Новые родители для Марка

После сна он почувствовал себя гораздо лучше и воспоминания о недавнем «ужасном позоре» немного поблекли. Они уступили место мыслям о предстоящем ужине. Марк уже проголодался, а запах из кухни шел изумительный. «Стоило вляпаться в такую историю, — с горькой иронией подумал Марк, — хотя бы ради того, чтоб есть без чувства вины». Мысли о фигуре и хорошей спортивной форме как ни странно не слишком его беспокоили. Это казалось чем-то слишком далеким и… чужим? Кому нужен был этот футбол — ему самому или его отцу, чтобы тот мог поставить на полочку очередной трофей Марка и похвастаться перед приятелями? За этими размышлениями Марк и не заметил, что его голова покоится на коленях… Алехандро? И мало того, он еще и перебирал его волосы, явно задумавшись о чем-то своем, пока Мари накрывала на стол. Марк только хотел поддаться порыву и заорать, шлепнуть его по рукам… хоть как-то это безобразие прекратить… но остановил себя. И не только из страха наказания. Домик у ребят был небольшой, не чета пафосному особняку родителей Марка, однако обставлен он был весьма уютно. В гостиной царил приятный вечерний полумрак, теплый свет горел только в паре торшеров. Кухня объединена с гостиной, здесь же и обеденная зона — добротный деревянный стол на четверых, накрытый льняной скатертью. Мебель была не особо новая, но крепкая, из натурального дерева, все оформлено в теплых тонах, с декором в этническом стиле, видимо, дань происхождению матери Алехо и Мари. Марк не стал устраивать очередной скандал, потому что ему не захотелось разрушать эту атмосферу домашнего уюта, неги и тепла. К тому же руки Алехо были такие мягкие, а движения нежные… кто так его в последний раз трогал? Стейси, капитан команды чирлидеров, с которой они встречались уже год, изменяя друг другу направо и налево? Никогда! Обычно это были хищные и похотливые движения, царапины острыми длинными когтями по спине. Мать и отец тоже не баловали сына ласками и нежностями, предпочитая откупаться деньгами и подарками и скидывать мальчика на руки нянек и прислуги. Няня… вот кто так ласкал его так… но это было слишком давно. А Марк все еще в этом нуждался. — Марки, выспался? Проголодался? — Мари первая заметила, что он открыл глаза, — все как раз готово, пойдем за стол! Ему помогли подняться и все трое направились к столу. — Мари… Алехо… я хотел спросить… — Марки! — поправил его Алехандро, однако, в его голосе уже не звучало прежней злости и ненависти. Видимо, утреннее происшествие окончательно утвердило в его глазах собственную власть и беспомощность Марка. А кто же станет соперничать с малышом? — Марки! Как надо обращаться к нам? — Папочка… и… мамочка… — покорно пробормотал Марк,— когда вы перестанете мне делать эти уколы? Мышцы от них болят… и я… я … буду хорошо себя вести… «Родители» переглянулись… — Милый, одних обещаний мало… мы постепенно будем снижать дозу и следить за твоим поведением. Мы же знаем, каким наш Марк бывает драчуном, — Алехо потрепал его за щечку. В прежнее время, да что там, еще сегодня утром, Марк бы дал за такое по морде. Но сейчас это ему показалось даже приятным. Он не узнавал себя. Или, напротив, узнавал заново. На ужин было безумно вкусное жаркое в горшочках, с овощами и ароматным мягким мясом, в необычном пряном соусе, а хлеб, который испекла сама Мари, не шел ни в какое сравнение с магазинным. Марка посадили на высокий стул, повязали на шею салфетку и кормили с ложки, в общем, все было как и в прошлый раз. Но ему было уже безразлично, каким образом еда попадет ему в рот, настолько все это было вкусно. Он уже наелся до отвала, когда Мари подала обещанный десерт. Шарлотка была из такого нежного и влажного бисквита, с яблочной кислинкой и толстым слоем шоколадной глазури, что Марк не удержался и съел аж два куска. Вылезать из стульчика ему было очень тяжело и единственное на что он был способен после ужина — это снова прилечь на диван. Скандалить и куда-то бежать не было ни сил, ни желания… Марк даже попытался разозлиться и напомнил себе: «Я в плену у маньяков… надо… что-то делать… надо… ну ладно, подумаю об этом потом, а пока надо прилечь» — Покушали, можно и полежать, да солнышко? — Марк не заметил, как рука Алехо скользнула ему под одежду и огладила раздутый животик. Марк подумал о том, что такими темпами он очень скоро не увидит свои кубики пресса, над которыми столько пыхтел в спортзале. При этом его ничуть не расстроила эта мимолетная мысль. Однако рука Алехо спровоцировала еще кое-что. После такого ужина нестерпимо захотелось писать. Подгузник — это было самое сложное для парня. Во-первых, «бабушка и дедушка» настаивали, чтобы на Марка надевали большие и тяжелые памперсы, в которых попа оттопыривалась и выглядела намного объемнее, чем она есть, да и свести ноги не было никакой возможности. Походка в них становилась очень милой, вперевалочку, как у настоящего малыша и «бабушка», да и «родители», просто таяла от умиления. А во-вторых, ладно бы просто надеть, так их надо было использовать! Марк никак не мог переступить эту черту. Мари вдруг увидела, как Марк закусил пухлую губку и нахмурил бровки, и сразу догадалась в чем дело. — Малыш! Ты хочешь писать? Марк кивнул. Ему было сложно даже вслух говорить о таком, не то что делать в чужом присутствии. На его глазах выступили слезы. Кажется, за последние пару дней он плакал больше, чем за весь прошедший год… Только Мари собиралась что-то сказать, Алехандро отодвинул ее и подошел вплотную к Марку, уселся рядом с ним на диван. — Малыш, расслабься…сейчас-сейчас, — он глядел прямо в глаза парню. От обычной наглости и дерзости во взгляде Марка уже ничего ничего не осталось… только немая мольба. От такого пристального взгляда «папочки» малыш стал красный, как помидор. Алехо положил свою руку на животик Марка и начал нежно, но уверенно массировать, спускаясь все ниже. Марк стал елозить попой по дивану, пытаясь отодвинуться от настойчивых движений Алехо, но это было бесполезно. Он больше не мог терпеть и проиграл в этой позорной схватке: мочевой пузырь парня сдался и памперс наполнился теплой жидкостью, но и это, к ужасу Марка, было еще не все. Видимо, слабительное еще не прекратило свое действие и Марк протяжно и влажно пукнул, напряг животик и звучно прокакался, хорошо наполняя подгузник. Но самым ужасным было то, что прямо в этот момент одна рука Алехо лежала на подгузнике у него между ножек, а вторая на животике… Это было уж слишком, и он, подобно ребенку, который прячется ото всех, закрыл лицо руками, а шею, щеки и ушки залила краска. Марк не успел опомниться, как снова заревел. Он и сам удивился, какой он, оказывается, ужасный плакса. Будто все те слезы, которые он сдерживал эти годы, не желая выглядеть ревой и «девчонкой» в глазах отца и своих приятелей, теперь нашли выход. А приятнее всего было то, что новые «родители» не смеялись над ним, не заставляли прекратить, а тут же в оба голоса принялись его утешать и нахваливать. Даже Алехандро, который, как думал Марк, его ненавидит и мечтает о мести, смотрел на расстроенного малыша с нежностью. Мари вытирала Марку слезы и высмаркивала носик, поила водичкой, а Алехандро утешал: — Малыш, вот какой хороший мальчик. Как чудесно у Марка получается, правда? Как хорошо Марк подружился с подгузником, да, мамочка? А так капризничал и не хотел! Мари поддержала: — Чудесно! Такой умненький ребенок. И не надо плакать, ты все хорошо сделал, нас стесняться не надо, ты же наш кроха… — Наш милый карапуз! Марк раньше был уверен, что окажись он в такой или подобной ситуации, он с гордостью все выдержит, набьет всем морды и сбежит. А в итоге он, главный красавец и гордость школы, сидит на мягком диване в обкаканном и мокром подгузнике и ревет как обиженный ребенок. Мари не могла налюбоваться на него в этот момент: его красивое лицо после слез стало еще милее, обычное высокомерное выражение уступило место нежному смущению, красивые губки припухли, нос покраснел, а на длинных ресничках блестела влага. И зеленые глаза, казалось, стали еще ярче от слез. Алехандро был прав: Мари действительно все еще была влюблена в Марка. После «большой аварии» малыша привели в порядок, переодели в сухой подгузник, пижамку с динозаврами и пушистые носочки. Сегодня ему предстояло спать в родительской постели, благо ее размеры это позволяли. Алехандро погасил свет и они улеглись: Марк посередине, между «родителями». Он повернулся спиной к Алехо, а лицом лежал к Мари. Уже погружаясь в сон, прикрыл глаза, но вдруг почувствовал на своих губах поцелуй. — Прости… — прошептала Мари, — я не смогла удержаться. Ты такой сладкий. Сзади под пижамную кофту пробралась теплая рука и провела сверху вниз по спине, и Марк услышал над ухом тихий голос «папочки»: — Сладких снов, малыш. Дальше четыре заботливые руки укутали Марка в одеяло, в рот ему вставили пустышку, уже без ремня, и Марк уже сам начал посасывать ее в надежде успокоиться. Слишком много событий произошло сегодня, и теперь все то, что было до заточения в этом доме, казалось ему каким-то далеким и неправдоподобным. Кто он? Какой? Чего хочет, что чувствует? Впервые за долгое время, лежа в ночной тишине, Марк прислушался к себе. Он с трудом признал, что чувствовал спокойствие и уют лежа между «мамочкой» и «папочкой», а еще легкое возбуждение от двух тел рядом, от мысли, что они сегодня видели и где его трогали… и уж очень Марк ждал завтрака, гадая о том, чем еще вкусненьким его порадует Мари… «У меня точно стокгольмский синдром, а как иначе объяснить все это?» ——подумал Марк и провалился в сон.