Раз не хочешь быть демоном - живи

— Я был несправедлив к тебе, — вздохнул Кёджуро. — Я хотел найти кого-то, на кого можно переложить всю вину. Ты был удобным вариантом, потому что, после того поступка, я не ждал от тебя ничего хорошего. Не извиняйся снова. Тенген, открывший было рот, промолчал. Слова друга отчасти и подтверждали его умозаключения, и удивляли. С чего вдруг такая откровенность? Хотя, Кёджуро ведь всегда был предельно честен и прямолинеен. — Я помню, — продолжил он, — что еще недавно не мог встать с постели. Это ты помог мне, когда я едва шевелился. И когда я чуть не захлебнулся. И ты был внимателен к моему телу, когда жил в нем. И даже сейчас ты пустил меня в свой дом и помогаешь мне, не смотря на то, как ужасно я себя веду. Я не замечал этого, потому что старая обида исказила мой взгляд. Мне тоже нужно извиниться. Я должен был быть внимательнее к миру вокруг меня. Прости, Тенген. Повисла тишина, осмысленная и терпеливая. Тенген молча разглядывал неровные красные пятна на чужом теле и разные руки, держащие пиалу с успокоительным чаем. Это точно не какая-то насмешка? В нем боролись все чувства сразу: недоумение, боль, растерянность и даже непонятная радость. Сильнее всего он хотел метнуться вперед и просто обнять Кёджуро. Прижать к себе и не отпускать. — Я блестяще прощаю тебя, — улыбнулся Тенген. — Ты в трудной ситуации. Все, чем ты жил, оказалось под угрозой. Быть в смятении это нормально. Я не обижен на тебя, Кёджуро. Друг слабо улыбнулся и поднял пиалу к лицу. Тенген прислушался, но знакомых звуков было предательски мало. Кёджуро будто вообще разучился звучать. — Я все думал, что блестяще изменюсь, стану другим человеком, достойным тебя, — Тенген криво усмехнулся. — На самом деле я все тот же. Ты хотел отказаться от крови и освободиться, но я принял решение за тебя. Как мальчишка Камадо тогда. Я не послушал тебя и сделал так, как хотел сам. Просто, понимаешь, — он почувствовал, как в горле ущипнули слезы, — я не мог даже представить себе жизнь без тебя. Не то, что жить ее. — Если так, то почему тогда ты оставил меня? — Спросил Кёджуро. — Потому что я считал, что приношу тебе вред. Я развратил тебя и обманул. После того утра в парке я сам не верил в то, что сделал. Я уныло потерял сон, — Тенген нервно потер края пиалы, вызывая неприятные воспоминания. — Мог не спать три ночи подряд. Кочо начала давать мне специальные лекарства, они блестяще помогли, но только на месяц. Потом сон опять пропал. Я начал всюду видеть тебя. Ты мерещился мне на улицах, ты снился мне, когда я засыпал. Везде, в любом месте, я находил что-то, ярко напоминавшее о тебе. Я сходил с ума и начал пить. Тенген протяжно вздохнул и поджал губы. Воспоминания вызывали волны стыда. Кёджуро внимательно слушал, не глядя отставляя опустошенную пиалу на чайную доску. Тенген все же поднял взгляд. Надо уподобиться чужой откровенности и тоже во всем признаться. — Я много пил, чтобы уныло заглушить чувства. В один момент прилетел ворон с миссией, и я не смог поехать – слишком сильно напился. Жены пытались привести меня в чувство, звали Кочо, и та дала им какие-то штуковины. Они кололи мне эту дрянь, пока я спал, и от алкоголя начало тошнить. Однажды я блестяще понял, что зашел слишком далеко. — Ты бросил? — Кёджуро с сожалением посмотрел в багряные глаза. — Я бросал месяц. Медленно пил все меньше и почти перестал. Вернулись проблемы со сном, но уже не так сильно. Мне советовали какие-то настойки, и я пил их целый год, просто чтобы снова спать как раньше. Я писал тебе письма… — Я не получил ни одного! — встрепенулся Кёджуро. — Потому что я их не отправил. Они лежат у меня в комнате, — вздохнул Тенген. — Но почему?.. — Я думал, ты не хочешь меня видеть и слышать. Меня ярко разрывало на части, поэтому я изливал душу в письмах, запечатывал их и складывал в шкафу. Если ты не против, я не хочу их показывать. — Не нужно, — согласился Кёджуро. — Но… я не знаю… Он растерялся, пытаясь представить, что бы ощутил, если бы получил письмо. Кёджуро и сам рвался написать, но был уверен, что больше не нужен Тенгену, и письмо никогда не будет даже прочитано. Почему-то воспоминания не оформлялись в четкую картину. Как недотёртый рисунок карандашом, они теряли четкость и достоверность. — Когда ты пришел туда, — начал Кёджуро, отбрасывая пыль былого отчаяния, — Аказа тебя услышал. Он сказал, что убьет тебя, и тогда я применил Искусство крови, чтобы заставить его уйти. Я испугался, что он доберется до тебя. — Ты применил Искусство крови? Сам? — Тенген широко раскрыл глаза. — Было трудно? Как это было? — Не знаю, как объяснить. Я просто очень сильно испугался. Все, чего я хотел, это не дать ему напасть на тебя. — Кёджуро… — Тенген едва не раздавил пиалу в руках. Друг всегда сопротивлялся демонической стороне изо всех сил, но ради него добровольно прибегнул к ней. Даже не смотря на то, что произошло между ними. Не смотря на всю злость и обиду. — Ты… — Я знал, на что иду, — быстро ответил тот. — Ради тебя я поступил бы также, — Тенген отставил пиалу и потянулся вперед. Кёджуро привстал на коленях, позволяя обнять себя и обнимая в ответ. Волна знакомого тепла накрыла с головой и утопила в бархатной глубине. Тенген вдохнул родной запах золотистых волос и почувствовал, как сердце заполняет щемящая нежность. Он уже успел забыть, какая она наощупь. А нежность была теплая, с неровными красными пятнами. Нежность протяжно вздохнула, сжимая руки за его за спиной и прижимаясь щекой к шее. Уже под одеялом, засыпая, Тенген смотрел, как Кёджуро лежит на другом краю кровати. Он волновался, не слишком ли быстро все происходит. Только что рассказали друг другу правду и уже лежат в одной постели. Чтобы избавиться от навязчивого чувства, Тенген отодвинулся на самый край, еще раз оглядел золотистую копну волос и провалился в сон, едва закрыв глаза. Когда дыхание рядом стало глубоким и равномерным, Кёджуро обернулся. Тенген во сне выглядел до странности изможденным и уязвимым. Под глазами выделялись темноватые круги, скулы заострились, а губы обветрились и побледнели. Наверное, это следствие пьянства, длящегося несколько дней. По-хорошему надо было идти к себе, спать или снова сесть за рисование, но Кёджуро не двигался. Находиться здесь, на одной кровати с Тенгеном казалось чем-то до ужаса неприличным и даже грубым. Не смотря на внутреннее сопротивление, он не встал и никуда не ушел. Аргумент тут же нашелся: нельзя шуметь, чтобы не разбудить Тенгена. Кёджуро постарался приглушить все мысли и вскоре заснул.

***

Сквозь сон ощущалось каждое движение. Не только легкий скрип матраса время от времени и шорох одеяла, но и то, как шелестел об оконное стекло ветер, как мимо летали птицы и слегка качались занавески. Осознание происходящего тихо ворошилось на задворках разума, совсем не мешало спать и даже видеть обрывки каких-то снов. Кёджуро казалось, что он проспал целые сутки, но на деле прошло всего часа четыре. Солнце больше не заглядывало в окно. Ощущение подсказывало, что новый день еще не наступил, только накатывался жаркий вечер. Он медленно сел, опасаясь растревожить чужой слух, но Тенген, лежащий к нему спиной, даже не пошевелился. Кёджуро посмотрел на свои руки и едва не ахнул: они были одинаковыми, человеческими. Он тихо встал и подошел к зеркалу, испустил облегченный выдох. Красные пятна исчезли. Кёджуро даже оттянул ворот юкаты и убедился, что все тело вернуло человеческий вид. В голове маленьким фейерверком вспыхнула радость от недавних событий, и он пристыдил сам себя. Нельзя так скоро сдаваться хорошим чувствам. Никто не обещал, что не будет подвоха. И потом, после всего произошедшего не может же один разговор взять и заставить радоваться простому сну рядом. Кёджуро еще раз оглянулся на кровать и вслушался в тихое дыхание, а потом выскользнул из комнаты.

***

Благодаря восстановленному облику получилось выйти под солнце. Воздух был густым и жарким, едва ли не стекал по стенам домов. Кёджуро совсем не чувствовал дискомфорта и даже с наслаждением вдохнул лучистое марево. Некстати вспомнился Аказа. Вряд ли он ушел слишком далеко, и скоро снова объявится. Кёджуро невольно сжал кулаки и остановился, глядя на оживленную улицу. Страха не было. Аказа дважды почти прикончил его, но Кёджуро вдруг с кристальной ясностью понял, что при следующей встрече нападет первым. И этот поединок точно закончится чьей-то смертью. Он сходил на рынок, купил рис и два фуна свежих креветок. Вернувшись домой, снова прислушался и понял, что Тенген еще спит. Часы показывали шесть вечера, уличное марево постепенно приобретало оранжевые оттенки, бликуя на стенах и окнах. Закрывшись в кухне, Кёджуро высыпал рис в глубокую тарелку и начал промывать его. В этот раз нужно постараться не переборщить с ингредиентами. Увлекшись монотонной работой, он расслабился и не заметил, как шум воды снова превратился в коварный плеск морских волн. Под натиском несуществующей стихии растворялось внимание, движения становились долгими и бесцельными. Прикосновение к плечу было сродни громкому выкрику или удару. Кёджуро вздрогнул и обернулся, теряя вязкое наваждение. Тенген улыбнулся и с сонной хрипотцой спросил: — Давно встал? — Не очень, — растерянно ответил друг. — Хотел рис сварить… — Кё… Тенген озадаченно посмотрел в мойку. Кёджуро проследил за его взглядом и ахнул: около четверти риса вымылось из тарелки и лежало на мокром дне. Как он мог развести такой беспорядок?.. Так стыдно за собственную невнимательность. — Давай я сам, — предложил Тенген и аккуратно протиснулся к мойке. Кёджуро покорно отошел и отвернулся к окну. — Прости, не знаю, как это вышло… — Просто вспомни, как я ярчайше залил горячее масло холодной водой, — усмехнулся Тенген, собирая рис. — Ты что сделал? — Друг резко обернулся. — Когда? — Два года назад. Помнишь, ты сказал мне вымыть пол, а потом мы сидели в ванной? — Не помню, — Кёджуро озадаченно нахмурился. — Как? — Тенген ошеломленно распахнул глаза. — Я же тогда ярко красил тебе глаза и ногти. А потом… — Он оборвался и судорожно прокрутил воспоминания о том дне. — Я рассказал тебе о семье. В общих чертах. С языка едва не сорвалось напоминание о просьбе «совратить» его. Тенген вовремя прикусил язык и с сомнением глянул на Кёджуро, но тот сохранял недоуменный вид. — Ты ни с кем не путаешь меня? — Я тебе кто, черт возьми? Уж тебя-то я точно ни с кем блестяще не спутаю. Ты ничего не помнишь? — Не помню, — Кёджуро неловко потупил взгляд. — Прости, наверное, это были хорошие воспоминания. Тенген отвернулся, включая воду. Неужели друг так отчаянно старался очистить от него свою память? Или может это следствие демонизации? Демоны ведь не помнят свои жизни. По крайней мере, Тенген так слышал и думал сам. Эта мысль изрядно напугала его. Что еще Кёджуро забыл? И навсегда ли это? Пока варился рис, они сидели за столиком и неловко молчали. Тенген понятия не имел, о чем надо говорить, когда никто этому не препятствует. Насколько именно они теперь близки? Вспомнят ли они свои старые шутки, и над чем вообще сейчас можно смеяться? Кажется, Кёджуро был далеко в своих мыслях и не испытывая потребности ни в каком общении. Внимание Тенгена привлекла стоящая на столике миска с креветками, он осмотрел промытые розовые завитки и вспомнил слова Тамаё. — Хочешь попробовать? — Он поставил миску на середину. — Сырые, — озадаченно констатировал Кёджуро. — И что? Люди едят сырую и полусырую рыбу и креветок тоже. Тенген понял, что Кёджуро уловил его мысль и попытку скормить сырое мясо. Только поэтому он и сомневался. Запоздалая мысль пронзила мозг – а если Кёджуро вспомнил случай с рыбой на полу и те жуткие обвинения? Тенген не подал вида, что испугался своей догадки, и непринужденно пожал плечами. — Не хочешь, значит я сам блестяще съем, — он притянул тарелку к себе и как ни в чем не бывало закинул в рот креветку. Сырая, холодная и без всего, она была не особенно вкусной, но игра стоила того. Кёджуро сделал вид, что ему все равно, но Тенген уловил блеск в его глазах. Он взял следующую креветку и постарался притвориться, что это очень вкусно. На четвертой штуке Кёджуро нервно сглотнул и пару раз стукнул пальцами по столику. Тенген молчал, намеренно долго вертя креветку в пальцах, потом провокационно поставил миску на середину столика и встал, чтобы проверить готовность риса. Кёджуро, к его чести, не пошевелился, но, пользуясь случаем, сверлил ее взглядом. Обычная еда почти не вызывала аппетита, но сырые креветки пахли лучше, чем что-либо за последнее время. Может, он все-таки голоден, и стоит попробовать? Глубоко вздохнув, Кёджуро протянул руку и взял одну из креветок, внимательно оглядел со всех сторон и отправил в рот. — Ну как? — Мысленно усмехнувшись, спросил Тенген. — Вкусно, — шепотом отозвался друг. Он с трудом пересилил желание собрать остатки в одну горсть и проглотить, не жуя. Нужно вести себя прилично. Кёджуро решил дождаться готовности риса. Раз ему понравилась креветка, значит, не все потеряно. Когда Тенген поставил перед ним дымящуюся тарелку, Кёджуро почувствовал холодный липкий узел в животе. Тем не менее, упрямо взял палочки, еще не зная, что жестоко ошибся. — Кё?.. — Тенген незаметно наблюдал за ним и всерьез забеспокоился. Съев половину скромной порции, друг побледнел и немного опустил голову, явно пытаясь скрыть эмоции. Все шло намного хуже, чем раньше. Желудок резало ножами, под нижней челюстью придавило так, что слезились глаза. — Как ты? Кёджуро вдруг сдавленно кашлянул, отодвигаясь от стола и бросая палочки. Организм больше не хотел церемониться и просто отправил неугодную пищу назад. Кёджуро отчаянно пытался сопротивляться и взять реакцию под контроль. Стоя на четвереньках, он надрывно кашлял и тут же зажимал рот, пытаясь любой ценой удержать режущий болью позыв. Тенген вскочил со своего места и бросился к нему. Что нужно делать, он не знал и надеялся, что Кёджуро что-то скажет или попросит сам. — Эй! — Он обхватил бледное лицо обеими руками и поднял, заглядывая в слезящиеся глаза. — Чем помочь? Кё, скажи, что сделать! Тот приоткрыл было рот, но снова зашелся кашлем и вывернулся из рук. С болезненным стоном опустился на татами и притянул колени к груди. Тенген быстро встал, схватил первую попавшуюся пустую кастрюлю и поставил перед Кёджуро. — Давай сюда! — Приказал он. Друг попытался возразить, но в горле отвратительно булькнуло. Тенген схватил его за плечи и заставил подняться с пола, придвинул кастрюлю ближе и надавил ему на затылок, наклоняя голову. Кёджуро вырвало. Тенген быстро собрал золотистые волосы в кулак и свободной рукой погладил по наклоненной спине, почти укладывая его на пол. — Не сдерживайся. Все будет хорошо, слышишь? Поджимая от боли ноги, Кёджуро наклонился к кастрюле еще ниже и попытался прикрыться руками. Послышался надрывный кашель. — Я не смотрю на тебя, — сказал Тенген и отвернулся к стене, не переставая гладить спину. — Я смотрю на стену. У меня вообще-то все стены блестящие. Когда почувствуешь, что все, дерни меня за рукав. Кёджуро прокашлялся и замер, тяжело дыша через рот. Горький желудочный сок оцарапал горло и остался на языке. В глазах стояли слезы. Желудок, вытолкнув из себя злосчастный рис, наконец успокоился. Кёджуро уставился на колени сидящего Тенгена, лишь бы не заглядывать в кастрюлю и слабо потянул его за рукав. Тот выпустил волосы, встал и отошел. Спустя полминуты вернулся, взял Кёджуро за плечо и заставил сесть. — Полоскай рот, — сказал он, протягивая стакан воды. Друг заторможенно взял стакан и выполнил требование. Тенген указал пальцем на кастрюлю, и он выплюнул туда воду. — Теперь пей. Кёджуро сделал несколько дрожащих вдохов, пытаясь не выронить стакан. Тенген отставил кастрюлю подальше и придвинулся к нему, осторожно обнимая и обхватывая стакан поверх его ладоней. — Пей, — повторил он. Когда дело было сделано, Тенген забрал стакан и тоже поставил на татами. Кёджуро мелко вздрагивал, прилагая усилия для каждого вздоха. Он чувствовал себя преданным. Доверился своему телу и жестоко заплатил за это. Оно снова напомнило, что никакой он не человек, и что про обычные нужды можно забыть. И какой позор – сделать это прямо на кухне, при хозяине поместья, еще и испортив его посуду. Кёджуро обжегся о собственный стыд и попытался вывернуться из чужих рук, но Тенген только сильнее прижал его к себе. — Отпусти! — Хрипло крикнул он. — Нет. — Отпусти, прошу! Тенген! — Кёджуро уперся руками в широкую грудь, чувствуя, что сейчас заплачет и окончательно уронит себя в его глазах. — Тихо!!! Тенген едва не вздрогнул от собственного крика. Друг замолк и прекратил сопротивление, напрягаясь всем телом. Стало действительно тихо, как будто они оба разучились дышать на время. Тенген растерялся, не зная, что теперь делать и говорить. Он умел успокаивать собственную панику, но не чужую. — Посмотри на меня, — сказал он и аккуратно погладил лицо Кёджуро правой ладонью. — Просто посмотри. Тот поднял взгляд, ведомый чужой рукой. Скулы горели от прилившей крови, глаза все еще слезились. Зрачки были такие огромные, будто в кромешной тьме. — Блестяще. Теперь начни дышать. Смотри на меня, — Тенген не дал ему отвернуться. — Все хорошо, слышишь? Тамаё предупреждала, что так бывает. Успокойся и дыши. Держись за меня. Он переместил ладонь к золотистым волосам и прижал голову Кёджуро к груди. Тот неуверенно сжал бордовую ткань чужой юкаты. Свободной рукой Тенген погладил его плечи, потом предплечья и перешел на сжатые кулаки. — Мы найдем способ, — прошептал он, — мы обязательно что-нибудь придумаем. Сходим к Тамаё и спросим, почему так получается. Пока просто держись. Кёджуро держался. Ощущение мягкой ткани в руках, чужого тепла на коже и голоса растворяло бьющуюся панику. Он даже не представлял, как сильно нуждается в этом. Чтобы кто-то просто обнял и приказал дышать, гладил и разрешил цепляться за себя. Кёджуро никогда ни за кого не цеплялся – он сам всегда был тем самым крюком, на котором держались все вокруг. Похоже, он проржавел насквозь и больше не надежен. По мере отступления паники приходило ощущение беспомощности и жалости к себе. Каким же ничтожеством он сейчас выглядит. Они сидели, пока все мысли не улеглись, оставив кисловатую неловкость. Потом Кёджуро вывернулся из рук Тенгена, смущенно поблагодарил его и сбежал из кухни вместе с кастрюлей, твердо решив никогда не возвращать ее назад.