Карты на стол, не блефуя сердцами

      Песок в часах мерно отсчитывал время. Потускневшее, пыльное ископаемое, предмет истории — то единственное, что оставил после себя пропавший предшественник. Мягкое шипение ссыпающихся минут. Марево прошлого, пляшущее призрачными огоньками перед глазом-пуговицей. Величавое золото, сверкающее точно солнце, которое никому не суждено увидеть. Робкий шаг водяных колес. Выплывающие павлинчики, разыгрывающие один и тот же спектакль точно в срок. Каждый день, каждую ночь, всякий раз, как Шом проходили мимо. Фигурки поблескивали, знаменуя очередной прошедший получас. Идут ли они еще, спустя столько лет? Не превратилось ли произведение искусства в песок, подобный тому, что отмерял часы другому магу? Время можно поймать, но не приручить, не остановить. Когда-нибудь, они все рассыпятся в ничто, по высшему велению. Когда-нибудь. Почти опустела. Пойти, что ли, постучать? Нельзя же столь тщательно мыться. Можно и дырку протереть.       Едва Их Кошмарнейшество Шом занесли лапу над дверью, как всё внезапно потемнело. Холодный бархат плотно прильнул к глазам. Цветочный аромат за гранью добра и зла. Гиений смех. — Угадайте кто? И как у него только выходит так бесшумно подкрадываться? — Я было уже решил, что вы утонули. Собирался бить тревогу, — Шом прыснули себе под нос. — Ха-ха, спокойно! Это ж не река, чтоб в ней тонуть. Вот уж куда меня купаться не зовите, спасибо! Плавали, знаем! Шом убрали чужие руки с лица и обернулись. Джевилу пришлось подскочить в воздухе, чтобы дотянуться до шомовых глаз, и теперь он парил, невесомый. На привычный сиреневый камзол лег тяжелый черный мандильон. Рукава его болтались сзади, как дикие лианы. Великоват. Желтое стекло глаз загадочно мерцало из-под тени, созданной широкополой шляпой. У тульи — два пышных, ярких пера. Джевил спустился на пол, и бусинки, свисающие с перьев, едва слышно «поздоровались», ударяясь друг о друга. Не смог он упустить возможность нацепить хоть что-то издающее звук. — А что же ваша шапка с бубенцами? — Так мы же гулять идем, не работать! Да и приятно бывает надеть чего другое. Знаете, даже любимая шляпа начнет глаза мозолить, если таскать ее круглый год. Не? Вы, я погляжу, тоже слегка обновились. А сумочка на что? Джевил указал на поясную сумку, висящую на широкой талии Шома. — Пригодится. Мало ли, что. — А-а-а, практично! Я такой подход люблю! Но чего-то не хватает… Закройте-ка глаз на секунду! И чтоб без подглядываний! Шом послушались. Очередная игра? Джевил водрузил что-то им на голову. Мягкое, шершавое. Не змея. Слава богу, не змея. Угадывать дальше не пришлось — «можете открывать!». — Вот, совсем другое дело! Вам нравится оранжевый, я помню! Шом стянул подарок с плюшевой макушки, дабы рассмотреть. Берет, глубокого красного цвета. Брошь с оранжевым камнем. И перо. Одно, скромное, не такое расфуфыренное, как напротив. Жаль не было зеркала под рукой. Из отражения в глазах Джевила мало что можно было разобрать. Но даже если они выглядели в этом берете по-идиотски, на душе было тепло. Им сделали подарок. Джевил сделал им подарок. Шом улыбнулись со всей нежностью, на которую были еще способны. — Не стоило, Джевил. — Да ничего такого! Берите! Я настаиваю! Подобные игры в кошки-мышки у них случались время от времени. Конечно, Шом хотели принять жест доброй воли. И чтобы показать, насколько им было приятно его получить — надо было от него отказаться. Чем больше раз, тем лучше. — Могу ли я принять такое? Выглядит дорого. — Ваша дружба не стоит никаких денег! Берите-берите! Вам очень идет! Это была одна из немногих игр, в которой мог найтись победитель. Шом были так тронуты, что уступили первенство сегодня. И это всего после двух раундов. — Спасибо, поверю на слово. Это и есть ваш так называемый сюрприз? — шляпа вернулась на свое теперь уже законное место. «Сразу кое-что проясним. Очень важно. Вы выпиваете? Хоть иногда». В выборе локации для «отмечания» остановились на таверне, что прямо по дороге от замка. На вопрос о сознательности пить перед началом рабочей недели Джевил отвечал: «In vino veritas. Истина в вине. Так говорил мой наставник. Завтра будет завтра! А сегодня — расслабляемся. Ничто не способствует расслаблению так, как теплая ванна и кружка-другая хорошего пива. Я бы даже сказал, истина в пиве, а не в вине!». Шом шли больше за компанию. Из старых соображений выпивке они предпочитали хороший кальян. Отказывать больше пяти раз было не вежливо, да и не придумали ничего лучше. Тем более, Джевил обещал некий сюрприз. Неожиданность. Попытки удивить тех, что могли предсказать что угодно. Так трогательно. Шом подыграли. Надо беречь силы для выступления, в конце концов, зачем портить веселье? — Ну нет, этот я готовил давно. Так я вам и раскрыл все карты! Придем, увидите!       Он привычным движением взял Шома под руку, и их неспешный кортеж двинулся к дворцовым воротам. По замку слонялись редкие карточные придворные. Большая часть проводила остаток свободного дня вне каменных стен. Рейнджеры на входе встали по стойке смирно. Оказавшись на свежем воздухе Джевил, вместо того чтобы пойти протоптанной тропинкой, резко развернулся на носках и повел Шома в совершенно ином направлении. Сюрприз! — Какое веселье ходить всегда по прямой, согласны? Шом задрали голову. Далекие звезды подмигивали с черного как смоль небосвода. Вот и путеводная… Сейчас должно быть не позднее четырех по полудни. — А вы знаете, куда идете? — Нет! Но это и не нужно. Если идти, куда-нибудь обязательно да и придешь. Вот и мы куда-нибудь да придем! Главное не сворачивать. Их путь лежал в сторону густой лесной чащи. Пока что дорогу освещали городские фонари. Но тьма дикой природы сулит опасность… — Если станет темно, я зажгу факел. Или можете создать огонек. Мне всё было интересно, а как вы вообще научились, ну, всему? Этой световой магии и провиденью. Я не знаю никого другого с подобной силой! Поля шляпы Джевила подскакивали вверх-вниз, вверх-вниз. Бусинки позванивали в свете фонарей. Его руки обвили лапу крепко, но не больно. — Магия света принадлежит моему роду. Мы…довольно близки к ним. К Светлым. Мы охраняли их сны, ночной покой. Эта магия — их часть, даренная, чтобы мы смогли защитить остальных Темных и направить их. Она передается из поколения в поколение, от родителей к детям. Никто кроме нас не знает ее секрет. Никто кроме нас не должен ее постигнуть. Так мне говорили. Но никогда не объясняли. «Ты не готов. Придет время — узнаешь». Я не соглашался. Если кто-то способен учиться — это его право. Она не опасна. Не опасней любой другой защитной. Открыть ее страждущим это не то же, что открыть ящик Пандоры. Хе-хе…как вы могли догадаться, я со стариками был не в ладах. Приятели просили показать, наставить. Думал, поступлю по совести, сделаю доброе дело. А потом… Горячий, сухой ветер, задувавший пыль в глаза. Песок. Под ногами. Жёг, как раскалённые до бела угли. Буря. Откуда ветер? Здесь не бывает солнца, почему же так жарко? Ничего не разглядеть за песчаной завесой. Это была их вина. Кто бы что ни говорил, это была их вина. Не столь опасно попасть под свет, сколько им владеть. Он противен всему естеству Темных. Как инфекция. Можно просто не справиться. Тело неподходящего размера без должной духовной и физической подготовки просто не справится. Воспротивится. Попытается избавиться от заразы. И разорвется. Так жарко. Так горячо… Шом зажмурились. Прикрыли лицо лапой. От песка слезились глаза. — Я ошибался. Они были правы. Но я осознал это слишком поздно…своим безрассудством, я…мои друзья…я навлек на них…страшное…И я был вынужден покинуть родной дом. — …Вас…изгнали? — с неподдельным сочувствием спросил Джевил. Точно. Шом были с Джевилом. Шелестела высокая трава. Они приближались к лесной тропке, укутанной со всех сторон мощными стволами. До них еще долетал отзвук покидаемой цивилизации. Ни одной песчинки. Никакого ветра. Шом проморгались, отпуская прочь призраков прошлого. — Скорее, я изгнал себя сам. Я должен был найти искупление. Если бы я знал, что тогда произойдет…я бы сто раз себя одёрнул. Если бы я мог заглянуть туда. В будущее. Я должен был искупить вину. Должен был отыскать это знание, что было за пределами ответов, даваемых свыше. Оно не могло быть светлым чудом… Мне было нечего терять, некуда дальше падать, потому и отправился искать. Многое повидал, как и вы. Вещи, которых не следовало видеть. — И нашли? — И нашел. Темно, хоть глаз выколи. Свет не загорался. Любой звук сжирался всепоглощающей тьмой. Она была повсюду. Скользящая, словно живая. Вдруг — голос. Будто сама темнота заговорила с ними, в их голове. Протянула мертвенно ледяную руку. «ЧТОБЫ ЧТО-ТО ПОЛУЧИТЬ, НАДО ЧТО-ТО ОТДАТЬ. ТАКОВ ЗАКОН.» Шом приложили свободную лапу к зияющей глазной дыре. Зудела. До сих пор. И никогда не оставит в покое — там поселился вечный сумрак, обрубок низменной, темнейшей силы… Теперь это была их часть. Навеки веков. — Но это знание не принесло мне счастья. Моя душа не знала покоя. Я продолжал смотреть, пока не смог себя больше заставить. Я знал, чего опасаться, что ждет в конце пути. Я менял ход судеб. Но я не мог предугадать, какими фигурами и куда ходить, и куда это поведет. Жизнь не шахматная доска, она непредсказуема. Я по-прежнему совершал ошибки. Другие страдали из-за моих неверных решений. Плохое оборачивалось худшим. Правильно говорят, добрыми намерениями вымощена дорога в ад. В конце концов, Шома настигли старческие усталость и скука. И они решили, что лучше стоять в стороне, чем вмешиваться. У них опустились руки. Они могли подсказать другим, что притаилось впереди. Но это больше Шома не касалось. — Еще не передумали? Теперь, когда вы знаете, кто я на самом деле. Всё еще хотите моей компании? Попытка разрядить обстановку. Джевил прикрыл распахнутый рот, крепче сжал теплую лапу. Удивление перетекло в дружелюбие. — Вы ведь хотели, как лучше. Не остались в стороне, пытались помочь другим. И наверняка сделали много хорошего, а не только плохого. Что, думаете, я святоша? Не мне вас судить, не мне! Не мне вас судить. Сделали много хорошего. Нет, не шутил. Улыбался, но не насмешливо. Он правда верил в то, что говорил? Не просто лил мед на рану? Когда любой другой бы указал пальцем, когда они сами на себя точили вилы — их не осудил придворный шут? Тот самый, что обличал чужие пороки и заворачивал их в обертку юмора? Хватка Джевила так и не ослабла.       «Арка», из которой они пришли, давно скрылась из виду. Путь освещали редкие звезды, проглядывающие сквозь густую лиственную тюрьму. Погода была чудесная — как вчера. Как позавчера. И все последующие вчера. Чирикали змеи, шипели птицы. Они сидели так высоко, что и не разглядишь. Будто сам лес пел. Хворост на просеке падал жертвой шагов парочки. Был бы здесь лесник… Преподал бы нарушителям такой урок, что они бы в жизни веточки чужой больше не потоптали. Но лес был ничейный. Значит, и хворост в нем ничейный. Ничейная земля. Ходи не хочу, топчи сколько влезет. Короли, по ведомой им одним причине, не трогали бесхозный ресурс. Вроде и хочется, но что-то не дает. Как бельмо на глазу. Обычно на входе стоял предупреждающий, но кому захочется торчать у глухого леса в свой выходной? Да и без того даже дети малые знают — не заходить далеко. Можно заблудиться. А то чего и похуже… — А не пытаетесь ли вы завести меня в дремучую чащу, м? Не проказничаете? — шутили Шом. Их пушистый хвост сметал поломанные сучья позади. — Как в «Томасе-Рифмаче»?

Что б ни увидел ты вокруг, Молчать ты должен, как немой, А проболтаешься, мой друг, Так не воротишься домой!

Джевил пропел несколько строчек. Напугал раббиков в кустах. Невесомые, они пыльными облачками поплыли прочь, в темень деревьев. — Чего вам бояться? Просто в случае чего сбежите в облачке тумана. Пуф! И были таковы. Не говорите, что не умеете так. Не поверю! — Куда же я вас одного брошу, родной? Как буду объяснять королям вашу пропажу? Мне ведь не сносить головы.       Хохоча, вышли на залитую светом поляну. Раскинутые белесые цветы тускло мигали, прогоняя подступающие потемки. Венчик-трубочка, длинная чашечка. «Tatura» — узнали растение Шом. Дурман. Отличное средство для больной спины. И кое-чего еще. Не зря шли с сумкой наперевес. Шом наклонились, чтобы собрать несколько бутонов. — Только не вздумайте есть их. Зная ваши аппетиты… — наказали они, срывая стебелек. — Эти ядовитые. — Отдайте мне должное! — Джевил наигранно надул щеки. — Я в свое время проверял кушанье у особо подозрительных особ на яды. Нашли чем пугать! Это вам не мышьяк! Желтые челюсти сомкнули воздух. Шому пришлось отбивать потускневший цветок силой. Тащить на своей дряхлой спине черта под делирием им совершенно не хотелось. Дурная голова. Так и просится взять себя на слабо. Что она пытается доказать? Что у нее достаточно крепкий желудок? И кому? Всему миру? Попытавшись сгрызть отраву еще несколько раз, Джевил атаковал с другого фланга. — И в травах я разбираюсь, уважаемые! Поменьше вашего, может, но уж поганку от белого отличу! Уж что, а словами он не разбрасывался. Сказано — сделано. Откопал с краю поляны подтверждение, даром что не в зубах принес. Крохотный, светло-сиреневый пушистик. Знакомый мятный запах. Всучил, словно Прометей горящий факел. — Бальзамка. Мамаша варила из нее чай, когда у меня болел живот. Вот, я еще собрал. Положим к вам в котомочку. Джевил раскрыл вторую руку, полную маленьких цветочков. Воссоединенная, пушистая семья. «Бальзамку» Шом знали под другим названием — мята водная. Джевил не был потомственным магом, не изучал травники в юношестве. Запоминал те имена, что давали взрослые. Интересно, а как для него называется крапива — вон там, вблизи кустов? «Kopriva». А что насчет расторопши, ближе к центру? «Gujina trava». Даром, что не «чертополох». Шом узнавали новое про хорошо знакомое старое, и вместе с этим полнела сумка. Вот уж, шли куролесить, а в итоге пришли по ягоды да грибы. — А это, знаете что такое? — Джевил потряс очередной находкой перед Шомом. По виду так сразу и не скажешь. Продолговатый, красный лист, много подобных вокруг. Джевил со знанием дела поднес его ближе к носу испытуемых. Понюхайте! Пряно. Душисто перчит. Где-то Шом это уже слышали… Принюхались к Джевилу (тот оторопел, но слова не сказал). Снова к листу. Вот же, загадочный третий элемент! Тонкий, забиваемый двумя другими ядреными ароматами. Последний кусочек паззла! Ошибки быть не может. — Базилик. Вы пахнете им. Джевил улыбнулся шире. И отправил улику в свой бездонный рот. — Верно, разгадали! Bosiljak, — подтвердил Джевил, всё еще жуя. — Лекарство от всех болезней! Простудился? Bosiljak. Укусил паук? Bosiljak. Чума? Bosiljak! Я всё детство в нем провел. Не наелся. Присел возле базиличного куста и нарвал еще. — Помню, его росло немерено у нас дома. Не этот жалкий облезлый сорняк. Целое море благородного фиолетового. И когда я капризничал, отец или мамаша отправляли меня туда. В «свободное плаванье». И я должен был съесть его столько, чтобы весь мой дух очистился. Плохая энергия притягивает еще больше плохой энергии! И пока зубы перетирали растение в порошок, его глаза были прикованы к кусту, а портретная улыбка заметно поблекла. Как если бы он что-то…оплакивал. Знакомое чувство. Даже своевольный мог тосковать по далекой родной земле. Как давно он там был? Как давно навещал родных? Сегодня он впервые упомянул о том, что они вообще существуют…существовали? Шом положили лапу ему на плечо. В чем бы ни была причина, надо было дать знать, что он не один. Джевил вздрогнул, придя в себя. — Извините, задумался о чем-то… Будете? — он протянул последний уцелевший листок. — Успокаивает. Настроение было не для игр. — Если настаиваете. Стоило хотя бы надкусить. Солоноватый холод. Непривычно есть сырой базилик без ничего. Да и разве в таком виде он мог играть роль успокоительного? Эфирное масло или отвар, может. Скорее дело было в самом жевании, в репетативном движении челюстей, особенно если щелкать тщательно. С таким же успехом Джевил мог бы трескать перчатку, эффект был бы тот же. Стоило Джевилу подняться — и как будто рукой сняло. Вернулся его обычный запал. Поразительно, пугающе быстро. В желтых звездах отражались звезды белые, недосягаемые. Те, что еще могли пробиться через томную лесную вуаль. Шом вгляделись. Сейчас…кажется, шесть по полудни. Они засиделись. Джевил тоже это чувствовал, предлагая руку. — Пойдемте? Только не прямо. Бальзамка растет там, где влага. И раз она там, значит впереди река. Не то чтобы мне было сложно перейти… Просто… Кошки же не любят воду! Я прав? Не хотелось бы вас заставлять, ой как не хотелось бы! — А как же правило «никуда не сворачивать»? — Вы от герцога нахватались? Только он мог бы воспринять те мои слова со всей серьезностью. Пошлите-пошлите, бояться нечего! Кто тут еще боялся… Ему же не нужен воздух. Худшее, что может произойти — вода наберется и потащит его на дно. Или унесет течение. Ничего такого, с чем Шом бы не справились. Но Джевил был прав, Шому совсем не хотелось высыхать остаток вечера. И они свернули. Возможно, необдуманно.       Тропинка эта была заросшая, нелюдимая. Как туманные закоулки чужой памяти, в которые лучше не соваться. Чем дальше Шом и Джевил продвигались, тем сильнее сгущалась тьма. Глубокая, вязкая. Ее можно было бы забрать ложкой и есть, как патоку. Небо пропало, слилось с сумерками в один черный комок. Одинокий огонек, колышущийся в маленькой руке Джевила. Умело натерев сухой хворост, он сварганил факел за считанные минуты. Только благодаря этой горящей палке они не шли наугад, врезаясь в каждое второе препятствие. Свободная рука плющом обвила лапу. Шом не чуяли ничего, кроме трехцветной аромы. Птицы умолкли. Будто выжидали чего-то. Ветки под ногами хрустели, подобно хрупкому, тонкому стеклу. Треск пламени и их шаги. Звонкий и глухой. И свист. Джевил насвистывал что-то веселое, безмятежное. — Вам совсем не страшно? Мы забрели довольно далеко. — Что, двое взрослых Темных не справятся с выскочившей зверушкой? Не смешите! Но если вам страшно, можем о чем-нибудь поговорить. Спрашивайте что хотите! — Только давайте потише, ладно? Не хватало привлечь чье-нибудь внимание. Живой голос давал приют от ползущего чувства угрозы. Но Джевил был такой громкий, что мог навлечь эту самую угрозу раньше срока. Кажется, он кивнул в знак согласия — тени заиграли на его лице. — Вертелся у меня один вопрос на языке… Как так получилось, что бродячий артист попал к другим в слуги? Шом не увидели, но почувствовали по движению дружеской руки шквал меняющихся эмоций. От радости на слове «артист» до крепкого осуждения на слове «слуга». Джевил зашептал с неожиданной резкостью, почти шипя. — Не зовите меня так. Я никому не слуга. Я принимаю покровительство, но я никогда не клялся никому в любви и верности. Даже Короли это чувствуют. Но хороших шутов днем с огнем не сыщешь. Что лучше — верный бездарь или неверный профессионал? То-то же. Потому мне и платят. Джевил сделал несколько глубоких вдохов. Огонь факела сотрясался от каждого слова и лишнего маха рукой. Не устроить бы очередной пожар. — Я был бы только рад всю жизнь бороздить по свету с песнями и плясками. Да вот незадача. Это как с любимой шляпой. Надоело. Тяжело без постоянного и надежного дохода. Захотелось крыши над головой, горячей вкусной еды не только по праздникам. Захотелось хорошей выпивки и красивой одежды. Теплой кровати, кресла перед камином. Места, про которое я могу сказать — «мое». Маразм возрастной, короче говоря! Думаю, вы меня понимаете. Шом хотели было сказать что-то в ответ, но их отвлек шорох в кустах. Пламени хватало только на пару шагов, а дальше — непроглядная ночь. Определить незваного гостя не подойдя ближе было невозможно. Но по одному колыханию листвы было ясно — это не раббик. Оно едва там помещалось. — Что-то не так. — А? О чем вы? Джевил мотнул головой туда, куда смотрели Шом. От насыщенных, словно вырезанных ножом теней, отбрасываемых факелом, его нахмуренность выступала как рельеф. Рука отлипла от лапы и полезла в глубины мандильона. Выуженный предмет искрился в холодном свете. — Не глупите. Не знаю, возможно ли это хотя бы поцарапать. И выяснять не советую. Шом чувствовали, как мурашки пробежали по их мягкой спине. Пустая глазница свербела напоминанием о последней встрече с сущностью схожего толка. «Это» нервно елозило на месте, сотрясая свое укрытие. Темный, расплывчатый силуэт. Ожившая тень. Она была нигде и одновременно повсюду. Совершенно немая, о ее присутствии говорил только треск вокруг. Она хотела приблизиться, чтобы вобрать в себя еще больше тьмы. Но огонь больно жалил, не давая подступиться ни на шаг. Она выжидала… Джевил и Шом переглянулись, переговариваясь без слов. Первый выскочил вперед, махая факелом, как обезумевший виттовой пляской. — Прочь, гадина! Тень безмолвно заскулила и, попятившись, растворилась в объятии темноты. Но беда не миновала, ведь танец не прошел для огня бесследно. Потух. Теперь они, беспомощные, одни. Иголочка булавочная в огромном стоге сена. Посреди всеобъемлющего мрака. В дебрях непроходимого леса, готовящегося их сожрать с потрохами. Ни зги не видно. Как выйти из этой западни обратно на дорогу? Свечения изнутри Шома не хватит. Жечь факелы неразумно, если придется каждый раз отбиваться от местных. Остается только понадеяться на искусственный свет. Белый клубочек, тлеющий в лапах. Вот и вся их надежда на спасение. — Вам, наверно, неудобно так. Давайте помогу. Откровенной необходимости в этом не было, но Джевил настаивал на своей полезности. Иначе ему бы пришлось волочиться без дела позади. Джевил, улыбаясь настолько широко, насколько позволяла ситуация, стукнул копытом три раза и кувыркнулся назад. Исчез! Туда, куда он должен был приземлиться, лег фонарь. Небольшой, в половину роста Джевила. Сделаться крупнее он все равно бы не смог. Шом взялись за круглую рукоятку. По весу не сказать, что стал легче. Откуда-то изнутри конструкции раздалось хихиканье, и желтое стеклянное окошко распахнулось, приглашая. Шом вложили кругляшек света внутрь, и вход захлопнулся, как пасть. Теперь их лучик в темном царстве был в относительной безопасности. Шом продирались сквозь поросль. Освещая фонарем дорогу, свободной лапой они рубили заросли лезвием, оставленным Джевилом. Лес принимал удары молча. Шом чувствовали на себе его неподвижный взгляд. Птицы или твари пострашнее, ничто не хотело рисковать попасть под испепеляющий белый луч. Но они шли рядом, в тенях, скалили свои черные зубы. Дуновение ветра — их голодный дух. Он шевелил шерсть на затылке. Шом не оборачивались, упрямо смотря на качающийся фонарь и стиснув зубы. Нельзя было показывать страх. Вдвоем они справятся. У этой кроличьей норы должен быть конец.       Стойкость вознаграждается. Сделав крюк, Шом вышли обратно к арке, ведущей в город. Небо вернулось. Как никогда было радостно видеть россыпь ярких точек над своей головой. Шом не могли вычленить среди них путеводную звезду, но было и так очевидно — плутали они долго. Шарик света растаял в своей темнице. Облегченно вздохнув, Шом выпустили фонарь и смахнули с себя прицепившийся лесной мусор. Освобожденный Джевил картинно потянулся. — Ну и ну! Что за прогулочка, даже хвост занемел! Не знаю, как вам, а мне срочно надо выпить. До таверны рукой подать! Айда наперегонки? Проигравший платит! Шом, еще не сполна вкусившие свободу, лениво отодрали взгляд от небесного купола. Джевил скакал на месте, разминая затекшие руки и ноги. Подумать только, они могли пораниться или даже умереть. А этот егоза гарцевал на своих двоих, как ни в чем не бывало. — Если вы так сильно хотите, чтобы я платил, могли просто попросить. — Если бы я хотел, я бы попросил! А хочу я дружеского поединка. Давайте, разомнемся чуток! Шом не верили своим ушам. Да он над ними издевался. Дураку понятно, что с такими сильными, натренированными ногами у Джевила очевидное преимущество. Шом будет позорно волочить свои лапы курам на смех. — Вы же не серьезно. Я в жизни вас не догоню. Если только не отращу пару крыльев… — А кто сказал, что все должно быть честно? — Джевил проказливо подмигнул. — Отрастите, если умеете. Замедлите время, свяжите мне ноги, чтоб я мог только подпрыгивать. Что хотите. Только не слишком быстро, а то будет скучно! Поля шляпы и рукава пальто безвольно прыгали вместе с хозяином. Было в его отрывистых, надрывных подскоках что-то беспокойное. Как бы он ни изображал самообладание и веселость, вряд ли он не понимал, что с ними могло произойти. В конце концов, сейчас он просто делал свою работу — отвлекал от неприятных вещей и мыслей. — Хорошо, давайте развеемся, — Шом подыскали длинную тонкую ветку неподалеку. — Бегите, я догоню. Джевил недоуменно наклонил голову, но вопросов не задавал. Хмыкнув, он на ходу развернулся и полетел вперед. Только ветер свистел вдогонку, да опавшие листья закружились шлейфом. Палкой в двух лапах, Шом отчертили вокруг себя круг. Представили перед глазами место, в котором хотели оказаться. Гул голосов вокруг, тепло очага. Запричитали магические слова — всего лишь заклятье телепортации, хотя для прохожего это могло походить на страшный ритуал призыва чего-то потустороннего. Вспышка света, и…       Шом моргнули пару раз и отпустили теперь бесполезный «посох». Оглянулись вокруг, проверить, не ошиблись ли улицей. Поцарапанная деревянная вывеска гордо гласила: «ТАВЕРНА». Кто-то дернул их за мантию. Шом опустили взгляд. Мандильон Джевила покосился и грозил сползти с его плеч. — Не знаю, как так получилось…но мы, похоже, пришли одновременно! Опять ничья, prokletstvo! — Ничего страшного, я заплачу. — Вы заплатите? — «брови» Джевила поползли вверх. — Не-е-ет, не пойдет! Я позвал, деньги на мне! — И все же, я настаиваю. Приходившие и уходившие посетители косились на спорящих у крыльца. Вскоре дуэль вежливости переросла в состязание того, кто будет настаивать с большим жаром. Почти охрипшие, они сдались одновременно, уже стоя в дверях. «Черт с вами! Платим оба!» День был тяжелый. Понадобится очень длинная ночь, чтобы полностью забыться.