Несколько кусочков

      Я живой! Я чувствую! И этого они у меня не отнимут!       Вдалеке раздавались крики и стрекотание пулемётной очереди. Имей они секундную передышку, то почувствовали бы на языке привкус горячего железа. Большинство уже жалело об этом, но в стане врага они не могли сбежать. Путь демонстрации мира была опасной идеей. Выжившие дрожали. Люди приближались к баррикаде, издавая предупредительные выстрелы в сторону мирных монстров. Ультиматум, повисший в воздухе, был неприлично прост — сдаться и обречь себя на утилизацию. Бороться имело смысл... но какой?       Пхах, ты так мило смущаешься после поцелуев!       Крики монстров и людей били по слуховым сенсорам андроида-скелета. Чувство жалости к себе смешалось с адреналином. Он почти вжался спиной к металлической коробке. Дрожащие пальцы чересчур сильно сжимали брошенный кем-то пистолет. Дыхание всё усиливалось и, не будь оно частью программы, он давно бы задохнулся. Происходившее сейчас было... неправильно. Они не имели оружия, большинство не имело. Они пришли с миром к ним. Почему же люди по ним стреляют. Он этого не знал. Монстр всхлипнул, но не перешёл в плач. Никто не смог бы сказать ему, что всё будет хорошо. Ни их лидер, ни она, что тоже сражалась. Он же оставался здесь, на позиции, на случай оказания медицинской помощи или же боевой готовности. Ему хотелось поговорить с ними, с людьми, но... они смотрят холодно.       У людей в бронежилетах льдинки в глазах... и в сердцах. У неё же удивительные синие глаза и острые зубы, как и язычок. Дерзкая ящерка с тёплым сердцем.       Я должен оставить тебя. Извини, Папс. Может быть, мы ещё встретимся.       Он решил вспомнить что-то хорошее. За время жизни он успел побывать у хорошего человека, а потом уйти после его кончины. Он не ненавидел людей также, как остальные монстры. Этот человек был хорошим и добрым. Они вместе готовили спагетти, лазанью, человек учил его играть на пианино, а он утешал его своей магией. Иногда хозяин был грустным, порой ругался на него. Они были семьёй. Почти что как отец и сын. Монстр резко выдохнул, ощутив расходящееся тепло по всей душе. Человек дал ему имя. Он — Папирус. Не просто статичная модель с прилавка. У всех у них есть имя. Они важны. Монстр ощутил воодушевление, даже привстал с места, и смело поднял голову в сторону битвы. Он увидел, как люди по ту сторону забора смотрят на монстров. Он понял, насколько он горд быть монстром. Он снова ощутил, как приятно любить.       Все они сражаются ради свободы. Быть может, люди просто не понимают их слов, пускай. Но ведь миром всё решаемо. Можно...       Мир перевернулся в мгновение ока, стоило только увидеть павшего на грязный снег лидера. Лидер... нет, просто... Санс... бессильно зажимал холодными ладонями кровоточащую рану. Синяя кровь всё капала и капала, а невольный свидетель принял своё решение. Он мысленно попросил прощения у неё. К чему же тогда были эти обещания уехать в Канаду и построить милый домик? Трудно теперь вспомнить.       Всем монстрам нужен лидер.       Его жизнь не так дорога. Папирус присел перед уснувшим лидером. Правильно, берег силы. Он чуть громче вздохнул и изо всей силы вырвал из груди сияющий сгусток. Их души совместимы. Система посылала ошибки, они забивали глаза. Черт. Почему же так больно, раз он вставил свою душу в лучшего друга? Он снова не знал... снова и снова.       Только то, что у хозяина лучшая лазанья. Интересно, какова она на вкус теперь? У него же было много времени для практики.       Папирус. Я слишком сильно тебя люблю... и также сильно ненавижу людей. Прости за это, но я всё равно убью их. Они отняли всё.       Санс почувствовал вновь тепло живого сердца. Краем глаза он заметил остывший труп лучшего друга, как на него падал первый снег, и как одиноко зияла дыра вырванной из груди души. Вот как... пусто. Монстры смотрели с осуждением и жалостью. Он притянул тело к себе и ласково обнял в последний раз. Имей он шанс, он был хотел, чтобы в другом месте и времени они были бы братьями. Счастливыми и живыми.