Она расцвела на глазах, как расцветает цветок, томимый жаждой и дорвавшийся наконец до воды, которой он был лишен столь долгое время. Когда она разглядывала себя в зеркало, то видела, что от былой угрюмости и маски полной безнадежности не осталось и следа. Напротив! Ее глаза сверкали, словно звезды, кожа тоже налилась и светилась… Иногда, очень редко, но все же выпадали деньки, когда Эмили даже находила себя красивой.
— Люсинда Райли «Лавандовый сад»
Джинни удобно уселась в дальнем углу библиотеки. Это место они с Гермионой заприметили совсем недавно, где-то в начале октября. Оно было заставлено рядами книжных стеллажей, тысячей разнообразных книг. На подоконнике стоял канделябр с подтаивающим воском свечей, а по бокам от окна висели факела с подрагивающим огнём. Неяркое освещение люстры, в которой уже давно перегорело около трех лампочек, создавало приятную атмосферу. Джинни прогуливала Историю Магии: не хотела провести еще один час в раздумьях о прошлом под нудную лекцию Биннса. Они с Гарри расстались перед началом учебного года, когда он точно решил занять предлагаемую ему министром Кингсли должность главы аврората с минимальной подготовкой. Это было сложным для них обоих решением. Гарри с Джинни говорили весь вечер и полночи. Поттер был уверен, что не сможет уделять ей должное внимание, должную поддержку, находясь на постоянном обучении и сидя за проверкой различных бумаг дни напролет. Они будут очень далеко друг от друга. Гарри не сможет приезжать в Хогсмид из-за постоянного, плотного графика, а у Джинни не появится и толики возможности покинуть Хогвартс когда вздумается, чтобы увидеться с любимым. Глядя на звездное небо, допивая уже третью по счету порцию черного сладкого чая, они плакали, сидя в обнимку. Тепло его родных ладоней останется в памяти на долгие годы. Осознание, что это последний их день в статусе пары заставлял дрожать всем телом, скатываться прозрачным слезам по опухшим щекам. Гарри поцеловал ее в макушку и ушел в комнату, стараясь не сорваться на крик до того, как закрылась дверь и легло заглушающее заклинание. Джинни продолжала сидеть на кухне, пустыми глазами изучая ничего не значащий вид из окна. Рассыпавшиеся по темному полотну неба звезды постепенно начали таять. Скоро станут проявляться краски первого сентябрьского рассвета. Завтра начнется учебный год. Вставать через четыре часа, а она не может сдвинуться с места. Ее тело болезненно оцепенело, сердце готово было разорваться на части. Цвета стали менее яркими, жизнь не казалась больше такой счастливой. Она физически ощущала, как тонкие волокна связывающих их с Гарри нитей судьбы расползаются в разные стороны и рвутся, болезненным треском отзываясь в груди. Уизли крутила меж пальцев воронье крыло. Она откинула голову назад, удобно оперевшись задней частью шеи на высокую спинку деревянного стула. Ослабленный красно-золотой галстук и расстегнутая на верхнюю пуговицу рубашка не доставляли дискомфорта от неприятных ощущений на нежной коже. События последнего месяца крутились вокруг одного и того же человека, который, как казалось, смог вытянуть ее из воды, когда она тонула, все глубже погружаясь на песчаное дно. Блейз Забини очень плавно вливался в поток ее жизни, все чаще появляясь рядом. Парень буквально разомкнул Джинни объятия своего юмора в первую же практику по Зельям, когда оказался с ней в одной паре по прихоти Слизнорта. Все чему-то возмущались, отказывались работать, злились и ругались, а Блейз, находясь в приподнятом настроении, пытался рассмешить стоящую напротив Джиневру, пустыми глазами вглядывающуюся в пожелтевшие от времени страницы старого учебника. Забини пару дней не решался подойти к Грейнджер с нужным вопросом. Он замечал, как гриффиндорка напряженно относится к сложившейся ситуации. Забини по одному взгляду понял, что она чертовски их жалеет, но при этом не может, или не знает, как переступить черту. Гермиона не могла определиться. Да и они на первых порах особо не нуждались в чьей-то поддержке. Или же просто старались делать вид. Но в один день Блейз решился. После истории Забини выловил ее в плотном потоке однокурсников, несильно сжимая ее предплечье: — Очень нужен твой совет. Девушка молча последовала за слизеринцем, не пытаясь скинуть его руки. Это прикосновение не вызывало и капли дискомфорта, да и с Блейзом она общалась не первый раз за все годы обучения, знала о его беззлобных намерениях. Когда парень убедился, что их никто не слышит, то остановился у открытого окна, сворку которого немного беспокоил сентябрьский тёплый ветерок. Гриффиндорка облокотилась о подоконник спиной, складывая руки на груди в ожидании. — Что происходит с твоей подружкой? — Гермиона немного опешила. Слегка опустила голову, как бы потирая зачесавшуюся бровь. Но Забини знал, что она избегала его взгляда и ответа на заданный ей вопрос. — Я понимаю, что она потеряла брата, но это не совсем то, — Блейз встал прямо перед ней, заставляя очень высоко задрать голову, чтобы прочитать в его глубоких темных глазах неизвестно откуда взявшееся волнение. — Я помню ее на 5 курсе. Она была задорной, веселой. Вечно с нами пререкалась. У нее были искры в глазах, Грейнджер. А сейчас она похожа на дементора. Мало того, у неё душу высосали, так еще и она всю радость высасывает. Девушка немного приподняла вверх левый уголок губ. Какое же точное описание всему происходящему дал Забини. — Джинни за день до начала учебного года рассталась с Гарри. — Ее голос пропитывала боль и обида за друзей. Гермионе все еще не особо верилось, что они могли разойтись, оставить друг друга в муках нестираемых воспоминаний. Блейз тяжело выдохнул и нервно потрепал большой ладонью ёжик на голове, будто перенимая все переживания Гермионы себе. — Только, прошу, не шути на эту тему. — За кого ты меня принимаешь вообще? Я похож на идиота? — оскорбился Блейз, сделав недовольное выражение лица. — Тебе честно ответить? — Забини улыбнулся Гермионе. Острит, кошечка. Поблагодарив гриффиндорку, он в раздумьях отправился по своим делам. С каждым новым днем жизнь Джинни налаживалась, как ей казалось. Хотя все было так же скучно и серо. Из дома письма практически не приходили, но она была уверена, что Мама готовит, сдерживая слёзы, знала, что Джордж вместе с Роном упорно трудятся, привыкая к отсутствию в их жизни Фреда, а Гарри… А Гарри работает, даже не напоминая о себе через сов с письмом в лапке. И в какой-то мере она была ему очень благодарна. Она только начала привыкать. Привыкать не искать его взъерошенные волосы в коридоре поверх тысячи макушек, привыкать не видеть его в компании Гермионы, возвращающейся из библиотеки, привыкать к кружащемуся около нее с подбадривающими шутками Забини. Сначала раздражал его оптимизм и улыбка на пухлых губах. Он шутил, постоянно помогал, даже пытался выводить ее из себя, чтобы услышать в ответ колкости. Но все было напрасно. Девушка не хотела впускать его в свою жизнь, опираясь на фразу «Мне только его для полного счастья не хватало». Все переменилось в один из дней ноября, когда утром вторника девушек разбудила сова, что стучала крепким изогнутым клювом в оконное стекло. — Черт бы подрал этого Забини, — завидев черного сыча, взорвалась негодованием Джинни. — У меня такими темпами разовьётся хронический недосып. Рыжая, поправив сползающую тонкую лямку спального комплекта, открыла зашторенное окно и чуть не выронила из рук стакан с водой. Ее ждал приличных размеров пакет из «Сладкого королевства, небольшой свиток, привязанный изумрудной нитью к тонкой совиной лапке, и красная роза без шипов.«Доброе утро, Уизлиетта!
Уже чувствую, как проклятия, сказанные тобой до открытия штор, накапливаются в приготовленном для меня котелке в аду. Спасибо, что заботишься о моем будущем и облегчаешь раз за разом работу чёрта, который будет крутить вертель.
Но сейчас не об этом.
В этот прекрасный солнечный день хочу напомнить тебе, что жизнь и так копотка. Поттер, Херотер, Чмотер. У тебя будет куча парней, еще лучше Поттера, (я, к примеру), — тут Джинни не смогла сдержать смешка. Много хочет. — Но только при условии, что ты будешь улыбаться и вытворять всякое своим острым язычком. Мы всем факультетом соскучились по твоим колким фразочкам. А я уже не могу работать в атмосфере, будто мы заживо похоронили весь юмор мира. Я такими темпами начну чахнуть. Чтобы распуститься как эта роза, мне нужен твой юмор и подколы. Не вешай нос, рыжая. Нужно когда-то начинать все сначала. Новый этап — не всегда что-то плохое. Чистой лист должен быть всегда наготове.
С невероятной любовью,
Ожидающий открывающую этот год порцию колкостей,
Блейз Забини»
Джинни первый раз за все эти месяцы громко рассмеялась, попутно рассматривая бархатные лепестки ароматной розы. Это письмо значило для нее многое. Написанные там фразы она слышала от друзей ни раз, ни два и даже не десять. Но именно преподношение Блейза, именно письменная форма почему-то решила начать разбивать эту корку плотного прозрачного льда. Широкая трещина прошлась по ее периметру, и Уизли начала расцветать, как эта, явно поддавшаяся неувядающим чарам, очаровательная роза. Гермиона сразу поняла: это начало чего-то нового. Уизли будто вынырнула из прохладной воды, жадно глотая каждую минуту, каждый час времени, который, как ей казалось, уже не насыщен ничем нужным, важным и интересным. Глотала с насыщением, набирая полные легкие, словно воздух. Она начала смеяться и приводить к жизни скучающую, потухшую Гермиону. Забини, довольный как объевшийся сметаной с мятой жмыр, улыбался во все 32 своей белозубой улыбкой, наблюдая за светящейся изнутри Джинни, когда та вошла в Большой зал. И вот на том моменте пришло внезапное, почти не осязаемое, касающееся лишь кончиком отростка новой жизни, осознание: всё постепенно встает на свои места. В какой-то момент времени, глядя на красивый ноябрьский закат, красными красками раскрашивающий еще совсем недавно голубеющее полотно ясного дневного неба, Джинни сравнивала в своей голове Блейза и Гарри, стараясь выяснить, почему она подпустила Забини так близко, и ко всему прочему очень не хотела отпускать. Они были слишком разными, хотя оба любили искать приключения. Однако Гарри натыкался на них во время важных дел, расследований, связанных с Волан-де-Мортом, а Блейз — ради глотка свежего воздуха, чтобы не было скучно. От Забини веяло уверенностью и хорошим чувством юмора. А еще дорогим парфюмом и умением ухаживать за девушками. У Гарри всегда с самооценкой было не очень. Хотя, укуси его Гиппогриф, он Избранный! Великий волшебник с Рождения, знаменитый Гарри Поттер. Но эту неуклюжесть, неуверенность и застенчивость Джинни очень любила. Нравилось смотреть, как он краснеет от ее действий, слов, прикосновений. Но с Блейзом было интереснее. На каждое ее случайное прикосновение он реагировал всегда по-разному. Иногда перехватывал изящное запястье и приветствовал едва ощутимым, мягким и бережным касанием губ к веснушчатым костяшкам пальцев; когда опускала ладонь на крепкое плечо — в знак приветствия перехватывал ее тонкую талию. Когда Джинни говорила — внимательно слушал, если бросалась колкостями, язвила — подливал масло в огонь, вбрасывая меж ее фраз свои. Это был его своеобразный язык любви — шутки. У кого-то это действия, у кого-то слова, у кого-то — интеллект. А Блейзу Забини до безумия нравилась ее улыбка или ухмылка, сопровождаемая хитрым лисьим взглядом. Сказывалась и горячая итальянская кровь. Как Гермионе и Джинни казалось, уверенность текла по его венам с рождения. Блейз был самоуверен, но слегка; чаще в шутку, чем на самом деле. И Джинни это безумно нравилось. Он мог спокойно подойти к ней на перемене, когда та болтала с друзьями, приобнять и поздороваться; прижать ее к своей широкой груди в то время, как они общаются в компании, а окружающие их Драко, Теодор, Пэнси, Гермиона и, зачастую, Астория удивленно на них поглядывали. Что Джинни заметила, так это редкие улыбки Малфоя. — Он что, умеет улыбаться? — однажды спросила она у Блейза, когда они работали на Зельях. — Да. Он бы делал это чаще, если бы к вам привык. — Тогда эти слова прочно засели у Джинни в голове. Малфой — не Забини. У него за спиной в тысячу раз больше грехов, и намного серьезнее. Хоть Уизли и не особо нравился Драко, ей стало немного не по себе от представлений о грузе, который он несет за своей спиной. В ее сердце проснулось сочувствие. — Прогуливаешь? — Из размышлений вывел тихий вопрос. Джинни не слышала, как парень приблизился к столу. Она чуть повернула голову влево, встречаясь с карими глазами. Парень устроился на деревянном стуле, удобно сложив руки на груди и закинув ногу на ногу. Забини не носил мантий, поэтому широкие плечи не скрывала плотная чёрная ткань. Концы небрежно переброшенного через шею изумрудно-серебристого галстука стремились к не сдавливающего шею вороту строгой форменной рубашки. Время от времени она казалась смешной на слизеринце: он выглядел слишком строго, вступая в контраст с озорной улыбкой. Джинни ему улыбнулась: — Просто дала Биннсу отдохнуть от меня немного. А вот ты бесстыдно прогуливаешь. — Да, я уже выспался на рунах, на сегодня хватит, — он ловко перебирал меж пальцев правой руки волшебную палочку. — Грейнджер сегодня не в духе? — Ага, ваш милый Грэхэм потрудился. — Джинни положила голову на сложенные руки, все еще глядя на Забини. В какой-то момент во взгляде гриффиндорки зажглась огоньком хитринка. — Но зато я убедилась, что Гермиона начинает привыкать к Малфою. В глазах Блейза промелькнул неподдельный интерес. Прямо как в детстве, когда пытаешься выведать у родителей, какой подарок они хотят подходить тебе под праздничную ель в этом году. Он пододвинулся ближе, приготовясь очень внимательно слушать. — Они улыбнулись друг другу. А еще Гермиона сказала, что, дословно: такое ощущение, что сегодня без рук работала. Понимаешь, к чему я клоню? — Да уж, интересная ситуация. Драко мне сказал, что с Асторией работать невозможно. Он сотню раз утверждал, что может работать без Грейнджер, а на самом деле все оказалось по-другому. Они переглянулись. Были уверены на все сто процентов, что в их головах пронеслась одна и та же до ужаса странная мысль. — Да вряд ли, — наконец выдала Джинни. Она покусывала краешек нижней губы, съедая матовую помаду нежного персикового оттенка. — У вас немного иные взгляды на всё. А на происхождение Гермионы тем более. Вы чистокровные волшебники. Гермиона замечательная. Она самая лучшая, однако Малфой… — Джинни, мы уже не так и чисты, — Блейз закатал рукав белоснежной рубашки, не стесняясь шрама, оставшегося на всю его жизнь. Джини знала, что там темная метка. Видела ее на его руках множество раз. Темный рисунок с черепом уже не пугал, лишь где-то в глубине сознания отзывался чем-то таким, что могло привести ее саму к опасности. Девушка аккуратно провела длинным ноготком по контуру черепа, продолжая легким касанием скользить подушечкой пальцев по туловищу уродливой змеи. Темная кожа покрылась мелкими мурашками. — Ему абсолютно плевать. Ты даже представить не можешь, сколько раз он просил прощения у Грейнджер после войны. Тысячи признаний, Джинни. — Почему он не может сказать это вслух? — Девушка сжала его ладонь. — Гермиона простила его уже давно. Она не держит на Малфоя зла, не ненавидит. Они могли бы нормально общаться, даже дружить. Но Малфою стоит переступить через себя. — Он слишком упертый, — большой палец размеренно двигался по тыльной стороне ладони. Джинни прикрыла глаза и спокойно вдохнула запах старых страниц и книжной пыли. Хоть девушка и возмущалась, что Гермиона постоянно тащит ее с собой, но здесь было уютно. Уизли теперь понимала, почему Гермиону вдохновляет и расслабляет это место. — Драко жил в оковах эмоционального контроля все это время. Представь, что миссис Уизли повторяет тебе изо дня в день, как правильно держать голову и глядеть на людей свысока. — Не очень приятно. — Когда Люциуса закрыли, Драко спокойно вздохнуть смог. Нарцисса так вообще на развод подала. — Ну это во всех газетах писали. — Джинни вспомнила свою первую реакцию на эту новость — неописуемый восторг. Какой же Нарцисса оказалась сильной женщиной, не побоявшейся осуждений и обсуждений. Развод в семьях, входящих в «Священные 28», был чем-то по типу запрета. Вина всегда ложилась на женщину, и ей перемывали кости очень долгое время, а мужчин, наоборот, все жалели. Но Нарцисса добилась своего, при том ещё и рассказав причину их развода: оскорбления, принижения, угрозы. Миссис Малфой было очень жалко. Однако, она рассказала, что если бы не Драко, то никогда не решилась бы на этот шаг. — Поверь, пройдет еще немного времени, и Драко оттает. Просто нужно найти человека, который ему в этом поможет. Весь день Гермиона ходила без настроения. Все валилось из рук. Девушка успела схватить из-за Монтегю ещё и «Удовлетворительно» на ЗОТИ, потому что Снейп решил что-то поменять в размеренном темпе их работы. Уже второй раз за сегодня Гермиона признала поражение: без Малфоя под рукой было тяжело. Драко знал, когда стоит прекратить и дать им обоим передышку. Во взмахах его волшебной палочки не было дикой ненависти, ярость не проскакивала в разноцветных искрах. Грэхэм, хоть это и была тренировка, бил будто в этой комнате происходил настоящий бой. Он загнал ее в угол комнаты, обезоружив и заблокировав способы использования беспалочковой магии с ее стороны. Девушка отлетела к окну, больно ударившись левой частью тела (то ли плечом, то ли спиною) и сломала квадратный каблук. Нужно иметь огромное везение, чтобы это произошло. На ногах и спине точно останутся памятные синяки. А Снейп все молчал, наблюдая за всем этим издалека. Грудь девушки тяжело вздымалась. Карие глаза стали темными, наливаясь гневом. Она сидела на пыльном полу, оперевшись саднящими ладонями. К горлу была приставлена палочка. Зеленые глаза жадно исследовали ее беззащитное тело, находящееся под ним. Жестокость и чувство превосходства. — Ну что, Грейнджер? — говорил громко, чтобы все слышали. — Какая ты сильная, какая независимая. — Издевался, глядя прямо в глаза. Выплевывал каждое слово с наслаждением. — Где же та Героиня Второй Магической? Как же тебя не убили на этой войне? Ты же слабая, Грейнджер. Все молча за этим наблюдали. Было сложно впутаться, когда Снейп велит молчать до конца. Драко переглянулся с Теодором и Блейзом. Было противно слышать эти оскорбления. Малфой знал, что Гермионе больно это слышать, даже больнее, чем оскорбления в адрес собственной крови. — Это не война, Монтегю, — кончик палочки давил на кожу. Точно останется след. — И то, что я сейчас в таком положении не делает меня слабой. — Однако, ты никогда не оказывалась в таком положении рядом с Малфоем. Что же это значит? — он повернул голову к Драко. Он с раздражением смотрел на однокурсника. — Малфой просто не добавил тебя ни разу, потому что не хочется марать руки. — Он просто знает, когда остановиться. И не отыгрывается на мне за каждое неправильное действие в его сторону. Слабая тут не я. — Девушка перехватила его руку, отведя палочку в сторону, и поднялась на ноги, держа баланс, чтобы не упасть с одним целым каблуком. Немного оперевшись о шкаф, она стянула второй, целый каблук, и босыми ногами пошла к однокурсникам. Пол был невероятно холодный. Ползал ощутимый извилистый сквозняк — Я выиграл, Грейнджер, — он хотел было помахать волшебнице вслед ее же волшебной палочкой, но, пошарив в карманах, не нашел. — Поздравляю, — Гермиона кинула на него взгляд через плечо. В одной руке она держала обувь, в другой — свою палочку. Чары спали, она могла с легкостью колдовать лишь мыслями, аккуратно сгибая пальцы. Тело ужасно болело, но она этого не показывала. Последнее слово все равно будет за ней. — С тобой все в порядке? — Они отошли в безлюдный коридор. За окном ветер поднимал хлопья, ветки деревьев покачивались ему в такт. Драко аккуратно прикоснулся к ней, стараясь не вызвать боли. Ему ли не знать, насколько больными являются такие сильные удары. Но это было неизбежно. Гермиона резко вдохнула, сжимая руку Джинни сильнее. — Неужели ты так переживаешь? — усмехнулась она, опираясь о подоконник спиной. Ногам было холодно. Теодор уже чинил заклинанием обувь. Как только закончился урок, они, не говоря ни слова, помогли Грейнджер. Конечно, он переживал. Странные мысли лезли в голову уже пару недель. И пока попыток их отгонять Малфой не предпринимал. Однако, это было необычным ощущением. — Как бы это не подняло твою самооценку, ты достаточно сносный напарник, — выкрутился он. Драко первый раз в жизни отвесил ей комплимент. Мерлин, это сон? или она так хорошо приложилась? Драко чуть наклонился, чтобы быть ненамного выше неё. Передние прядки слегка растрепанных светлых волос падали на глаза. Она с опаской чуть отпрянула. — Ты как дикий зверек, Грейнджер. Посмотреть дашь? — Я схожу к мадам Помфри после занятий, — послужило ему ответом. Но руку девушка не убирала, ощущая его прохладные пальцы около шеи. Они строили нормальный диалог. Еще бы не в таких обстоятельствах. В голове крутился момент с урока: она искреннее выдвигала его хороший поступок, его хорошее качество. Они не разговаривали, но она все чаще называла его в своей голове по имени. Еще бы чуть-чуть, и произнесла бы его вслух. Необычные ощущения. — Я лично прослежу, — поручилась за нее Джинни, все это время перебрасывающаяся взглядом с Блейзом. — А то она не дойдет. Гермиона закатила глаза. Она не любила лазарет всей душой. От запаха лекарств мутило, а из-за бело-голубых оттенков, постоянно мелькающих перед глазами, кружилась голова. — Я не маленький ребенок. — Грейнджер, опираясь на плечо Малфоя, совсем не возмущавшегося по этому поводу, обула починенные каблуки и выразила огромную благодарность Нотту. — Мы охотно в это верим, любитель горячего шоколада, — рассмеялся Забини и подал ей сумку. Они крутились возле нее, как возле тяжело больной или умирающей. Но эта забота была безумно приятна. В один день все так круто поменялась. Немой заговорил и заулыбался, те, кто умел только подкалывать, безоговорочно помогают, захватив немого. Слизеринцы именно в этот момент показали свое воспитание, проявляя заботу попавшей в неприятную ситуацию девушке. Как только они собрались на последний урок, трансфигурацию, заметили стремительно движущуюся к ним Паркинсон. Красивое, идеально уложенное каре разлеталось от ее быстрого шага. — Все в порядке? — с беспокойством в голосе спросила она, оглядывая однокурсников. Утвердительные кивки заставили Пэнси облегченно улыбнуться. У неё была очень красивая улыбка. — Вот он подонок. Ни разу не видела, чтобы Монтегю так яростно размахивал палочкой. — Я тоже, — шатенка закусила нижнюю губу, поправляя лямку сумки, которую пришлось закинуть на правое плечо. — Но все бывает впервые. — Я надеюсь, ты додумаешься сходить в больничное крыло? — Паркинсон пристроилась по правую сторону от Гермионы, как будто делала так уже много времени, в то время как Уизли шла по левое. Все были удивлены поведением слизеринки, но эту тему не поднимали. Паркинсон оказалась очень даже неплохим собеседником. Все время считалось, что у нее на уме лишь шмотки, отношения и капля мыслей об учёбе. Пэнси носила серебряные серёжки-кресты, матовую бордовую помаду и хитрый взгляд. От неё всегда пахло дорогими духами и веяло утренней натянутой улыбкой, которую она дарила преподавателям изо дня в день. Училась девушка хорошо, изредка пропуская занятия. Могла не делать домашние задания, но исправлять эту ситуацию хорошими ответами. Пэнси бесила большую часть девушек, так как выросла в тесной дружбе с серебряным трио, однако претендовала только на Нотта. Они дружили вчетвером. Паркинсон всегда могла рассчитывать на помощь и поддержку, на черничные кексы в больничное крыло и хорошее настроение, если рядом Тео и Блейз. Девушка не лезла за словом в карман, тихо выжидая нужного момента. Ей не все рассказывали, но она всё знала и пыталась помочь, чем могла. Хитрость и самоуверенность смешались с заботливостью и целеустремлённостью в адский коктейль. Для всех она была сучкой Паркинсон, вечно высокомерной и недовольной, но как только наступал вечер, а рядом появлялись друзья, слизеринка красиво улыбалась и громко смеялась, не стесняя себя надоевшими за всю эту жизнь манерами. — Где вы были вообще? — Астория, сложив руки на груди, стояла возле Монтегю. Тот на удивление молчал, глядя на всех свысока. Конечно, самооценка у него взлетела, что ее даже не видно — потолок мешал. Ее тон походил на тон возмущённой жены, встречающей мужа, поздно пришедшего домой подшофе. — С каких пор тебя это интересует? — Джинни и Астория сцепились взглядами. Взаимная неприязнь проскочила разрядом молнии через расстояние коридора. Они не подружились с самого начала обучения. Этот сценарий писался с первого курса. Сначала это было межфакультетное, теперь уже переросло в необъяснимое личное. Правда, интересно, чего они не поделили, но в этом огромном снежном коме, к которому с каждым годом налипало все больше и больше снега, было уже не найти искомой причины. Об их постоянных перебранках знал весь Хогвартс. Первые два курса Джинни старалась по советам мамы не обращать внимания, но на третьем прислушалась к близнецам и начала острить в ответ, огрызаться и не стесняться говорить в принципе. Асторию это бесило, однако Забини это в те годы уже поражало. — Просто мне интересно, почему мои друзья внезапно стали помогать всяким…— она выразительно кивнула на Гермиону, которая стояла по середине. Три абсолютно разных девушки, но все, как одна, с выразительным, непонимающим взглядом ждали продолжения фразы. — Каким? — Собирая все свои силы в кулак, Гермиона сложила руки на груди. В глазах все немного поплыло от боли. Малфой, стоящий за ней, заметил, как напряглась спина и стал виден силуэт острых лопаток. — Договаривай до конца. — Маглорожденным девчонкам, — девушка не могла произнести это оскорбление, становилось как-то очень гадко. Оно оставляло привкус гнили на языке и заставляло всё внутри съёживаться. — Это наше дело, кому помогать, а кому нет. — Малфой обошел девушек и, постучавшись в кабинет, зашел внутрь. Дверь за собой закрыл. Прошло каких-то пару минут, прежде чем он, поблагодарив профессора Макгонагалл, вернулся к ним На его лице от чего-то играла довольная усмешка. — Грейнджер, ты идешь со мной. — Его голос звучал твердо. Драко сжал правое предплечье ничего не понимающей девушки и потащил за собой, собирая взгляды по всему коридору. Гермиона пыталась вырвать руку, хотя держал он ее не сильно, стараясь не сдавливать скрытую под приятной тканью мягкую кожу. Но вскоре прекратила свои неудачные попытки: боль отдавала во все части тела. — Какого соплохвоста ты творишь? Куда меня тащишь? — уже пятый раз спросила она его повышенным тоном. Малфой, наконец, отпустил вопящую гриффиндорку, все так же продолжая следовать по намеченному пути. — Изнасиловать хочу в нише, ты против? — съязвил он. Шаги за спиной прекратились, заставляя его обернуться. Гермиона настороженно на него глядела с приподнятыми бровями. В ее глазах промелькнул… страх? — Ты совсем идиотка, Грейнджер. В больничное крыло мы идем. И если ты не начнешь самостоятельно перебирать ногами, видит Мерлин, я реально затащу тебя в нишу. Громкий стук ее каблуков эхом разносился по пустым коридорам. Время от времени она что-то бормотала себе под нос, и это казалось Драко чем-то забавным: он отмазал их от Трансфигурации, предложил помощь, а она ещё и возмущается. — Почему ты решил мне помочь? — Мерлин, какой предсказуемый вопрос! — Да вот, прабабку свою во сне увидел. В муках умерла. С собой звала. Если, говорят, заду Грейнджер сегодня пару раз не поможешь, помрешь в следующей фазе лунного цикла. Вот и решил устроить день добрых дел. Малфой с удовольствием наблюдал за тем, как Грейнджер закатывает глаза, а затем пытается скрыть от него улыбку. Что-то было в этой девчонке. Однозначно. — А если серьезно? — А если серьезно, то прадед. Взгляд, которым она его одарила, в переводе на человеческий означал «Не издевайся, я жду». Но Малфой и сам не понимал, зачем это делает. Что-то внутри подталкивало его буквально физически к ней и к ее проблеме. Благие побуждения? Странное словосочетание, пронесшееся в его голове. Желание извиниться за прошлое или что-то большее? Гермиона не могла понять, почему так запросто смогла принять его помощь. Обычно она очень долго возмущалась, давая понять, что справится сама. Не потому ли, что ее просто повели, а не упрашивали? Малфой не спрашивал, а действовал, очевидно, придерживаясь плана в своей голове. Слизеринца не волновала ее упертость, он просто брал и делал. — Меньше знаешь, лучше спишь, Грейнджер, — выдал он, придерживая белую дверь, которая вела в больничное крыло. Гермиона обреченно вздохнула и вошла внутрь. В нос ударил запах смеси лечебных трав и зелий, от чего Гермиону передернуло. В помещении было почти пусто, однако в самом конце заняты две койки, возле которых все кружила мадам Помфри. Многое здесь подверглось изменению. Появилось несколько примыкающих палат для особенно тяжелых случаев, кровати были разделены зелеными ширмочками, даже оборудовали небольшую душевую комнату. Они прошли чуть дальше, остановились где-то в середине комнаты, ожидая, пока мадам Помфри освободиться. — Что у вас стряслось? — Запыхавшаяся женщина вытирала мокрые руки о халат. На добром лице лекаря светлела приветливая, усталая улыбка. — На ЗОТИ повредила спину, скорее всего большой синяк будет, — объяснила Гермиона, опуская сумку рядом с ножками одной из коек. — Болит ужасно. Может, мазь какую дадите? — Снимай рубашку и бюстгальтер, сейчас посмотрим. Ты пока раздевайся, я скоро. — Женщина поспешила к небольшому складу с зельями, оставляя Драко и Гермиону наедине. Девушка с неохотой расстегнула каблуки, пересаживаясь на кушетку. Малфой, облокотившись о тумбу, стоял неподвижно, внимательно наблюдая за каждым ее действием. От пристального взгляда было немного не по себе. — Может, ты отвернешься ради приличия? — она аккуратно развязала галстук, положив на облаченную в белую наволочку мягкую подушку. — Да ладно, Грейнджер. Ты думаешь, я ни разу в жизни груди женской не видел? — самодовольно ухмыльнулся Малфой, но все же воспитание не позволило и дальше глазеть на медленно, но верно раздевающуюся Гермиону. Услышал, как за его спиной по полу неприятно проскрипел низ зеленой ширмы. — Не знаю, видел ли ты грудь других девушек, но на свою глазеть не дам. Драко встретился с ее темным силуэтом, просвечивающимся через материал загородки. Девушка почти расстегнула рубашку, пальцами поддевая последние пуговицы. Она протянула руку, а из-за ширмы выглянула белая материя, сжатая меж ее пальцев. Он цыкнул, но взял вещь в руки. Затем Гермиона еле слышно щелкнула металлической застежкой бюстгальтера, аккуратно стягивая лямку с больного плеча. Драко сам не понял, как дыхание замерло. Кислород перестал попадать в организм. Девушка выпрямилась и спешно прикрыла грудь ладонью, не давая Малфою больше двухсекундного мгновения. Хотя даже так ее силуэт привлекал: собранные в высокий пучок волосы небрежно обрамляли выпавшими прядями ее профиль со вздернутым носиком, тонкая шея сливалась с ровной спиной и торчащими лопатками. Притянула к себе край покрывала и, прикрыв им верх красивого, подтянутого тела, сложила бюстгальтер рядом с галстуком чашечками вверх. Но стоящий чуть дальше тумбы Малфой все равно смог разглядеть изящное белое кружево. А у нее, оказывается, неплохой вкус. — Это самый странный стриптиз в моей жизни, Грейнджер, — и не сдержал низкого тихого смеха, приятно пронзающего больничную тишину. Через пару мгновений ему пришло осознание: он смеётся. Смеется, черт возьми. Просто с какой-то глупости, не в обществе друзей, а с полуголый гриффиндоркой за ширмой. Гермиона ненадолго замерла. Она впервые в жизни слышала смех Малфоя. Не издевательский, не наигранный, а тот тихий смех, который раздается в узком кругу друзей при полной факультетской гостиной людей. — Оказывается, ты умеешь не только извращенно шутить. Смейся почаще, — тихо произнесла она, повернув к нему голову. Они не видели друг друга, но Драко был уверен, что Гермиона сейчас улыбается. Он впервые слышал от нее что-то в этом духе. Стало непривычно тепло… Или это так действовала духота лечебницы, где со времен Мерлина не открывались окна? — Ну, что тут у нас? — Мадам Помфри отодвинула ширму. Драко глянул на чуть покрасневшую Гермиону, прикрывавшую грудь голубым одеялом. Женщина ахнула, глядя на левую часть спины Гермионы. — Мерлин, деточка, что у вас там произошло? — Драко встал рядом с лекарем, с удивлением изучая веснушчатую спину гриффиндорки. В той части, где проходит средняя трапециевидная мышца и до задней дельтовидной красовался силуэт набухающего синяка. Это место опухло, принимая на себя отпечаток давящей лямки нижнего белья. Вот он урод. — Практиковались в боях на палочках, — ответила она и вздрогнула от прикосновения женщины. — Он выбил ее палочку из рук и заблокировал магию. А пока загонял в угол, она споткнулась и ударилась о шкаф, — пересказал их сегодняшний бой Драко, все еще изучая ее спину. Рядом стоящая лекарь ахнула от возмущения. — Сегодня же выскажу все Северусу. Такие травмы! Бедную девочку так искалечить! Куда он только смотрит! — Мадам Помфри быстрым шагом унеслась за мазью, а вслед Снейпу все еще сыпались тихие угрозы. — Всё так плохо? — Гермиона поглядывала в окно: на улице шел небольшой снег, мягко оседающий на выступах замка. Драко не успел ответить — его подозвала к себе медсестра. — Милый, помоги мне. Не могу разорваться. Намажь мисс Грейнджер спину тонким слоем, и дай пару минут впитаться. Отек спадет. Передай ей, чтобы вечером тоже намазала, завтра ничего уже не будет. Малфой кивнул женщине, уже устремившейся к постели Слизнорта, которого, по всей видимости, сильно знобило. Когда Драко тащил ее в больничное крыло, то не думал, что ему придется подрабатывать помощником лекаря, а тем более мазать спинку. — Двигайся, — тяжело вздохнул Малфой и положил рубашку возле ее бюстгальтера. Грейнджер непонимающе на него смотрела из-под пушистых ресниц. — Спину тебе мазать буду. — А по-другому никак? — Девушка освободила для Драко немного места на кушетке, и он присел за ее спиной. Странно чувствовать за своей спиной бывшего врага. Если бы это произошло курсе на третьем или пятом, то возникло бы более нескольких сотен мыслей о вреде, который он может причинить: кинуть заклинание, отрезать волосы, оставить шрам… Малфой молча открутил крышечку небольшой темно-синей баночки и захватил двумя пальцами мазь приятного цвета. Пространство заполнили чабрец и мята. Драко всю жизнь пользовался этой мазью, в составе которой был левоментол, охлаждающий кожу, и метилсалицилат, оказывающим противовоспалительный и болеутоляющий эффекты. Незаменимая вещь после каждой изнурительной тренировки, коими он утолял душевную боль, стирая руки в кровавые мозоли от древа метлы. Свежий воздух, бьющий в лицо и отрезвляющий мысли, пьянил, позволяя вволю выплеснуть негативные эмоции в полете. Драко аккуратно прикоснулся к пылающему участку ее веснушчатой кожи. Она вздрогнула то ли от холодной мази, то ли от пальцев парня, аккуратно, медленно движущихся по мышцам. Никогда Малфой так ни к кому не прикасался: нежно, еле касаясь. Подушечки словно скользили по пространству меж веснушек и родинок, вычерчивая всё новые и новые неизвестные созвездия. Гермиона прикрыла глаза: мазь покрывала прохладной пленкой все большую часть зреющего синяка. И гриффиндорке безумно нравились прикосновения Малфоя, о чем бы она точно никогда не сказала ему. Все было так странно, так… непривычно и интимно. Слизеринец был груб и жесток, часто попадал в неприятности и имел потрясающую физическую подготовку, что говорило о его силе, но так аккуратно проводил подушечками пальцев по коже, стараясь не причинить ей боли. Впервые в жизни от нежности хотелось плакать. И это был Малфой. Драко, немного пригнувшись к ней ближе, чистой рукой убрал длинные пряди ее волос, касаясь шеи. От волос, мягких и пушистых, тянулся тонкий цитрусовый аромат шампуня и запах сладкой выпечки. По коже девушки прошла волна мурашек, и ей пришлось сказать, что во всем виноват гуляющий в помещении сквозняк. — Что ты скрываешь под чарами? — внезапный вопрос застал ее врасплох. Парень нехотя надавил чуть сильнее, втирая мазь глубже. Девушка болезненно прошипела, инстинктивно сжав его левую руку в районе Темной метки. Малфой не почувствовал боли, было лишь немного неприятно. Но зато чувствовал, что помимо магической ауры, имеющейся у любого волшебника, Гермиона использовала скрывающие чары, скорее всего чары осветление и выравнивания кожи. Ими часто пользовалась Астория, скрывая самые незначимые недостатки ее идеальной кожи. — Я не понимаю, о чем ты. — Гермиона отпустила его руку и мысленно отчитала себя за такой порыв эмоций. Светлую кожу охватил красный след. Слизеринец не должен знать о том, что она скрывает. Об этом знает всего пара человек. Она пока не готова посвящать еще одного. — У тебя плохо получается прикидываться дурочкой, — сделал ещё круг и убрал горячие пальцы, давая мази немного впитаться. Парень отстранился, а с ним и тепло, греющее голую кожу спины. Гермиона снова молчала. Прошла заветная пара минут, и Драко отстранился, взмахом палочки возвращая ширму на место. Опять устроился у тумбы, сложив руки на груди, и наблюдал за тёмным силуэтом Гермионы. Это на подсознательном уровне доставляло какое-то эстетическое удовольствие. Девушка наспех застегнула последние пуговицы и скинула с постели ноги, щелкая застежками туфель. Она уже особо не заботилась о галстуке, смятом в ладони, ни о незаправленной рубашке. — Как ты там говорил? — делая вид, что пытается припомнить его слова. — Меньше знаешь, лучше спишь, — фигурка девушки юркнула в белую дверь больничного крыла, не дожидаясь Малфоя. Она так и не сказала ему «спасибо». Внутри дрожало, словно малиновое желе, какое-то непривычное чувство. Это был самый странный день за последнее время. Малфой медленно вышел за ней, размеренно шагая по светлым пустым коридорам. Большие снежинки метались в воздухе, покрывали окрестности замка белым пушистым покрывалом. Кажется, пришло самое время разобраться в тонкой пряже мыслей. Ему был просто необходим Забини.