В то время как

      Всё оставшееся утро было практически идеальным. Санджи готовил завтрак, пока Ророноа стоял позади него и обнимал за талию, то и дело заглядывая через плечо, чтобы посмотреть, когда будет готова еда, или целуя открытую расстёгнутым воротником рубашки шею. Хотелось разложить брюнета вот прямо на этой столешнице, но, наверное, его длинные ноги не поместились бы, так что всё равно пришлось бы тащить обратно в кровать. В душе Зоро ещё никогда не кипело так много эмоций, как в это утро, хоть он и делал совершенно обыденные вещи. Ладно, тут он соврал, не все вещи были обыденными, скорее обыденными, но слегка переиначенными, в лучшую сторону, разумеется. Так, например, когда они мыли посуду после завтрака, Ророноа как будто невзначай касался чужой руки своей, слишком долго удерживая прикосновение, или наклонялся ближе к задумчивому лицу, чтобы счастливо клюнуть в щёку. Хм… «счастливо»… да, пожалуй, это слово неплохо подходит. Полицейский всё это время не мог заставить себя перестать молча и без всяких предупреждений начинать обжимания прямо во время сборов на работу. Да уж, надо было брать выходной, а то к вечеру Винсмоук опомнится…       А Санджи паниковал, будто он вражеский шпион на пороге раскрытия. Зоро стал по отношению к нему ещё добрее, чем был до этого, хотя казалось бы, куда уж дальше, он делал такие вещи, которые обычно делают влюблённые парочки на улицах, неспособные удержаться и дождаться более уединённого момента. Каждое место, где Ророноа касался его, как будто бы горело, или наоборот, холодило, каждый поцелуй ощущался весь оставшийся день. Это было не только приятно физически, но и душевно, что осознавать было невероятно пугающе. Всё это было невероятно пугающе. Всё то, что делал полицейский. Но так, чёрт возьми, хорошо думать, что к тебе наконец-то относятся по-человечески… так не хотелось это прерывать. Хотелось, чтобы так теперь было всегда. Но это не может длиться слишком долго, в конце концов, он хочет излечиться от своей болезни, ему даже помогает такая прелестная зрелая леди, как Шаки, так что не нужно подводить других… но ещё немного можно потеплиться в лучах нежности, верно? Об этом никто не узнает, если никому не говорить и закрывать глаза.       И к вечеру повар не опомнился. На пути от участка до дома, когда Зоро вернул патрульную машину на парковку, мужчины шли держась за руки, Ророноа переплёл их пальцы и большим поглаживал тыльную сторону ладони Винсмоука. Стоило им только переступить порог квартиры и закрыть дверь, как полицейский тут же пригвоздил его к стене, даже не позволив ему стянуть обувь или хотя бы пальто, и крепко поцеловал, с чувством так, Санджи не умеет оценивать поцелуи, но этот он бы назвал… качественным. Да. На кухне они оказались аж через двадцать минут после поворота ключа в замочной скважине, еды в холодильнике не было, готовить что-то совсем сложное не хотелось, но брюнет всё же встал к плите и разложил всё ему нужное. Стала повторяться утренняя история, почти точь-в-точь, что заставило повара мило усмехнуться. Чужие широкие ладони на его узком торсе были слишком щекочущими, но Винсмоук не дурак, чтобы от такого дара отказываться.       Во время еды разговор снова зашёл за кино (будто поговорить больше не о чем, честное слово, Винсмоук же совсем в этой теме не разбирается!), и Зоро завозмущался, узнав, что его сожитель никогда в жизни не видел «Хатико», поэтому практически сразу же было решено: они садятся смотреть чёртов фильм.       — Не шедевр, конечно, но достойно просмотра, поверь. Это уже почти классика, если не является ей.       Санджи сделал вид, что понял, о чём идёт речь, промолчал и откинулся на мягкую спинку дивана.       С большим скептицизмом во взгляде Винсмоук осмелился довериться полицейскому в выборе фильма. В конце концов, сам повар в этом полный профан, он смотрел всего полтора фильма в своей жизни, и то, потому что отец посчитал их «идеологически верными», что бы это не значило, и почти каждый из этой небольшой кучки имел вполне себе странный и даже, на взгляд Санджи, кровожадный контекст или подтекст. Да и сюжет там был кошмарным, не то, что в книгах. Смотреть их было неуютно, в них было много жестокости, постоянные брызги крови и беспричинное насилие, даже то, что показывала мама, было не очень хорошим, так что с кино у третьего Винсмоука не заладилось ещё в самом начале. Главное, чтобы чёртов Зоро умел выбирать, что такого интересного посмотреть и не обалдеть от невзначай отрубленной конечности на экране.       — А о чём… фильм?       Доверяй, но проверяй.       — Про собаку. И преданность. Там смотреть надо, так не поймёшь, — сразу же после этих слов полицейский нажал на кнопку пульта и замолк, обратив взгляд на экран и забросив одну из рук на спинку дивана, прямо в том месте, где облокачивался о заднюю подушку Санджи.       Не то чтобы ему понравилось с первых же кадров, но повествование было одновременно динамичным и, наоборот, размеренным, будто ты находишься прямо там, с героями, такой темп затягивал и разгорал в поваре интерес. Милая мордашка не менее милого пёсика купила его с потрохами: милоты в картинах, что он успел посмотреть, отродясь не было, так и собака ещё просто чудо! Брюнет с раннего возраста мечтал о питомце, игрался с местными крысами и даже иногда подкармливал их, в общем, заботился, будто они и есть его питомцы, а не просто наглые нахлебники из подвала. Короче говоря, Винсмоук сдался почти сразу.       Через почти два часа он трагически смотрел в экран, не веря своим глазам. Очаровашка-щеночек вымахал в огромную псинку, не растеряв при этом свой шарм, был предан хозяину до конца и умер. И хозяин умер. И вообще, умерли бы все, спасибо, создатели, что хотя бы кого-то в живых оставили, правда? В голове Санджи ругал режиссёра трёхэтажным матом за такие эмоциональные американские горки, будто в своей судьбе у мужчины не было печалей, так нет, тут пёсик умер, и он сразу в слёзы. Из-за собаки!.. уму непостижимо. Главное, чтобы Нами не узнала, а то будет потом посмеиваться над ним, что недостаточно мужественный. Посмотри брюнет этот фильм лет эдак десять-двенадцать назад, подумал бы, что это про их с Пуддинг отношения, как будто метафора, но сейчас-то повар взрослый, он о такой фигне не думает, да и видит, что всё не так на самом-то деле, тут про собаку же…       — Ну, ты чего? — подал обеспокоенный голос Зоро. — Уже десять минут ревёшь.       Винсмоук поднял заплаканные глаза.       — Нет, неправда, заткнись…       — Да как же неправда, вон, смотри, — он поднёс свою руку коего лицу, провёл большим шершавым пальцем по щеке и стёр бежавшие ручьём слёзы, — плачешь же. Я не вру.       И Санджи взвыл пуще прежнего. Хатико был таким хорошеньким маленьким сорванцом, так любил профессора этого, ждал его постоянно, таким преданным был… так и история ещё настоящая, так в конце сказали и памятник показали, как тут не расчувствоваться?       Слышал бы Зоро чужие мысли, подумал бы, что это мысли какого-то особенно впечатлительного ребёнка.       Но ведь в бытовом плане повар и был таким — маленьким дитём, ничего толком не успевшим увидеть, и вот наконец познающим страшный открытый мир с непонятными чувствами и эмоциями. Да, самого полицейского тоже чуть не пробило на скупую мужскую, когда он увидел фильм впервые, но, чёрт возьми, не настолько же. Это было даже… мило, что ли? Большой грозный страшный Винсмоук оплакивает Хатико. Как, в целом, почти каждый, посмотревший это скромное кино.       К счастью, Ророноа знал методы утешения бывших мафиози со склонностями к кулинарии.       — Ну-ну, всё хорошо.       Он наконец-то скинул свою руку со спинки на чужие щуплые плечи, несильно обнял и притянул к себе, утыкая тёмную голову в свою грудь и поглаживая ставшие длинными пряди. Некоторое время поварёшка продолжал всхлипывать и вздыхать, оставляя на ткани футболки уродливые тёмные пятна. Зоро показалось это очень красивым и романтичным моментом (хоть и был в романтике полным профаном), и он тут же понял: пора, вот. Это же то, чего он ждал весь день — вернуться домой и ни на что, кроме сожителя, не отвлекаться. Он вообще рассчитывал, что и во время просмотра они будут обжиматься, но другой мужчина был так сосредоточен, что отвлекать его не хотелось, у них же ещё целая куча времени друг с другом будет…       И вот полицейский отнимает едва успокоившегося Санджи от своего тела, обхватывает обеими руками его лицо, заглянув в глаза многообещающе, приблизился и чувственно коснулся своими губами его. Повар такого явно не ожидал, сначала непонимающе засопротивлялся, но очень быстро смирился и расслабился, уже по собственному желанию растворяясь в поцелуе и рьяно (и всё также неумело, хоть явный прогресс и был) отвечая. Брюнет буквально плавился в его руках, у Винсмоука покраснело, казалось, всё лицо от линии роста волос до самого подбородка, пылали уши, румянец перескочил даже на бледную шею. Осознание этого заставило Ророноа глупо заулыбаться, как подросток, ей богу, а Санджи, будь он неладен, почувствовал это и отстранился, недовольно надув щёки, отчего стал выглядеть ещё более очаровательно, чем прежде. Полицейский уже откровенно тихо и низко посмеивался.       — Смешно тебе, да?       — Ты… а-хах, такой краснющий! — услышав это, повар схватился за своё лицо, а его щёки в подтверждение чужих слов будто бы стали ещё горячее. — Похож на помидор.       — А ты на водоросль, но я же об этом не говорю.       — Помидоры очень аппетитные. Я люблю помидоры.       Эта фраза что-то сделала с мозгом Винсмоука. Он стал не просто красным, он стал пунцовым, бордовым, стал синеть из-за того, что, похоже, резко перестал дышать, а воздуха ему не хватало. Зоро… флиртует с ним?.. нет, быть такого не может. Такой человек, ещё и говорит нечто подобное не кому-то, а ему… Да, Зоро однозначно ему нравится именно в том самом смысле, но он явно не ожидал, что, возможно (он не хочет обнадёживать себя и давать самому себе лишнюю причину остаться здесь), понравился объекту своей симпатии в точности также. Это же совершенно немыслимо. Санджи буквально затянул первый же, кто отнёсся к нему по-доброму, это ведь так глупо и наивно! Ему нельзя падать в это ещё глубже, ещё немного, и он точно не пожелает уезжать, размечтается и подумает, что то, что между ними происходит — настоящая любовь. Как однажды сказал Перосперо: «такие люди лишь удовлетворяют свои физические потребности, в таком извращении нет и намёка на какие-либо чувства». Перосперо был умным, Винсмоук доверял ему почти также, как доверял самой Пуддинг, те же были одной семьёй, и в доме Шарлотт всегда хорошо относились к нему, отщепенцу Винсмоуков. Перосперо был мудр не по годам. У брюнета и правда не было причин не верить ему, вот только… что же он сам чувствует сейчас? Это же явно не похоть… нет, долой ненужные размышления! Напридумывает себе сейчас чего-нибудь, а потом сожалеть ещё будет! Раз так, то он потерпит все эти непонятные творящиеся с сердцем вещи, а когда его уже здесь не будет, то начнёт новую жизнь, без всех смятений и сомнений.       — Ты чё опять? Как дурак сидишь и пялишь в никуда, я аж испугался, — позвал его Ророноа, и повар затряс головой в разные стороны, смахивая лишние думы.       — Да… просто.       Ага, конечно, «просто». Ничего у Винсмоука «просто» не бывает, это Зоро уже давным-давно понял, его так легко не проведёшь. Сидит, наверное, опять думает о том, какой он жалкий и так далее и тому подобное. Полицейский не для того профилактику проводит, чтобы этот идиот опять говорил «я не гей», «гомосексуализм это болезнь», «я плохой» и прочий бред, нужно действенным путём показать ему, что это не так, что всё с ним в порядке, он просто боится перешагнуть те убеждения, что навязала ему «родня». Если и были люди в его жизни, которые дорожили им, они бы просто хотели, чтобы Санджи был счастлив, вот и всё.       — Глупый ты. Вдохни хоть, а то вон, фиолетовый весь.       Брюнет и правда вдохнул. А потом судорожно выдохнул. И снова вдохнул.       Наблюдать за этим представлением Ророноа уже не мог, понимал, что нужно отвлечь этого придурка, а то так загоняется, что мама не горюй. Поглаживая пальцем уже давно сухую щёку и коснувшись своим носом чужого, Зоро вновь приблизился к сожителю, на этот раз менее настойчиво, но так нежно, как только мог, поцеловав его. Еле-еле выровненное дыхание брюнета снова сбилось, а через минуту уже в отчаянии схватился за плечи партнёра, отчего тот, недолго думая, пересадил его к себе на колени. Чужой язык во рту Винсмоука был слишком мягок, ласково оглаживал нёбо, не пытаясь залезть как можно глубже, как это бывало раньше, Санджи ничего не мог поделать, он разомлел от такого и подался слегка вперёд, ёрзая на коленях полицейского, а тот в свою очередь стал размеренно поглаживать его бока спустившимися ниже ладонями. Это был самый греющий душу поцелуй, что когда-либо был у брюнета, он точно запомнит это очень надолго. Если это не останется на подкорке его сознания навсегда как ежесекундное напоминание о том, чего по своей воле захотел лишиться.       Никто из них не считал, сколько времени они пробыли в таком положении, но в один момент Санджи не сдержал такой волны тепла, он снова почувствовал подступающую к глазам влагу и позорно отстранился, утыкаясь в чужое плечо. Он не заслужил, не заслужил такого отношения! В опровержение его же мыслей Зоро слегка повернул голову в его сторону и зарылся носом в тёмные волосы, вдохнул их запах, провёл почти невесомо вверх и оставил слабое касание губами где-то за ухом. Винсмоук вздрогнул. Он понадеялся, что этот случайный жест останется незамеченным, но почти в ту же секунду Ророноа отнял его голову от себя, заметил новые слёзы и принялся их стирать. Поцелуями. Сердце брюнета забилось раза в четыре чаще, и он не смог заставить себя перестать реветь.       — Ну, перестань, — зашептал полицейский в перерывах между касаниями, — всё отлично.       Да прекрасно Санджи понимал, что всё отлично. Только вот две картинки не сходились, они были похожи, но были абсолютно разными, будто всю его жизнь ему показывали чью-то неумелую репродукцию великого шедевра живописи, и вот он наконец сходил в музей и увидел подлинник. Но он не сможет сразу привыкнуть к тому, что оригинал действительно выглядит так, ему нужно время, чтобы это понять, осознать и принять, в его голове некоторое время всё ещё единственной и верной картиной будет уродливая срисовка.       — Да ну тебя, — сдавленно ответил Винсмоук.       Полицейский почти что радостно хохотнул. Вернулся, наконец. Он подался вперёд и приложился своим лбом о лоб брюнета, касаясь и его носа.       — Это тебя «ну», — Зоро слегка замотал головой в разные стороны, — понравился фильм?       — Угу.       — Помнишь, ты спросил у меня про «Пятьдесят оттенков серого»?       Ненадолго замолчав, видимо, задумавшись, Винсмоук снова промычал в ответ.       — Ну, тогда в следующий раз смотрим «Пятьдесят оттенков серого». ***       Зоро чувствовал себя подростком. Нет, правда, ему впервые не то что просто поцелуев хватает для успокоения, ему хватает лишь нахождения кого-то рядом. Точнее, кое-кого, это очень важное уточнение. Ему хочется делать безрассудные вещи, много безрассудных вещей, ему кажется, что он может буквально забраться на гору голыми руками, не боясь упасть в пропасть. А ещё ему хочется просто повести этого несостоявшегося преступника в чёртов ЗАГС, расписаться и быть всегда вместе, потому что, наверное, это и было ключом к исцелению от гложущего его странного одиночества, которое появилось у него, когда он стал жить отдельно от родителей. Если бы кто-то год назад сказал Ророноа, что тот захочет замуж, он бы закатил глаза и послал бы далеко и надолго, но сейчас… может, это безрассудство говорит в нём, но такая идея ему безусловно нравится, и он готов её исполнить. Плевать, что они и полгода не знакомы, плевать, что пока ещё Санджи это всего лишь часть его работы, — сейчас Зоро чувствует, что готов многим пожертвовать и многим рискнуть просто ради того, чтобы эта глупая поварёшка была рядом всё оставшееся до смерти время.       А, может, это неотвратимое взросление. С возрастом уже не хочется просыпаться и каждое утро видеть нового человека в своей кровати, хочется просто домашнего уюта и спокойствия. И, кстати, Винсмоук идеально вписывается и в эту его придуманную картинку, они уже успели пожить некоторое время вместе, и в быту у них двоих почти полный симбиоз. Да, брюнет много не знает и не умеет, но если его научить, всё он сможет. Зоро уже представил, как он, уже будучи на пятом десятке, возвращается домой с невероятно тяжёлого рабочего дня, в квартире пусто, никого нет… но вот, через некоторое время в двери поворачивается ключ, и в коридоре появляется он, с длинными отросшими светлыми волосами и закрученной бровью, с кучей пакетов из продуктового в руках, а потом направляется на кухню и начинает готовить ужин в этом придурочном розовом фартучке с провокационной надписью, а Ророноа просто сидит за столом, ждёт и смотрит на то, как другой мужчина, тоже уставший на смене, пытается не заснуть и не упасть лицом на раскалённую сковородку. И полицейский подходит, потому что искренне желает помочь и потому что не хочет, чтобы партнёр выдохся ещё сильнее, а тот стукает его лопаточкой по ладони и гонит прочь. А потом они едят в уютной тишине, соприкасаясь ногами под столом, и после ужина отправляются в спальню, чтобы заснуть в обнимку.       И вот сейчас он опускает взгляд, смотрит на трепещущие во сне ресницы, слушает ровное дыхание и ощущает обнимающей за спину рукой размеренное сердцебиение Санджи, и ему просто хочется остаться в этом мгновении подольше. Он никогда не мечтал об этом, никогда этого не хотел, но вот у него это появилось, и он не хочет это останавливать. Что ж, Зоро впервые готов признать, что он был неправ.       Винсмоук слегка заворочался во сне.       — Я чувствую, ты на меня смотришь, — сонно выдавил он.       Попался. Ну и ладно, чего в этом такого?       — Мешаю?       — Да, — он повернулся на другой бок, и так получилось, что он оказался чуть дальше, чем был до этого, поэтому Зоро довольно нагло вернул свою руку на его талию и придвинул беглеца обратно. — За мной как будто снова наблюдают во сне.       …какого?..       — Что?..       — Проблемным был, — брюнет попытался устроиться поудобнее, — приставили надзорщика. Спи давай.       Хотя, ничего удивительного. Когда они точно и официально будут вместе, он всё ему расскажет, а Ророноа будет сидеть рядом, понимающе кивать и ругать грёбаную «Джерму» на чём свет стоит. Потому что это то, что делают партнёры — поддерживают друг друга во всём, верно?       На тумбочке внезапно завибрировал телефон, а если кто-то осмелился потревожить его звонком в такое время, значит дело довольно срочное и отлагательств не требует.       Полицейский дотянулся до столешни и взял трубку, на экране светилось лицо начальника и его же имя.       — Добрый вечер, шеф, сэр. Что-то важное?       Совсем уже со своим непонятно чем из ума выжил. Конечно важное, сейчас же ночь, а звонит не кто иной, как Драгон, который никто без дела не звонит!       Было практически слышно как на том конце провода закатили глаза.       — Мы провели операцию.       Это заставило Ророноа насторожиться нешуточно. Ведь он сам говорил Санджи, что когда начнутся суды и прочая бумажная волокита, он сможет со спокойной душой свалить отсюда куда угодно, и Винсмоук согласился с этим. Но это ведь было до дня рождения Зоро. Брюнет уже однозначно поменял своё мнение на этот счёт, Зоро уверен в это практически на все сто процентов. Ладно, может, на девяносто пять. На восемьдесят.       Он слишком долго молчит.       — Кхм, подозреваю, вполне успешно.       — Да, Винсмоук Джадж, известный как «Глава» находится под арестом и ожидает прибытия своего адвоката. Первый суд по делу состоится уже на следующей неделе, будьте уверены, что мистер Санджи Винсмоук проинформирован и готов выступать на суде в качестве свидетеля. Доброй ночи, Ророноа.       Зоро вздохнул. Да, незадача. Но Санджи выглядит предельно довольным и счастливым, мужчина надеется, что он останется с ним. В конце концов, зачем ему лишняя морока с поиском жилья и его оплатой? Тут ему даже коммуналку платить не надо, только готовить раз в семь дней на неделю вперёд, вот и вся плата. Утро вечера в любом случае мудренее, так что Ророноа решил на забивать себе голову чем-то сложным и сделать уже то, что попросил его сделать брюнет — уснуть.       А Санджи раскрыл глаза широко. Он внимательно слушал разговор полицейских, и теперь не уверен, сможет ли вообще уснуть.