***
Аделина говорила ей — это нормально. Нормально, что когда ты приезжаешь в другую страну, то чувствуешь себя чужой. В порядке вещей и то, что у тебя появляется желание сбежать отсюда, сверкая пятками. И желательно — домой. И причем, как можно скорее. «Но это сравнимо с шагом назад. «Потеря ресурсов; возможностей и уровня», как ты говоришь». В голове Стрельцовой Дэлин голос бьет набатом. Он разбивается эхом и разносится по ее черепной коробке, доводя почти до контузии — Неори неиронично мерещится, что это совесть в лице всегда правильной и вежливой подруги так бессовестно атакует ей мозги. Хошизора сжимает губы в тонкую полосу и сводит брови у переносицы. Лицо будто бы визуально становится острее — хорошо видны напрягшиеся желваки, горбинка на носу стала четче. Скулы со свежей ссадиной и сжатые в кулаки пальцы. Белые от злости костяшки и черно-серебряные кольца, мерцающие глянцем металла. Режущий взгляд, от которого становится жутко неудобно. Хошизора застревает между двух огней и где-то очень глубоко внутри у нее сводит от противоречивости органы. Мозг говорит ей: «Дура. Иди и извинись перед братом». А тело упрямо не двигается. Вот, просто — стоит столбом и даже не планирует дергаться. Стрельцова думает, что это скоро сведет ее в могилу — такими темпами, ее нервная система не выдержит даже до конца этого учебного года. А она действительно не выдержит — временами Хошизора колотится в припадках бешенства, искренне желая открутить кому-нибудь голову. Весь ее гнев выплескивается резко хлынувшей волной — бурно, ярко и абсолютно несдержанно. И, что самое ужасное — как по щелчку. У Неори не бывает предостерегающих деталей. Они настолько незаметны для окружающих и происходят так быстро, что замечает их в основном только ее брат близнец: и дергающиеся от раздражения брови, и искривленные в ядовитой усмешке губы, сжатые плотно-плотно. Мгновенно вздергивающийся подбородок, взгляд исподлобья — такой холодный, едкий и острый. Хошизора вспыхивает как спичка и сгорает всегда ярко, уничтожая вокруг себя всё за считанные секунды. В Москве подобное случалось редко. И то, только когда Стрельцова была действительно в ужасном настроении — вот тогда под горячую руку мог попасть кто угодно. Но сейчас Хошизора не в Москве. Она даже не в России — в дурацкой гребаной Японии, до которой лететь на самолете часов десять. И сейчас вспышки гнева становятся в разы сильнее. И ярче — Хошизоре иногда бывает достаточно просто взглянуть на человека, чтобы тот под землю провалился от разъедающего холода в черных глазах. Здесь Хошизора пытается. Она реально терпит — не нашлось еще ни одного японца, на которого бы она наорала или которому грубо высказала свои пару ласковых. Неори чувствует себя ебаной терпилой, и это так адски бесит. Стрельцова, по правде говоря, откровенно устала — ее раздражают местные порядки, ее бесит языковой барьер. Она так ужасно соскучилась по русской речи — Стрельцова и не думала, что готова отдать реально многое, лишь бы снова случайно услышать на улице от прохожего или в переходе метро такой родной и до дрожи нужный язык. Но вместо этого Хошизора на ежедневной основе сталкивается с таким избитым и раздражающим до белых точек из глаз «sumimasen». Хочется громко взвыть. Но в голове вместо всего этого упрямо гудит Дэлино такое мягкое, наставительное: «Ну, ты тоже пойми их. Они же у себя дома и вполне имеют право вести себя так. Ты же, например, не будешь в России подстраиваться под китайцев?» Злоба простреливает руки. Хошизора скрипит зубами, потому что Аделина была и остается все еще чертовски права. «Попробуй подружиться! Поверь, твои мальчики тоже хотели бы этого..!» В голове неприятно выкручиваются собственные принципы. Внутри нее будто бы бараны рогами сталкиваются — больно и мерзко. Как холодным и липким по внутренней стенке ребер — до отвращения. Хошизора еще в самолете наивно полагала, что и этот год она сможет провести, не заводя себе никаких «друзей». В том году она общалась в классе сугубо по делу: домашка, учеба, контроша по физике и зачет по физре. Доклады Неори почти всегда предпочитала делать одна. Или же — если учитель все-таки мразь ебаная, и Хошизору буквально обязывали встать в пару с кем-то — хотя бы раздельно. Она делала первую половину, а ее напарник — все оставшееся. Сейчас же Хошизора стоит в пустом школьном дворе и понимает, что ее душит голод к общению. Неори остро чувствует его дефицит и в то же время сама себе же наступает на горло — ебаная львиная гордость, да ей дорога в Гриффиндор прямо ковровой дорожкой проложена..! Неори хочет общения. Она бы с радостью его нашла. Да только понимает, что здесь это просто невозможно. Японцы — сухие и тусклые. Одетые строго по форме, в дурацких одинаковых штанах и юбках, застегнутые по самое горло до последней пуговички. Все формальные и строгие, вылизанные со своей вежливостью и расплывчатостью речи. А Хошизора так не может. У нее, блять, просто не получается — Неори, на самом-то деле, очень эмоциональная, она нереально искренна со всеми. Нео не лицемерит, потому что банально не умеет — все, что она чувствует, так хорошо и ярко отображается у нее на лице, что читается легче легкого — в три раза проще японского учебника по биологии. А еще Хошизору мучает тактильный голод. Она экстраверт с жуткой тягой к прикосновениям — почти все ее друзья относились положительно к этим наклонностям характера, потому что Нео умеет это делать. Осторожно, нежно почти. Ненавязчиво так — чтобы было приятно и оставляло горячие отпечатки на коже от ее теплых ладоней. И беда в том, что из-за друзей он обостряется — Хошизора знает, что со временем он утихнет, что будет легче, но а пока по коже все еще бегут фантомные отпечатки широких ладоней, жар от крепких и желанных объятий. И оно обжигало. Стрельцовой это нравилось. В Японии же это, кажется, просто ненавидят. Здесь все ужасно закрытые — ни единого лишнего жеста. А чтобы обнять здесь хоть кого-нибудь на прощание и не заработать неодобрительный взгляд, надо хотя бы неделю плотно-хорошо общаться. Внутри Стрельцовой воют бесы. Она не выдерживает — рука на автопилоте тянется за телефоном и быстро, по памяти тычет в заученные кнопки. А через две секунды из телефона доносится такое теплое, мягкое: — Да? В трубку она выдыхает судорожно. *** Стрельцов заебался. Он заходит в зал и лицо у него мрачнее грозовой тучи в разгар сезона дождей — по-крайней мере об этом ему не забывает напомнить вездесущий и вечно-сующий-свой-нос-куда-не-надо Атсуму. Коля отмахивается, говорит, что его все достало и в подробности далеко не уходит — ага, щас прям, разбежались. Сор из избы не выносим — о его сестре люди будут слышать только хорошее. Во-первых, потому что так хочет сам Норайо. А во-вторых, у него действительно дома живет не злобная мразь, с которой язык найти нельзя. Да и, признаться честно, ляпнуть о Неори что-то грубое у него просто язык не поворачивается. И он прекрасно знает, что у нее это работает также. Хошизора чинно проходит в сторону раздевалок своей ленивой, важной походкой, и на лице Мии цветет улыбочка. Когда младший из близнецов ехидно ломает губы в усмешке, норовя сказануть что-нибудь такое лишнее и явно провокационное, Осаму заблаговременно отвешивает ему затрещину — по залу, ожидаемо, прокатываются громкие и возмутительные речи. — Не беси, — советует Мия с постным лицом, и у брата его в буквальном смысле едва задница не взрывается от подобного рода наглости. И Осаму ни капельки, вот прямо нисколечко не жаль Атсуму, айкнувшего уж слишком громко: — Какого черта?! — недовольно прикрикнул. — Я же ведь даже не сказал ничего! Атсуму швыряет в него первое, что в руках оказывается — волейбольный мяч пролетает в целом метре от Осаму, и младший из братьев как-то совсем не впечатленно оглядывает чужие старания скучающим взглядом. — Но ты собирался, — как бы так, между делом замечает он. И переводит глаза на Тсуму. — Косой осел. — Слышь.. — вдруг загудел Атсуму. Он раздраженно нахмурился, сжал руки в кулаки, всем своим видом обещая сейчас настучать Осаму по голове. — Да господи, — вдруг вылетело изо рта так душно, протяжно и со смаком, что, кажется, даже стоящий рядом Аран изумился. — Где Кита? Пусть разнимет их, с меня хватит на сегодня разборок. И брезгливо скривил рот в раздражении. Оджиро как-то странно хмыкнул. Усмехнулся, проходя вместе с Хошизорой в раздевалку. — Что, тоже выслушивал чьи-то истерики? — спокойно предположил Аран. «О. Ты даже не представляешь какие» Хошизора не изменился в лице — лишь стрельнул на японца своими черными цепкими глзами. А после — равнодушно увел, подходя к скамье и скидывая на нее вещи. — Нет. Нет, не выслушивал. И нет — не истерики. Норайо знает — у него сестра не невротичка и даже близко не дура. Но когда злится, то эмоции вообще не контролирует, вот прям совсем язык за зубами не держит. Под раздачу попадает все: и люди, и мебель, и даже окружение. Суть не в этом. То была не истерика. То был протест — такой жирный и красноречивый, что никаких дополнительных комментариев не требуется. Дальше разговор как-то не склеился. Хошизора сегодня был особенно угрюм, а Аран очень легко читал чужое настроение и понял, что своего товарища лучше оставить. Они выходят из раздевалки и уши вдруг простреливает — грохот от падения выходит громким и разносится эхом по стенам зала. Норайо и Оджиро оборачиваются почти синхронно. И если второй как-то взволнованно, то вот первый — искренне заебавшись. Потому что Хошизора смотрит на беснующегося Атсуму и иногда так невероятно соболезнует его брату. Во многом, потому что он очень хорошо понимает Осаму. Коля хмыкает — у него, в отличие от Мии, нет такой привилегии, как профилактическое рукоприкладство. Потому что его сестра неприкосновенна. То ли дело в огромной к ней любви, то ли в воспитании. Впрочем.. так или иначе, у Стрельцовых было не принято в семье поднимать на кого-либо руку. И уж тем более — на Николь. На любимую, но все еще иногда раздражающую до белых точек из глаз Николь. Коля не романтик и романтизировать сестру, говоря, что она у него идеальная, не будет. Николь хорошая, она правда чудесная, очень-очень добрая, и все такое, но.. «..но только не в Японии», — как-то вяло и мерзко перекатилось на языке. Потому что здесь она не Николь, она не Стрельцова даже — Хошизора. Хошизора Неори — это та, у которой грубые слова, едкие упреки, бьющие не в бровь, а в глаз, и холодный презрительный взгляд в ответ на всякое с ней взаимодействие. Потому что Неори ужасно гордая, Неори себя слишком любит. Неори может быть высокомерной, прятать оскорбления в псевдо-комплиментах и говорить людям то, что в голову первое придет. У Неори не язык, а помело, и он слишком острый для местного окружения — узкоглазые уж больно для Неори нежные, равно как и для ее чувства юмора. Неори любит издевательски улыбаться, сушить зубы в дразнилках, громко смеяться и смотреть свысока, заставляя предмет ее раздражения ощущать себя с каждой секундой все херовее и херовее. Коля обо всем этом знает. Коля уже все это сто раз видел. Он поднимает глаза немного выше. И хмурится, выкручивая в голове очередную догадку. Его черные глаза нехорошо сощурились. Стрельцов смотрит прямо на Атсуму и просто молится всем возможным богам, лишь бы этот херов нарцисс с его, такой же сестрой никогда не встретился. *** Дни тянутся долго. Прям до невозможного — Хошизора лениво перекатывает ручку, лежа на парте, и молится, лишь бы скорее грянули выходные. Она так чертовски устала — Неори, откровенно говоря, немного подбешивает, что теперь (а именно — здесь, в Японии), ей действительно приходится вкалывать на уроках, чтобы хоть что-то понять. И нет, беда не в отсутствии мозга — Хошизора так-то и на золотую медаль может спокойно метить, природа умом не обделила. Несмотря на свою невнимательность, Хошизора, со своим аналитическим складом ума, схватывала все налету. Нео догоняла быстро. И причем, догоняла все. Пофиг было, что конкретно: алгебра, геометрия, химия, биология, информатика. Стрельцова понимала любую формулу, оценки стабильно находились хотя бы выше среднего. А если и не ловила все с первого раза, то рядом всегда оказывался ее брат, с еще куда более светлой головой, чем у нее самой — готовый методично и до талого разжевать своей сестре все, о чем она спросит. Иными словами — у Неори не было проблем с пониманием теории и применении ее на практике. А предрасположенность Стрельцовой к лингвистике делала дело — Хошизора ебала во всем. И все это: с учетом ее распиздяйства, ебейшей прокрастинации, деланием домашки на коленке во время ее проверки и постоянным экспромтом во время докладов. Однако теперь это все будто бы.. обнулилось. Не работает больше — учеба в Японии сложнее, она требует глухой зубрежки, кропотливого труда и скрупулиозного отношения к большинству предметов. И Хошизору бесит это. Кошмарит страшно, потому что беда лежит не в неспособности понять и принять материал. Она куда более тривиальна:Японский.
Ебаный японский.
Чертов языковой порог. Нео хмурится, когда пялит в учебник и содержимое задачи доходит до нее только со второй или, дай бог даже, с третьей попытки — раздражение неприятно скребет по ребрам и черепной коробке. Пальцы сами складываются в кулаки, а пальцы зло долбят по обратной стороне парты. А все потому что японский — сложный. Это язык иероглифов, язык трех алфавитов — когда Стрельцовы по приколу выбрали его в 6 классе, то оба были готовы пойти и убиться об стенку. Но родители настояли. Говорили, мол, полезно будет, вдруг пригодится. «Где, в гробу? — раздраженно и едко думала Стрельцова. Друзей японцев у нее не было, а посещать узкоглазых лично как-то не очень-то и хотелось. — ...ну, ладно, аниме смогу смотреть без субтитров. И в гробу» Годы шли. Шестой класс перетек в седьмой, девятый в десятый. Стрельцова понимала. Стрельцова разговаривала, и говорила легко — казалось бы, ее поймет любой японец, а лексических единиц хватило бы даже на уровень В2. Но вот письмо и чтение.. все еще раздражали. Особенно не нравились учебные формулировки — когда Хошизора читает задание она хочет сразу понимать, че от нее хотят, а не идти перечитывать условия по-новой, пока до мозга не дойдет с третьей попытки. «Бесит меня» — гневно стреляет в мозгах, и единственное, на что хватает Неори — это молча уткнуться лбом в гладкое дерево парты и тяжело выдохнуть. Хошизора не прям, чтобы нытик, но и терпеть это, если честно, уже надоело — ну, и с какого вообще черта ей действительно нужно горбатить свою спину над учебниками, вы че, охуели? Так ладно бы, будь это единственная ее проблема. Мало того, что у Хошизоры своих дел по горло, так теперь еще и их староста не дает ей прохода! Вечно наседает над ней, как курица над яйцами, и что-то там причитает про важность, что ей нужно сдать отчеты, а Нео так и не выбрала себе клубную деятельность. И таким образом, от своей новоиспеченной занозы в мягком месте, Хошизора бегает галопом вот уже вторую неделю подряд. Временами доходило до абсурда — кому не скажи, ржать будут. Ибо нет, ну, а кто вообще будет прятаться от какой-то там очкастой коротышки в мужском толчке или даже на пролете закрытой лестницы? Чтобы Стрельцова, и от кого-то там бегала? Вы че, совсем уже берега- — Хошизора! И она дергается, как током ударенная. — Что за- Неори резко вскидывает голову. Глаза — острые, зоркие — мгновенно впиваются в корень проблемы — стоящая в первом дверном проеме Гото одним своим писклявым голосом вызывала в голове приступ жестокой мигрени. Злючее рычание вырывается из груди вместе с рокотом о том, как же Хошизору уже все заебали. — Да блять, — она зло хмурится и недовольно поднимается со стула. — Я маму твою.. в рот и наоборот просто. Как только Гото делает шаг в ее сторону, Неори срывается с места на низком старте — да так, что шторы ветром колышет за ее спиной. — Хошизора, а-ну стой! И она игнорирует ее, скрываясь за очередным поворотом. А через два урока она едва не сталкивается с ней в коридоре — благо у Неори идеальное зрение и память на навязчивые ебла. — Да твою же.. — Хошизора раздраженно цокает и мгновенно изменяет траекторию от столовой до класса — Блять, сгинь на хуй отсюда. Неори пришлось сворачивать за угол и едва не бежать в обход и дикий крюк к своему кабинету. И все это — только лишь ради того, чтобы избежать очередного делания мозга. Первые два дня было терпимо. Через неделю это уже мягко говоря выбешивало. Честно, эту старосту хотелось уже случайно чем-нибудь уебать. Например, четырехтомником Войны и Мира по морде — тяжелым прям, капец, увесистым. Ну, так. Для проформы. И для ознакомления с русской литературой. Такой суровой, настоящей. Как подобает классике. «Реалистичной», как однажды выразился ее старший брат. Да и к тому же.. она же ведь не Муму дает ей читать, так что пусть радуется. И вообще — Хошизора себе клянется, что если у старосты хватит мозгов подойти к Нео еще раз и спиздануть что-то про клубную деятельность, то она реально прибьет ее. Потому что в прошлый раз дражайшая Икуйе Гото была крайне близка к тому, чтобы ей тоже к ноге кирпич привязали и пустили глубоко ко дну — Хошизора чудом сдержалась. Но про следующий раз ничего не обещает — ибо нехуй. Нехуй будить ее своими визгливыми и никому не нужными доебами. Неори уснула в большой перерыв между четвертым и пятым уроком, потому что в сон рубило страшно — Стрельцова проторчала с мальчиками в дискорде всю ночь. Разница часовых поясов дала о себе знать: у парней только полночь, а вот у Хошизоры уже шесть утра. Она не спала всю ночь, а часовое лежание на кровати не дало ровным счетом ничего — Неори, хоть и была довольна, но чувствовала себя ужасно. Правда, от счастья буквально светилась. Первые минуты три — все положительное сошло с лица, стоило только учителю зайти в кабинет. А на отвратительно скучной истории препод жужжал надоедливой мухой, усыпляя и без того не шибко бодрую Хошизору. Ее отключило прямо на парте — неудобной, пластиковой и твердой. И хуй бы с ним. Вырубило и вырубило — дайте человеку поспать. Но не-ет.. Гото ворвалась в класс злючей фурией. И первая ошибка, которую она сделала.. — Хошизора! — она подошла к ее парте, звонко цокая своими лакированными туфлями. — Эй, Хошизора, подъем! Она дернула ее руку из под лежащей на ней головы. ... Что ж. Разнимал их чудом оказавшийся рядом брат. Вернее.. оттаскивал. Стрельцов вообще очутился там по чистой случайности — хотел проверить, как там поживает его ходячее горе луковое. А наткнулся на достаточно компрометирующее мессиво: Неори — помятая, с заспанным лицом и горящими гневом глазами; на грани огромной и нешуточной трепки, готовая взорваться, как пропановая бочка с помесью нитроглицерина — которая грубо схватила свою старосту за портки накрахмаленной рубашки. И, собственно, сама староста: Оглушенная. Шокированная. И до чертиков — напуганная. Потому что это надо было не просто видеть — на месте Гото надо было находиться. Хошизора убивала взглядом. И причем, не просто убивала — уничтожала до талого. С такой ярой ненавистью и глухой голимой злобой, что в руках началась дрожь, а колени отнялись. Она смотрела так, что по хребту градом шел ледяной пот — глаза у Хошизоры жглись ядовитым огнём, а холодная жестокость в них вселяла ужас. Гото уверена — не окажись ее брат вовремя рядом, она бы точно пала смертью безрассудных и глупых. Потому что Хошизора явно сдерживалась. И, сказать честно, выходило у нее туго — руки Хошизоры тряслись от злобы, пальцы побелели, а мышцы отчетливо проступили на коже. В итоге единственное, что Неори сделала — гаркнула на Икуйе так, что все в радиусе трех этажей (спасибо большое открытым нараспашку окнам), мгновенно заткнулись. Гото, конечно же, обделалась от подобного рода выходки. А дальше рука Неори волшебным образом выпустила ее (уже успевшую стать помятой), рубашку — и спасибо большое, Норайо-кун, что не дал здесь никого угробить. Орать, конечно же, Хошизора не закончила. Последнее, что донеслось до оглохших ушей Икуйе было что-то вроде: — И вот только попробуй повторить это дерьмо, я тебя, твоей нихуя не соображающей головой, возьму и, блять-! Гото испарилась с глаз за считанные мгновения. Правда, потом ходили слухи, что она ревела в толчке и другие девчонки помогали вытирать ей потекшую тушь. Хошизоре было глубоко похуй — особенно если учесть, что она высказала этой Гото вообще далеко не все, что о ней думала. На следующий день к ней уже подошел учитель. Не один. Все как истуканы велели быть подружелюбнее и не распускать свои руки. Хошизора в ответ посоветовала не лезть не в свое дело, если картины целиком не знаешь, и вообще не доебывать ее ничем идиотским — она же вон не полирует никому мозги своей ненужной дребеденью. А еще добавила, что двойные стандарты — это, конечно, чудесно, но идите-ка вы все на хуй отсюда: высокомерным старостам тоже не стоило распускать свои клешни (и это, блять, должно было стоять в первую очередь) — не дерни она Хошизору за руку, пока та спит, такой хуйни в помине бы и не было. Это спасло аж на целых две недели. Видимо, дальше этого срока угрозы на Икуйе не действуют — личка Неори в лайне уже пестрит бешеным количеством уведомлений. Через два дня она блокирует Гото к херам собачьим. А через еще один день к ней приходит ее брат и говорит, что Икуйе грозятся отчислить с поста старосты, если документы не будут готовы к назначенному дедлайну. Стрельцова отмахивается и говорит, что ей похер. В тот же вечер она садится за свой компьютер и понимает, что совесть жрет ее изнутри. Хошизора запрокидывает голову и готовится орать. Впрочем, именно это она и делает — в кабинете завуча, на повышенных тонах объясняя, что она не будет тратить время даром на все это дерьмо, а Икуйе на своем посту останется. Споры были долгие и длительные, Неори опоздала на литературу, но оно того явно стоило. Потому что в конечном счете, препирание Хошизоры и грубые, но честные и справедливые мысли, в более менее приличной обертке завершают всю эту ебаторию со счетом один-ноль в ее пользу — что удивительно, Гото была ей даже благодарна. «Было бы за что..», — как-то недоумевая проскакивает в мыслях, когда Икуйе слабо ей улыбается и просит не держать на нее обиды. Ибо.. ну.. Она и не держала. Просто Гото бесила моментами. И одним словом заебала. Но Неори вроде не тупая и понимает, что Икуйе за ней не по воле душевной бегала. Так что все путем. Хошизора переводит взгляд. Рядом, подперев стенку, стоит ее брат. И, нахмурившись, она щурит свои черные глаза. Спрашивает с опаской: — Че пялишься? — Да так. Просто. И, подойдя ближе, он снисходительно посмотрел на нее сверху-вниз. Любя так, с поощрением и немой заботой. — Чего. — Ничего, — и буднично пожимает плечами. — Все в порядке. Неори хмурится. Она копирует его положение и уже куда более серьезно говорит ему: — Хорош пиздеть, — и упирает руки в бока, требующе вскидывает подбородок. — Че такое? — Ты молодец. Глаза округляются неожиданно. Теперь пялится уже Неори — офигевши, непонимающе. Но все это лишь на доли секунды. Дальше к ней снова возвращаются хмурость и серьезность. — Я просто сделала так, как было бы правильно. — Угум.. — Не беси меня. — Да что? — и картинно удивляется. А потом обыденно улыбается уголками губ. Переводит взгляд обратно и кивает. Понимающе кивает. — Хорошо. Я знаю. — И? — И ты молодец. Коля ей улыбается, а она ему щурится в ответ. Потому что знает: за этим его «молодец», скрывается больше, чем простая похвала. И она неспособная разгадать его двойное дно, (потому что брат у нее, в отличие от нее самой, прекрасный лжец и иногда невероятный пиздабол), хмурит свои брови и сжимает губы в тонкую полосу. А потом этот ушлепок сваливает на тренировку, и Неори не успевает выбить из него честный ответ. Но это все нюансы — она обещает себе узнать обо всем этом позже, вечером, когда они будут дома. И в следующий раз, первый человек, который отвечает на вопрос о домашке от Икуйе — это Хошизора. И пишет она — в личке.