***
Кёджуро пришел, чтобы забрать оставшуюся одежду – кимоно после «выступления» оказалось повреждено огнем. У него никогда не было обширного гардероба, поэтому выбирать особенно не приходилось. Помимо пострадавшего красного было еще зеленое и черное. День выдался сухой и жаркий. Два солнца гуляли по комнате, беззаботно болтали, перекладывали и примеряли одежду. Сенджуро решил за компанию перебрать свои вещи и отдать нуждающимся то, что не подойдет ему. Попутно он рассказывал, что стал куда чаще заставать отца за походом в храм, чем со спиртным. Пусть последнего не было дома, Сенджуро все равно говорил полушепотом, будто опасался спугнуть кажущуюся хрупкой перемену. Однако Шинджуро, едва речь зашла о нем, не заставил себя ждать. Сначала братья услышали, как открылись входные сёдзи, а потом шаги отца по коридору. Шинджуро появился на пороге и жестом приказал младшему сыну оставить комнату. Вид у него был мрачнее тучи. Сенджуро понурился и вышел, мысленно умоляя отца быть как можно мягче. Кёджуро встал по центру комнаты и поклонился отцу в знак готовности выслушать что угодно. — Что ты вчера вытворял? — Подрагивающим от гнева голосом спросил отец. Кёджуро стремительно побледнел. Неужели отец видел вспышку огня? Что теперь будет? Он напишет Главе письмо с донесением о бесконтрольном поведении? Уже написал? — Я спрашиваю, — грозно повторил Шинджуро, — что за мерзости ты себе позволяешь? Ты грязный мужеложник! Поцелуй! Вот что было за ощущение чьего-то взгляда. Шинджуро каким-то образом увидел, как они с Тенгеном целовались под кленом. Страх намертво заткнул горло и забил артерии. Больше не текла кровь и не бежал по нейронам ток. Кёджуро понятия не имел, как и чем ему оправдаться за свой поступок. — Я ведь догадывался, что тебя с этим напыщенным вертихвостом что-то связывает. Вот, что за следы были на твоем теле тогда. Ты возлежал с ним! С этим… этим безродным отщепенцем вымершего клана. Ты, Ренгоку, осквернил весь наш род! — Отец, Вы все не правильно поняли, — Кёджуро опустил голову, покорно принимая на себя весь гнев. Ощутил, как вспыхнуло лицо до самых ушей. Неведомый до этого момента огонь стыда вплавился в кости. — Вот, куда ты сбегал по ночам, вот, откуда у тебя дорогущая шкатулка из Европы. Вот, почему ты там живешь. У меня нет слов, чтобы описать, как я оскорблен тем, что тебя имеет другой мужчина. Лицо отца перекосило, будто перед ним извивался жирный червь, каких вынимают из земли рыбаки. Кёджуро почувствовал, как что-то внутри натянулось с неимоверной силой и с треском оборвалось. Пока они с Сенджуро, будучи совсем детьми, искали дома еду, Шинджуро искал себя на дне бутылки. Шинджуро пил и наказывал их за попытки найти в нем былую любовь. Когда Кёджуро в слезах у могилы матери просил помощи, дома билась посуда, раздавались громкие крики и шлепки. Загорелась кровь. В мозгу на короткий миг прострелила искра воспоминаний. Кёджуро не вспомнил, как Тенген обнимал его, плачущего навзрыд, но ощутил чувство, которого ему всю жизнь не хватало – защищенности. Любовь, о которой говорил Тенген нельзя было сравнить с родительской, но Кёджуро вдруг понял: Тенген не боялся даже собственной смерти. Не боялся того, что его гибель разобьет троих девушек и ударит по организации. Безрассудная, неисправимая, верная любовь, за которую отец карает его гневными словами. — Быть может, — непривычно холодно ответил Кёджуро, — если я Вам не угоден, стоило больше времени потратить на мое воспитание, дорогой отец? Пока Вы были убиты горем, мы с Сенджуро… — Не учи меня жизни, дворовый щенок! Ты… — Я возлежал с мужчиной, — голос больше походил на колючий лед, хотя внутри все горело. — Этот мужчина сделал для меня слишком много. Пока Вы были пьяны, он выхаживал меня после поединка. Этот мужчина ни раз не упрекнул меня за то, что я больше не человек. Он мой и верит мне до самого конца. — Забирай свои вещи и убирайся вон, — выплюнул Шинджуро, от которого слова сына отлетели, как от каменной стены. — Через несколько часов ты должен исчезнуть отсюда. — Если такова Ваша воля. Кёджуро низко поклонился, будто это был обыденный диалог, а не рушащий отношения шквал, и, обойдя отца, вышел из комнаты. Он сам не до конца верил в то, что сказал. Или что-то сказало эти слова вместо него? «Он мой и верит мне до самого конца.» Что бы сказал Тенген, услышав это? Тенген, который в слезах признавался ему в любви. Кёджуро неуверенно отложил тот момент до лучших времен и проживал день за днем, будто ничего не было. Как набросить одеяло на ворох одежды. Что бы сказал Тенген?***
— Аники, а что значит «возлежать»? — Спросил Сенджуро и неловко покраснел, опасаясь смысла. Кёджуро поудобнее переложил тяжелую сумку на плече и задумался. Достаточно ли брат вырос, чтобы знать о таком уровне отношений, да еще и между мужчинами? Да еще и с ним и Тенгеном в качестве примера… — «Возлежать» — это… — он неуверенно прикусил губу. — Иногда люди становятся очень близки друг другу. Они верят друг в друга и могут… вместе сражаться… В такие моменты, если они оба этого хотят, то могут спать в одной постели. Это означает очень высокий уровень доверия. Не будь у Кёджуро заняты руки, хлопнул бы себя по лицу. Эта странная речь показалась ему полной чушью, не несущей ни грамма полезной для брата информации. — Получается, — задумчиво сказал Сенджуро, — ты возлежал с Тенгеном, а он нарушил главное правило – обманул тебя. — Да. Так и есть. — Аники, а если я вдруг тоже полюблю другого мальчика, мне можно будет возлежать с ним? — Робко спросил Сенджуро. — Ты – что? — Кёджуро даже остановился. — Тебе уже кто-то нравится? — Н-нет, я просто так спрашиваю… — Сенджуро, ты можешь доверять мне. — А возлежать тоже? — Нет, это не обязательно, — Кёджуро решительно зашагал дальше по пыльной дороге. — Мне пока никто не нравится, но Камадо-сан очень хороший. Или девочки в поместье госпожи Кочо. Они тоже замечательные. Как понять, что какой-то человек для тебя особенный? Как ты это понял? — Сенджуро поднял наивные янтарные глаза, ожидая простой истины там, где мудрецы столетиями искали ответы. — Это сложно, — вздохнул брат. — Иногда на это уходят годы, а иногда нужный человек так и не находится. Я думаю, дело в звуке. Внутри тебя как будто летают бабочки и звенят фурины. И как будто искры колют ладони. — Но я не умею слышать чужие тела, — пожаловался Сенджуро. — Ты почувствуешь это иначе. Просто доверяй себе. Но, послушай, — Кёджуро остановился и присел на одно колено, серьезно глядя брату в глаза. — Никогда не лги тому, кого любишь. Ложь может погубить чувства навсегда.***
Кёджуро распрощался с братом у ворот в поместье Тенгена. Ему становилось не по себе от того, что Сенджуро может пойти по его стопам. Напиваться в чужом душе, в пьяном экстазе развлекаться со своим соратником… Вдруг стало стыдно за самого себя. Кёджуро вознес ками молитву за благополучие брата и то, чтобы его путь к любви был чистым и беспрепятственным. Через два часа вернулся Тенген, закончивший очередную тренировку с мальчиками. Он заварил чай и поставил доску в комнате Кёджуро. Тот не возражал против компании, но не сидел напротив друга, а рассматривал вид из окна, прислонившись к косяку. На безоблачном с утра небе клубились тучи, а ветер вздергивал кроны деревьев. В ближайшее время хлестнет ледяной дождь. Тенген молчал, замерший, как природа перед бурей, а потом вдруг встрепенулся: — Сенджуро принес тебе кое-что, пока ты был в сэнто. Он встал и вышел из комнаты. Через несколько минут вернулся со шкатулкой в руках. Той самой музыкальной шкатулкой. — Парнишка решил, — сказал Тенген, садясь с ней на дзабутон, — что вещица поднимет тебе настроение. Кёджуро ощутил щемящую боль в груди. Шкатулка была тщательно очищена от пыли, и Тенген, наверное, не мог распознать того, как давно она не открывалась. В один роковой день сложный механизм вышел из строя, и никакой мастер так и не смог его починить. — Кё, хочешь, заведем ее? — Она… она не работает… — С болью в голосе сказал Кёджуро. — Ты сломал? — Я не… Тенген, просто… Она сама в один момент перестала работать. Я не смог починить, прости. Кёджуро отошел от окна и стыдливо опустил взгляд, будто поломка лежала целиком на его плечах. Он подошел ко второму дзабутону и сел напротив. Сейчас, с восстановленным слухом, он мог бы найти в любимой музыке что-то новое и прекрасное, но оставалось только горько сожалеть об упущенной возможности. Тенген тем временем открыл крышку и нахмурился, сосредоточенно оглядывая вставшие шестеренки. Поломка быстро нашлась: главная пружина вылетела из гнезда. Странность была в том, что гнездо при этом осталось абсолютно целым. Кёджуро увидел, как друг хмурится, и сконфузился еще больше. Наверняка он не поверил в россказни о том, что шкатулка встала сама. Теперь он точно решит, что… Мысль Кёджуро оборвались. Заиграла музыка. Заиграла с той самой ноты, на которой замерла, будто не пылилась в шкафу два года. Кёджуро помнил тот день, помнил, как затягивал белый ремень униформы, и как все оборвалось. — Делов-то, — Тенген самодовольно упер ладони в бока, — просто пружина вылетела. Казалось, произошло невозможное. Небо и земля поменялись местами, реки потекли вспять. Кёджуро вдруг ни с того ни с сего понял одну очень важную истину: любовь – это нежные лепестки и пение в душе. А еще любовь может ранить, может даже вырвать из тебя кусок мяса, засыпать рану солью и все равно остаться тем же самым чувством. Зияющий провал в его душе затянулся тугим шрамом, и теперь этот шрам пошел трещинами. Сквозь трещины засочилась черная затравленная боль. — Кё, ты в порядке? Тенген прищурился, и Кёджуро понял, что плачет. Он не знал, в порядке ли он. В порядке ли вообще что-то сейчас? Он бессмертный полудемон, который живет в человеческой семье и любит человека. Смертного. А Тенген ведь даже не в курсе его бессмертия. Никто не знает: ни отец, ни брат. Может, только Убуяшики. Пройдет время, и он останется один в мире смертных и бессмертных. Слезы лились сами собой, в горле замерло море невысказанных слов. — Милый, что такое? — Тенген быстро перебрался на другую половину столика и взял Кёджуро за плечи. — Я не… — Проговорил тот сквозь рыдания. — Я не увижу матушку… Я-я демон, и мне… мне не попасть на Небеса… Я не увижу свою матушку… — Тише, не надо так уныло плакать, — Тенген обнял его. — Все не так, и ты не один. — Первый гром несмело прокатился по клубам туч. — Я тоже попаду в преисподнюю. Я грешен и не раскаиваюсь в некоторых грехах. И, знаешь, что? Я найду тебя. Кёджуро рыдал, прижимаясь к его груди, а Тенген бережно гладил его вздрагивающие плечи. — Куда бы мы не попали после смерти, куда бы ни занесло наши души, я всегда отыщу тебя. Обещаю. А если вдруг я попаду на Небеса, то брошу все и спущусь оттуда за твоей душой. Мы вместе найдем твою матушку, и я обязательно расскажу ей, каким блестящим ты был. Кё, я больше не отпущу тебя. В доказательство своих слов Тенген крепко сжал его ладонь.***
Найти это поместье оказалось просто дьявольским трудом. Аказа еще не встречал такого опытного сокрытеля и многое бы отдал, чтобы повидать его. Но сокрытеля в этом доме нет. Зато там есть Кёджуро, которому до смерти хотелось выдрать все кишки. Поместье больше обычного, ухоженное – его владелец или владелица явно не бедняки. Аказе было смешно от этой глупости: поселить Кёджуро не в мертвой глуши, а в нескольких улицах от собственного дома. Такое могло прийти в голову только последнему идиоту. Но если на поместье Искусство сокрытия, значит есть демон, который работает на людей. Аказа голодно облизался от осознания, насколько запутанный клубок фактов перед ним оказался. Он соорудил себе наблюдательный пункт на чердаке полузаброшенного дома. Здесь жил одинокий нищий старик, понятия не имеющий о том, что над его головой ходит сам Высшая Луна. Демоническое зрение позволяло видеть внутренний двор поместья. Аказа наблюдал и однажды заметил его. Кёджуро вышел за ворота и куда-то пошел. Был колоссальный соблазн догнать его и перегрызть глотку сразу, но Аказа сгорел бы на солнце. Он твердил себе, что должен наблюдать, найти секрет его силы и захватить. Это удерживало от неразумный поступков. Вскоре, после нескольких вылазок, Аказа нашел печати и аккуратно оцарапал каждую из них. Искусство сокрытеля частично спало с поместья, и теперь ничто не мешало наблюдению за Кёджуро. На следующий же день тот вышел тренироваться. Это была самая обычная человеческая тренировка: разминка, силовые упражнения, потом отработка техник Дыхания. Аказа встрепенулся, когда вышел другой человек. Высокий широкоплечий парень с платиновыми волосами. Отчего-то демон был уверен, что именно за его судьбу Кёджуро так волновался во время их поединка. Именно этот человек был для него особенным. Они разговаривали, потом человек ушел, и Кёджуро продолжил работу. Рутина обещала затянуться.