Несколько кусочков

      Он пришёл к самому началу. Тут подошло бы слово, что гнилой ручей начинается с грязного потока. Смысл происходившего не менялся. Иногда он думал, что это словно часть большой игры. Он выбирает то, что хотел бы для счастливой концовки. Идёт к ней за руку с тем, кого сильно любит. Но стоит только ослабить бдительность, подумать, что всё хорошо... так тот, кого ты любишь, меняет свой ход. И, в общем-то, он уже предугадал этот ход. Но смысл в вере. Он верил, потому что только это ему и оставалось. Потому что он лишь часть игры. В конце концов, он и имел, что потрёпанный свитер цвета грязи, фонарик да бумажный пакет в качестве маски.       И всё это приводило к комнате из снов.       Наверное, не стоило тогда в принципе сражаться... но ведь что-то возвращало его к жизни снова и снова. Кто-то не хотел терять свою любимую игрушку.       Он всегда оставался один. Как в прошлом, так и сейчас. Все-таки имя Моно ему не случайно дали. Скелетик тяжело вздохнул и вновь вытер слезы, стекающие по грязному лицу. Он бессильно сжимал в руке бумажный пакет с прорезями для глаз. Казалось, в той битве с будущим собой он потерял эту маску труса. Но нет, он снова и снова находил её на этом «троне» в виде стула. Он должен был расстроится, но сил жалеть себя уже не было. Моно механически надел на голову бумажный пакет. Знакомая шероховатая поверхность бумаги немного успокоила его. Что же, ему снова придётся ждать. Интересно, сколько же проходит лет с момента падения? А, может, это только считанные секунды? У него уже давно сбилось чувство времени и пространства. Он знал, где он. Но не понимал, хотел ли он здесь быть.       Левый глаз противно заныл, отчего он рвано вздохнул и еле-еле слышно пискнул. В этот раз при падении... нет... за несколько секунд до этого друг в жёлтом дождевике пронзил глаз костью. И этого глаза и нет вовсе. То есть, левым глазом он теперь совершенно не видит. Изменится ли это при следующей игре? Ну, этот кто-то любит же, чтобы игрушки были идеальными. Но если этому кто-то не понравится игрушка... он может и выбросить её. Не в первый раз Моно желал стать брошенной игрушкой. Так было бы лучше, чем просто идти... за версией самого себя... и снова просыпаться в том молодом теле.       Снова.       Снова. Снова и снова. Снова!       Скелетик в приступе гнева бросил фонарик в один из глаз стен. Помещение наполнилось раздражённым ворчанием, но дальше этого не зашло. Эта мясистая глазастая масса охраняет его. Иногда смотрит с печалью. В основном просто спит. Он же мог бы просто сбежать. Но он не знал или не хотел. Куда бежать? У него нет дома, нет семьи, был друг, а тот, в свою очередь, и сбросил сюда. Смысл. Невозможно было найти смысл.       Он сполз от опостылевшего сотни раз стула и просто лёг на землю, прижав коленки к груди. Быть может, во сне будет что-то приятное... хорошее. Воспоминания, мечты, хоть что-то... пустота съедала.       Запах. Напоминает ириски. И корицу.       Он приоткрыл глаза и, от неожиданности, отполз на четвереньках к краю стены. Это была обычная крольчиха-альбиноска приблизительно двенадцати лет, как и он сам. Он видел детей в той жуткой школе — они пытались его убить. Но эта была другая. Она была в синей рубашке и в чёрной юбочке, на которых был вшит номер (?). Она была Седьмой. Он посмотрел вниз. На её ноге виднелась грязно-серая цепь. Беглянка, вот как. Но откуда?.. — П-привет, я... не знаю... где я... м-м-м... Я могу тебе... помочь чем-нибудь?       Помочь... ему?       Моно был готов рассмеяться, несколько истерично, но при этом он был, как ни странно, счастлив, что здесь был кто-то, кого он вообще не знал. Пока он размышлял, она довольно резво для своего скромного тона потянула его за собой. Он мог только смотреть на неё и ощущать в своей ладони другую, совершенно не похожую на холодную ладонь. И мог лишь рассеянно поучаствовать, как слезы текут по щекам. Что сейчас изменится в игре? — Давай...вставай... здесь я не смогу тебе помочь.