К чёрту любовь

— И кстати: трахается он лучше, чем ты. Лицо белобрысого настолько шедеврально, что губы сами собой складываются в ухмылку. Он тупо, заторможенно моргает, а рот его подёргивается от гнева — зрелище крайне жалкое. И оно однозначно стоило того, чтобы поступиться своими принципами и трахнуть Непризнанную. Особенно учитывая, что мне даже стараться не пришлось — девка сама запрыгнула на меня спустя пару фраз. В моих планах было провести будний вечер в приятном одиночестве: после встречи с отцом мне не хотелось никого видеть, а тем более — говорить. Я собирался спровадить Непризнанную вместе с её соплями, но потом передумал. Всё-таки не каждый день любимая игрушка белокрылого выскочки падает мне прямо в руки. Расчёт был такой: Непризнанная и ангелок в ссоре, я трахаюсь с ней, а потом они снова сходятся. Она, конечно, не скажет ему всё сразу — будет молчать, пока ангельская совесть не загрызёт её совсем. И тогда она разобьёт сердечко этому придурку — а я понаблюдаю за драмой издалека. Непризнанной удалось меня удивить. Конечно, я слышал их разговор, слышал, как кровь в её венах посекундно закипает, но поцеловать меня на виду у всего класса, да ещё и зная, что я вряд ли подыграю — это было смело. И вовсе не сходится с образом будущего ангелочка, который она старательно выстраивала с самого появления на Небесах. Что ж, мне ни капли не жаль, что план разыгрался иначе: публичный позор куда хуже преданной любви. — Что всё это значит? — белобрысый подходит ближе, комично поджав губы. Непризнанная собирается что-то ответить, но я опережаю её: демонстративно кладу руку на талию и привлекаю чуть ближе. Если уж играть, то как можно убедительнее. — По мне так намёк достаточно прозрачный, — усмехаюсь я. — Хотя, ты никогда не славился интеллектом — видимо, придётся объяснить на пальцах. С упоением наблюдаю, как лица окружающих вытягиваются ещё сильнее, а глаза ангелочка загораются возмущением, когда я опускаю ладонь на тощее бедро, слегка сжимая. Обычно предпочитаю более фигуристых партнёрш, но сейчас это не важно — я всегда могу заглянуть к Ости, когда представление закончится. Я, кстати, совсем забыл про неё — демоница только сейчас оправляется от шока, чтобы недовольно прошипеть: — Люцифер, какого хрена? — Тебя это не касается, — отвечаю с елейной улыбкой, даже не глядя на неё. Судя по злобному выдоху, что прилетает мне в крыло, секса с Ости сегодня не выйдет. — Вики, как ты не понимаешь? — Дино бросает на меня взгляд, полный высокопарного презрения. — Он просто использует тебя. Ух, какой прекрасно неправильный ход. То, что с такими умениями в общении с женщинами он не остался девственником — не иначе как подарок от Шепфа за неизвестные заслуги. Я прямо-таки чувствую, как кипящая лава негодования Непризнанной переливается через край, и едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. — А ты меня разве не использовал?! — восклицает Уокер, делая шаг к нему навстречу. Тычет пальцем в грудь так сильно, что Дино отшатывается, и продолжает: — Ты с самого первого дня вешал мне лапшу на уши, а теперь строишь из себя Мистера Благородство! Пичкал меня обещаниями и убеждал в своей искренности, а я верила, как тупая овца! Я жалею, что связалась с тобой, но жалеть должен ты — и я найду способ этого добиться. Вот уже и угрозы пошли — ну разве это не прелестно? Причём, они вовсе не пустые: Непризнанная ведь вполне может растрепать своей мамаше о случившемся — в тупой блондинистой голове мелькает та же мысль, судя по тому, как ангелок напрягается. — Вики, мне очень жаль, — пытается коснуться её, но получает хлесткий удар по руке. — Не смей меня трогать! Ты просто жалкий, гнусный… — Что здесь происходит? Громкий голос Геральда заставляет всех оторваться от разворачивающейся драмы. Учитель грозно смеряет взглядом Непризнанную, а она только кулаки сжимает, готовая в любой момент продолжить. — Задержка занятия — не повод заниматься личными разборками в учебное время, — строго твердит Геральд. Кажется, кое-кто сегодня встал не с того крыла — я шире усмехаюсь, предвидя дальнейшее развитие событий. — Но ведь вас не было… — девчонка пытается отпираться, но демон пресекает её старания: — Я тебя предупредил. Если ты не собираешься молча следовать указаниям, то на уроке тебе делать нечего, — безапелляционно заключает он. — Проведёшь остаток дня в библиотеке. Мисселине как раз нужна помощь — вот и направишь свою неуемную энергию в благое русло. Иди. Непризнанная пыжится, не решаясь возразить, но и не желая слушаться — буравит разъярёнными глазами учителя, поджав губы в обиде. Но страх усугубить ситуацию всё-таки одерживает верх, и она, фыркнув, уходит. А у меня в голове рождается идея, ради которой стоит заглянуть в библиотеку после занятий.

***

Читальные залы встречают меня привычным молчанием: учеников в послеобеденное время здесь почти нет. Вокруг так тихо, что без труда можно расслышать звук уязвлённого чувства справедливости — отдалённое кряхтение и хлопки книжных корешков об полки. Следую за ними и нахожу Непризнанную в дальнем зале — рядом с ней тележка, доверху набитая несортированными томами. Один за другим они возвращаются на полки, и каждое движение сопровождается резким, недовольным выдохом, как будто она не книги расставляет, а забивает гвозди в гроб своего заклятого врага. Впрочем, я не удивлюсь, если именно такая картинка держится в девичьих мыслях. Да, я пришёл как нельзя вовремя. — Вижу, работа идёт полным ходом, — плечом оперевшись на ближайший стеллаж и скрестив на груди руки, замечаю я. Непризнанная подпрыгивает от неожиданности, забавно ойкнув и тряхнув крыльями. Раздражённо сверкает глазами в мою сторону, а потом как ни в чём не бывало возвращается к своему занятию. — Пришёл поглумиться надо мной? Встаёт на носочки, чтобы дотянуться до высокой полки, а короткая юбка поднимается, оголяя края чулок и почти что сползая на задницу. — О, нет. Это было бы слишком, — провожу взглядом вдоль длинных ног, выдерживая выразительную паузу, — низко. Поймав моё внимание, Непризнанная смущается и одёргивает подол, но это не спасает ситуацию. Расстёгнутые верхние пуговицы блузки, просвечивающий кружевной лифчик, юбка, которая не скрывает ровным счётом ничего — как ни старайся, наряд преблядский. И совсем не подходящий для учёбы. К счастью, я и не собирался изучать с ней священное писание. — И почему ты тогда здесь? Кажется, утром ты не хотел иметь со мной ничего общего, — говорит так ехидно, что хочется зарычать в ответ и на место поставить, но я сдерживаюсь. Всему своё время. — О, я действительно не хотел, но ты заявила всей школе о том, что между нами что-то есть, — я подхожу ближе, останавливаясь в небольшом шаге, и укорительно цокаю языком. — Я не люблю, когда мои желания так нагло игнорируют. Уокер тут же теряет весь свой воинственный настрой — понимает, что у меня есть все основания для возмущений. Растерянно оглядывается на меня и опускает глаза, кивая. — Ты прав, это было неуместно с моей стороны, — легко соглашается, отрываясь от своего занятия. — Такого больше не повторится. Вертит в руках какой-то обёрнутый светлой кожей том и стыдливо поджимает крылья, переминаясь с ноги на ногу. Так натурально играет роль невинного ангелочка — ещё немного, и обзаведётся светящимся нимбом. Даже я почти верю в эту игру. Почти. — И спасибо, что подыграл, — добавляет она, когда пауза затягивается. — Ну, ты же не думала, что я сделал это просто так, — вкрадчиво произношу я, — по доброте душевной? Глуповато моргает, смотря на меня снизу вверх, так, будто бы искренне не понимает — а потом переспрашивает: — Что? Я не спешу отвечать. Наблюдаю за тем, как пульс Непризнанной учащается, бьётся в проступающей на тонкой шее венке, как она задерживает дыхание в ожидании — и как резко втягивает воздух, когда я всё-таки заявляю: — Я пришёл забрать должок. Нервно сглатывает, осознавая, наконец, что рассчитывать на чужое благородство — идея заведомо провальная. Боится. Страх просачивается в её образ мелкой дрожью коленок, но она пытается скрыть это, смело расправив плечи и глядя прямо мне в глаза. Прочищает горло, придавая голосу твёрдости, и деловито складывает руки на груди. — И чего же ты хочешь? Я склоняю голову набок и красноречиво указываю одним взором вниз — прямо на ширинку брюк. Скромница непонимающе хмурится, пытаясь распознать намёк, и, как только ей это удаётся, кукольное лицо забавно вытягивается. Сейчас будет моя любимая часть. Предвкушаю, как Непризнанная начнёт возмущаться, твердить, что она не такая — может, даже пощёчину мне влепит за наглое требование. Станет торговаться, предлагая в обмен что угодно другое, будет старательно строить из себя недотрогу и взывать к моей несуществующей совести, но в итоге всё равно сдастся, как сдаются все другие. Целиком поглотившись возникшими в голове образами, я не сразу замечаю их отличие от реальности. Вместо того, чтобы кричать на меня, девица опасливо озирается, покраснев до самых ушей. Облизывается, приоткрыв пухлые губы — даже без яркой помады они выглядят блядскими — а потом совсем тихо уточняет: — Прямо здесь? Не «Ты совсем спятил, Люцифер?!». Не «Ты грязный извращенец, не смей даже думать об этом!». Не «Я лучше умру во второй раз, чем буду спать с тобой!». Ни одно из этих слов не исходит изо рта Непризнанной. Единственное, что её беспокоит — это то, что нас могут увидеть, и от этого в штанах сразу становится теснее. После вчерашнего я предполагал, что под маской ангельской скромности скрывается сучка поразвязнее многих демониц, но я и подумать не мог, что она так легко поддастся. Простое желание выпустить пар, не встречаясь с надутой физиономией Ости, вдруг заиграло новыми красками. На самом деле я не собирался брать её здесь, в библиотеке — однако мои планы в последнее время имеют свойство меняться. Я прищуриваюсь, с интересом оглядывая замершую от волнения Непризнанную, и тестирую границы её решимости: — Ну, здесь же нет никого, кроме нас. — А если кто-то зайдёт? — То этот «кто-то» увидит, как ты стоишь передо мной на коленях и старательно сосёшь мой член, — я как ни в чём не бывало пожимаю плечами. — Уверен, со стороны это будет смотреться весьма неплохо. Румянец на девичьих щеках становится ярче, бросаясь в глаза даже в приглушённом свете. Она снова отводит взгляд — борется то ли со смущением, то ли с желанием, но проигрывает обе схватки и остаётся стоять, почти не шевелясь. Только крыльями дёргает и стыдливо ковыряет книжный корешок, так и не выпустив из рук потрёпанный том. Мне уже кажется, что стоит вмешаться и предложить более уединённое место, как она встречается со мной глазами. — Ты ведь никому не расскажешь? Ах, вот оно что: Непризнанная беспокоится не о своей чести, а о возможном наказании за непристойности в библиотеке. Ну, или за репутацию — ей ведь удалось как-то обхитрить всю школу, показавшись тихоней. Сегодняшнее утро уже стёрло эту легенду из общественной памяти, однако я не напоминаю об этом — киваю, нарочито серьёзно сдвинув брови к переносице, и торжественно обещаю: — Ну разумеется, не расскажу. Забираю из подрагивающих рук книгу и не глядя ставлю её на полку, а затем мягко обхватываю Непризнанную за челюсть. Большим пальцем провожу по её нижней губе, оттягиваю её, проводя подушечкой по краю зубов и вкрадчиво, бархатно приказываю: — На колени. (Soundtrack: Bryce Fox — Heaven on Hold) Сомнений в длинноволосой головушке уже не осталось — Уокер принимает своё поражение и послушно спускается. Поправляет юбку — не дай Шепфа я увижу её бельё, пока она мне отсасывает — и смиренно кладёт ладони на бёдра. Молочная кожа покрывается алыми пятнами, а глаза робко глядят на меня, то и дело опускаясь к ширинке, под которой уже виднеется заметный бугор. Я не тороплю, позволяю ей собраться с мыслями, и моё терпение окупается, когда она приподнимается, чтобы дрожащими пальцами расстегнуть ремень. Легко справляется с пуговицей на брюках и тянет молнию вниз, но замирает перед последней преградой. — Смелее, Непризнанная, — подначиваю я с усмешкой. — Уже поздно стесняться. Насупившись, она несогласно вздыхает, но всё-таки слушается: тёплая ладонь ныряет в боксеры, сжимая затвердевший член и освобождая его из мешающейся ткани. Распахивает веки, несомненно оценив размер, а потом несмело придвигается и проводит по головке языком. Очерчивает уздечку и повторяет узоры вздувшихся вен, размазывая слюну по всей длине, а потом берёт конец в рот, плотно обхватив его кольцом губ. Горячо, влажно — Непризнанная глядит на меня в поисках одобрения, и я зарываюсь пальцами в её волосы, призывая взять глубже. Помогая себе рукой, она пропускает член в себя ещё на пару сантиметров и устанавливает неторопливый ритм. Движения неумелые и местами неловкие — до меня только сейчас доходит, что у неё совсем нет опыта, и это осознание делает процесс куда более приятным. Не то чтобы я питал особую слабость к неумехам, но то, что даже ангелочку не довелось испытать её рот, щекочет мою гордость и чувство собственности. К тому же, я охуенный учитель — и курс по минету Уокер пройдёт экстерном. С этой мыслью я перенимаю инициативу: крепче стискиваю длинные пряди в руках, заставляя Непризнанную поморщиться, и отнимаю её от члена. — Открой рот. Покладисто следует указаниям, чуть высунув язык — похлопав по нему головкой, я быстро толкаюсь вперёд несколько раз, демонстрируя нужный темп, а затем вновь приставляю к припухшим губам. — Оближи. Непризнанная принимается за работу, теперь уже с большим энтузиазмом. Скользит вокруг головки, впускает член внутрь, не прекращая ласкать языком. Я одобрительно хлопаю её по щеке и сжимаю челюсти, заставляя раскрыться шире, глубже. Мышцы пресса сами собой поджимаются от ощущений — я прикрываю глаза, довольно выдыхая. Способная ученица — это всегда приятно. Старательная Непризнанная считывает мою реакцию и воодушевляется: сама держит нужный ритм, рукой надрачивая член, но спустя пару минут мне становится этого мало. Сжав волосы на её затылке, я не сдерживаюсь и грубо насаживаю на себя припухшие губы, невзирая на протестующие нечленораздельные звуки. Горло Уокер с непривычки сжимается — узко, мокро, до ёбаных искр из глаз. Позволяю отстраниться, когда её рвотный рефлекс даёт о себе знать. На голубых глазах выступили слезы, лицо покрылось испариной, а слюна тёмными пятнами раскрасила ткань блузки. Но вместо того, чтобы взять передышку, Непризнанная сразу возвращается к члену, намереваясь вернуть его на прежнее место. Двигается быстрее, заглатывая почти до основания, а сама бедра сжимает от желания. Какой же из тебя, блядь, ангелочек? В подтверждение моих мыслей она свободной рукой проникает под блядскую юбку, а в ноздри ударяет тяжёлый, сладкий запах её возбуждения — я зажмуриваюсь, запрокинув голову, и порывисто толкаюсь в податливый рот. — Знал бы, что ты так любишь сосать, выебал бы тебя гораздо раньше, — выговариваю я сквозь зубы, и Непризнанная довольно мычит, посылая вибрацию по всему стволу. — Давай, сучка. Чувствую, как в паху разливается хорошо знакомое тепло, а яйца поджимаются — сделав ещё несколько грубых толчков, я до предела засаживаю член в тесное горло и спускаю. Непризнанная закашливается, давится спермой, но всё же послушно сглатывает, проронив лишь пару капель. — Хорошая девочка, — выдыхаю, большим пальцем стирая окрашенные тушью дорожки слез на раскрасневшихся щеках. Заправляю член в боксеры и застёгиваю ширинку, а Непризнанная вытирает подбородок и рот, нетвёрдо поднимаясь. К ней вернулось былое стеснение — она поджимает натертые до красноты губы и прикрывает пятна на блузке волосами, глядя куда угодно, но не на меня. Помявшись, она сипло говорит: — Я тогда… — и, не закончив, обходит меня, направляясь к выходу. Но далеко уйти ей не удаётся — шпильки отстукивают лишь пару шагов, прежде чем я хватаю Непризнанную за талию и вжимаю в ближайший стеллаж. — Далеко собралась? — перемещаю ладони на круглую задницу и стискиваю, беспардонно задирая юбку. — Я с тобой ещё не закончил. Ахнув от неожиданности, Непризнанная распахивает веки во всю ширь, а я нагло пользуюсь моментом, чтобы впиться в её губы. Жёстко, властно подчиняю себе влажный рот, вторгаясь языком, кусая — Уокер довольно стонет, мгновенно обмякая в моих руках. Отвечает с задержкой, не сразу опомнившись, и снова прерывается, когда я накрываю руками её грудь. Сама расстёгивает пуговицы блузки, выгибаясь в спине, как только мои пальцы проникают под шелковистое кружево лифа, находя чувствительные соски. Сжимаю их пальцами и оттягиваю, а Непризнанная втягивает воздух сквозь зубы, заставляя меня довольно усмехнуться. О, это только начало. (Soundtrack: Boy Epic — Kanye's in My Head) Она уже достаточно распалена — я убеждаюсь в этом, втиснувшись рукой между худых ног. Течёт как настоящая похотливая шлюха: трусы мокрые насквозь, а бёдра запятнаны смазкой. Член мгновенно оживает, дёрнувшись в штанах, но я пока оставляю его без внимания — опускаюсь ниже, обхватив Непризнанную под коленкой и располагая её ногу на своём плече. Она застывает, не дыша, прекрасно распознав мои намерения, и прикрывает ладонью рот. — Правильно, — с ухмылкой хвалю я. — Если не хочешь, чтобы нас услышали, тебе придётся постараться. Бегло, опасливо глядит в сторону прохода, но желание пересиливает: Уокер кивает и запрокидывает голову, умоляюще вскинув брови, как будто просит Шепфа о пощаде. Но сейчас здесь заправляет не он, и облегчать Непризнанной задачу я не собираюсь. Рывком избавляюсь от бесполезного белья и провожу языком вдоль влажных складок, вынуждая её жалобно заскулить. Не останавливаюсь на достигнутом — обвожу клитор, вычерчивая на чувствительной коже беспорядочные узоры, и проникаю внутрь двумя пальцами. Многого от меня не потребуется: понимаю это по дрожащим коленкам и по тому, как тонкое тело извивается от удовольствия, то пытаясь ускользнуть, то подаваясь навстречу. По тому, как Уокер всхлипывает, всё сильнее прижимая руку ко рту, и по тому, как сжимает ткань юбки до побеления костяшек. Сдавленный вскрик всё-таки срывается с искусанных губ, когда я сгибаю пальцы — я с садистским удовлетворением повторяю движение снова и снова, свободной рукой пригвоздив её к скрипучим полкам. Непризнанная мечется, но ей не удаётся сдвинуться и на миллиметр — сейчас её тело полностью принадлежит мне, и я толкаю её ближе к пику, ускоряя движения, заставляя безропотно хватать воздух в перерывах между приглушённым мычанием. Мы обязательно проделаем то же самое ещё раз, там, где нам никто не помешает — я хочу услышать, как сучка сдирает горло, извиваясь на моём языке. Но сейчас не время отвлекаться на эти мысли — Уокер теснее сжимается вокруг моих пальцев и зажмуривается. Ещё пара мгновений, и она кончает с тонким всхлипом, содрогаясь всем телом будто в конвульсиях. Я не сразу отпускаю её — продолжаю истязать сочащуюся плоть, пока Непризнанная не обмякает, и только тогда отстраняюсь, поставив ослабшую ногу на пол. — Разворачивайся, — поднявшись, я тянусь к молнии на брюках. Непризнанная медлит, заторможенно хлопая помутневшими от похоти глазами — я нетерпеливо хватаю её за бёдра и поворачиваю лицом к стеллажу, заставляя прогнуться в пояснице. Высвободив изнывающий член, рывком вхожу по самые яйца, предварительно заткнув её рот рукой. Очень предусмотрительно — стоит мне оказаться внутри, как Уокер вскрикивает, задрав голову. Блядь, какая же она тугая. Я глухо рычу, толкаясь в податливое тело, сразу устанавливая быстрый ритм — она настолько мокрая, что член без труда заходит почти до основания, позволяя прочувствовать каждую тесно сжимающуюся мышцу. Впиваюсь пальцами в кожу, нанизывая её на себя, направляя и удерживая, а Непризнанная не сопротивляется — вцепляется в полку, стараясь держаться ровно, и покачивает бёдрами навстречу. Выгибается сильнее, привстав на носочки, чтобы ещё ближе и глубже — и от этого у меня совсем срывает крышу. — Да-а, вот так, — отвешиваю несильный шлепок по упругому заду. Уокер восторженно скулит, плотнее обхватывая меня. — И это тебе тоже нравится? Отвечает что-то нечленораздельное, но я не отстаю так просто — обхватываю за шею и притягиваю её к себе, замерев глубоко внутри. — Я задал вопрос. Не соображает уже совсем — прикусывает губы и пытается насадиться сама, но я лишь крепче прижимаю её за бедро, второй рукой стиснув горло. Обречённо мотает головой, а в уголках глаз от бессилия поблёскивают слёзы, однако вопрос всё-таки доходит до неё через бешено стучащее сердце. — Н-нравится, — слабо, сбивчиво шепчет Уокер. Снова хочет двинуться, но я не позволяю — наклоняюсь к самому уху и опаляю мочку горячим дыханием: — Для той, кто любит пожёстче, ты сильно ошиблась с выбором парня, — прикусываю мочку, срывая новый приглушённый стон, и добавляю: — Стоило сразу прийти ко мне — я бы с радостью драл тебя так, как ты заслуживаешь. А заслуживаешь ты часто, — отстраняюсь, извлекая член почти до конца, и тут же толкаюсь обратно, — и грубо. Непризнанная собирается что-то ответить, но вместо этого заглатывает пустой воздух — я снова вдалбливаюсь в неё, возобновляя прежний ритм. Не щажу молочную кожу, вцепляясь в бёдра до синяков и кусая влажное от испарины плечо. Не забочусь уже о том, чтобы затыкать её непрерывающиеся всхлипы — похуй, даже если вся библиотека услышит, как она скулит на моём члене. Разберусь с последствиями потом, а сейчас яйца уже звенят от напряжения, в ноздрях засел насыщенный сладкий запах возбуждённой до предела сучки, и я могу думать только о том, как бы поскорее кончить. Засаживаю член ещё резче — Уокер довольно дрожит, отвечая на каждое движение. Она совсем близко — я едва успеваю коснуться набухшего клитора пальцами, как она взрывается. Закусывает ладонь, сдерживая крик, содрогается каждой мышцей и сжимает меня будто в тисках, вынуждая зажмуриться до блестящего калейдоскопа перед глазами. От того, как охуенно тесно и горячо, от того, как жаркое тело патокой растекается в руках, от того, как пульсация пронизывает член от основания до самой головки. Мне хватает ещё пары размашистых толчков, чтобы спустить следом. Вжимаюсь до предела, изливаясь глубоко внутри. Рычу Непризнанной в шею, прикусываю кожу и зализываю следы, вдыхаю её запах — а она кладёт ладонь мне на затылок, привлекая ближе. Значит, укусы её тоже не смущают — запомню на будущее, потому что… — Мы ещё повторим, — обещаю я, прежде чем выпрямиться. Быстро привожу себя в порядок, и Уокер следует моему примеру. Пошатывается, но кое-как справляется: поправляет лифчик и застёгивает рубашку, наскоро вытирается пришедшими в негодность трусами и опускает юбку. Дышит всё ещё тяжело, убирает прилипшие ко лбу тонкие прядки волос и стирает растёкшийся макияж пальцами. Осторожно выглянув из-за стеллажа, она озирается и с облегчением вздыхает: очевидно, наша шалость всё-таки осталась незамеченной. Удовлетворённый таким раскладом, я подхожу и вновь завладеваю припухшими, покрасневшими губами. Лишь на пару мгновений — потом я отстраняюсь, не позволяя ей разнежиться окончательно, и ухожу, напоследок бросив лукавое: — Приятно иметь с тобой дело, Непризнанная.