По твоим следам…

— Я. Должен. Должен ехать, — задыхаясь на каждом слове, прохрипел Дин, стараясь как можно осторожнее освободиться от удерживающих его рук Касси. — Дин, я понимаю, у тебя шок. Но услышь меня, пожалуйста! Сейчас час ночи. Ты всё ещё пьян. До Канзас-Сити сорок миль. И, кроме того, ты же ничем не поможешь. — Замолчи! — застонал Дин. Он уже вдел было руку в рукав отцовской кожаной куртки, но бессильно замер, уронив голову, чувствуя себя марионеткой, срезанной с лески. — Не говори так… Почувствовав перемену его настроения, Касси снова подошла ближе и взяла его лицо в свои ладони. — Послушай меня. Останься, прими снотворное и ложись спать. Завтра я сама вызову такси и тебя отвезу. В глазах Дина стояли слёзы, будто в нерешительности — утопить его окончательно или позволить сохранить хоть какую-то видимость контроля. — Вот так, милый. Не сомневайся, — Касси долго выдохнула и отстранилась. — Я пойду, поищу таблетки. Дин не шелохнулся, как будто кто-то поставил на паузу фильм, в котором он жил. Касси взяла с пола свою сумочку и закопошилась в ней. Винчестер глядел на её скругленную спину без единой мысли в голове. — Где-то здесь… так… Ты правильно послушался меня. То, что случилось — ужасно, но изменить ты ничего не сможешь, и если поедешь сейчас, то просто… Дин! Винчестер, уже сбегал с крыльца. Он не понимал, плачет ли — чувствовал только странные судороги в груди, а дышать удавалось жадными короткими вдохами. Дин вскочил на свой Харлей и завёл двигатель. — Дин! Это опасно! Дин, посмотри на меня! — голос Касси звучал будто из-под толщи воды, но Дин всё же сделал усилие и повернул голову к ней. — Это опасно. Если ты меня… Если я для тебя что-то значу, останься. — Я должен, — прошептал Дин и выкрутил «газ». Он не чувствовал алкоголя в своей крови, хотя голова была тяжёлой, а тело — ватным. Дин не следил за скоростью, полностью доверившись инстинктам. Он чувствовал себя стрелой, только отпущенной с тугой тетивы. Он ещё не выехал из города, и огни загруженной дороги слились в бесконечную полыхающую красным огнём стену, навстречу ему неслась, грозясь снести, такая же точно белая полоса. Винчестер слышал резкие гудки откуда-то сбоку и сзади, но едва фиксировался на них, только ниже пригибаясь к рулю. Мысли в его голове поднялись и столпились все сразу, будто в янтаре завязнув на единственном «СЭММИ!». Но когда он выехал на трассу, пустота дороги срезонировала с пустотой внутри и Дин протяжно выдохнул. Как ни странно, теперь он мог хоть как-то соображать. Он ехал по семидесятой прямиком к Канзас-Сити, а казалось, будто летел по тоннелю. И думал, впустят ли его ночью в больницу? В палату к брату? Может ли Сэмми быть в сознании? Если да, то знает ли он, что родителей больше нет, или Дин будет тем, кто должен будет сказать ему это? А если Сэм без сознания? А что если пока он едет, Сэмми… Нет! Не может быть. Не может он так уйти. А если уйдёт, то и Дину незачем… Так думать нельзя. Нельзя. Нет, он жив. Винчестер понял, что кусает губы. Ощущение вопиющего одиночества настигло его и поглотило полностью, и, как бы быстро он ни ехал, убежать от него было невозможно. Разве может вообще такое с кем-то произойти? В одну ночь лишиться всей семьи. Нет, Сэмми выживет. Он восстановится. Дин поможет ему, чего бы это ему ни стоило. Он вспомнил звонок из больницы. А что если там, в Сэнт-Джеймсе вообще не Сэмми? Ну, бывает же такое — путают страховки. Дин слышал о таких случаях. Значит, возможно, в той аварии погибли вовсе не его родители, а какие-то другие бедолаги? Джон же водит как грёбаный бог — не мог он не справиться с управлением. Дин увидел указатели на Антиок парк, именно туда они направлялись на кемпинг. Следя за знаками, свидетельствующими о приближении к тридцать пятому шоссе, Дин на всякий случай не дышал. Да, он поедет туда, по их маршруту и сам убедится, что это не они. И там не будет их искарёженной машины; или будет, но не их Импала. И он доедет до Антиок парка и найдет палатку родителей. И просидит там, пока они не проснутся, и расскажет им эту кошмарную историю, и если надо, извинится перед Джоном, лишь бы увидеть маму и Сэмми, побыть с ними. Завидев нужный поворот, Дин почти не снижая скорости, лихо вошёл в него. Сердце ухало так, что рёв мотора было едва слышно. И каждая отметка мили подбрасывала Дина куда-то всё выше и выше. Чисто — ничего. Чисто. Здесь просто парочка остановилась на обочине у поля. Чисто. Чис… Сначала он увидел длинномер. Кабина нелепо была свёрнута набок, вся передняя часть сильно оцарапана и погнута в нескольких местах. Кто бы в него ни врезался — это было лобовое столкновение. Вторую машину, должно быть, уже эвакуировали. Дин стремительно приближался к месту аварии по соседней полосе, и вдруг время будто замедлилось, а зрение — обострилось стократно. Он увидел каждую деталь: длинные следы шин, стёртых в экстренном торможении, крошево стёкол перед дальномером, драматично повисшая на проводах фара грузовика и номер, лежащий на земле. Дин увидел только его первую часть… номер Импалы. Дин закричал, руки на ручке газа сжались до боли в пальцах и он пронёсся мимо, будто это что-то могло изменить. Значит Джон и мама — мертвы. Значит, его брат сейчас борется за жизнь в Канзас-Сити. А он, как последний идиот, теряет драгоценное время. Глаза защипало, дорога перед ним начала сильно расплываться. Подбородок неконтролируемо задрожал, вместо выдохов из Дина выходил какой-то надсадный рёв. Надо забыть про Антиок. Надо развернуться. Дин наклонил руль и пошёл на сближение со встречкой. Слёзы стояли сплошной белой пеленой и чтобы смахнуть их, Дин на секунду зажмурился что есть силы. А когда открыл глаза — увидел перед собой такие же воспалённые от слёз глаза. Вспышка боли, земля перевернулась несколько раз, снова боль. «Сэмми!» — успел подумать Дин и провалился во тьму. Кастиэль клялся себе, Амелии, и тёмному пустому небу, что починит чёртовы пробки. Потом, когда придумает, как жить в этом доме, где он — единственный живой — чувствует себя как мертвец. И, если только он хочет дать себе шанс, то нужно уносить ноги прямо сейчас. Казалось, он просидел в своём кресле не долго, но ощутимая ночная прохлада и мерное всхрапывание лошадей в конюшнях давали понять, что сейчас, вероятно, уже поздняя ночь. Новак с досадой подумал, что начинает привыкать к странным метаморфозам реальности. Реальности, которую он явно больше не контролировал. Он вспомнил свой странный… сон? Галлюцинацию? Бред, на похоронах. Не просто вспомнил — будто снова почувствовал на себе внимательный взгляд глаз, полыхающих золотым огнём. «Ты спасёшь кое-кого…» Так странно! Пока что Кастиэль сделал ровно обратное — погубил из-за своей безответственности двоих родных людей. Кого вообще он может спасти? Определённо, это был бред и ничего больше. Перенервничал. Ещё и в обморок хлопнулся при всех. Спаситель. Кас горько хмыкнул и сел в свой Форд Мустанг. Но, едва завёл машину — понял, что ехать ему некуда. Единственное, что открыто — бары, но мысль о том, чтобы нести своё горе в накуренное грязное помещение казалась Кастиэлю оскорблением чести жены. Значит, он просто будет ехать, пока не кончится бензин. Однако, оказалось, что в машине — не легче. Склеп его дома будто тянул к Кастиэлю свои костлявые руки, трогал его спину холодом даже здесь, за мили от скорбного места. Радио казалось издевательством, поэтому было беспощадно выключено. Кастиэль ехал всё быстрее, не выбирая направления, будто с каждым нажатием на педаль подстёгивал себя хоть на какие-то мысли. Не воспоминания, не проклятия самому себе — мысли. В какой-то момент пришла спасительная иллюзия, что можно и вовсе не возвращаться домой. Но Кастиэль с усилием стряхнул её с себя — он не может поставить крест на своей прошлой жизни. Это предательство. К тому же, Амелия была бы очень разочарована, узнав, что он бросил ранчо, которое они так мучительно строили много лет. Возвращаться, правда, пока сил тоже не было. Так Кастиэль плавал от одного грустного осознания к другому, пока не нашёл себя едущим по совершенно незнакомой дороге. Он понял, что какое-то время вообще не следил за знаками и обругал себя, представив, сколько правил, должно быть, нарушил. Впереди по дороге виднелось какое-то препятствие, но до него было ещё далеко, и Кастиэль повернул голову, пытаясь рассмотреть знак с номером шоссе, но вдруг услышал нарастающий рёв. Он посмотрел вперёд и увидел, как на него со страшной скоростью несётся мотоциклист. Кастиэль дал по тормозам и его тут же подбросило. Машина сильно клюнула носом вперёд, а мотоциклист, будто тряпичная кукла, описал дугу над Мустангом, едва стукнувшись о лобовое стекло. Внутри Кастиэля что-то оборвалось. Он выскочил из машины и побежал назад. В ушах застучало. Мотоциклист лежал на спине, неестественно изогнув ноги. Один его ботинок лежал рядом. Шлем был расколот в нескольких местах. Из одной из щелей вытекала струйка крови. Кастиэль, как подкошенный, упал на колени. В глазах запульсировало. Реальность будто расслоилась, перемешивая прошлое и настоящее: проломленный шлем, разбросанные в стороны руки, странное положение ног парня, его ботинок, сиротливо валяющийся рядом, — бежевое платье Амелии, полусжатые пальцы, локоны, закрывающие её лицо. Кровь на асфальте, кровь на траве, кровь на нежной бежевой материи, кровавое пятно, расползающееся на джинсах. Кровь, кровь, кровь. Нет! Это не может случиться снова! Кастиэль вытянул руки вперёд и… в следующее мгновение понял, что уже за рулём, утапливает в пол педаль газа, крича: — Держись! Не умирай! Только не умирай, слышишь? Новак компульсивно оглядывался на заднее сидение, где без признаков жизни лежал мотоциклист, и молился всем богам, чтобы тот не скатился с сидения. Кастиэль толком ничего не слышал, только краем сознания замечал какие-то синие всполохи, но не верил в их реальность и мчал в единственный госпиталь, который знал. Дорога казалась бесконечной, а собственное дыхание — очень редким. Мир сжался в узкий просвет величиной с пятипенсовую монету. — Не умирай, слышишь? Не вздумай умирать! Увидев вывеску «Сентерпойнт Медикал Сентер», Новак, как мог плавно, нажал на тормоз, машину всё равно тряхнуло, и Кастиэль внутренне сжался. Выскочил из машины, открыл заднюю дверь и подхватил парня на руки, стараясь положить его голову на своё плечо так, чтобы она не запрокидывалась. Новак изумился тому, что парень почти ничего не весил. К тому же, было ощущение, что он сейчас как дым утечёт сквозь руки, и Кастиэль в ужасе всё плотнее сжимал пальцы. — Помогите! Помогите! — Сэр! Что вы делаете?! — Не умирай! Не умирай! Доктора! Прошу вас! Шум вокруг начал разрываться на тонкие полоски, перемежаясь моментами абсолютной тишины. Кастиэлю показалось, что он видит отдельные кадры на всёзамедляющейся плёнке. Каталка, напряжённые люди в белых халатах, перепуганные посетители в приёмной, ожидающие своей очереди. — Сэр! Вы должны его отпустить! Отпустите! Вы меня слышите, сэр? Разожмите пальцы! Кастиэль только мотал головой. — У него аффект, срочно миорелаксанты! Готовьте вторую каталку! Что-то укусило Кастиэля в заднюю часть шеи. Темноволосая медсестра заглянула ему прямо в глаза: — Сэр, вы передавливаете ему сломанную руку! Отпустите его, чтобы мы могли помочь. Руки Кастиэля разжались, кто-то рядом охнул, и тело парня тяжело приземлилось на каталку. — Толь-ко не уми-рай! — Новаку показалось, что его собственное тело вдруг в одночасье лишилось всех костей. Он медленно осел на пол. Когда Кастиэль проснулся, за окном светало и бледные лучи, проникая сквозь жалюзи, исполосовали пространство комнаты. Первое, что он почувствовал — сухость в горле и жжение в глазах. Затем заныли мышцы рук, как будто недавно он испытал серьёзную нагрузку. Новак потёр глаза и чуть не сдёрнул с руки датчик сердечного ритма. Больница? И тут все прошедшие события навалились на него всем многотонным весом. Кастиэль застонал. Он сбил человека! Ещё один на его совести. Кас вспомнил, как нёс его на руках и кричал «не умирай!». Как глупо. Быть может, парень был уже мёртв. Даже если он выжил после столкновения, точно не пережил эту поездку с ним. Зато теперь будущее Кастиэля рисуется куда более явно — тюрьма, вот что ждёт его. Что ж, его совести будет от этого только легче… Кастиэль тяжело спустил ноги с кровати и встал. Если есть хоть малейший шанс, что тот парень выжил, он должен узнать об этом. Новак вышел в коридор и сразу же за стойкой увидел ту самую медстестру, что вчера кричала на него. — О, вы проснулись. Ну и заставили же вы нас похлопотать! — не без ехидства сказала женщина. — Где же вы на права сдавали, что не знаете, что жертву аварии нельзя перемещать? — Я знал. Не понимаю, что нашло на меня. Боже, — Кас закрыл лицо руками, — Я во всём виноват, это я убил его. — Не убили, — после паузы тихо сказала медсестра, заметно смягчив тон, — Я не должна этого говорить, но возможно даже спасли. С такими травмами головы счёт шёл на минуты. Кастиэль, не веря услышанному, посмотрел на неё. — Нам всё равно пришлось поставить в известность полицию. — Конечно-конечно. Но он жив, да? Жив? — Он в коме, но стабилен. Травмы не критические. Надежда есть. А как вы себя чувствуете? У вас был сильный шок, нам пришлось вколоть вам лекарство. — Где он? Я могу его увидеть? Медсестра замялась. — В палате напротив вашей. Думаю, можно, но вам стоит дождаться, когда врач вас осмотрит, и… Сэр! Но Кастиэль уже шёл к палате, на которую она указала. Он тихонько толкнул дверь, будто боялся разбудить того, кто внутри. Ритмичное пищание мониторов сердечного ритма, шелестение аппарата искусственной вентиляции лёгких, резкий запах медикаментов и какой-то химии. И он. Весь опутанный проводами, беспомощный и неподвижный — на кушетке лежал парень. Кастиэль осторожно приблизился. Он в первый раз увидел его без шлема. Совсем молодой. Светло-русые волосы с рыжиной, бледная кожа с яркими пятнами веснушек на носу и щеках, нежные черты лица. Если бы не уверенная щетина, Кас подумал бы, что он совсем ещё мальчик. Аккуратная бровь с внешнего края была сильно обезображена отёком и глубокой ссадиной. Нижнюю губу, растянутую вокруг трубки, также пересекал глубокий штопаный шрам. Руки парня лежали поверх накрывавшей его тело простыни. Левое предплечье — в гипсе, на наружной стороне плеча красовался отчетливый синяк в форме пальцев — Кастиэль вспомнил, как боялся, что парень выскользнет из рук и всё крепче прижимал его к себе. Здесь же, в другом крыле госпиталя, совсем недавно он вот так же стоял рядом с Амелией, и аппараты также пищали, отмеряя её последние мгновения на земле. Неужели он обречён увидеть, как еще один человек угаснет на его глазах? — Сэр? Я к кому обращаюсь? До обхода врача вам нельзя выходить из палаты! Почему не слушаетесь? Заставили меня пост покинуть! — Послышался за спиной недовольный голос медсестры. Кастиэль, дрожа всем телом, обернулся к ней. Слезы катились градом, совершенно против его воли. — Можно я немного побуду с ним? Пожалуйста! Медсестра, явно колебалась. — Но сэр… — Прошу! Пожалуйста! — прохрипел Кастиэль, сквозь рыдания. — Ну хорошо, — после паузы смилостивилась женщина. — Обход в восемь. В восемь часов вы должны быть в своей палате. И не вздумайте закрывать дверь — я должна вас видеть. — Спасибо! Спасибо вам! Кастиэль успокоился нескоро. Он просто смотрел на неподвижное лицо, лишенное краски и жизни и думал о нём. Кто он? Почему ехал так быстро, что не справился с управлением? Куда он ехал, и кто его ждал? Кто сейчас сходит с ума от тревоги, пока он из последних сил борется за жизнь, а его невольный палач глотает слёзы рядом? Стрелка часов на стене приближалась к восьми, Кастиэль встал и, бросив последний взгляд на парня, вздохнул и вышел из палаты. Он направился прямиком к стойке. Медсестра настороженно переводила взгляд то на него, то сквозь открытую дверь, на парня. — Вам пора в палату. — Известно, кто он? — игнорируя её замечание, спросил Новак. Медсестра раздражённо приподняла бровь. — С тех пор как вы его, окровавленного, принесли сюда — он не приходил в сознание, так что нет. — Значит, он проходит по муниципальной страховке? Только базовая помощь? — Да, сэр. До выяснения личности. — Вы можете кое-что сделать для меня? Оформите его как коммерческого пациента, и предоставляйте ему абсолютно все необходимые услуги, я дам вам номер моего счёта. И, пожалуйста, имейте в виду, что никакого лимита нет. Я хочу сделать всё, что в моих силах, чтобы он… выжил. Медсестра как-то по-особенному посмотрела на Новака. — Хорошо, Сэр. Идите в палату. Во время осмотра Кастиэль едва мог сосредоточиться на словах врача. Тот говорил что-то о необходимости дообследования на предмет травм, задавал вопросы об аварии, и Новак отвечал ему — рассеянно и небрежно, соглашаясь на всё, что предлагал доктор. Но мысли его тянулись к безымянному парню в палате напротив. Кастиэль думал, что вот-вот расплавит своим взглядом серую пластиковую дверь своей палаты, чтобы только иметь возможность смотреть на него, слушать пищание мониторов и убеждаться, что он ещё жив. Почти сразу после обхода явилась полиция. Кастиэль искренне пытался подробно описать события ночи, но с удивлением понял, что огромный отрезок времени он не в состоянии восстановить в памяти. Например, Кастиэлю рассказали, что его несколько кварталов преследовала дорожная полиция, которая, наряду с медперсоналом госпиталя, и доложила о нём. Синие всполохи — теперь ясно, что это были проблесковые огни. Полицейский, начавший допрос очень сухо и напряжённо, после очередного «не могу сказать точно, сэр» устало вздохнул и захлопнул папку: — Мои коллеги уже опросили персонал и вашего лечащего врача. Несмотря на всю серьёзность происшествия, у вас есть смягчающие обстоятельства. Я вижу, на сотрудничество вы идёте, так что, давайте сделаем вот что: поскольку врач настаивает, чтобы вы пока оставались под наблюдением, я запрошу сопровождение скорой помощи, и вы покажете нам место аварии. Я смогу зафиксировать всё и составить протокол независимо от дорожной службы. Далее останется опросить пострадавшего, если он будет в состоянии, и тогда мы сможем передать дело в суд. Пока, ограничимся предупреждением о запрете на выезд. С каждой милей, удалявшей его от Сентерпоинт медикал сентер, Кастиэль чувствовал, как немного умирает внутри. Он боялся увидеть место вчерашнего инцидента ещё раз. И ещё больше боялся, что за это время, пока он отсутствует, паренёк перестанет бороться и уйдёт. Окинув взглядом место аварии: искарёженный байк в кювете, длинные, внезапно обрывающиеся встречные следы экстренного торможения, фура, так и стоящая поодаль с вывернутой набок кабиной — полицейский присвистнул: — Что за ад здесь вчера творился? — Новак поёжился, в который раз вспомнив своё видение. Да ведь он никого не спас, совсем наоборот. Он одна из причин этого ада. — Да, очень похоже, сэр, что пострадавший выехал на вас сам, — после составления протокола, задумчиво сказал коп. — Думаю, вы можете пока вернуться в госпиталь. Кастиэль кинул взгляд на погнутый и жалкий мотоцикл в кювете. «Ты только очнись, я тебе куплю новый, и даже лучше» — тоскливо подумал он. По приезду в госпиталь, Новака практически конвоировали в его палату, но, подходя к ней, он заглянул в распахнутую дверь палаты напротив и обмер. Ни парня, ни мониторов не было, кушетка была чисто застелена. Кастиэль развернулся на пятках — к счастью, все ещё дежурила знакомая ему сестра. Не замечая подталкивающих его рук полицейского, Кастиэль проорал: — Где он? Умер?! — Что вы, сэр, — вытянув шею, сдержанно крикнула в ответ медсестра, — Переведён в коммерческую палату на втором этаже. Вы же сами распорядились. Кас с облегчением прикрыл глаза, развернулся и твёрдым шагом пошагал к себе в палату, на радость его сопровождающих. Но уже через двадцать минут, он снова был у стойки: — Умоляю, — он сощурил глаза, читая имя на бейдже, — Мэг… Женщина заозиралась. В коридоре никого не было, и она, наклонившись к Новаку, тихо проговорила: — Ну ладно, у этого пациента нет критических травм, но имеется ушиб мозга. Я слышала, что врач сказал, что отёк они сняли, но следующие семь-восемь часов для него будут критическими. Если он сам не очнется… В общем, лучше бы ему очнуться. Тогда есть надежда восстановиться функционально. — Можно мне к нему? — Опять?! — Прошу вас, для меня это очень важно. Я не трону его и пальцем, обещаю, но зато смогу последить за ним, и, если он очнётся или что-нибудь изменится на мониторах — я смогу сразу позвать на помощь. Мэг прикусила губу. — Наверное, я смогу оформить вас как посетителя, но к четырём вы должны быть здесь — вас пригласят на томографию. Понятно? — Понятно, конечно, понятно! Я вам так обязан, Мэг! Спасибо! Новая палата была светлее и просторнее. Здесь были вазы с искусственными цветами и большой телевизор на стене, а тошнотворного запаха лекарств, наоборот, почти не было. Кастиэль подтянул кресло ближе к кушетке и сел. Несколько часов мучительного ожидания не дали ничего и Новак почувствовал, как на него наваливается усталость. Он то проваливался в неглубокий сон, то снова выплывал, чтобы обнаружить, что не изменилось ничего, кроме его чуть сильнее затёкшей спины. Подошло четыре часа, и ему пора было идти на свой этаж. Новак не мог отделаться от странного суеверного солипсизма: ощущения, будто парень был жив, пока он смотрел на него. Уходить, всё же было надо. Внезапно, он вспомнил нелепицу, которую слышал где-то — будто люди в коме слышат обращённую к ним речь. Кастиэль встал и в нерешительности протянул руку. Он погладил простынь рядом с рукой парня и тихо проговорил: — Мне надо уйти ненадолго, но я вернусь к тебе. Прошу тебя, постарайся вернуться тоже. Ты… мне нужен. Вернись, пожалуйста. — Как ни странно, Кастиэль почувствовал, что не кривит душой. Но, по его возвращении, всё было так же. Кастиэль смотрел на часы и понимал, что время парня неумолимо иссякает. Он решил попробовать снова. На всякий случай наклонился как можно ближе к уху парня и с настойчивостью в голосе сказал: — Слушай, тебе надо скорее вернуться. Поверь, так будет лучше. Кроме того, я ведь не отстану от тебя. Вот сейчас начну петь какую-нибудь ерунду и не закончу, пока не откроешь глаза. Собрав в себе остатки оптимизма, Новак затянул первое, что пришло в голову, «Eye of a tiger». Он знал, что поёт ужасно, но ему сейчас так тяжко было бездействие, что эта маленькая ложь самому себе казалась спасением. Он не отрывал глаз от лица парня и всё пел и пел, путая куплеты, обрываясь на середине и переходя на неразборчивое мычание. Он не готов был отступать. Ему нужно было чудо. И чудо случилось. Когда Новак пошёл на десятый круг песни, ресницы парня дрогнули. Кастиэль подскочил на месте и запел громче. Пальцы на руке парня сжались, будто он слабо куда-то карабкался, щека дёрнулась, и он открыл глаза. Кастиэль склонился над ним и зашептал: — Молодчина! Боже, какой ты молодец. Потерпи, я сейчас позову доктора! Держись! Ты — герой. Секунду, ладно? — И, не помня себя, Новак выскочил из палаты с криком. — Доктора! Он очнулся! Скорее! Трубка была извлечена из трахеи, доктор осмотрел парня и перенастроил мониторы: — С возвращением. Вы меня хорошо видите? Слышите? — парень слабо и медленно кивнул, — Попробуйте сказать что-нибудь. С большим трудом паренёк чуть повернул голову, нашёл глазами Кастиэля и сипло прошептал: — Не… пой… больше… — и его губы дёрнулись, образуя что-то похожее на улыбку. Кастиэль задохнулся от радости: — Не буду, обещаю. Доктор удовлетворённо кивнул: — Что ж, вы большой молодец и неплохо потрудились сегодня. Думаю, теперь нам стоит оставить вас, чтобы вы немного отдохнули. Можете поспа… — Нет! — Это был больше выдох, чем шёпот, но прозвучало отчаянно. — Вы не хотите отдыхать? Парень слабо мотнул головой. — Хотите, чтобы ваш посетитель остался с вами? Нервный кивок. — Что ж. Побудете с ним? — Кастиэль, совершенно лишившись дара речи, тоже ограничился кивком. — Я зайду позже, нам надо будет провести тесты на сохранность моторики, хорошо? Парень прикрыл глаза, что доктор явно воспринял как знак согласия. Когда они остались наедине, Кастиэль впервые осознал, что рядом — абсолютно незнакомый человек. Лицо парня без трубки, раскрывающей его рот, даже выглядело иначе. Он был всё такой же бледный, но по-девичьи пухлые губы придавали его лицу ещё большей юности, и шрамы на лице от этого производили поистине тягостное впечатление. Какое-то время полежав с закрытыми глазами, он снова повернул голову к Кастиэлю. Новак потянулся навстречу, прислушиваясь. — Что… что… случи… — парень натужно сглотнул. Кастиэль вскочил так, что потемнело в глазах, быстро подошёл к тумбочке, на которой стоял стеклянный кувшин, и налил воды. Он заговорил возмутительно громко, по сравнению с еле шептавшим парнем, и сам удивлялся невесть откуда взявшейся неуместной бодрости в голосе: — Что случилось? — Он горько усмехнулся, — к сожалению, с тобой случился я. Обернулся к нему затараторил без пауз: — Я ехал по тридцать пятой к Вестсайд Норс, когда ты выехал прямо на меня, и я… прости, я совершил ужасное, я так перенервничал, что не вызвал скорую, а подхватил тебя и привёз сюда сам. Я знаю, что так нельзя, я очень виноват перед тобой, я не соображал, и… вот, попей, — Кастиэль протянул стакан и по растерянному взгляду парня понял, что сделал глупость. — Прости, сейчас. — Он нажал кнопку, приподнимающую верхнюю часть кушетки, и плавно перевёл парня в более возвышенное положение. Поднёс стакан к его губам, зачем-то придерживая подушку позади его головы. Парень, до этого не отрывавший от него пронзительного взгляда, скосил глаза на стакан, неловким движением уложил свою подрагивающую руку поверх руки Кастиэля, держащей стакан, и сделал два скупых глотка. — Ка-ак… долго… ты…? — Как долго я здесь, с тобой? С момента приезда, ну, насколько позволяют. Я ведь тоже пациент. От шока так крепко тебя держал, что, чтобы я разжал пальцы, им пришлось вырубить меня. — Кастиэль кивнул на следы на руке парня. Тот приподнял локоть, и поморщился от боли, но синяк все же рассмотрел. А затем снова впился взглядом в Новака. Кастиэлю стало не по себе, к щекам бросился жар: — Кхм… Слушай, я только понял, что пока тебя не допросит полиция, нам наверное лучше не говорить о… случившемся. Да и ни к чему тебе слушать мою болтовню. Ты должен отдохнуть, ладно? Хочешь, включу тебе кабельное? — Новак завозился с пультом, и парень послушно повернул голову на телевизор. На экране появились начальные титры «Войны супругов Роуз». — Старьё, конечно, но, думаю, сойдёт, да? Кастиэль с облегчением опустился в своё кресло, решив сделать передышку от самого себя. Парень, сдвинув брови, задумчиво смотрел в экран, больше не пытаясь встретиться взглядом с Кастиэлем, но Новак чувствовал, что ему пока лучше не уходить. Кастиэль молча смотрел на лицо парня, на то как он медленно моргает и думал о том, что в этой точке ещё не бывал. И, в сущности, он не представляет, что делать с только что вернувшимся из небытия незнакомым человеком. Было настолько же неловко, насколько очевидно — то, что он сказал какое-то время назад — не было фальшью. Они нужны друг другу. По крайней мере, пока парень, не будет стабилен или хотя бы передан на руки кому-то из близких. В абсолютном молчании, если не считать мерного бормотания телевизора, прошел ещё час. Кастиэль не хотел утомлять парня расспросами, тем более, тот о чём-то тягостно размышлял. Новак видел это по тому, как взгляд парня то и дело начинал блуждать, а ноздри нервно трепетали. Их хрупкую тишину нарушили полицейские, пришедшие для допроса. — Здравствуйте, сэр. Нам сообщили, что вы очнулись. С возвращением. Парень молча кивнул. — Мы не хотели бы вас переутомлять, но, поймите правильно, нам нужно задать несколько вопросов. Это важно для расследования. Один из полицейских был тот же, что допрашивал Кастиэля, и недовольно зыркнул на него, явно намекая, что Кастиэлю лучше уйти. Новак встрепенулся: — Слушай, я выйду ненадолго. Буду в коридоре на случай, если я тебе понадоблюсь после. Ладно? Парень кивнул, а коп с облегчением подтянул к себе кресло Новака, и открыл планшет: — Как вас зовут, сэр? При вас не было никаких документов. Кастиэль помедлил, закрывая за собой дверь. Он так и не решился задать этот вопрос сам. — Майкл, — тем же надрывным шёпотом, что и раньше прошелестел парень, — …Дуглас. Новак просидел в коридоре довольно долго, так, во всяком случае, ему показалось. Движения в коридоре практически не было, смотреть было тоже особо не на что, и Кас начал проваливаться в дрёму, когда его окликнул довольно резкий холодный голос. — Мистер Новак, — Кастиэль открыл глаза и выпрямил спину. Полицейский стоял над ним с нечитаемым выражением лица. — Мы закончили. Мистер Дуглас хочет, чтобы вы зашли к нему. Кастиэль начал вставать, но полицейский преградил ему путь. — Я хочу, чтобы вы знали, мистер Новак, что, несмотря на отсутствие претензий со стороны пострадавшего, расследование всё равно продолжится, и если выяснится, что вы оказывали давление… — Я понимаю, — коротко сказал Кастиэль и, не дослушав, направился в палату. — Значит, Майкл… — Улыбнулся он, войдя. — Я случайно услышал, прости. А я — Кастиэль. Рад… — Я-а… сказал им… что сам попросил привезти. меня сюда, — перебил его Майкл, внимательно глядя ему в глаза. — Я сказал… что отключился… позже. — Но зачем? — Не будет… претензий… к тебе… — Майкл. Ты не должен был этого делать. Зачем? Парень издал долгий дрожащий выдох, и устало прикрыл глаза. — Хочешь поспать? Мне уйти? — Останься. Кастиэль долго смотрел на длинные подрагивающие во сне ресницы парня, пока не начал засыпать сам. Последнее, о чём он успел подумать сквозь наваливающийся сон — всё становится сложнее с каждой минутой, но, кажется, с этим уже ничего не поделать.