Карты на стол, не блефуя сердцами

      Их Страшнейшество Шом молили высшие силы о чем-нибудь захватывающем. Чем скорее это произойдет, тем лучше. Пусть хоть клавикорд упадет с неба, проломит крышу и приземлится на их голову. Путешествие сюда было изматывающим. Кучер, пригнавший карету, проехался прямо по грязной луже. Сиденье кололось и от него плохо пахло. Или амбре исходило от запачканной мантии, кто ж разберет. Сама карета была предназначена скорее для лилипутов, настолько пришлось в ней согнуться. Дорога была ухабистая, и Шом пару раз стукнулись макушкой о потолок. А когда те выходили и за ними захлопывали дверь, им прищемили кончик хвоста. Шом стоически не издали и звука, и если бы не замешка, никто бы и не узнал о покушении на пышное кошачье достоинство. Осознав свою оплошность, старичок кучер не захотел дальше тянуть никого ни за что и грохнулся в обморок. Пришлось объясняться перед обомлевшей дворцовой стражей и приводить обмякшего в чувства. А то распустят байку о ни то котах, ни то кошках колдунах, способных вытянуть из тебя душу одним только взглядом.       После такого утречка меньше всего сейчас хотелось стоять и выслушивать пустую приветственную речь. От легкого ветра в тронном зале покачивались холодные огоньки свечей. Сейчас даже нечто настолько обыденное казалось Шому чудом природы. Нехотя они отводили взгляд от робкого танца, когда того требовал «диалог». Притворство, незаменимая графа дворцовых правил, поднадоевшая еще в юности. Жеманные улыбки, разговоры ни о чем — разве монархи сами не устали от этой детской игры? Пролетали мимо слова о том как «им жаль» и как они «надеются что всё позади», но Шома больше интересовало то, что было за закрытыми дверьми. Замок гудел подобно торговой площади в разгар дня — топот слуг, скачущих взад-вперед как на качелях, их редкие выкрики друг-другу, звон, скрежет, смех — все это прорывалось даже через железный занавес сюда, в обитель хандры. Приятно было осознавать, что возраст не успел коснуться длинных плюшевых ушей.       Чтобы как-то скоротать время, Их Всемогущество Шом начали пытаться вычленить из гула позади отдельные составляющие и их смысл. Кажется, кто-то уронил поднос — теперь его громко отчитывают за промашку. Коронованные головы все открывают и закрывают рты. Копошение, перешептывание…отчетливое ощущение взгляда на себе…кто-то стоит за дверью и подсматривает? Было бы на что смотреть. Коронованные головы замолчали, и их закрыла собой другая, белая. — Господы? — сказала она с поддельным акцентом. Должно быть, закончилось. Их Дурнейшество Шом откашлялись. — Благодарю вас, ваши величества. Это великая честь для меня занять пост королевского мага. Круги на воде, благовонный дым, линии, всё знаю я. Любую напасть предскажу и подскажу, какого двойника посадить на трон, покуда ваши величества будут пережидать угрозу в тени, что за кушанья подать на прием гостям. Обращайтесь с любым вопросом, и я отыщу на него ответ. Проглотили и не подавились. Как славно. Белая голова, однако, не торопилась уходить. — Я, герцогъ Рулсъ Кардъ, былъ назначенъ васъ сопроводить и показать окрестности нашего славнаго замка. Пойдемте же, не будемъ заставлять королей ждать! Шорох у порога, как доказательство. Действительно подсматривали. Ну было бы на что смотреть!       Прогулка была определенно лучше, чем аудиенция. И хотя герцог и не пытался проводить ее с усилием со своей стороны, Шом хотя бы двигались, а не стояли на месте. Рулс выглядел как типичный самолюбивый представитель высшего карточного сословия — откройте любую книгу о них, и наверняка найдете там его портрет. Всё в нем, от напомаженных волос до блестящих темно-синих туфель, от безвкусного запаха до фальшивого акцента, исступленно кричало: «Я лучше вас, жалкие черви». — Въ самомъ дѣлѣ, такое несчастьѣ съ бывшимъ придворнымъ магомъ…благословляю васъ, чтобы подобнаго не повторилось! Необразованные варвары своими сплетнями кого угодно сживутъ со свѣту. Не безпокойтесь, ихъ толки я воспринимаю не серьезнѣе лепета младенца. При этом брезговал подать руку или смотреть в глаза, вышагивал на расстоянии. Нет, Рулсу ровным счетом не было никакого дела, просто не хотелось дважды бродить по замку, изображая учтивость. Хотя страха, что удивительно, тоже в нем не ощущалось. Желание завести выгодное знакомство — возможно.       Рулс кормил с чайной ложечки, выдавал только самую сухую выжимку, без которой можно было бы спокойно и обойтись. Шом не обращали особого внимания на комнаты, которые им показывали, предпочитая рассматривать слуг. Те трусливо ежились и, при возможности, бочком выбирались за пределы кошачьего взгляда. Ожидаемо, но менее неприятным от этого не становилось.       Где-то на середине второго этажа ощущение присутствия посторонних глаз вернулось. Попытки поймать их за шкирку ни к чему не приводили — каждый раз за спиной никого не было. Рулс, кажется, не замечал озабоченности Шома, а если и замечал, то делал вид, что ничего не происходит. В попытках вести светскую беседу он обронил нечто любопытное. — О, долженъ васъ предупредить, по добротѣ душевной…если вдругъ Дже… — он вдруг осёкся, как если бы обжег язык еще горячим чаем — шутъ, предложитъ вамъ во что-нибудь съ нимъ сыграть, даже безъ ставокъ, ни въ коемъ случаѣ не… Предостережение герцога потонуло в громком необъяснимом грохоте, раздавшемся откуда-то сверху. Рулс слегка дернулся от неожиданности, но сохранил общую невозмутимость. — Прошу меня премного простить… Мнѣ придется разобраться съ…чѣмъ бы это не было. Недовольно цокнув языком, он развернулся на каблуках и поспешил в сторону тяжелой каменной лестницы, вскоре скрывшись из виду. Только эхо шагов еще какое-то время напоминало о его присутствии. Шом, оставленные в одиночестве, были не столько заинтересованы источником беспорядка, сколько таинственным «Дже», с которым «ни в коем случае нельзя»…что? — Ну и ну, и духов зла явилась рать… Как грубо, как грубо! говорить о том, кто слышит! Не находите?       Шом неторопливо подняли голову, глаз-пуговица изучающе завращался в орбите. Перед ними оказалось маленькое веселое нечто, висящее вверх тормашками. Большие желтые бубенцы на глупой двуцветной шляпе дразнили беспечным звоном, когтистые руки в перчатках были победоносно сложены на груди, а на круглом блестящем лице сиял широкий довольный оскал во все острые зубы. Длинный хвост с «молоточком» на конце был обвит вокруг люстры, и она опасно покачивалась из стороны в сторону. — Вы, должно быть, и есть «Дже»? — полюбопытствовали Шом. Шут задорно хохотнул и, вместо ответа, начал раскачивать люстру еще сильнее. Шом не были до конца уверены в предмете его затеи, потому отошли на безопасное расстояние — зачем испытывать судьбу лишний раз? По морде-то никто получить не хочет. Набрав достаточную скорость, черт отпустил висячую опору и, проделав эффектный пируэт в воздухе, звонко приземлился. За выпендрежным трюкачеством последовал поклон — он небрежно прочертил копытом землю и слегка наклонился. Действие, явно повторяемое им много раз, может даже на дню, это чувствовалось в отточенности и нарочитой неряшливости. — Джевил, придворный шут. Можно просто Джевил. А вы, должно быть, и есть их безобразное великолепие, Шом. Признаться, мне думалось, вас будет больше одного, но так даже проще. Рад встрече! — улыбка стала еще шире, и, если бы его лакированное лицо могло, оно бы треснуло от восторга. Что-то брякнуло в чертогах памяти. Второго такого имени не сыщешь. Да, Шом припоминали — оно было на слуху. Мелькало где-то, когда-то. Бродячий артист был, вроде бы. А жизнь его далеко забросила, высоко, на самую люстру в королевском дворце. — Это ваше настоящее имя? Джевил? — Ой, ну какие же мы «вы»? Джевил весело смутился, как от комплимента. — Но вы же первые начали. Не нравится? — Скорее, не привык. Но воля ваша! — А все-таки, имя? — Теперь-то уж точно мое. А Шом — настоящее имя? — Настолько же, насколько поздний ужин настоящий*. Или стежки на моем теле. Они обменялись дружественными смешками. Только от кого-то подобного Джевилу можно ожидать приязненного разговора по собственной воле. По собственной ли?.. — Я так понимаю, это вы следили за мной? Может, и герцога вы прогнали? И давно вы на потолке засели? — Шом засыпали незнакомца вопросами. Джевил невинно прикусил язык, но его озорная ухмылка говорила сама за себя. — Полчаса ждал! Но это что! Вы успели сделать себе громкое имя. Старик Лерой до сих пор икает! «Порченные, нечистые, за ними беды по пятам». Как тут было устоять? Я обязан был посмотреть на вас своими глазенками! А герцог! Герцог о герцог, какой из него проводник! Как безыдейно, как предсказуемо! Что он вам показывал, это ж преступление, преступление против всего веселого! Ему стоит выступить в суде против самого себя! От собственной шутки он загоготал так заразительно, что уголки губ Шома своевольно поползли вверх. Но отступать было еще рано… — Вас кто-то подослал? — А что, были желающие? Если были, я их не знаю! Я лишь хотел познакомиться и уберечь от страшной, страшной участи — смерти от скуки! Был ли повтор отдельных слов осознанным акцентированием? Или это последствия несчастного случая — заевший механизм? Дефект сей нисколько не преуменьшал взрывную харизму. Смех проскальзывал даже сквозь произносимые буквы. Наверняка он мог бы плести несусветную чушь и признаваться в самых страшных злодеяниях, но бьющая ключом позитивная энергия в его голосе сразу бы сглаживала углы и заставляла всех вокруг усмехнуться. Пожалуй, против такого знакомства Шом не имели бы ничего против. — Ну, не будем терять времени! Уж я-то вам покажу по-настоящему стоящие вещи. И Джевил, не дожидаясь ответа, подхватил Шома под руку и, звеня копытами, повел в неизвестном направлении. — Не знаю, стоит ли вам со мной водиться? — с хитринкой в голосе спросили Их Гнуснейшество Шом. — Разве вам не страшно? — Нет! А должно быть? — беззаботно ответил Джевил. — Разве народная молва вас не убедила? Не боитесь, что могу превратить вас в пыль или вывернуть наизнанку, если захочу? Джевил повел взглядом вокруг коридора — ни единой души не видать. — Думается, я дал вам достаточно-предостаточно возможностей. Так что вы или не хотите…или не можете. Отвечаю: и то, и другое. Разгадал вашу загадку! Действительно, угадал. Нет, Шом могли бы…если бы у них было желание скорейшей смерти. Придворные шуты считались неприкасаемыми. Необходимая мера, чтобы защитить дурака от уязвленных и обляпанных. Не каждый может оценить искрометный пирог в собственное лицо. Как могут не оценить и короли, от гнева которых поблажек не предусматривалось. Вот и приходилось ходить на цыпочках, дабы не разбудить дракона.       Мимо проплывали роскошные гобелены и портреты в позолоченных рамах, красочные фрески и витражи с историческими сюжетами. Иногда Джевил отрывался от беседы чтобы поздороваться с очередным придворным — тот отвечал тем же. За обсуждением пустяковых вещей у Шома появилась возможность поближе рассмотреть своего похитителя. Он был Шому по пояс, и такая разница не шла на пользу никому — Джевил казался еще мельче, а Шом еще грознее. Холодные, крохотные ручонки в бархатных перчатках бесцеремонно впивались несоразмерно медвежьей хваткой в лапу Шома — захочешь, не вырвешься. Лицо на вид молодое, пышущее, но слегка обветренное — это проявлялось в скоплениях царапинок и трещинок, заметных только при ближайшем, сфокусированном рассмотрении. На голубовато-серой керамике акцентом стояли два ярких красных пятна румян и подведенные черным глаза, в сочетании с желтым блеском которых создавалось впечатление двух маленьких сияющих звездочек. Заостренные ослиноподобные уши колыхались в такт его шагу, иногда поворачиваясь в сторону громкого шума. Над глазами проглядывалась пара забавных рожек, заменяющих ему брови. Надушенный приторно-цветочный аромат не был способен полностью скрыть едкое присутствие краски и чего-то еще, вместе создавая довольно необычный союз. Сила этого «парфюма» стояла в шаге от того, чтобы быть невыносимой для кошачьего носа. Джевил шел бодро, уверенно — легкий стук его копыт эхом отзывался по коридорам, пуговицы тщательно вычищенного камзола на выпяченной груди гордо мерцали в синем свете. Он производил впечатление того, кто хотел нравится, но не ради некой личной выгоды, тайного замысла, а просто из любви к вниманию, ласке и чужим улыбкам.       За разговорами и личными наблюдениями Шом не заметили, как они вошли в просторную залу. Большую часть занимал массивный длинный деревянный стол, окруженный стайкой благородных высоких стульев. У стены располагался просторный камин, припасенный для холодных вечеров и неудобных бумажных документов, подлежащих уничтожению. — Большой зал для решения больших вопросов! Таких как: «какого цвета вешать гобелены в тронном зале», «что подать на ужин», и «сколько недель отвести под королевский отдых». Меня тоже иногда приглашают, как беспристрастное мнение. Правда, до сих пор Их Величества просто хотели слышать подтверждение тому, что их мнение — лучшее. «Видите, даже дураку понятно!». Помнится, как-то раз сюда пришло несколько рудиннов с крохотной просьбой увеличить жалование. Но только они подумали о том, чтоб пикнуть о деньгах, как им напомнили: «Извольте! Здесь решаются большие вопросы! Маленькие решайте с маленькими!». И на меня косятся. Ну, дураку-то понятно! Я их и отвел куда следовало, к выгребной яме. Вопросы, мол, сюда и посылайте. Не знаю, поняли ли посыл, но после этого они все чаще ходят группками и подозрительно перешептываются. Составляют коллективный список жалоб, полагаю! Убедившись, что Шом успели все рассмотреть и прочувствовать, Джевил развернулся и повел их общую маленькую процессию дальше.       Он трещал как сорока, замолкая всего на мгновенье, чтобы дать добровольному пленнику возможность вставить от себя. И каждое их редкое слово он глотал жадно, с упоением, и даже простое «да», «нет», «не знаю» воспринимал как величайшее мудрое изречение. Это голод по общению, эйфория от подходящего заинтересованного собеседника? А может, лишь часть работы? Где-то на середине лестницы Джевил вдруг замедлил шаг, и словно прочитав мысли Шома, спросил со смущением: — Я слишком много говорю? В его стеклянных глазах промелькнула тень, быстро, как мимолетный фантом. Уголки рта дрогнули на мгновенье, прежде чем вернуться на привычную высоту. Шом робко улыбнулись, и Джевил воспринял это как печальное подтверждение своим догадкам. — Я слишком много говорю! Совсем, наверно, забил вас своей болтовней, — он неуверенно рассмеялся. — Простите…вы, наверно, предпочитаете тишину? Я могу открывать рот пореже, если хотите. — Такого и в мыслях не было… В сущности, вы говорите столько, сколько нужно. Мне нравится вас слушать. Но, если я кажусь вам безучастным, я постараюсь подавать голос чаще. Рот Джевила удивленно округлился, а затем расплылся в довольной улыбке, самой искренней, что Шому довелось увидеть за этот день.       Не требовалось представления, чтобы определить их новую остановку. Жар и духота, амброзия из всевозможнейших пряных, сладких и острых запахов, всплески, шкварчание и шипение — так билось самое сердце здешней жизни. — А это кухня! Герцоги и прочая не знают, но здесь заключена самая что ни на есть душа замка… Помню, на прошлое Рождество заказали подать индейку. Сидят короли с гостями, и я волчком между ними верчусь. Час проходит, другой, главного блюда не видать. Закуски по третьему кругу уже идут, все сидят нервничают. Да и у меня тематические шутки кончались, пришлось пару бутылок пригубить, для вдохновения. К третьей тянусь, тут Король Пик подзывает, говорит: «Сходи к ним и передай, что ежели не поторопятся, плохо будет всем». Ну, не в первой угрозы передавать! Захожу значит к поварам на кухню и с порога сообщаю, не оттягивая: «Их величества просили передать, что ежоль за полчаса не справитесь — головы ваши полетят!». Смотрю, они все в углу столпились как завороженные, даже не дернулись. Подхожу значит ближе, а в углу курица зажата, нож в клюве, не подпущает. «Ба!», кричу, «Так это ж моя Бетси! Иди сюда, родная!». Бетси только голос мой услышала, сразу в руки ко мне прыгнула. Оказалось, их индейка куда-то запропастилась, нашли курицу, думали ее запечь, а там может и не заметит никто разницы. Но Бетси в руки не давалась, кувыркалась постоянно, ножи на лету ловила. Еще бы! Я ж дрессировал! Тут меня и осенило, где их пропажа. Возвращаюсь к ним с индейкой, говорю: «Эта, должно быть, ваша. Пытался выдрессировать, когда пропала Бетси… Но эта безнадежна — сама на нож лезет». Не то, что Бетси… Одна на миллион курица была. Никто не заменит! — А что ж, отрубили голову кому?.. — осторожно поинтересовались Шом. «Курице…», мысленно ответили самим себе. — Нет, конечно! — захохотал Джевил, — это так, припугнуть хотели. Рождество же было. Дурновкусие, рубить под праздник. Да вон они там стоят. Джейд, как жизнь молодая? Джемма, какие планы на день рождения? Спасибо, что подсобили сегодня. Герцог вас не укусил со злости? Две хафти дружелюбно помахали щупальцами. «Ничего, живем помаленьку, ты сам как?». Удивительно — совершенно одинаковые, но Джевил каким-то образом их различает и помнит не только имена, но и даты рождения. «У Джеммы есть родинка над губами и голос ниже, а у Джейд родимое пятно на правом щупальце и зуб передний сколот. Пустяки, ничего сложного! Работа такая, знать и помнить всё обо всех», — было его кратким толкованием скрытого таланта.       Вход к следующему рассказу из прошлого охраняли рудинны рейнджеры. Не похоже, что эта комната была открыта для визитов — они предупреждающе выставили вперед свои вострые мечи, только завидев приближающихся нарушителей спокойствия. — Спокойно, джентльмены, мы просто проходим мимо! — невинно прощебетал Джевил, и продолжил в нехарактерно тихом тоне. — Это королевская сокровищница. Любимое место Короля Бубен! Я, вообще-то, точно не знаю, что в ней, по понятным причинам…но всегда было жуть как интересно! Раз что-то с таким рвением скрывают, там должно быть чего поважнее блестяшек и побрякушек. Древний опасный артефакт? Лекарство от всех болезней? Запас вкуснейшего королевского вина? Мысль о тайном сокровище так и будоражила ум Джевила, ему было тяжело держать свое ликование при себе. Но вот он на секунду остановился и призадумался. — Хотя…весь шарм загадки состоит в ее существовании. Да и вообще, можно разочароваться. Не так интересно будет узнать, что там на самом деле, чем думать об этом и представлять что-то свое. Не думаете? Их Темнейшество Шом откашлялись — Джевил неосознанно тронул рану, зажившую, но всё еще дающую о себе знать ноющей болью в пустом глазном отверстии. Попытки связать слова ни к чему не привели, и Джевил, видя невербальные знаки, оставил неприятную тему. — Извините, я не… Забудьте. Давайте…давайте я покажу вам что-нибудь еще?       Комната за комнатой, к каждому мелкому покрытому паутиной углу находилась глупая или поучительная история, обрисовывавшая богатый быт местных. Казалось, конца и края памятных по мнению Джевила закутков не видать. Но вот они остановились у довольно обычно выглядящих дверей, и Джевил выпустил Шома из захвата. — Здесь жил бывший маг, значит, это теперь ваша комната. — А что с ним случилось? Все говорят об этом, но никто ничего не объясняет. — Милый старикашка был, хотя меня на дух не переносил. А не объясняют, потому что не знают! Исчез, будто бы и не было. Но всяко лучше, чем как у прошлого шута закончилось. Ему оторвали голову. — Оторвали? — Да, именно оторвали! Кажется тогда говорили что-то о «божественном назидании», но по-моему это вышло случайно. Меня там не было, но говорили, Король Бубен выглядел потеряно в тот момент. Хорошо, что мне такого не грозит — моя крепкая и сидит надежно. В доказательство он пристукнул себя по ней, та глухо отозвалась. Боиньк! Пружина подскочила вверх, а вместе с ней и голова, болтающаяся подобно бубенцам на шляпе. Натренированным движением он быстро привинтил черепушку обратно. — Но самое интересное я оставил напоследок. Приготовьтесь… Джевил театрально вскинул указательный палец. Не поворачиваясь к Шому спиной, он нащупал дверь напротив и распахнул ее, гордо провозгласив: — Мы соседи! Как вам такое? Кусочек внутреннего убранства, видневшийся в проеме, выглядел слишком обычно для Джевила. То ли он хранит большую часть вещей где-то еще, то ли он живет налегке. — Можем оставаться друг у друга допоздна! О, и, если вам что-нибудь понадобится, вы только постучите. Хотя, стучать тоже не обязательно, можете просто подойти к моей двери и вспомнить мое имя, я пойму! Джевил подбоченился и выжидающе смотрел на Шома. Те оказались так покружены в свой мысленный кисель, что пришлось пару раз демонстративно стукнуть копытом для привлечения внимания. Вспоминая обещание чаще проявлять инициативу и делиться размышлениями, Шом, в который раз за день, откашлялись. — Спасибо, я…буду иметь в виду — произнесли они с теплотой в голосе. — Буду следить за вами. Глаз да глаз. Они похлопали себя по единственному глазу-пуговице. Джевил одобрительно прыснул. «А у вас хорошо получается!». Как мало для счастья требуется чертику из табакерки. — Ваши вещи, наверно, уже донесли. Если хотите, я могу помочь разгрузить. Знаю, с виду не скажешь, но я— Хвост Джевила беспокойно замотался маятником, и хозяин его подскочил. — Ой! Кажется, зовут, бежать надо. Ну, в следующий раз тогда! И помните, если что — моя дверь в вашем распоряжении! Adieu! Улыбнувшись во весь острозубый рот, он неистово помахал рукой на прощанье и ускакал по коридору, только копытца сверкали. Шом смотрели ему вслед, не сразу придя в себя после обхода окрестностей. «Да уж, с таким ручным солнцем по соседству я вряд ли заскучаю».       Шом нашли свой багаж брошенным и обиженным, чуть ли не у порога. Его будто сгрузили в спешке, не желая задерживаться в комнате большого и страшного колдуна. Покои, мало чем отличающиеся от тех, что напротив. Кровать с балдахином, прикроватный столик, рабочий стол и высокий стул, книжный шкаф. Белье чистое, свежевыстиранное. Ничего лишнего, никаких изысков. Ничего, что выделялось бы в общем интерьере и рассказывало историю. Будто и не жил здесь никто. Шом устроились на стуле, дабы оглядеть комнату с другого угла. Жестко, но терпимо. Из-под кровати застенчиво выглядывало что-то металлическое, пыльное. Подняв и оттряхнув клад, Шом признали в нем старые песочные часы. Видимо, закатились, когда здесь наводили порядок. Шом пристроили находку на стол. Не отдавать же их теперь? Пусть будут. Болезненное любопытство. Куда делись вещи пропавшего мага? И постигнет ли Шома та же судьба? Забытие. Будто тебя никогда не было на свете. «А ну не съ мѣста, мартышка! Твоихъ злодѣйскихъ рукъ дѣло? Отвѣчай!» —прогремело где-то над головой. «Джевил перед вами не в ответе, Герцог! Если так хотите, попробуйте догоните!» Шом отогнали мысль. Им еще предстояло разобрать поклажу, в одиночку. Причем желательно до того, как они провалятся в сон. Завтра их ждали новоприобретенные обязанности.