Телохранитель

       Как только за Чуей закрылась дверь, Дазай устало опустился в кресло и прикрыл глаза. Поднял со стола документы, которые требовали его внимания, но сосредоточиться не получалось — после только что разыгравшейся сцены сердце в грудной клетке колотилось, как бешеная птица. Когда Чуя оказывался так близко к нему, от Дазая требовалась вся воля и актёрские навыки, чтобы изобразить равнодушие. В какой-то момент Дазай был уверен, что его или поцелуют, или ударят, но сказанные слова подействовали, как пощёчина, и Чуя отступил. Он вообще не бил Дазая ни разу за все четыре с лишним года, прожитых последним в этой вселенной.        А привела Дазая в эту вселенную Книга: та самая, в которой что напишешь, то и сбудется. Древняя, как само мироздание, в твёрдом золотом переплёте, шуршащая обманчиво пустыми плотными страницами, сейчас она хранилась в сейфе, прятавшимся за фотографией из бара «Люпин». Дазай посчитал это символичным, поскольку именно в «Люпине» он и прописывал условия существования этой новой вселенной. К тому времени он уже знал от Достоевского, что Книга содержит в себе все альтернативные миры — выбирай любой и живи в нём. Как и предполагал Дазай, он попал в своё же тело в этой новой вселенной.        Дазай перелистывал тогда страницы вожделенной Книги в полном одиночестве. Только что на его глазах бармена «Люпина» убил вампир; Дазай перешагнул через его труп и запер бар на засов изнутри, чтобы никто не помешал ему создавать новый мир.        Вампиризм, распространённый одарённым по имени Брэм Стокер, разлетелся по планете быстрее любого вируса. Не избежали этой участи ни сотрудники Вооружённого детективного агентства, ни члены портовой мафии, ни чиновники из отдела по делам одарённых. Все, кого когда-либо знал Дазай, были мертвы или бродили по улицам в поисках человеческой крови.        Дазай понял, что проиграл эту битву, когда вновь оказался в Йокогаме после побега из тюрьмы «Мерсо». Даже ему оказалось не по силам остановить стихийное бедствие. Анархия, мародёрство, убийства и даже каннибализм — всё это стало нормой всего за несколько недель. Люди превращались в безмозглых кровожадных вампиров на каждом шагу.        Кто-то назвал бы то, что он делал, бегством от реальности, сам Дазай называл это созиданием. В новой, его, вселенной, как он планировал, всё будет в порядке. Никаких вампиров, никаких глупых и бесполезных смертей, как у Одасаку и Чуи.        Дазая вновь передёрнуло при воспоминании о смерти Чуи. Даже спустя столько времени ему не удавалось думать об этом без содрогания. Ему пришлось собственноручно утопить бывшего напарника в камере «Мерсо» вместе с Достоевским. Дазай планировал, что Арахабаки пробудится и спасёт своего хозяина, заодно разнеся здание тюрьмы, но этого не произошло. Чуя глупо погиб, захлебнувшись в воде, и заставил Дазая испытывать целую гамму чувств, из которых не последним было давно казалось бы похороненное чувство вины.        Способность Дазая позволяла перенестись в созданный им мир, сохранив воспоминания о прошлом. Обладая выдающимся интеллектом в сочетании со способностью обнуления, он единственный на планете мог сделать то, что не удавалось ещё никому из смертных — начать всё с нуля. Не допустить ошибок. Сохранить жизнь нужным ему людям, даже если для этого придётся контролировать каждый их шаг. Даже если эти люди, в конце концов, возненавидят его. Это трудно, порой невыносимо тяжело, но кто сказал, что демиургом быть просто?        «Сакуноске Ода жив, пишет книги и не связан с криминалом. Чуя Накахара жив, является капитаном портовой мафии. Вооружённое детективное агентство и портовая мафия поддерживают баланс сил и соблюдают нейтралитет. В Йокогаме жизнь идёт своим чередом», — такую запись сделал тогда Дазай на первой странице Книги.        Поставил точку в конце предложения и положил ручку на барную стойку. На исписанной им странице начали проступать новые строчки. Хотя Дазай их и не писал, иероглифы словно сами складывались, подражая его почерку. Он уже никак не мог остановить этот процесс и лишь с интересом вчитывался в условия существования новой вселенной. Ему самому предстояло вернуться в восемнадцатилетний возраст и вновь стать капитаном портовой мафии и «Двойным чёрным» вместе с Чуей. Ода же, к радости Дазая, работал в детективном агентстве и действительно по вечерам писал книги.        Оказавшись в новой, своей, вселенной, Дазай первым делом испытал шок. Он ожидал оказаться где угодно: на совещании в кабинете Мори, в самой гуще перестрелки или на переговорах с контрабандистами, но точно не в постели с Чуей.        В том мире они так и не зашли дальше неловкого флирта вперемешку с оскорблениями. Дазаю всегда хотелось большего, наверное, с первого же момента, когда он встретил Чую: яркого, порывистого, сильного и полного жизни. Абсолютную противоположность его самого. Чую хотелось целовать, хотелось пропускать эти роскошные рыжие волосы между пальцев. Его просто хотелось. Дазай видел ответное желание и в глазах Чуи, но никто из них так и не осмелился сделать шаг навстречу.        И поэтому Дазай ужасно удивился, обнаружив себя в крепких объятиях Чуи и в его же постели. От него исходил смутно знакомый аромат туалетной воды. Что-то вроде смеси кофе, виски и карамели. Дазай потянул носом, вспоминая, где же так очаровывающе пахло. И вдруг вспомнил. Туалетную воду с таким ароматом Коё подарила Чуе на восемнадцатилетие. Дазай от этого аромата просто с ума сходил; он помнил, как еле сдерживался, чтобы не наброситься на такого желанного Чую с поцелуями. Они в это время были на ножах, и, чтобы удержаться от искушения, Дазай выдумал, что от Чуи пахнет дохлыми жуками. Чуя сначала злился и посылал его подальше, а потом вдруг перестал пользоваться этой туалетной водой. Дазай тогда расстроился, но одновременно выдохнул от облегчения. И вот снова на горизонте возникла эта туалетная вода, но теперь Дазаю не нужно было сдерживаться. Чуя сам охотно целовал, обнимал и вообще стал близким и тёплым, своим.        Позже, осторожно расспрашивая Чую, Дазай выяснил, что они встречались к этому моменту около полугода. Дазай из этой вселенной часто оставался у Чуи на ночь, поэтому в квартире хранилась его одежда, целый склад бинтов и зубная щётка. Поразмыслив немного, Дазай понял, что причина этой инициативы крылась в одиночестве. В этом мире у него не было Одасаку и даже Анго. Он был совершенно, ужасающе одинок. Это было заметно даже по шрамам на запястьях — их было существенно больше, чем в том мире. Именно одиночество и желание быть кому-то нужным и подтолкнули его в объятия Чуи.        Было бы, конечно, честнее рассказать Чуе обо всём. О той вселенной, о Книге, о том, что он не тот человек, которого Чуя когда-то полюбил, но Дазай в своих поступках никогда не руководствовался честностью. Он просто хотел, чтобы Чуя был рядом. Как напарник, как помощник, как телохранитель. И то, что они стали любовниками, только упрощало дело. Если уж им суждено проводить вместе столько времени, лучше проводить его с удовольствием.        Дазай понимал: для того, чтобы не допустить катастрофы с вампирами, ему необходимо возглавить одну из тех организаций, что правит балом в Йокогаме. Нужно сосредоточить всю власть в своих руках. Лишить врагов даже призрачной возможности сделать ход в смертельной шахматной партии. Проще всего оказалось стать боссом портовой мафии. Возглавлял её Мори, но сбросить его с пьедестала получилось даже слишком легко. Дазай подстроил покушение на Мори, сам же спас его так, что об этом не узнал никто, кроме Чуи, и отправил в глушь, в одну из сельских больниц. В результате Мори вернулся к врачебной практике, а Элис, которой хозяин придал вид взрослой девушки, стала медсестрой. На совете капитанов большинство проголосовало за кандидатуру Дазая, и вскоре он уже официально руководил мафией.        До сих пор шахматная партия Дазая с Судьбой продвигалась неплохо: каждая фигура занимала отведённое ей место и действовала так, как нужно было игроку. Только одна строптивая рыжая фигура вечно ходила ему наперекор. Чуя каким-то непостижимым образом умудрился вызвать у Дазая то, на что тот искренне считал себя неспособным — ответные чувства. Он уже давно смирился со своей ущербностью, и даже радовался ей: если тебе некого любить, если ты никем не дорожишь, то и с жизнью проститься проще и приятнее. В последнее же время он начал ловить себя на странном желании улечься к Чуе под бок, крепко обнять и просто лежать, слушая биение его сердца.        Привязанность к Чуе шла вразрез с его планами. Как только Дазай осознал это, он немедленно захотел уничтожить эту привязанность. Он действовал Чуе на нервы, выводил из себя, притворялся холодным и равнодушным. Он добивался того, чтобы Чуя пришёл к неутешительному выводу — его больше не любят — разлюбил сам и освободил бы этим их обоих.        — Господин Дазай, разрешите войти? — раздался приятный девичий голос из-за двери.        Дазай вздрогнул от неожиданности и выронил бумаги, которые всё ещё сжимал в руках.        — Заходи, — позвал он и вновь откинулся на спинку кресла, изображая безмятежность.        В кабинет вошла стройная миловидная девушка. Дазай даже отвлёкся от невесёлых мыслей и невольно залюбовался ей. Тёмно-синий брючный костюм сидел на ней, как влитой. Чёрные волосы были собраны в высокий хвост, который покачивался из стороны в сторону, когда девушка двигалась. Это была Гин Акутагава, личный секретарь босса портовой мафии.        Дазай похитил Гин, когда она была совсем ребёнком, они с братом Рюноске и другими сиротами выживали, как могли, на улицах Йокогамы. Много времени понадобилось Коё, чтобы агрессивную, вечно голодную девочку, которая дралась лучше, чем разговаривала, превратить в ухоженную девушку с хорошими манерами, достойную своей должности. В целом Гин выглядела довольной жизнью в мафии, но редко улыбалась. С ней хорошо обращались, Коё считала Гин своей воспитанницей и очень любила, но в ней, как и в её брате, всё равно чувствовалась какая-то первобытная дикость и недоверие к людям. Видимо, искоренить это не могло ни одно воспитание.        Вслед за похищением Гин Дазай забрал Ацуши из сиротского приюта. Истощённый — кожа да кости, измученный пытками и бесчеловечным отношением, тигр-оборотень согласился пойти за капитаном портовой мафии не раздумывая. Дазай сделал его личным учеником, как в своё время Рюноске Акутагаву с той лишь разницей, что, наученный печальным опытом, с Ацуши он был добр. Вместо жестокости и унижения, которые доставались его прежнему ученику, Дазай использовал одобрение. То особое отношение, которое Чуя ревниво считал влюблённостью, было обычными теплотой и заботой. А они, как известно, творят чудеса даже с самыми несчастными людьми, озлобленными на весь мир.        Рюноске же, оставшись в одиночестве, принялся было искать сестру, но успеха не добился, поскольку не знал, кто именно её похитил и куда увёз. Дазай аккуратно подтолкнул его к работе в детективном агентстве и вздохнул с облегчением, узнав, что Ода взял Акутагаву под своё крыло.        Так и воспитывались будущие участники нового «Двойного чёрного». Они не знали друг о друге, как не знали и о том, что именно на них ляжет ответственная миссия — защитить Йокогаму от вражеских группировок и предотвратить распространение вируса вампиризма.        Тактичное покашливание Гин отвлекло Дазая от размышлений. Только сейчас он заметил какой-то томик у неё в руках.        — Из книжного магазина привезли все экземпляры того романа. Целый грузовик. Прикажете поместить их в библиотечное хранилище? — поинтересовалась она и добавила с сомнением: — Боюсь, оно будет забито до отказа.        — Эти книги очень важны. Я хочу, чтобы они хранились в идеальных условиях.        — Как скажете, господин Дазай, — Гин изящно склонила голову. — Я пойду распоряжусь. А, это ваш экземпляр, — она протянула ему томик, и Дазай, забрав его, спросил:        — Ты сама прочитала?        — А разве это обязательно? — Гин нахмурилась и подобралась, чем сразу напомнила своего брата, готовящегося к атаке. Дазай иногда поражался, до чего похожи эти двое, даже воспитанные в разных условиях.        — Нет, конечно, не обязательно. Но разве тебе самой не интересно?        — Предыдущая книга этого автора мне не понравилась, так что читать новую я не вижу смысла, — ответила Гин.        Видимо, так считало большинство, иначе чем объяснить то, что книги Одасаку так плохо продавались?! При Мори в здании портовой мафии никакой библиотеки не было. Но Дазай распорядился обустроить и саму библиотеку, и хранилище для особо ценных экземпляров. Соображения у него было два: во-первых, редкие книги наравне с предметами искусства могли представлять материальную ценность, а во-вторых, там можно было хранить книги Одасаку. Сказать по правде, именно они занимали большую часть хранилища.        Дазай отпустил Гин и погладил красивую обложку нового романа. Отпечатан он был на дорогой бумаге, иллюстрации рисовал известный художник, роман повсюду рекламировался, а стоимость книги при этом оставалась доступной благодаря давлению мафии на руководство книжных магазинов. Дазай не понимал, чего ещё недостаёт капризным читателям. Разве мало того, что он три месяца продержал художника в подвале, чтобы тот дорисовал иллюстрации? Или того, что шантажировал издателя, который согласился опубликовать роман только из страха, что подконтрольная портовой мафии газета покажет всей Японии его фотографии с молодой любовницей?        Платить людям за то, чтобы они читали книги Одасаку, Дазай не видел смысла. Он приказывал рассылать его сочинения бесплатно, в качестве подарка, но это никак не сказалось на продажах последующих книг. Приходилось скупать всё самому.        Он открыл книгу и замер в удивлении: форзац был исписан легко узнаваемым почерком Одасаку. Дазай направил свет настольной лампы на теснившиеся друг к другу строчки и прочитал:        «Я выяснил, кто ты, Осаму Дазай.        Человек, благодаря которому мои отвратительные книги всё ещё продолжают выходить. Раз уж ты так заботишься обо мне, то, наверное, знаешь, что я детектив. Я умею сопоставлять факты и делать выводы. Ты — босс портовой мафии. Не знаю, зачем тебе нужен я, и почему ты решил так поступить со мной, но знай — большей подлости я не встречал. Ты позволял мне наивно думать, что книги хороши, что они нравятся людям, ведь их раскупают, как горячие пирожки… или не раскупают совсем, вот это ближе к истине. Я был в шоке, когда узнал о том, что твои люди сделали с художником. Ты знаешь, что он проходит курс лечения в психиатрической больнице?! Я понимаю, босс мафии и должен быть жестоким, но твои действия находятся за гранью добра и зла. Я посылаю этот экземпляр лично тебе, и знай: он станет последним. Я больше никогда не буду писать.        С искренней ненавистью к тебе, Сакуноске Ода.»        Дазай снова и снова перечитывал это послание, словно надеялся найти там другой смысл. Вдруг Ода зашифровал что-то, адресованное именно ему? Большей подлости… никогда не буду писать… с ненавистью… Глупость, не мог же он на самом деле бросить писать! Дазай знал друга как свои пять пальцев: Одасаку был готов на всё ради дела своей жизни. Он пишет, книги покупает по крайней мере один человек. Если эту и предыдущие книги другие читатели не оценили, то наверняка оценят следующую! Можно дать ещё больше рекламы, можно организовать интервью с Одасаку на центральном канале, можно, в конце концов, убить конкурентов, но зачем бросать писательство?!        Дазай со злостью швырнул книгу о стену и попал в фотографию из бара «Люпин». Раздался глухой стук, тяжёлая рама накренилась, а в кабинет немедленно ворвался Чуя.        — Что это было?! — он напряжённо огляделся по сторонам, ища невидимого противника.        — Книга, Чуя. Всего лишь книга, — ответил Дазай.        Сейчас все силы уходили у него на то, чтобы держать маску холодной отстранённости, и он чувствовал, что почти достиг предела. Хотелось не то орать, не то найти Одасаку и потрясти его за грудки, выбивая дурь, не то просто лечь и умереть прямо сейчас. Как человек, который убедил его делать добро людям, мог так поступить с ним? Разве то, что он покупал книги вместо дураков-читателей, не понимающих истинной ценности произведений, это не добро по отношению к писателю?!        Чуя поправил фотографию, подобрал с пола роман и открыл на первой странице. Дазай напряжённо следил за его действиями. Чуя прочитал послание и спросил:        — А ты знаешь его лично, этого Оду?        — Да.        — И кто он?        — Друг. Был другом когда-то. Не важно. Он меня не помнит.        Дазая мелко трясло, он задыхался, и голос его звучал совсем не так цинично, как ему бы хотелось. Чуя нахмурился и подошёл вплотную к нему, вглядываясь в лицо.        — Дазай… — протянул он.        — Что?! Я хотел, как лучше!        — Ты обманывал его. С друзьями так не поступают, даже из лучших побуждений.        — А ты у нас лучше всех в дружбе разбираешься, да?! То-то я смотрю, друзья тебе прохода не дают! — съязвил Дазай.        Точнее, попытался съязвить. На деле вышло что-то жалкое и капризное. Чуя явно это заметил, потому что огрызаться в ответ не стал. Вместо этого он присел на край стола и уставился на Дазая с таким выражением, с каким обычно навещают в больнице тяжело больных родственников. Дазай попытался вызывающе глянуть в ответ, но не выдержал и закрыл глаза. Слишком много сил у него отнимали эти строптивые фигуры, не желающие двигаться по тем клеткам, которые он для них приготовил.        — Когда ты в последний раз спал? — тихо спросил Чуя.        Дазай не ответил. Он и сам не помнил: наверное, это было в той вселенной. В этой ему некогда было спать. Работа босса портовой мафии оказалась тяжелее, чем он мог себе представить.        — Тебе надо отдохнуть, — продолжил Чуя, не дождавшись ответа. — Несколько дней мафия переживёт без босса. Я скажу Гин, чтобы отменила все встречи. Мне недавно попадался буклет одного закрытого отеля на Окинаве. Он маленький и отлично охраняется, там никто нас не побеспокоит.        — Нас? — только и нашёлся Дазай. Он был в ужасе от того, как беспомощно выглядит и звучит сейчас. Чувство было такое, словно он вернулся в прошлое: Одасаку снова идёт на смерть, а он не может его остановить. Стоило бы зло пошутить, оттолкнуть Чую, указать ему место, но сил хватало только на то, чтобы молчать, стиснув зубы. Ещё никогда Дазай не чувствовал себя таким уязвимым.        — Да, нас, — повторил Чуя. — Я не отпущу тебя одного.        Он наклонился к самому лицу Дазая, легко коснулся губами его лба и заправил взмокшую прядь волос за ухо. Какой-то части Дазая отчаянно хотелось забиться Чуе под бок и никогда оттуда не вылезать. Хотелось забыть о том, что он демиург; о том, что он единственный знает прошлое и способен изменить будущее. Хотелось позволить Чуе позаботиться о себе с той самоотдачей, на которую был способен только он один. Дазай понял, что не сможет больше сопротивляться — он слишком устал. Ему нужна эта передышка, иначе он сбросится с небоскрёба гораздо раньше, чем планировал. Он открыл глаза и коротко кивнул.