Часы

Кристофер крепко держал его в своих руках, заграбастал, как только увидел, почти без слов, только короткое приветствие. — Простите, я не смог прийти вчера, совсем не успевал с часами. Вы ведь не держите на меня обид? Он слегка отстранился, не убирая рук, чтобы посмотреть в лицо, обнаружил «Матильду» расстроенной, опустошенной. — Что с вами? — он только обратил внимание на то, что Мэттью не проронил и слова. — Я вас обидел? — Нет, я лишь чувствую себя неважно, — Мэтт приблизился, положил голову на чужую грудь. — Вы не виновны. — Что стряслось? — Ничего особенного, вы ведь знаете, меня легко вывести из душевного равновесия. Быть может, все дело в том, что мои глаза вас так долго не видели. Так шли дни, даже недели. Кристофер все не понимал, почему же Мэттью становится хуже и хуже с каждым днем, продолжал исправно приходить, не оставлял попытки обрадовать, но ничего не могло вызвать улыбки дольше, чем на пару секунд, такой слабой, вымученной, как у самого Кристофера до того, как он встретил Мэтта. — Может, все дело во мне? — тридцатое апреля. Кристофер стоит у открытого окна. — О чем это вы? — Мэттью с усердием прячет в себе эту острую ноющую боль. — О вашем самочувствии. На нашей первой встрече вы казались мне более живой. — Я больше не страшусь показаться вам скучной, безжизненной, усталой. — В это сложно поверить, — Кристофер так и не обернулся, разглядывая прохожих, пока Мэттью смотрел ему в спину. Мэтту казалось, что это конец. Кристоферу станет скучно рядом с ним, он поймет, что не получает ничего, кроме ухудшенного настроения, и тогда он уйдет. Мысль эта была невыносима. — Простите меня, — робко оброненное, невесомое, едва слышное. Кристофер обернулся, взглянул в лицо Мэттью, покрасневшее, глаза на мокром месте. Он допустил пару секунд промедления, прежде чем оказался рядом с ним. — За что вы извиняетесь? «Матильда» не отвечала. Она молчала, пряча лицо от Кристофера, Крис растерялся, на пару секунд замер, слыша всхлипы, но затем все же прижал к себе, одной рукой обнимая плечи, другой повернув к себе лицо. Мэттью был сегодня накрашен. Тушь и темные тени размазались, первая потекла вместе со слезами, обрамляя щеки каплями цвета золы. Губная помада, красная, вызывающая, была съедена, оставив за собой едва заметные следы на губах и зубах. — Я вас больше не радую, так ведь? — еще тише, сквозь дрожащий голос. — Отнюдь. Я просто хочу знать, что вас так подавляет, — уверил Кристофер. А Мэтт уверовал. По-настоящему. На пару секунд. Ему показалось, будто бы все может быть поправимо, ведь вот он, Кристофер, сидит так близко, готов помочь, хочет выяснить. Но если выяснит… Мэттью сморгнул слезы снова, хватаясь за Кристофера своими длинными паучьими пальцами, ему казалось, что он запятнал его, что достоин смерти за то, как продолжает упорно молчать. — Матильда, — прошептал Крис, поглаживая волосы. — Почему вы ничего мне не рассказываете? Мэттью схватился за него крепче. — Мне очень плохо, — Мэтт наконец признался. — Невероятно, — уточнил он. — И я не в силах рассказать вам всего. — А хотите, я начну? Мэтт опешил. Он поднял свое лицо к Кристоферу, ему показалось, это какая-то шутка. — Что начнете? — Расскажу что-то. А потом вы. Я очень хочу вас послушать и узнать. — И что же вы мне расскажете? — усмехнулся Мэттью в неверии. Ему казалось, Кристоферу нечего сказать, раз он большую часть времени молчит. — Расскажу вам, как сильно я ненавижу этот город, — улыбнулся Крис, наконец-то видя улыбку Мэтта, замечая в ней усмешку, но не придавая ей значения. — Я здесь с рождения и живу. — Я так понимаю, вы живете один, делаете часы, и иногда приходите ко мне. — Все верно. — А где ваша мать? — Я не знаю, — признался Кристофер. — Насколько я понял, она оставила меня своим родителям. — Насколько вы поняли? — Они мне никогда не рассказывали. Я жил с дедушкой и бабушкой. Дедушка передал мне свое ремесло и мастерскую, бабушка заменила мне маму. — Вы их уже схоронили? — Ну что вы так, — смутился Кристофер. — Как будто хотите, чтобы я был очень одиноким человеком, — он задумался. — Но вообще-то вы правы. Это случилось уже давно, можете ворошить своими вопросами старые раны. Я с детства понимал, что это неизбежно. — Сколько вам было, когда вы остались один? — Я не оставался один. У меня все же есть мой лучший друг — Доминик. Мэттью хотел бы рассказать, как Доминик на самом деле относится к Кристоферу, но промолчал. — Так во сколько лет? — Я уже был достаточно взрослым. Лет девятнадцать, насколько я помню. — И что вы делали дальше? — Все то же самое, только мне не пришлось больше ухаживать за стариками. Сначала умерла бабушка, потом дед сгорел за полгода. Они вместе всю жизнь, очень друг друга любили. Лицо Кристофера сделалось каким-то задумчивым. — Знаете, дедушка всю жизнь говорил, что надо бы уезжать отсюда, что надо переехать на периферию и жить спокойно. Бабушка оттого и умерла, спотыкнулась перед машиной, думала, успеет перебежать. — В итоге перебежать не успел никто из вас, — заключил Мэттью. — Может и так. Но на все нужно время. — Не находите ли вы это чудным, что вы говорите такие вещи, делая часы? — Не совсем, но теперь, когда вы обратили на это внимание, — Крис улыбнулся. — Впрочем, я тоже все еще хочу уехать отсюда. Коплю деньги, — Кристофер умолчал, что накопил бы еще к марту, но у него появились дополнительные расходы, и все было отложено до июня. Это же мелочи. — И сколько уже скопили? — К июню смогу вырваться. Я хотел уехать вместе с… да не важно это уже, — Кристофер собрал в кулак всю смелость, чтобы предложить. — Я не хочу вас оставлять. Мэттью смутился. Кристофер оказался серьезнее, чем ему казалось. — Боюсь, вы передумаете, — Мэтт спрятал лицо снова, сильнее прижимаясь к Кристоферу. — Мне самому стоит решать, я думаю. — Я никак не смогу родить вам детей, — Мэттью сыграл такое пристыженное выражение лица, что его игре поверили бы самые искушенные зрители, но Кристофер не был таковым. — У меня совсем слабое здоровье, мне нельзя, я просто погибну. — Я не вижу в этом проблемы, — заявил Кристофер смело, хотя проблема все же была, пусть он и смог бы с этим мириться. — Вы скажите, хотите ли вы вообще согласиться и поехать со мной? Мэттью вздохнул, опустил взгляд. — Очень, — он прикусил губу, чувствуя, как соскабливает остатки помады зубами. — Но не могу себе позволить. — Я возьму все расходы на себя. От вас требуется только присутствие и желание. Кристоферу казалось, будто бы «Матильда» говорит это все из приличия, на деле же не хочет связывать с ним свою жизнь. Он укорил себя за такую наивность, но остался на месте, продолжая сковывать объятием хрупкое тельце. — Знаете, у меня незаконченное образование. — Вы студентка? Не верю, вы же никуда не выходите. — Нет, учеба давно заброшена, мои родители оплатили мне университет и купили квартирку, но я обманываю их и пытаюсь выжить как-то сама. Кристофер не ожидал этого услышать. — Вы их не любите? — Они меня тоже. Пороли за любую глупость. — Тогда вам точно стоит поехать со мной, — с небольшой, едва живой надеждой, уверил Кристофер. — И они вас ни за что не найдут, и если все же найдут, я смогу вас защитить. Мэттью был в нескольких миллиметрах от того, чтобы согласиться. Он мог бы отворачивать от себя Кристофера, прикрываясь страхом беременности, и тогда Крис ничего бы не узнал. Кристофер ведь не стал бы его принуждать. Мэттью уже видел, что это джентльмен в полном смысле этого слова, он будет сносить отвратный характер «Матильды» и ее страх близости до тех пор, пока та сама не прекратит отпираться. Кристофер неспособен на насилие и принуждение, значит, он не узнает правды. Если Доминик ему не скажет. Но Мэттью смотрит во влюбленные глаза Кристофера, сталкиваясь с нежным взглядом, и теперь он сомневается даже в том, что Крис поверит Доминику, а не возлюбленной. Но это сомнение не задерживается дольше пары мгновений. — Мне нужно подумать, — совсем по-девичьи прозвучала фраза из уст Мэттью. — Я ведь знаю вас всего лишь с февраля. — Я готов ждать до августа, — Кристофер соврал. На самом деле, куда дольше, но он не скажет, боится, что тогда Мэттью будет заставлять его ждать еще дольше. Но Мэттью и так это понимает и не хочет заставлять его ждать. — Нет, было бы неплохо уехать в июне. Тогда вы подарите мне на день рождения совершенно новую жизнь, — хихикнул Мэттью. — Может, даже счастливую. — Насколько я смогу ее устроить. — Не прибедняйтесь. — И все же я не могу знать наверняка, будете ли вы счастливы со мной. Быть может, вам будет этого недостаточно. — Я чувствую себя лучше просто когда вы приходите, думаю, если вы более не будете уходить, разве это не то, что мне нужно? — И все же не берусь судить. Я все еще с трудом понимаю ваше поведение, даже если мне это отчасти нравится. — Так вам это нравится? — Да, и теперь я хочу вас послушать. — Давайте в другой раз. — Мы так не договаривались, — Кристофер даже был немного рад быть обманутым. — Но мы и не договаривались, что я обнажу всю подноготную после вашего рассказа, Кристофер, — немного строгости в голосе. Кристофер понял не сразу, но он окончательно попался на крючок. Для полноты картины хотелось, чтобы сейчас «Матильда» решила, что он лезет не в свое дело и ей нужно побыть наедине, потому что Кристофер видел в выражении ее лица — она все же правда хочет согласиться, даже если и забросила в его голову сомнения. — Мне нелегко придется с вами, не так ли? — Скорее всего. — Ну вы и чертовка, — Кристофер был немного зол, и ему бы хотелось позволить себе какую-то ответную атаку, но он помнил — быть может, для «Матильды» это и не заигрывание вовсе. Потому он, все еще так непривычно, коснулся ее лба губами, почти смиренно принимая ожидание как испытание.