание разговаривать, но Кёджуро только отмахнулся. Безразличие становилось сильнее всего, что окружало. Когда этот чертов огонь нужен, его нет. А вот спалить фусума в чужом доме – пожалуйста. И даже эта мысль не вызвала и толики раздражения. Демонический орнамент стремительно угасал, тело наполняло гулкое эхо отрешенности. Тамаё обеспокоенно смотрела ему вслед. Идти и разговаривать бесполезно. Можно было бы спросить Тенгена, но того не было дома. Тренировка прошла впустую. Кёджуро сбил с куклы несколько сантиметров древесины, но не проявил демонических способностей, кроме возросшей физической силы. Покачав головой, демоница сложила руки в рукава алого кимоно и ушла.