По твоим следам…

Он был первым, кого я увидел. Или, если быть точным, услышал. Потому что он позвал меня из той крутящейся черной бездны, где я был до этого. Кастиэль - какое забавное имя. Строгое, будто застёгнутое на все пуговицы, как он сам. Правда, я не знаю, как зовут меня, быть может ещё смешнее, но тем не менее. В самый первый раз я назвал его Кас, потому что не хватило дыхания, но потом... Потом мне нравилось называть его так. Я выбрал себе тоже ничего себе имя, особенно, если учесть, что из-за ужасного шума в голове в том фильме я больше никого не запомнил. Сам он довольно хмурый парень, первым никогда не улыбнётся, но при этом очень сердечный. Уж не знаю, чем я заслужил его доброту, только он в больнице почти всё время не отходил от меня. Иногда я просыпался, а он уже сверлил меня своими синими глазами. Признаться, этот его взгляд частенько смущал меня, но не в неприятном смысле. Вообще, в его заботе не было ничего неприятного. Хотя, наверное, он носится со мной из-за своего дурацкого чувства вины. Жаль будет потерять его, когда он узнает, кем я был до аварии. У него красивые правильные черты лица. Кас точно не хуже актёров, которых я видел по телеку. Поначалу я думал, что все люди такие, но потом понял, что нет. Сам-то я, как выяснилось – не такой. Ну то есть, если не считать, что у меня перепахано шрамами лицо, то я тоже вполне симметричный, но не такой мужественный, как Кас. У меня пухлые губы и девчоночьи ресницы и на вид я совсем молодой, хотя внутри я себя ощущаю гораздо старше того, что увидел в зеркале. Но ничего, вроде лицо не противное. Я подмигнул медсестре, и она отреагировала нормально, так что может я смог бы когда-нибудь завести девчонку. Не прямо сразу, конечно. Когда-нибудь. А с этой Джо мы потом подружились. Мне было трудно засыпать из-за боли в голове, и она раз в три дня в свою смену приходила ко мне читать вслух Воннегута, до самой выписки. Не могу сказать, что я много понял, но запомнил достаточно. У меня в голове было так пусто, что туда отлично помещалось всё новое. Я твёрдо решил при возможности перечитать его самостоятельно. Первая неделя была ужасна. У меня иногда не было сил даже просто держать глаза открытыми, постоянно мутило и был страшный звенящий шум в голове. Тело то принималось ныть в самых неожиданных местах, то немело. Я не понимал, что могу, а чего - нет. Постоянно ходили какие-то люди, ну врачи в смысле. Их было много, они все что-то от меня хотели – очень утомляло. Звон в ушах сводил меня с ума, но частенько унимался от звука голоса Кастиэля. У него очень приятный голос. Низкий, рокочущий. Он будто убаюкивал им мою раскалывающуюся голову. В общем, я делал всё возможное, чтобы из-за своей немощи не цепляться за него. Но все было против меня, буквально. Честно, иногда думаю: «Что ему от меня нужно?» Он не ушёл даже когда я ему сказал, что думаю, что убил кого-то. Не верит и всё. А я вот верю, потому что каждый день просыпаюсь с этим мерзким ощущением: кто-то умер и виноват – я. Только ни черта не помню, кто. А Кас носится со мной, не пойми зачем. Конечно, он один раз ТАК сказал, мол «ты -красивый», но не думаю, что дело в этом. Потому что я один раз его обнял, так он выбежал пулей из палаты – я думал и не увижу его больше. Он потом объяснил, что у него бывают панические атаки – я без понятия, что это, но выспрашивать не стал. Думаю, это как у того парня в «Человеке дождя», Кас немного похож на того чудика. В общем я понял, что нарушать его личное пространство больше не стоит, хоть в фильмах видел, что вроде парень может обнимать парня по-дружески, но, видно, ему это неприятно. Вот и всё что у меня было: бесконечные врачи, ночи в мучительных попытках заснуть, боль, кино, много Кастиэля и раз в три для Воннегут от Джо. А, ну ещё моё тело, что совсем не радостно. Оно было средоточием всего бессильного и спонтанного. Помимо постоянных блуждающих болей, звона в ушах и ужасного зуда под гипсом, самым неприятным были мои ватные ноги. Док уверенно сказал, что я буду ходить, но я пока сомневаюсь. Когда стою – ощущение такое, что я тряпичная кукла, внутри которой тонкий проволочный каркас. И все это гнётся, подгибается и не слушается. Руки постоянно дрожат – словом, мерзость. Представляю, каким жалким меня видит Кастиэль. Я пытаюсь вспомнить хоть что-то через фильмы – там столько всего происходит! Мне очень интересно смотреть и думать: бывал ли я в кафе? На море? Умею ли я играть на гитаре? Есть ли у меня семья? Иногда я засыпал под телек и надеялся, что фильм продолжится во сне, но сны мне не снятся. Точнее был всего один, в день, когда выписали Кастиэля. Я, наверное, сильно боялся, что он не придёт больше, хоть и обещал, потому что именно он мне и приснился. На самом деле, очень приятный сон: в нём ничего не болело и я ехал по дороге на крутом мотоцикле. Как в «Харлей Дэвидсон и ковбое Мальборо», только я сам видел дорогу и то, как она проносится подо мной. Ну вот, а он стоял там же, на дороге, и был весь покрыт какой-то грязью, я почти не узнал его, только по глазам. И он кричал мне, чтобы я сказал, как меня зовут. И во сне я это знал, и даже сказал ему, и так разволновался что-то. Почувствовал какую-то странную щекотку и проснулся. Конечно, проснувшись, так и не вспомнил, что же я ему сказал, но зато обнаружил большое мокрое пятно на покрывале, которым был укрыт на ночь. Чёрт возьми, это было стыдно. Ни в одном фильме такого не было, так что я не знал, что делать. Скомкал его и кое-как сунул под подушку. Пришла сестричка и сразу всё поняла. Она сказала, чтобы я не переживал. Что это хорошо, что тело начинает функционировать как надо, но я всё равно переживал, потому что мне тогда было не надо. Еще через пару недель я проснулся со стояком, хотя мне ничего не снилось. Мне очень хотелось потрогать себя, я чувствовал, что это будет хорошо, но не стал, помня инцидент с одеялом. До прихода врача оставалось всего ничего, и я попытался отвлечься на какие-нибудь мысли. Сначала я думал о Касе, но всё стало только хуже, а потом я вспомнил, как он нервно говорил с кем-то по телефону. У него проблемы из-за меня. Из-за того, что постоянно торчит со мной. Это просто ужасно. Он всё твердит, что ему самому это нужно, но я ума не приложу, зачем. У него же там какая-то жизнь, что-то происходит, а он торчит с почти «овощным» парнем, у которого мозги отшибло. Ещё и убийцей, вероятно. От этих мыслей, конечно, член лёг мгновенно и тихо. Что от него и требовалось. Чёртово тело. И вот я какая сволочь – при этом всём, согласился продолжить реабилитацию у него на ранчо. Я не могу свалить всё на постоянный туман в голове. Если честно, я подумал, что раз уж ему зачем-то важно быть рядом пока я окончательно не очухаюсь, то лучше ему не мотаться в больницу каждый день, а быть дома и заниматься своей жизнью. Правда, это решение заставило его ещё попотеть – нам пришлось получить разрешение почти от всех, кого я видел с момента возвращения. Почему он вообще считает, что я достоин таких усилий? Но, врать не буду, было здорово выбраться из палаты, а потом и из больницы прямиком на улицу. Кас приехал на пикапе, полноприводный Chevrolet Silverado. Полноразмерный, 6,2 литра, 403 силёнки. Рабочая лошадка, в самый раз хозяину ранчо, колодки уже, правда, подсвистывают. Я не понял, откуда я всё это знаю. Попытался вспомнить, вожу ли машину я, но ничего так и не пришло. Тогда я принялся рассматривать всё вокруг. Здесь всё было не как в кино, совершенно. Я вдоволь насмотрелся на невзрачные домишки и высотки и вот что понял – Кас какой- то богач, раз у него целое ранчо. Но это ничего не меняет. Как только я смогу работать – я начну отдавать ему деньги за все расходы. Если, конечно, я не вспомню в чём виновен и прежде меня не посадят в тюрьму. Наверное, я не должен был малодушничать и надо было позволить мозгоправу ввести меня в гипноз. Наверное я трус, который пытается оттянуть момент, но я себя уверил, что хочу обязательно вспомнить всё сам. Кастиэль всю дорогу до дома был очень бледный и молчал, а когда приблизились к его дому – и вовсе сник, я даже спросил его, не передумал ли он, но он, почему-то, только удивился. Мне очень понравилось в доме. Так много вещей, по сравнению с палатой. Какие-то выглядели новыми, какие-то явно были старыми и изношенными, как медная ключница с заметной вмятиной. И эти были круче всего. Были нужные вещи, а были вещи - просто так, вроде распятья в холле – я никогда после не видел, чтобы Кас молился или хотя бы смотрел на него. Здесь был огромный телек в гостевой, но самое лучшее – это запах. Здесь не пахло медикаментами и чистящими средствами, как в больнице – здесь всё пахло так же, как Кастиэль. И у меня, наверное, был дом, и кто-то в нём, может, жил со мной, пока я не сделал что- то ужасное и не просрал всё. Кас отвёл мне целую гостевую спальню! Кровать, по сравнению с больничной кушеткой, оказалась очень низкой, и я мог без усилий вскарабкиваться на неё из коляски и наоборот. Так что Кастиэль оказался прав – не такая плохая затея, как казалось раньше. Но я не восторгался вслух, потому что мой приятель был чернее тучи. Может ему не нравился этот дом, я не знал ещё тогда, но особенно мрачно он выглядел, проходя мимо лестницы на второй этаж. В первую ночь, однако, всё прояснилось. Я, конечно, опять не мог уснуть, и в голове звенело. Кровать была даже слишком мягкой и, поворочавшись пару часов, я плюнул на это. Перебрался в коляску, вспомнив уверения Кастиэля, что мне дозволено свободно перемещаться, где я хочу в любое время, и медленно, стараясь не скрипеть колёсами о половицы, выехал в коридор. Вокруг было темно, и, строго говоря, у меня не было никакого плана. Хотя в душе я надеялся, что Кастиэль тоже не спит. Я включил фонарик на телефоне, который он мне подарил ещё в больнице и, тихо насколько мог, двинулся по коридору. Кас раньше показал мне, где будет спать – это была комнатушка вдвое меньше моей - там был только большой стол с компьютером и диван, на котором и он ютился. В доме было полно комнат, но он уверял, что там ему удобнее всего. Я решил, что подъеду тихонько и, если дверь не заперта, хоть погляжу, как он спит, немного. Он постоянно так делал со мной – смотрел как я сплю, так что думаю, это ничего. Дверь была не просто не заперта, а открыта настежь. Порога тут не было вовсе, так что я, рассчитав так, чтобы не стукнуться колёсами об косяк, проехал в комнату. Честно говоря, я даже испугался, потому что Кастиэль не спал, а сидел на кровати с широко распахнутыми глазами и хватал воздух раскрытым ртом. - Кас? – позвал я, потому что он смотрел застывшим взглядом перед собой и даже не заметил меня. Он повернул голову ко мне и издал какое-то скрежетание, похожее на сдавленный вдох. Я понял, что дело плохо. - Кас, что случилось? Тебе нужна помощь? - Нет, нет, - сипло ответил он, протянув в мою сторону руку, - просто... давит... - Что давит? - Стены, - сказал он и снова страшно задышал. Я понял, что, наверное, это и есть его паническая атака. Ну, вывести его на улицу я никак не мог, и я начал думать, как спрятать от него стены. Увидел на полу сброшенное им одеяло и вспомнил, как в «Шестом чувстве» мальчик прятался в палатке из покрывал, и меня осенило. Я смог дотянуться, взял то одеяло, подъехал прямо к дивану вплотную и набросил одеяло на свою голову и голову Каса. Получилась вполне пристойная палатка, только моя голова была ниже, поэтому я немного ещё придерживал рукой. - Кас, Кас - нет стен, смотри! Я тут, с тобой. Кастиэль заморгал так, будто увидел меня только что и сделал резкий и очень глубокий вдох, как будто я не одеяло набросил, а форточку открыл в душной комнате. Я положил телефон с фонариком себе на ноги и похлопал его по колену. - Ну? Ты как? - Лучше, спасибо, – он и правда задышал ровнее. - Что за хрень? Ты хоть лечишь это? - Н-нет. Это редко случалось... раньше. Я, честно говоря, больше не знал, что сказать, поэтому замолк. Так и сидел, просто глядя на него. Через пару минут, он нервно рассмеялся. - Что? - Знаешь, когда я последний раз так сидел с кем-то под одеялом? В детстве, в монастыре. - Ты был в монастыре? – теперь ясно, откуда распятья. - Мгм-м. Какое-то время, пока меня не вышвырнули оттуда, и я не стал главным разочарованием своей семьи. У меня сразу появилось очень много вопросов. Но я решил задать самый логичный: - За что тебя вышвырнули? Кастиэль показал глазами наверх. - Как раз за это. - За то, что сидел с кем-то под одеялом? - Не совсем. В монастыре у меня был друг. Мы были подростками вдали от дома, послушание было тяжким и атмосфера в монастыре очень гнетущей. И мы с ним спасались друг другом, а настоятель решил, что наши отношения становятся... опасными. И после того, как поймал нас сидящими ночью вот так – вышиб обоих. Даже мой всемогущий отец не смог на него повлиять. - А как ты вообще там оказался? - О-о-о, - он покачал головой, - У моего отца – свои взгляды на воспитание. У меня много братьев и нас всех с десяти до пятнадцати лет он определял в монастырь. Я до сих пор не до конца понял, так ли он религиозен, как хочет показать или просто это был его способ держаться подальше от подростковых гормональных бурь. Ну вот, - Кастиэль подобрал ноги в пижамных брюках, строившись по-турецки. – А после двадцати лет он выдал каждому из нас пакет акций своей авиакомпании, но все доходы от неё перечисляются нам на счет. Который можно обналичить только после достижения тридцати пятилетия, и, то в случае, если мы до этого покажем свою финансовую эффективность. Так что, я отнюдь не богат, а ранчо было куплено вместе с женой на все наши сбережения. - У тебя есть жена? – удивился я, потому что кроме нас никого в доме не видел. Тут-то Кастиэль и рассказал о своем горе. Конечно для меня всё сразу встало на свои места: и то, зачем я ему нужен, и атаки эти, и почему он боялся лестницы. Я до сих пор не уверен, как отношусь к этому. Знаю только, что мне очень жаль, что Кастиэлю пришлось пережить такое. А тут еще я. Скверно, очень скверно. Надо бы поскорее оставить бедного парня в покое. На следующее утро он показал мне само ранчо. Коляска трудновато катилась по бугристой земле, но усилия стоили того. Лошади – это просто ПОТРЯСАЮЩЕ. У него их было десятка четыре самых разных. Сначала он показал мне новорожденных жеребят – ей богу, я чуть не расплакался, такие они милые. Потом несколько низкорослых пород – фалабелла и американская миниатюрная. Одна такая запросто могла бы жить со мной в комнате. Кастиэль сказал, что их отлично покупают и арендуют для всяких торжественных мероприятий. А ещё сказал, что мы начнем мои занятия с них, пока я не смогу уверенно стоять. Потом я увидел лошадей кинг-сайз и вот тут-то окончательно потерял голову. Я не знаю, ездил ли я раньше на лошадях, но теперь точно хочу. Если ноги так и не заработают, клянусь, я вскарабкаюсь на одну из них только на одних руках. Я видел, как какой-то парень из работников ехал верхом – зрелище невообразимое. В какой-то момент Кастиэля позвал кто-то из его конюхов, и он поручил меня пареньку, который казался даже ещё моложе меня. Он назвался Самандриэль. Я видел, что все здесь очень уважают Кастиэля и стараются. И Самандриэль не был исключением. Он показал мне кормовые склады, пастбища, места для карантина, ветчасть, а потом повёл в место, которое он назвал «особая конюшня». Она была совсем маленькой по сравнению с остальными. Здесь было всего четыре стойла для лошадей, на которых у Кастиэля были какие-то особые планы. Я уже перевидал до этого разных лошадей, но тут разинул рот, увидев высокого белого коня с роскошной струящейся гривой и мощной грудью. - Что это за принц? - О-о, это Серафим. Он участвовал в программе селекции, но считается личным конем мистера Новака. Я немедленно представил, как здорово будет выглядеть Кастиэль, скачущий на этом чуде небесной красоты. Я ещё не знал, что через секунду влюблюсь по-настоящему, потому что в следующем загоне стояла она – иссиня-чёрная красотка, с точёной мордой и потрясающей гривой, которая спадала водопадом локонов почти до самых её изящных длинных ног. Увидев меня на коляске, она немного шарахнулась, но потом подошла к воротцам и даже протянула ко мне морду. Я дотянулся и погладил её по носу, и она была совсем не против. - К чёрту маленьких, я хочу заниматься с ней, - сказал я, даже не понимая, что кто-то меня слышит. - Это вряд ли, грустно сказал Самандриэль и тоже погладил лошадь. Хозяин собирается продать её. - Что?! Такую красотку? Как же так? – Я не на шутку расстроился. Тут я увидел, что Кастиэль идёт к нам и повернулся ему настречу, - Кас, можно я начну занятия с ней? Но Кас побледнел, как будто привидение увидел, оттянул ворот рубашки и кашлянул: - Только не с ней. Она опасна. - Ты шутишь?! Да я уже подружился с ней. Она такая милая детка. Но Кас был непреклонен, и тогда я решил, что после занятий буду приходить к ней каждый день, пока её не продадут. И, как оказалось, у нас с ней было еще много времени впереди. И много приятных моментов. В следующий визит в больницу мне сняли швы. Отёк с лица совсем спал, но кожа ещё немного болела, особенно на лбу, под кепкой, которую постоянно меня заставлял носить Кас, чтобы меня не хватил солнечный удар. И я ездил в больницу раз-два в неделю. Меня осматривали, стимулировали мышцы микротоками на каком-то хитроумном аппарате, заставляли ходить на подобии длинной беговой дорожки с двумя высокими перилами по бокам. Сначала, ленту на ней не включали вовсе не включали вовсе. Но потом, когда я стал ходить чуть лучше, они давали мне небольшую нагрузку Док беседовал со мной, иногда брал анализы, каждый раз пытался записать меня на сеанс с психотерапевтом. Только мне это было не надо – у меня был Кастиэль и лошади. Каждое утро он неизменно встречал меня на кухне до смешного растрепанный и серьезный с кофе и своим обычным «здравствуй, Майкл». Причём, как бы я плохо ни спал, никогда не мог поймать момент, когда он туда приходит. Кас ходил вообще бесшумно и то и дело пугал меня тем, что вырастал из-за спины ниоткуда. После завтрака мы оба отправлялись в конюшни. Кастиэль закатывал рукава своей рубашки и нырял в дела ранчо. Казалось, во все сразу. Я – шёл заниматься с лошадьми. Пока я не начал толком вставать, то, просто сидя в коляске, вычёсывал и чистил малышек. Когда сняли гипс, я потихоньку стал участвовать в кормлении и даже мытье. Потом я приловчился стоять, опираясь на руку, и тогда от меня стало ещё чуть больше пользы. Ребятам на ранчо я, вроде, не мешал, потому что со мной особенно никто не нянчился. Я был счастлив почувствовать, что что-то могу. Кроме того, было очень приятно, когда заходил Кастиэль и видел меня за работой. Каждый вечер я навещал Билли. Мне кажется, она тянулась ко мне так же, как я к ней. Было невыносимо видеть её постоянно томящейся в загоне, и я упросил Кастиэля разрешения немного выпасать её самому. Она неплохо слушалась, и я стал отпускать её довольно часто. Мы могли по целым часам могли дурачиться, делая вид, что убегаем друг от друга: я - на коляске, она – на своих четверых. Я знал, что как только окрепнут мои ноги, - я смогу прокатиться на своей Детке, хотя бы полулёжа, и эта мысль грела меня. Надеялся только, что покупатели не отыщутся раньше. А ночью мы с Кастиэлем смотрели кино и подолгу говорили. Он был всё такой же печальный, но очень тёплый ко мне и никогда не выказывал нетерпения из-за того, что я так ни черта и не вспоминаю и медленно учусь ходить. Я здорово привык к этому всему. Что скажешь, такая жизнь могла быть довольно прекрасна, если особенно не задумываться. Казалось даже, что это может длиться и дальше, и имеет смысл. Пока не приехал этот его старший брат.